1. Шпакович Ольга писатель
2. Проза
3. Новелла "Дьявольская сделка" 1996 год

Часы пробили двенадцать раз.

— Полночь! — таинственно прошептал кто-то.

— Какое сегодня число?

— 15 мая 1955-го года.

— С днем рождения! — закричали все разом. Из бутылки с шумом вылетела пробка, и под смех довольно хмельной компании шампанское с шипением наполнило бокалы. Стекло зазвенело, замерцало скользящими бликами в неровном пла­мени свечей.

— С днем рождения!.. Позвольте, а где же именинница? Нина, где же ты?.. Долой свечи, включайте свет!

Задули свечи. В наступившей темноте послышался звон упав­шего бокала, женский визг, звук поцелуя. Но тут комнату осветил нестерпимо яркий электрический свет. Все заморгали глазами

— Так где же именинница? — нетерпеливо повторил моло­дой человек с романтической внешностью.

–– Нина!

Тут все увидели ее. В дальнем конце комнаты стояло кресло. В него-то и забралась Нина с ногами, не боясь помять белое платье. Молодой человек с романтической внешностью подбежал к ней с бокалом, наполненным шампанским:

— Нина, выпей! За твой день рожденья!

Но Нина сидела неподвижно, закрыв лицо руками. Он отвел от ее лица руки, и тут вся компания увидела, что именинница пла­чет. Жалкое зрелище! Хрупкая фигурка в мятом белом платье, мок­рое от слез расстроенное лицо.

— Нина, вот те раз! Что ты плачешь? Ведь сегодня твой день рождения!

— Потому и плачу, что я уже такая старая! Такая круглая дата меня по голове шарахнула — двадцать лет!

Встревоженные было гости рассмеялись:

— Нина, да ты на двадцать и не выглядишь. Тебе не больше восемнадцати можно дать, ей-Богу!

— Двадцать лет! Прекрасный возраст, вернуть бы это золо­тое времечко, — вздохнула двадцатипятилетняя девица, которая, хотя и выглядела не старше именинницы, считала себя достаточно по­жившей особой.

А брюнет с романтической внешностью просто протянул Нине бокал с шампанским и сказал:

— Пей!

— И напьюсь! — заявила именинница и выпила шампанское залпом, как водку. — Еще!

— Ура! — закричали гости.

Снова захлопали пробки, зазвенели бокалы.

— Музыку! — крикнул кто-то.

Через некоторое время зазвучала мелодия "Брызги шампан­ского", которая опьяняла так же, как и шампанское. Образовались первые пары.

Нина вышла на балкон. Ночь была по-летнему теплая. В воз­духе пахло свежей, только что распустившейся листвой.

— Вот мне и двадцать... И пока что я молоденькая и хоро­шенькая. Но время летит так быстро! Двадцать один, двадцать два, двадцать три ... В двадцать шесть я уже, пожалуй, начну увядать, в тридцать у меня появятся морщины. А потом, не успею оглянуть­ся, подкрадется старость. Нет, нет, нет! Не хочу! Я не буду стареть! Я что угодно сделаю, только бы не стареть. Что угодно!

— Что угодно... А что именно? — услышала она низкий бар­хатный голос.

Оглянувшись, Нина увидела незнакомца в черном несколько старомодном костюме, с живыми черными глазами и насмешливой улыбкой. Нину нисколько не удивило его неожиданное появление. Должно быть, пришел с кем-то из ее друзей. Да, компания собра­лась большая. Помимо близких друзей, здесь есть и случайные люди. То, что он повторил ее фразу, тоже не удивило. Нина слегка опьяне­ла и возбуждена. Возможно, она говорила вслух.

— Как вам нравится вечер? — спросила она с выражением светской любезности.

— О, идея блестящая: собрать большую компанию, чтобы гулять всю ночь накануне вашего двадцатилетия. Но, если честно, праздник получается грустноватый. И все из-за вас.

— Ничуть! Они уже забыли про меня и веселятся от души.

— Да, кроме одного.

— Кого же?

— Руслана.

Нина издала возглас удивления и недоверия:

— Позвольте вам не поверить! Руслан — самый замечатель­ный из всех моих знакомых. Я сочла бы за счастье, если бы он обра­тил на меня внимание. Но для меня он слишком прекрасный и слиш­ком серьезный. Он витает в каких-то высших материях, ему дела нет до такой обыкновенной девушки, как я.

— Нет, уж я знаю точно, Руслан влюблен в вас, и скоро вы его получите. Я вам даже могу помочь.

Нина была взволнована и смущена. Незнакомец как будто заг­лядывал в тайные закоулки ее души.

— Я поняла, вы друг Руслана и пришли вместе с ним?

— Да, хотя друг — не совсем точное определение.

— Ну, понятно. Вы, конечно, старше всех нас, вам неинте­ресно быть для нас другом. Сколько вам лет?

–– А! Все равно не угадаете!

–– На вид лет тридцать.

–– Да, на вид.

–– Какой вы смешной! Скрываете свой возраст, как женщи­на.

— Кстати, насчет возраста. Вы говорили, что отдали бы все, чтобы не стареть.

— Ну да, все.

— Все — что именно?

— Ну, не знаю...

— Душу бы отдали?

— Кому?

— Дьяволу.

— Я не верю ни в Бога, ни в дьявола. Я материалистка.

— Ну, а если бы дьявол был, и был Бог, тогда?

— Тогда, значит, отдала бы, — равнодушно ответила Нина. — Но зачем говорить о том, чего нет!

— Отдала бы! Итак, вы бы отдали свою душу дьяволу, а сле­довательно, отказались бы от вечного блаженства после смерти за то, чтобы быть молодой и красивой в земной жизни?

— Конечно! — засмеялась Нина, глаза ее заблестели. — За­чем мне вечное блаженство где-то там, да и что это за блаженство, когда не будет мужчин и женщин, а все будут, как ангелы?.. Вот видите, хоть я и неверующая, но кое-что знаю... Но какой толк го­ворить об этом, только одно расстройство!

— Ну ладно, я вас обрадую: Бог есть, а, следовательно, есть ваш покорный слуга.

— Дьявол? — Нина смотрела на незнакомца с возрастаю­щим интересом. Что-то было в его лице такое, что заставляло серь­езно относиться к происходящему. — А ну, докажите, что вы дья­вол.

— А вот это уже деловой разговор. Извольте, маленький аванс. Вы говорили, что считаете Руслана недосягаемым...

— Вот и докажите, что вы такой всемогущий!

— Хорошо. Через минуту он зайдет и скажет: "Ночь про­хладна, вы не простудитесь?" Вторая его фраза будет: "Хорошо, что мы здесь одни. Никто не помешает поговорить нам откровенно". Третья фраза: "Обстановка располагает к романтике — ночь и твой день рождения". Четвертая фраза: "В общем. Нина, я люблю тебя. Ты такая красивая. Наверно, я выгляжу, как дурак, ведь я никому не говорил таких слов".

— А где будете вы?

— О, я вам не буду мешать, — незнакомец отошел и настоль­ко слился с ночной темнотой, что его невозможно было заметить, словно он растворился.

Но не успела Нина удивиться, как на балконе появился Рус­лан — молодой человек с романтической внешностью. В дрожа­щей руке он держал бокал с шампанским. С минуту они стояли мол­ча. Затем Руслан отпил из бокала, закашлялся:

— Ночь прохладна, ты не простудишься?

— Н-не знаю, — пролепетала Нина.

Он несмело приобнял ее. Нина почувствовала, как часто ко­лотится его сердце.

— Хорошо, что мы здесь одни. Никто не помешает погово­рить нам откровенно.

— О чем же?

— Обстановка располагает к романтике — ночь и твой день рождения.

— Да, это, наверно, романтично. Так о чем ты хотел со мной поговорить?

Он замолчал.

— Ну? Я слушаю.

— В общем, Нина, я люблю тебя. Ты такая красивая. Навер­но, я выгляжу, как дурак, ведь я никому не говорил таких слов.

Если бы не было так темно, и если бы Руслан, поглощенный своими переживаниями, не смотрел вниз, а взглянул на Нину, он увидел бы ее округленные глаза и открытый рот. Обнимая ее плечи, он почувствовал, что она дрожит.

— Ты вся дрожишь. Тебе холодно?

— Нет! Уйди, Руслан! Я хочу побыть одна.

— Ты простудишься.

— Нет! Да уйди же! Я хочу подумать над тем, что ты мне сказал.

— Хорошо, — он покорно вышел.

И тут же темнота материализовалась в незнакомца.

— Как холодно вы отнеслись к признанию в любви вашего избранника.

— Ах, да разве об этом я думала, слушая его! Я думала толь­ко о том, что он повторяет уже сказанное вами!

— Какая жалость! Я отравил вам первое признание! Каким сюрпризом оно было бы для вас, если бы не я!

— К делу! — заявила Нина. — Теперь я верю, что вы дьявол, и готова ...

— Заключить со мной сделку. Извольте, — незнакомец про­тянул руку, и в тот же миг в ней оказался пергаментный свиток. — Читайте! Вы должны знать все, на что идете. Я играю честно.

Нина уставилась на чистый лист, и тут же на нем появились буквы, которые, по мере того как она читала, складывались в слова, а слова — в фразы. Когда она дочитала, незнакомец сказал:

— Итак, вы отдаете мне душу со всеми вытекающими по­следствиями, а взамен получаете вечную молодость. С этого дня вы не будете стареть, вам всегда будет двадцать. Но умрете вы тогда, когда вам положено. Больше того, умрете вы в тот миг, когда вам меньше всего захочется умереть, когда вы достигните вершины сча­стья. Согласны?

— Конечно, да! Ведь если счастье достигнет вершины, зна­чит, потом оно пойдет на убыль. А что не захочется умирать, так это понятно — перед смертью не надышишься.

— Тогда распишитесь.

— Кровью?!

Незнакомец расхохотался:

— Нет, это уж слишком! Это только в детских сказках я зас­тавляю расписываться кровью. Держите! — он протянул Нине боль­шое гусиное перо.

Не долго думая, она подписалась. Незнакомец расхохотался таким жутким смехом, что ее словно ледяной водой окатило, — и исчез. Нине стало страшно.

"А был ли он? Может, я уснула и мне все это приснилось? А может, спьяну примерещилось? Да нет, не такая уж я была пьяная, а сейчас и вовсе протрезвела... Чертовщина какая-то! Скорее в ком­нату'"

Нина поспешила в комнату. К ней тотчас подбежал обеспо­коенный Руслан:

— Нина, тебе плохо? На тебе лица нет!

— Дай выпить, скорей!.. Да не шампанское — водку! Осушив залпом рюмку, Нина понемногу пришла в себя. Гос­ти не заметили ее отсутствия. Они были пьяны, возбуждены и весе­лы. Руслан смотрел влюбленным выжидающим взглядом.

"А может, они сговорились со своим приятелем разыграть меня?"

— Руслан, а где твой приятель?

— Какой?

— С которым ты пришел сюда.

— Но я пришел один, ты же сама встречала меня в прихо­жей.

— А такого в черном старомодном костюме, лет тридцати, ты не видел?

— Нет, — Руслан смотрел на нее такими преданными глаза­ми, что Нина отбросила всякие сомнения и засмеялась, радуясь сво­ему счастью.

— Над чем смеешься? — спросил Руслан.

— Смеюсь, потому что я счастлива, как никогда! — прошеп­тала она, порывисто обняв его.

Он понял ее слова по-своему:

— Ты счастлива, потому что я люблю тебя? Значит, ты тоже... Так! Идите сюда все! Сейчас будет тост!

И когда смеющаяся компания собралась за столом, Руслан поднял бокал и громко сказал:

— Посмотрите все на именинницу и запомните, как она выг­лядит! Я клянусь, что и через десять, и через двадцать лет она будет выглядеть так же! Она всегда будет такая молодая и красивая, как сегодня. Все, Нина, я заколдовал тебя. Больше ты не будешь пла­кать на своих днях рождения.

— Бедный влюбленный! — пожала плечами двадцатипяти­летняя гостья — Ну, в тридцать она, может, и будет выглядеть так же. но в сорок .

— Ладно, через десять лет увидим, — смеялись другие

А Нина смеялась больше всех.

 — Где же ты был раньше, Руслан? Если бы я знала, что ты волшебник, я бы не стала продавать душу дьяволу!

 

2

 

15 мая 1965-го года...

Нина отмечала свое тридцатилетие. За столом гуляла боль­шая компания. Именинница любила повеселиться, у нее было мно­го друзей. Сегодня здесь собрались те, кто был на ее двадцатиле­тии. Были здесь и новые лица. Именинница восседала во главе сто­ла в белом платье. Она любила встречать дни своего рождения в белом. Рядом сидел ее муж Руслан — молодой мужчина с романти­ческой внешностью. Между гостями бегала ее пятилетняя дочь Жанна.

— За именинницу! — поднял бокал один из гостей. — За то, чтобы она всегда оставалась такой молодой и красивой, как в трид­цать лет.

— В тридцать! Да ей и двадцать с трудом можно дать, — заметил кто-то из мужчин.

— Прелестная женщина, вечно юная! Повезло тебе, Руслан!

— Кстати, — заявил Руслан, — многие из вас были на двад­цатилетии моей жены. А ну, кто вспомнит мой тогдашний тост?

— Э-э, да сколько их было...

— Я говорю про тот тост, когда я заколдовал Нину, чтобы она не старела, чтобы она и в тридцать, и в сорок лет выглядела, как в двадцать. Ну, что? Теперь вы убедились, что я волшебник?

— Да! Ты волшебник, Руслан!

— Вот что значит любящий мужчина! Женщина, любимая мужем, не стареет, — шептались женщины.

Нина вспомнила тот день рождения и задумалась. Если бы знал Руслан истинную причину ее вечной молодости!.. За десять лет произошло столько разных событий, что она почти забыла о дьявольской сделке. Романтическая любовь Руслана, свадьба, окон­чание учебы в институте, рождение дочери, работа. Работа много значила для Нины. Нина была не просто красивой женщиной, для которой весь смысл жизни в муже и детях. Нет, она была честолюбива. Она делала карьеру. Ее мысли были заняты. К тому же все ее ровесницы выглядели достаточно молодо, и Нина не сильно от­личалась от них. Но сегодня она смотрела на подруг другими глаза­ми. Да, им двадцать лет уже не дать...

— Давайте танцевать! — крикнул кто-то.

— Давайте тряхнем стариной и станцуем танец нашей моло­дости!

— Какой?

— Рок-н-ролл, конечно.

— Да ну, лучше твист! — кричали те, что помоложе.

— Стойте, у Степана новинка — "Битлз"!

— Это потом, сейчас — танцевать!

Тем не менее поклонник ливерпульской четверки настоял на своем. Гости пытались танцевать под новую музыку твист. Среди них вертелась маленькая Жанна, смешно подражая движениям взрослых.

— Я тоже умею, как мама! — пищала она.

Рядом с ней порхала тонкая фигурка ее матери. Да, Нина боль­ше не встречала дни своего рождения со слезами. Она была самая веселая, самая оживленная.

— Как она хорошо выглядит! Разве ей дашь тридцать? — шептались подруги, глядя на нее с нескрываемой завистью.

Когда Нина вышла в прихожую, чтобы у зеркала поправить растрепанную прическу, за ней проскользнула подруга Римма, са­мая хорошенькая девушка в их компании. Когда-то Нина завидова­ла ей. Смуглая, черноволосая, Римма выглядела куда ярче Нины. Да она и сейчас была хороша, и ей тоже нельзя было дать больше двад­цати пяти, но не двадцать. Значит, она повзрослела за эти годы, что-то почти неуловимо изменилось в ней, отчего окружающие, несмотря на ее гладкую кожу и тонкую фигуру, видели в ней уже двадцатипя­тилетнюю женщину.

— Нина, все девчонки говорят, что ты сегодня очень хорошо выглядишь.

— Разве я не всегда выгляжу так?

— Но ты же знаешь, любой человек выглядит по-разному, когда лучше, когда хуже ... Но то, что ты выглядишь лучше всех нас, –– несомненно, с этим никто не будет спорить.

— Да ну, тебе хорошо известно, что ты у нас самая хоро­шенькая.

— Я самая хорошенькая, а ты самая молоденькая.

— Но я тебя старше на полгода.

— Не притворяйся, ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. Тебе больше двадцати никто не даст.

— А тебе?

— А мне, бывает, и двадцать пять дают, — вздохнула Римма. — Ну, Ниночка, мы с тобой всегда были самые близкие подруги. Скажи мне, чем ты пользуешься?

— Я пользуюсь импортными кремами, плачу за них беше­ные деньги. А еще... я каждый день мажусь землей... перемешан­ной с пшеном.

— Землей?! Фу!

— А ты как хотела? Чем больше дряни на себя намазываешь, тем лучше.

— Спасибо, Ниночка! Ты настоящий друг, — Римма поцело­вала ее и убежала.

Нина злорадно засмеялась ей вслед:

— Вот и мажься землей, пугай своего мужа!

 

3

 

... Прошло еще десять лет. Несмотря на то, что был воскрес­ный день, за праздничным столом сидели Нина и ее пятнадцатилет­няя дочь Жанна. И все. Так Нина отмечала свое сорокалетие.

— Жанна, ты уже большая девочка. В мамин день рождения тебе можно выпить немного шампанского, особенно когда маму ша­рахает по голове такая круглая дата.

— Мамочка, мне просто не верится, что тебе сорок. Ты ни­чуть не стареешь!

— Старею, дочь. Ты просто не замечаешь этого.

— Да нет же! В конце концов, есть фотографии, ты на них всегда одинаковая. Мам, а как ты думаешь, я тоже не буду стареть? Ну, унаследую твою моложавость? Вот бы было здорово! Давай выпьем за то, чтобы ты всегда оставалась такая же моложавая и краси­вая!

Звякнули бокалы.

— Помнишь, мама, папа всегда говорил, что это он заколдо­вал тебя, чтобы ты не старела? Жаль, что сейчас он не видит тебя.

— Стоп, Жанна. Я не понимаю... Тебе мало меня?

— Нет, мамочка, что ты! Мне больше никто не нужен! Ты у меня самая лучшая. Больше ни у кого нет такой мамы! И все-таки жалко папу... Молчу, молчу... И потом, я так люблю, когда у тебя гости. У нас всегда было столько гостей, так весело, а сейчас — никого. Почему?

Нина ничего не ответила. Она зажгла свечи на торте. Вспых­нуло и задрожало сорок маленьких огоньков. Весь торт ощетинил­ся свечами, как еж. Нина задула двадцать свечей и убрала их. Оста­лось двадцать.

"Двадцать раз я отмечаю свои двадцать лет", — подумала она и торжествующая улыбка тронула ее без помады красные губы.

Чего она добилась за эти годы? На работе она делает карье­ру. Начальник доволен ею. Он говорит, что она — украшение отде­ла. Но ей мало быть украшением, она хочет сама стать начальни­ком. Она хочет сидеть в его кабинете, ездить в автомобиле с лич­ным шофером на совещания. Она хочет, чтобы в ее приемной сиде­ла услужливая секретарша, чтобы сотрудники, заходя в ее кабинет с докладами, благоговейно смотрели на нее, вечно юную, и в то же время занимающую столь высокий пост. Правда, сослуживцы как-то постепенно перестали приглашать ее на вечеринки. Еще бы! Мужья этих стареющих женщин глаз с нее не сводили. А сколько разбитых сердец было только в одном их отделе! Но Нина не обра­щала внимания на мужчин своего возраста. Они казались ей стары­ми. Именно по этой причине она бросила Руслана. Юноша с роман­тической внешностью превратился в тридцатипятилетнего мужчи­ну с потяжелевшей фигурой и намечающейся лысиной. Конечно, для своего возраста он был красивым мужчиной, но для своего. Ря­дом с ним Нина казалась совсем девочкой. Кроме того, за ней уха­живали мужчины, которые на 10—15 лет моложе Руслана.

Подруг у Нины тоже не было. Старые подруги постепенно отошли, исчезли из ее жизни. Иногда она встречала кого-нибудь из них на улице. Нина, всегда юная, забывала, что ее ровесницы под­властны времени. И, узнав в спешащей навстречу немолодой жен­щине какую-нибудь девочку из своей юности, оторопело замирала на месте, а та смотрела на Нину так, как смотрят на призрак, на выходца из прошлого, и ускоряла шаг. Как раз накануне своего юби­лея она встретила Римму. Они столкнулись в магазине нос к носу. Римма тоже поначалу оторопело уставилась на Нину, но потом об­няла и воскликнула с неподдельной радостью:

— Нинка, как я рада видеть тебя!

— Значит ты меня узнала?

— Смешной вопрос! Ты же совсем не изменилась! Как будто время остановилось! Нет, я не понимаю, как тебе удается? Только не говори, что мажешься каждый день землей!

Они рассмеялись. Затем Нина соврала:

— Ах, бесконечные пластические операции...

— Какой ужас! Стоит ли внешность превращать в фетиш? Конечно, отчасти я тебя понимаю — Руслан красивый мужчина...

— С Русланом я разведена.

— Вот как! Так ты... одна?

— С дочерью.

— Тогда я тебя понимаю, — и Римма посмотрела на нее с превосходством замужней женщины.

"Ничего ты не понимаешь!" — раздраженно подумала Нина.

— И все же не стоит себя так мучить, — заключила Римма.

Поговорили о детях, об общих знакомых. У Риммы все было в порядке — благополучная женщина, и довольно красивая для сво­его возраста. Нина позвала ее на свой юбилей. Римма сказала, что придет. Может быть. Но не пришла.

Впрочем, у Нины был свой круг общения. Юные любовники приводили ее в свои компании, где собирались двадцатилетние. Там никого не удивляла ее внешность. Ее принимали за ровесницу. Нина отдыхала душой среди этой молодежи. На какое-то время она забы­вала, что ей под сорок, что у нее почти взрослая дочь. Но она уже начала скучать с ними. Она устала от их беспредельного пьянства и по-щенячьи восторженного, либо нарочито пресыщенного взгляда на жизнь. Пьяная удаль двадцатилетних раздражала ее. Ей были скуч­ны их разговоры, а их интересы казались далекими. Слушая их музыку и болтовню, она думала о том, что Жанна сейчас одна и, мо­жет быть, голодная, и надо проверить, как выучила она уроки. А однажды на чей-то вопрос, какую музыку она больше всего любит, она откровенно ответила: "Брызги шампанского".

 

4

 

... 15 мая 1985-го года. Пятьдесят лет...

Нина сидит за столом одна. Ее одолевают невеселые мысли. Полвека за плечами! Можно подвести итоги.

Все ее ровесники сделали карьеру. То об одном, то о другом доходят до нее слухи. А что она? До сих пор обидно вспоминать, что начальником стала не она, а совершенно посредственный со­трудник их отдела. "Это потому, что он мужчина, а я женщина. Мужчинам всегда дорога открыта". Но на самом деле она понима­ла, что дело здесь в другом. В ее внешности. Когда вставал вопрос о ее назначении, ей недвусмысленно намекали, что на этом месте желательно видеть солидного мужчину, а не женщину, к тому же такую, по-видимому, легкомысленную, которая только и думает о внешности. И этот уход занимает; видимо, очень много времени, если учесть контраст между ее возрастом и тем, как она выглядит. Словом, для такого крупного предприятия у нее просто не останет­ся времени. Она так и осталась украшением отдела, местной дос­топримечательностью. Кроме того, до нее доходили всевозможные сплетни, которые распускали завистливые стареющие женщины, вплоть до того, что она холит свою внешность для панели. Ведь у нее же нет мужа! "Беситесь, старые дуры! Вы сочиняете эти гнус­ности от бессилия. Вы столько времени, денег и здоровья тратите на то, чтобы у вас вместо ста морщин на лице осталось хотя бы восемьдесят восемь. А у меня нет ни одной, и мне это ничего не стоит!"

Ну что ж, с карьерой ей не повезло. Не удалась и личная жизнь. Вереница любовников, счет которым утерян, а единственного и неповторимого — нет. Проходят, не задевая душу, и когда в памяти всплывает порой смутный чей-то образ, не понять и не вспом­нить, то ли это реальный человек, то ли плод пьяного воображения, то ли мимолетное туманное видение давнего сна. Их все больше и больше, а она всегда одна. Ну и пусть, если уж такова неотъемлемая плата. Зато у нее есть дочь, которой двадцать пять. Пусть она дела­ет карьеру, пусть у нее будет единственный и неповторимый. Кста­ти, именно сегодня Жанна хотела познакомить ее со своим жени­хом, неким Евгением.

Послышался шорох ключа в замочной скважине. Затем раз­далось приглушенное хихиканье. "Ишь, заговорщики", — улыбну­лась Нина.

В комнату вбежала Жанна с огромным букетом роз. Следом вошел высокий молодой человек, с тонкими чертами благородного лица. "Поразительно красив, — пронеслось в голове. — Скажу боль­ше: таких красавчиков видеть мне не приходилось".

— С днем рождения, мамочка! — крикнула Жанна, протяги­вая розы.

Нина поднесла розы к лицу и, вдыхая влажный аромат бар­хатных лепестков, с улыбкой посмотрела на ошарашенного Евге­ния.

— Мамочка, это и есть Евгений, — сказала Жанна с гордос­тью и, взглянув на него, рассмеялась. — Боже мой. Женя, до чего глупый у тебя вид! Да, ты не ожидал, что у меня такая молодая и красивая мамочка.

— Здравствуйте, — очень вежливо произнес Евгений. — Я, признаться, просто не ожидал, что у Жанны такая молодая мама.

— Не такая уж молодая. Сегодня мой юбилей отмечаем — пятьдесят лет. Вот такая круглая дата меня, молодой человек, ша­рахнула.

Евгений заморгал глазами:

— Я... поздравляю вас.

— Спасибо. А теперь — за стол. Вы — мои единственные гости. Ешьте, не стесняйтесь, все — для вас.

— Мамочка прекрасно готовит. Ешь, Женя, а я пока включу магнитофон, — сказала Жанна. — Мне нравится старый добрый рок, ну а мамочке — фокстротики пятидесятых.

Евгений недоуменно взглянул на Нину, но тут же кивнул го­ловой

–– Да-да, конечно,  это ваша молодость.

За столом Евгений невольно сравнивал мать и дочь. И, надо сказать, не в пользу дочери. Обе были хорошенькие, но Нина, бла­годаря белокурым волосам, выглядела нежнее и ярче, чем Жанна, которая была шатенка. И, как это ни поразительно, мать выглядела моложе дочери. Ей с трудом можно было дать двадцать, в то время как Жанна вполне тянула на свои двадцать пять. "Да и на самом деле имениннице не двадцать, а пятьдесят! Черт побери, но это так!" Евгений пытался увидеть на лице следы искусственного грима, на­блюдал за ее руками и шеей (ведь известно, что они выдают возраст женщины), но на лице не было не только грима, но даже легкого макияжа, а шея и руки были такие же нежные, как и кожа на лице.

Когда Нина вышла на кухню, Евгений прошептал на ухо Жан­не:

— Твою мать давно пора занести в Книгу Гиннесса. Я не видел ни одной кинозвезды, чтобы она так великолепно сохрани­лась. Твоя мать может на этом деле зарабатывать немалые деньги или хотя бы просто прославиться.

— Ну что ты! Как можно прославиться в нашей дыре! Здесь окажется невостребованной даже самая уникальная внешность. И, скажу тебе по секрету, ведь ты мой будущий муж, а значит, от тебя не должно быть никаких тайн. Так вот — мамина внешность не принесла ей счастья.

— Да, ты говорила, что она развелась.

— Развелась. И на работе у нее полно неприятностей. Ее со­чли легкомысленной. Если б ты знал, как ее обидели этим. Ведь работа для мамы всегда была на первом месте. Особенно после раз­вода с папой она вся ушла в работу. И вдруг...

— Это понятно.

— Мама такая общительная. Когда я была маленькая, в на­шем доме всегда было полно гостей. А потом мы как-то постепенно остались одни. Нетрудно понять, почему это произошло. Все люди так завистливы.

— Скажи мне, как твоя мать умудряется оставаться такой мо­лодой? Разумеется, пластические операции?

— Да нет же! Скажу больше, она абсолютно никак не следит за собой. Я никогда не видела, чтобы женщина так мало времени уделяла своей внешности. 

— В это уж я не могу поверить.

— И, тем не менее, это так. Я думаю, что просто нашей се­мье свойственна моложавость. Возможно, через несколько поколе­ний эта моложавость сконцентрировалась в одном человеке, в дан­ном случае в маме.

— Генетика — загадочная вещь. И в то же время это наука, со своими фактами. Бывают, конечно, и факты на грани абсурда, как в данном случае. Однако против фактов, как говорится ...

Убедив себя, что все естественно, Евгений успокоился. Он относился к разряду людей, которые терпеть не могут чудес.

 

5

 

Нина поразила воображение Евгения. Он думал о ней посто­янно. Поначалу он объяснял это тем, что его, как врача, поразил редкий научный факт. Однако Евгений давно условился с самим собой смотреть правде в глаза. А потому он с любопытством, какое испытывает врач к интересному пациенту, исследовал такие глуби­ны своей души, в какие не каждый отважится заглянуть. Вскоре он обнаружил, что испытывает к этой женщине чувство, не похожее на интерес к редкому явлению, не похожее на сыновнюю привязан­ность к матери своей будущей жены, а похоже на то, что испытыва­ют все мужчины к желанной женщине. В то же время изменилось его отношение к невесте. Он смотрел на нее, как на частицу люби­мого существа, ища в ней любимые черты. Ему очень хотелось еще раз увидеть Нину. Однако Жанна предпочитала встречаться у него — он жил один. Она говорила: "Мамочка у меня, конечно, золото, но все-таки родители — это так скучно". Тем не менее, Евгению хотелось увидеть Нину, а потому в один знаменательный вечер он очутился у дверей предприятия, где она работала.

Чувствуя себя неловко, не имея в голове ясного плана дей­ствий, Евгений прогуливался в своем элегантном костюме по зап­леванной мостовой. "Чего хочу? Для начала хотя бы увидеть ее, а там видно будет". Но вот рабочий день закончился, и из дверей по­тянулся народ. Евгений подошел поближе, чтобы не пропустить ее. Вот и она. Глаза их встретились...

... Когда вечером после юбилея Жанна спросила свою мать, понравился ли ей Евгений, та задумчиво кивнула головой: "Хорош, хорош. Если удержишь..." Нина любила в своей жизни лишь од­нажды. Руслана. И зачем он так быстро состарился? Вот она в трид­цать пять только, кажется, понимать начала, что это значит — окол­довывать мужчин и как этим пользоваться, и так обидно было со­знавать, что это драгоценное знание достается немолодому распол­невшему мужчине. Короче говоря, любовь была убита многолет­ним бытом и отяжелевшей фигурой мужа. И немало способствова­ли этому 20-летние юнцы, наперебой ухаживающие за Ниной. Вы­бирай любого, вот только старый муж висит на шее. Освободилась. Поразвлеклась на славу. Но не полюбила. А теперь, после встречи с Евгением, в ней всколыхнулось чувство, какое она испытывала в двадцать лет. И как обидно, что из миллиона мужчин на земле мож­но взять любого, но этого, одного, по-настоящему желанного, нельзя — жених дочери. Впервые Нина почувствовала неприязнь к доче­ри. "Вот еще обуза! Всю жизнь на нее батрачу, никакой личной жиз­ни. Если бы не она!.. Черт, да зачем я вообще родила ее! Жила бы для одной себя. Говорят, дети нас в старости холить будут. Ну а если не будет вот этой самой старости? Зачем они тогда? И ведь какая несправедливость! Мне пятьдесят лет надо было прожить, чтобы такого мужчину встретить, и тот не для меня, а ей всего лишь двад­цать пять, и все само ей в руки идет".

— Когда свадьба-то? — спрашивала она у дочери.

— Хотели летом, но Евгений что-то замолчал.

— Смотри, удержи Евгения-то — слишком хорош для тебя.

— Ну что ты, мама! Даже обидно. Я его гораздо умнее. Он, если честно, только верхов нахватался. И характер у него какой-то неудобоваримый. Если хочешь знать, за ним никто и не бегает, а за мной — отбою нет.

"Что ты понимаешь в мужчинах, маленькая дурочка! С та­ким можно все блаженства рая испытать, а ты от него еще ума тре­буешь", — думала Нина, язвительно улыбаясь наивным рассуждениям дочери.

И вот... Он встречает ее! И говорить он будет не о Жанне.

— Ну, здравствуй, Евгений. Приятная неожиданность! Каки­ми судьбами?

— Здравствуйте. Извините... я ... хотел поговорить...

— Понимаю. О Жанне, о свадьбе? Да, ведь это расходы, мо­лодой человек, это... Однако давайте пройдемся.

Нина непринужденно взяла его под руку, и они углубились в тенистую прохладу уединенного сквера. Евгений с удовольствием отметил, что проходящие мимо мужчины обмеривают его спутницу оценивающими и восхищенными взглядами.

— Представляю, сколько у вас было поклонников, — ни с того ни с сего брякнул Евгений.

— Ну почему было? — засмеялась Нина. — И сейчас от них отбою нет: двадцатилетние, тридцатилетние, сорокалетние и, нако­нец, мои ровесники, пятидесятилетние.

—  И... какие вам больше нравятся?

— Никакие, молодой человек. Решительно никакие! Но я за­болталась. Итак, вы хотели поговорить со мной о Жанне?

— Но я... вовсе не о Жанне хотел говорить.

— О чем же?

— О вас.

Евгений смотрел на нее таким взглядом, что ей сделалось страшно. "Совершенно безумный взгляд! Нет, этот мальчик все бла­женства рая в состоянии заменить".

— Если вы меня сейчас... отошьете, я, конечно, женюсь на вашей дочери, но только ради вас, чтобы видеть вас хоть иногда. Это будет нечестно...

— Кто тебе сказал, что я тебя отошью? Таких мужчин не от­шивают.

 

6

 

Да, разговор с Жанной был неприятный. Пожалуй, еще не­приятнее, чем с несчастным Русланом пятнадцать лет назад.

— Мама, ты слишком любишь себя!

— Но это так естественно!

— Но ты одну себя любишь!

— А ты? Если бы ты любила меня, ты бы уступила мне сво­его Женю без единого слова. Ведь он — моя лебединая песня! Мне пятьдесят лет. Понятно, что я никогда уже не полюблю, никого боль­ше не встречу. Ведь я всю молодость тебе отдала. Дай же мне вспом­нить о себе хоть в старости. А тебе двадцать пять. Боже, как это мало! Да у тебя все впереди. У тебя еще будет Евгений, десятки, сотни евгениев, а у меня нет...

— Мама, как это подло! Ты говоришь со мной, как самка с самкой.

— А кто же мы, по-твоему?

— Все, мама. Теперь я все поняла. Твоя моложавость развра­тила тебя. Если бы не она, ты до сих пор жила бы с папой. Нет, ты лишила меня отца, а теперь лишаешь мужа! Раньше ты для меня была святая. А теперь я вижу в тебе не маму, а чужую женщину, которой наплевать на дочь. Ну, а мне наплевать на такую мамашу...

Да, много было сказано обидных слов. В конце концов Жан­на уехала к отцу.

Наконец-то Евгений мог остаться у нее, с ней — навсегда!

... За окном начиналась гроза. Зашелестел дождь. Таинствен­но вспыхнула молния. И после нескольких мгновений мертвой ти­шины прогремел гром. Нина вздрогнула.

— Боюсь грозы! — она закрыла окно, задернула шторы. — Вот так! Теперь никто нам не помешает.

Евгений дрожащими руками освободил ее от одежды. Его жадный, нетерпеливый взгляд впился в нежное хрупкое тело с дев­ственной грудью и точеной талией.

— Да у тебя тело, как у семнадцатилетней! — с упоением произнес счастливый любовник.

— У меня сейчас и душа, как у семнадцатилетней. Да, тело мое не состарилось, тут дьявол не подвел, а душа — старилась. Все надоедало. Мужских тел — старых, молодых, худых, толстых — было столько, что я до тошноты объелась ими. Да, захотелось одно­го, но обожаемого. Мне захотелось, чтобы передо мной преклоня­лись не как перед женщиной, а как перед человеком. У меня появи­лись заботы: как сделать, чтобы дочь стала умной, заняла свое мес­то под солнцем. В общем, душа уставала, болела, старела. Как и у всех... А сейчас, вот удивительно, я не чувствую себя старой. Мне как будто семнадцать, как будто жизнь только началась. Это все ты...  Дьявол дал юность моему телу, любовь дала юность моей душе. Я хочу жить, как никогда!

Евгений с упоением слушал ее лепет, целуя ее дрожащее тело. Вдруг сверкнула молния настолько яркая, что ее зловещий свет про­ник через темные шторы, придав обнаженным телам мужчины и женщины голубоватый оттенок. И сразу же грянул гром такой мощ­ный, что зазвенели стекла,

— Гроза прямо над нами! — крикнул Евгений весело. Но Нина уже не слышала его. Не отрываясь, она смотрела на знакомое насмешливое лицо молодого человека лет тридцати в ста­ромодном черном костюме.

— Для меня — так мы расстались только вчера, для вас — прошла целая жизнь, — произнес он бархатным голосом. — Итак, согласно договору, придется с ней расстаться. С жизнью то есть.

— Но... мне только пятьдесят. Умирают обычно в восемьде­сят.

— В восемьдесят; в девяносто, подхватил голос. — И в двад­цать, и в тридцать, к сожалению, тоже. Ваш срок истекает.

— Нина, что с тобой? Куда ты смотришь? Что говоришь? — кричал Евгений.

— Нет, я не хочу умирать именно сейчас!

— Так ведь блаженства рая все равно теперь не получится. И потом, перед смертью не надышишься. Ваше же, кстати, остроум­ное замечание.

— Женечка, ради Бога, спаси меня! Прижми к себе покреп­че!

Прижимаясь к горячему молодому телу Евгения, Нина не от­рывала взгляда от темной зловещей фигуры. Черный гость с ледя­ной улыбкой на бескровном лице одним взмахом разорвал перга­мент. И исчез. Тело в руках Евгения обмякло. И он опустил на кро­вать расплывшуюся, дряблую пятидесятилетнюю женщину. Она была мертва. В ее обрюзгшем похотливом лице ошарашенный Ев­гений увидел злую пародию на юное невинное лицо любимой им женщины...