1. Шпакович Ольга писатель
2. Проза
3. Бабушка Нюра и трактор «Фордзон»

     Я живу в Петербурге, в сказочно-прекрасном городе, где исполнились все мои мечты, благодаря моей бабушке, бабе Нюре. Была ли она петербурженкой, вернее, ленинградкой? Нет. Она родилась за пять тысяч километров от Северной столицы, в маленьком алтайском поселке, в крестьянской семье, настолько бедной, что у ее родителей даже дома не было – отец ее, мой прадед, выкопал землянку, в глинистом полу которой пробивался родник. Там и жили они – родители и восемь детей. Разумеется, прадед хотел улучшить положение семьи – вступил в коммуну. В двадцатые годы ХХ века они только начали возникать – да так и не прижились. Почему? Историки, наверное, знают. Но и я знаю, что в коммунах некоторые важные моменты не были продуманы, из-за чего страдали люди. Например, в коммунах продуктовые пайки выдавались не по количеству работающих, а по количеству едоков. В отношении нашей семьи получилось, что тех, кто приносил пользу, было только двое – отец и мать моей бабушки, а едоков – десять. Началась травля многодетной семьи. Из коммуны пришлось выйти. И как-то надо было выживать самим…

     Семья маленькой Нюры жила бедно. Один за другим стали умирать дети. Когда Нюре исполнилось десять, мать ей велела:

     - Хватит учиться – пора по хозяйству помогать! Я уже договорилась с Евлампьевной – ей помощница нужна, за коровой ее присматривать.

     Всю ночь Нюра проплакала на палатях отцовской землянки, а чуть рассвело, убежала из дома.

     Она знала одно – чтобы состояться в жизни, она должна учиться! Тогда она сможет вырваться из замкнутого круга бытия и не унаследовать участь родителей, и их родителей, и еще многих поколений своих предков, живущих на земле и безропотно хоронящих своих детей. Она шла к своей родной тете Вассе – маминой сестре, которая выучилась на учительницу и теперь помогала новой власти создавать детские сады и школы в окрестных деревнях. Мама с гордостью говорила, что ее тетя – народный депутат. Дорогу Нюра помнила – несколько раз они ездили навестить тетю Вассу.

     Днем девочка брела по проселочным весям, ночью отсыпалась в перелесках. Питалась ягодами. Пила из ручьев. Через два дня, на утро третьего, она увидела знакомый пейзаж – россыпь деревянных домиков и белую церковку на холме. Только бы тетя оказалась дома! Не без труда Нюра отыскала ее дом, добротный, в самом центре села, все-таки дом депутата. Постучала в запертую калитку. «Только бы не прогнала!» Было еще очень рано, долго не открывали, затем дверь дома со скрипом отворилась и послышался знакомый строгий голос тети:

     - Кто там?

     - Это я, Нюра! – завопила девочка из последних сил, а когда тетя открыла калитку, без чувств упала ей на руки.

     - Ну, рассказывай! – властно потребовала тетя Васса, когда Нюра пришла в себя и наелась хлеба с парным молоком.

     Девочка бросилась на колени перед этой суровой, высокой и сухощавой женщиной:

     - Тетя, не выдавайте меня родителям! Я из дома сбежала!

     - Да как ты смела?! Бесстыдница! Сейчас же подводу вызову и обратно тебя отправлю. Ольга, наверное, извелась вся…

     - Тетя, выслушайте… Мама учиться мне запретила, велела на хозяйстве помогать, за соседской коровой ходить… А я учиться хочу! Учиться!

     В итоге осталась Нюра у тети Вассы. Та отдала ее в ШКМ – Школу Крестьянской Молодежи. Родителям сообщила, что их дочь у нее, что она учиться хочет.

     Пока Нюра училась, до нее доходили печальные вести о том, что все ее братья и сестры умерли… А потом и родители приехали. Отец стал еще более угрюмым и замкнутым. Мать сильно сдала, исхудала и постарела. Со слезами она рассказывала о смерти последнего сына, Якова.

     - Ведь кормилец был, хоть и мал совсем: сделал рогатку и воробьев стрелял. Я их в печи пекла. Мало в них мяса-то, в воробьях, а ничего, питались… А по весне промочил ноги, башмаки-то худые, и…

     Мать заплакала, утираясь концом платка.

    - А то, может, вернешься, дочка? Сиротливо нам с отцом.

    У Нюры сердце сжалось, однако она твердо ответила:

     - Нет! Мне нужно учиться.

     Окончив ШКМ, Нюра решила продолжить обучение на агронома и поступила в сельскохозяйственный техникум, что уже считалось в тридцатые годы ХХ века солидным образованием. Тетя Васса, как, впрочем, и большинство, тоже жила небогато. Она справила племяннице туфельки, в которых Нюра ходила на учебу. Однако, если верх туфелек выглядел щеголевато, то подошва быстро износилась и отвалилась. Тогда Нюра, чтобы не сверкать голыми пятками, стала замазывать их сажей, но все равно носила туфельки, верх которых выглядел еще прилично.

     После окончания техникума Нюру распределили в колхоз агрономом. Однако молодого специалиста не сразу всерьез восприняли на новом месте.

     - Это что, вот эта девчонка учить нас будет, как землю-матушку обрабатывать? – усмехались мужики.

     Как-то раз, когда выехали на поля, Нюра, осмотревшись, высказалась:

     - Говорите, урожаи плохие? Так вы все делаете неправильно.

     И она начала горячо доказывать, как надо.

     - Ты кого это учить вздумала, пигалица? Заткнись, пока тебя не заткнули!

     Нюра поняла, что другого шанса постоять за себя не будет. Смолчит – ее авторитет смешают с этой черной землей, богатой черноземом. Она вскочила в кузов грузовика, на котором их делегация выехала в поля, и зычно – откуда только голос взялся – закричала, перекрывая смех и шутки мужчин:

     - Я учу вас по такому праву, что я – агроном, высококлассный специалист, которого Советская власть выучила и отправила по распределению в ваш колхоз! Я знаю обо всех достижениях науки в области сельского хозяйства. Я лично управляла американским трактором «Фордзон»! И если вы будете игнорировать мои приказы, я доложу в обком о ваших вредительских действиях, как о саботаже! Вы меня поняли?

     И такая внутренняя сила исходила от этой девчонки, что мужики только головами покачали. Кто-то сказал:

     - Далеко пойдет…

     И бабушка Нюра действительно далеко пошла: она возглавила Краевой Исполнительный Комитет Алтайского края, успешно курировала все сельское хозяйство этого аграрного региона. О ней писали в газетах, снимали фильмы на только что появившемся телевидении.

     В самые драматичные моменты своей жизни, когда впору расплакаться и скрыться в свою раковину, я вспоминаю, как она, худенькая девчонка, взобравшись на кузов, держала речь перед суровыми мужиками. И я, преодолевая робость, выходила перед сотрудниками телекомпании, где я работала, когда кого-то из коллег несправедливо обвиняли в «профнепригодности», и говорила в их защиту, отстаивая свободу творчества; выходила перед писателями, когда кого-то из собратьев по перу обвиняли в бесталанности за неудобство поднимаемых тем, потому что не могла молчать.

     Конечно, право отстаивать свое мнение у меня было не потому, что я управляла трактором «Фордзон», я находила другие слова.