Роман Михаила Ярцева "Лжец и отщепенец". Рецензия.


«Жесткий и откровенный рассказ о потерянном и обманутом поколении «перемен», по-своему повторившему горькие судьбы поколений «оттепели» и «застоя», - так автор характеризует свое произведение, подчеркивая, что это не биография, не очерк нравов… И не роман, добавим,  в его классическом понимании, так как нет в нем традиционных завязки, кульминации, развязки, нет цельности и законченности.  Ближе всего это произведение к жанру мемуаров, который позволяет автору плыть «по волне  памяти», перескакивая в  воспоминаниях то к одному, то  к другому эпизоду своей жизни, то к одному «лицу, давно позабытому», то к другому.  Это именно рассказ, как если бы автор просто беседовал с читателем,  где-то не договаривая («кто постарше, тот поймет»), где-то, увлекшись темой, уводя нить повествования в сторону. В этом простом, разговорном слоге, в использовании просторечных слов и сленга (рыло, баксы, телек…),  есть подкупающая доверительность. Это откровенный рассказ человека с богатым жизненным опытом о былом, жесткая критика и своего поколения, и себя («А кем стал я?»).

Первая треть романа более других частей похожа на роман, так как в целом представляет законченное повествование, где есть экспозиция – начало 1990-х, когда «научные сотрудники стали работать вахтерами», завязка – главный герой чудом знакомится с иностранцем, который «без пяти минут нобелевский лауреат», и получает высокооплачиваемую работу по переводу трудов заокеанского «гиганта мысли». Автор погружает читателя в  эпоху 90-х и с юмором  описывает, как приспосабливались люди, в первую очередь представители творческой интеллигенции, к переменам. Заголовок 1-й части так и называется – «Бытие». Вторая часть также навеяна Библией и носит название «Исход» - в ней рассказывается, как герой, скопив достаточно денег, чтобы остаток дней прожить безбедно, эмигрирует на банановый остров, где влачит сытое, но безрадостное существование. В «Первой книге царств» герой ведет замкнутый образ жизни в эмиграции, и единственное живое существо, которое скрашивает его одиночество, собака.  Кроме названий глав, других пересечений с библейской темой нет. «Библейская» часть романа заканчивается смертью собаки, да и сам безутешный хозяин думает о том, что жизнь, собственно, подошла к концу. Казалось бы, на этом можно поставить точку, однако повествование неожиданно для читателя продолжается – появляется новый герой.

И с этого места  автор безоговорочно отходит от классического развития сюжета и начинает экспериментировать с формой: сначала читателю предлагают  рукопись, присланную главному герою, которая также является воспоминаниями, но уже нового персонажа, и  ведется от первого лица, затем рукопись прерывается  непосредственно воспоминаниями главного героя, и воспоминания эти перескакивают с одного на другое – из памяти герой выхватывает не связанные между собой события,  переходит из 60-х в 80-е,  разворачивая перед читателем картины периодов «застоя» и «перестройки» протяженностью в сорок лет.

Эпохальностью, масштабностью охвата событий рассказ приближается к жанру романа. Каждый эпизод, если его развить, мог бы стать готовым полноценным произведением. Да там и есть одно самостоятельное готовое произведение - фантастическая новелла-антиутопия, написанная одним из героев и не напечатанная в свое время. Автор приводит выдержки из писем, содержащих отказы редакций, то есть в романе присутствует и эпистолярный жанр…

 Короче говоря, дальнейшее повествование хаотично. Соответственно, и завершенности - финала - нет. Произведение заканчивается на том, что герой решает написать роман и выводит заголовок – «Лжец и отщепенец». Кстати, какого-то обоснования столь хлесткому названию автор не дает – действующие лица не проявляют себя «лжецами» и «отщепенцами»,  с этой стороны их характеры не раскрыты. Не раскрыта и следующая тема: почему поколение, к которому относится главный герой, оказалось обманутым? Каких-то чаяний, связанных с перестройкой, и, соответственно, разочарования и разбитых надежд,  в романе нет.

 Несмотря на недоработки в художественном плане, роман Михаила Ярцева интересен именно как мемуары – он показывает жизнь интеллигенции в период 70-90-х годов, которые стали историей, а вспоминания очевидца, да еще изложенные сочным образным языком, всегда бесценны.

Ольга Геннадьевна Шпакович,

член Союза писателей Санкт-Петербурга, литературный критик