Боль души Михаил Бурдуковский «Милосердие в аду». Рецензия

 Михаил Бурдуковский Милосердие в аду

 

Автор обращается к теме Великой Отечественной войны, перенося читателя в 1941 год, когда война шла уже три месяца. Роман интересен как документальное свидетельство о тех далеких днях, так как основан на реальных событиях. В нем обыденно, день за днем, разворачивается трагедия, происшедшая в психиатрической больнице № 1 им. П. П. Кащенко, которая находилась на территории Красногвардейского, ныне Гатчинского, района (город Гатчина тогда назывался Красногвардейском). Фашисты, оккупировавшие больницу, поставили целью уничтожение ее пациентов, которых сначала на протяжении нескольких месяцев морили голодом, а потом в один день уничтожили около тысячи человек. Трагедия, которая благодаря деталям, скрупулезно выписанным автором, становится настолько зримой, словно читатель на машине времени переносится в те времена, и может примерить себя на месте врачей или пациентов больницы, прочувствовать хотя бы приблизительно, что испытали эти люди. Врачи психиатрической больницы не думали о том, что совершают подвиг. Они выполняли свой долг, а долг их состоял в том, чтобы лечить своих пациентов, кормить их и ухаживать за ними, и каждодневно вести историю их болезни… Когда прекратили давать еду, медики стали собирать коренья в больничном парке, варить их, перерабатывать, но, насколько это возможно, продлевать жизнь вверенных им людей. Истории болезни велись день да днем:
«Доктор подхватила ручку, откинула крышку чернильницы и привычно сдвинула брови. «06.12.41 г. Состояние больного удовлетворительное. В течение дня самостоятельно встает, участвует в помощи по уборке отделения и уходу за ослабленными больными. В беседе свободно и охотно вступает в контакт. Ориентирован в месте, времени и в собственной личности. Не осознает полностью существующего положения. Интересуется: “Когда придёт моя мама?”. Читает стихи и учит новые для выступления на концерте. Идеи преследования, воздействия, экспериментов над его “извилинами” со стороны “невидимых скрыков” — потеряли свою актуальность. Однако больной по-прежнему убеждён в существовании преследователей. Вместе с тем стал внимательнее вслушиваться в доводы врача. Жалобы на чувство голода и слабость». Надежда Александровна остановилась и задумалась. «А ведь о влиянии голода на проявление бредового синдрома можно написать статью. Есть очень интересные наблюдения». Дневник был закончен. Она посмотрела на него со стороны. Это был её последний дневник на больного. Двумя строчками ниже, резко вскрипнув пером, поставила свою подпись. История болезни, как живая, с раскрытыми листами-объятиями, просила не закрывать её. Доктор поправила ручку в пальцах и, сжав губы, едва не касаясь бумаги дрожащим кончиком пера, договаривала про себя задуманную фразу: «6.12.41 г. убит немецкими оккупантами в инфекционном корпусе больницы».
Однако врачи и пациенты не просто выживали. Они пытались жить! Даже в таких условиях. Наполнять жизнь смыслом. Так, умирая от голода, ослабленные, больные, они разучивали стихи и песни для концертов, которые регулярно проводились в больнице в качестве терапии. И один концерт состоялся, буквально под дулами фашистских автоматов…
Зримо, объемно предстают перед читателем те далекие времена, во всех подробностях можно проследить развитие трагических событий… Но книга эта — не только документальное свидетельство. В ней автор поднимает вечные вопросы. Как сказано в аннотации: «Автор пишет о том, что реально — и что, в сущности, волнует и занимает каждого человека: о жизни, о смерти, о гуманизме в самом высоком понимании этого слова, об эфемерной и условной грани, разделяющей обыденность и ужас…»
Роман начинается с того, что молодой поэт и журналист ленинградской газеты «Смена» Константин Данилов приезжает в Красногвардейск в командировку. Его задача — подготовить репортаж в 50 строк о том, как жители Красногвардейска готовятся оборонять свой город. 50 строк и один снимок — и сразу обратно… Однако цепь роковых событий приводит к тому, что Константин попадает в психиатрическую больницу, сначала как гость и корреспондент, и остается там, уже как пленник, когда больницу оккупировали фашисты. За те несколько месяцев, которые молодой журналист прожил в больнице, вместилось столь многое, словно он провел здесь всю жизнь. Здесь он встречает свою любовь — его очаровала главный врач больницы Инна Львовна, которой он с юношеской пылкостью предлагает руку и сердце. И здесь же он переживает трагедию потери любимой — добрую, преданную своим пациентам Инну Львовну казнили фашисты…
Изменяется и его отношение к душевнобольным людям. Сначала он настороженно присматривается к ним, некоторые, здоровые на вид, даже вызывают в нем отторжение:
«Тогда зачем они здесь? Что, теперь для всех бродяг нужно создавать вот такие фаланги Фурье? Они живут уже сейчас в обществе будущего: хочешь — работай, не хочешь — не работай, ешь, гуляй, пляши». Он сознает, что такой взгляд ошибочен; он судит поверхностно. И совершенно естественно приходит к мысли о том, что нужно попросить какого-нибудь врача хоть немного рассказать ему о... болезнях души».
А уже через несколько месяцев он отдает жизнь за пациента больницы, слабоумного мальчика Изю, поменявшись с ним одеждой и вместо него отправившись на казнь. Вот как повествует об этом автор:
«Каждая ягодка этой грозди, срезанной и подвозимой к воротам в давильню, готова до последней минуты любить и верить», — дописалась в уме последняя строчка. Сани шли. Больные покачивались. Створы ворот пошли навстречу друг другу. Звякнула щеколда. Из всех трёх труб павильона ровной дорогой уходил вверх белый дым.
— Смотрите! Баня, — удивлённо произнесла одна из женщин.
...Всех загнали в просторную тёплую комнату с едким запахом хлорки. Больные крутили головой, кашляли. Но хлорка неумолимо пролезала в глаза и рот. Она была повсюду — на полу и вдоль стен. Больные, ступая, крошили белые комочки. Даже подоконник был усыпан белыми зёрнами. У дверей в коридор встал Андрес, широко расставив ноги в стороны. Так, ему казалось, он больше походил на немца, и его должны были бояться. Постукивая по красной ладони резиновой палкой, он к чему-то прислушивался. Косте стало совсем плохо от едкого запаха. Его обступили больные.
— Что это? Разве нас убьют? — спрашивал Дорофеев и заглядывал в лицо Данилову. Он даже взял его за руку, так как Костя уворачивался, чтобы не раскашляться».
Роман Михаила Бурдуковского построен на контрасте: с одной стороны — жертвенность медицинского персонала больницы, с другой стороны — иная, противоположная идеология, идеология фашизма, которой автор уделяет в романе большое внимание, проникая во внутренний мир одного из главных героев, вернее, антигероев, коменданта Отто Хагена. Этот персонаж аккумулирует всю идеологию фашизма. Он — олицетворение германского Ordnung, убежденный в правоте своего фюрера, в том, что высокоцивилизованная немецкая нация обязана вовлекать покоренные народы в свой мировой порядок — как же актуально это и в наши дни, когда нам тоже пытаются навязать свой «мировой порядок».
«Дикая ситуация проступила во всех безобразных и немыслимых деталях. Русские — все подряд, и больные, и здоровые — обезумели и пытались противостоять немецкому порядку своей дурацкой жертвенностью…» Раздражала невозможность цивилизованного объяснения увиденного. «Один поэт спасает еврея и идет на смерть. Спасает явно слабоумного больного. Медсестра покрывает еврея! Смеет воспротивиться директиве! Делает это демонстративно и даже не считает себя быть обязанной просить пощады за свою глупость. И это та медсестра, у которой мой швагер Эрих в первый месяц войны убил ее мужа. И она же здесь ходила в лазарет к убийце своего мужа и помогала в лечении… Что им всем было нужно? Умертвить милосердно и быстро всех больных. Продолжить работать по специальности в лазарете, при комендатуре, а далее — в госпитале. И жить, получая зарплату и паёк. И спасти себе жизнь при должной степени благоразумия». «А что они сделали? Все. Всей больницей стали жить в страдании, голоде и медленном умирании! Это рационально? Свой хлеб отдавали им. Варили в котле невообразимые пойла из всего, что находили под ногами. Это культура? Это варварство… Эфир любви. Рубить это нельзя. Стрелять, поливать огнем — бессмысленно. Они поглотят тебя всё равно и утопят в своей любви, заботе, жалости, прощении. И ты умрёшь. Потому что стать таким же варваром, как они, — не сможешь. В силу своего воспитания и образования. Нужно бежать от них».
К такому выводу приходит Отто Хаген, и мысли эти порождают конфликт в его душе. Сначала он показан как уверенный в себе человек, исполняющий свой долг и полностью уверенный в своей правоте и в правоте той идеи, которой он служит. Он находится под влиянием рационалистических идей о том, что все неполноценные, в том числе психически больные, должны быть уничтожены. Однако реальность разрушает его убежденность, его правоту. Сначала сходит с ума брат его покойной горячо любимой жены, Эрих, которого он любит как сына. С болью Отто видит, как страдает от душевного недуга родной человек. И что — он, его обожаемый Эрих, должен быть уничтожен, потому что стал неполноценным, психически больным?.. Отто пытается спасти родственника, даже обращается за помощью к людям, которых он обрек на медленное умирание — к врачам захваченной больницы. Однако фашистский бездушный Ordnung неумолим — Эрих разделяет судьбу побежденных… Протест, внутренний конфликт и отчаяние приводят к тому, что и сам Отто постепенно сходит с ума…
Вечная тема, актуальная и сегодня — имеют ли право на существование психически больные, инвалиды, — или всех неполноценных людей — в утиль? В самом деле — некоторые живут в затуманенном состоянии сознания, не могут ухаживать за собой… Такие больные, неопрятные и беспомощные, вызывали брезгливость в лощеных немецких офицерах. Зачем они живут? Какая от них польза обществу? Какая им самим польза от подобного существования?.. Им, этим больным людям, может, и нет пользы от собственного существования. Но они живут для нас, чтобы мы оставались людьми…
Роман написан прекрасным лаконичным слогом, без излишней цветистости, слогом, напоминающим репортаж, бесстрастным, безэмоциональным. Однако сама тема, скрупулезное внимание к деталям, проникновение во внутренний мир героев и антигероев, которых автор не обвиняет, вызывает у читателя и слёзы, и эмоции, и размышления о вечном…
Закончить рецензию хочется пронзительным фрагментом из последней главы романа, когда пожилая врач, всю жизнь посвятившая больнице и своим пациентам, Надежда Александровна, идет в свой последний в жизни «обход»:
«Вставала из кресла трудно. Ноги затекли и словно приросли к полу. Но нужно было идти. Ступая, словно с простреленной грудью, она прошла мимо тумбочек с историями болезни, скинула тёплый халат на кресло, где сегодня сидели больные, и медленно открыла дверь. «На обход». Доктор не сдерживалась. В пустом полутёмном отделении не было никого, и она плакала, не вытирая слёз. На полу при слабом свете синих ночников ещё были видны раскиданные тюфяки и пустые кровати возле стен. Везде... в столовой, в коридоре и... дальше — доктор как будто слышала немой крик. Она оглядывалась на кровати, стоящие в сумрачной немоте. Откуда-то, из другого измерения проступал сейчас крик боли. Кричали стены, окна, через которые смотрели сотни больных, — всё отделение, как живое раненое, потерявшее своих детей существо, — кричало. Надежда Александровна понимала, что этот крик существует лишь в её воображении. Но она слушала его. В ушах непрерывный крик со всех сторон спрессовался в свист. Кричали стены, насмотренные, наглаженные, обтёртые телами и одеждой, напачканные и намытые, начёрканные и закрашенные, словно живое тело большого существа, несущего на себе судьбы несчастных людей. Идти было больно. Из-за боли души».