1. Шпакович Ольга писатель
2. Проза
3. Роман "Оппозиционер в театре абсурда" 2015 год

  Акт 1.

                                                          Пролог.

 

     Здравствуйте, уважаемая публика! Добро пожаловать в Театр Абсурда!

     Сейчас мы разыграем перед Вами комедию, в которой наших героев будут колотить палкой, давать пощечины и подзатыльники. Это очень смешная комедия… (Почти из «Золотого ключика»)

     Итак, меркнет свет… Раздвигается тяжелый занавес из пыльного ветхого бархата… А что там?.. А там не обычная сцена в виде деревянных подмостков, обставленная грубо размалеванными бутафорскими декорациями, там – декорации в 3d, если говорить современным языком, ну, в общем, такие, которые создают полный эффект пространства и времени…

     Ведь мы не в обычном театре, а в Театре Абсурда, который суть наша жизнь, а актеры в нем – это мы с Вами, и каждый из нас играет свою роль. Мы – марионетки, а значит,  должен быть и кукловод. Он дёргает нас за ниточки –  у кого это честолюбие, у кого – жажда власти, а мы послушно кривляемся в его ловких руках.  А зритель в этом театре – сам Господь Бог. Он следит за каждым из нас, наслаждается нашей игрой или негодует,  плачет или смеется вместе с нами, но, в отличие от нас, знает, какой будет финал…

 

                                        Действие 1.

 

    

     Красную площадь в течение нескольких секунд запрудила толпа в масках. Маски были самые разные – ухмыляющиеся физиономии клоунов, свирепые оскалы тигров и львов, невинные мордочки мультяшных зайчиков и поросят… Как по команде,  несколько тысяч замаскированных участников действа подняли над головами растяжки с одной надписью: «Путин, жди революцию, уже скоро…». Какое-то время толпа стояла молча и неподвижно, продолжая держать плакаты. Затем, видимо, последовал невидимый сигнал, и всех как ветром сдуло…

     Владислав Альбертович поставил ролик на начало и пересмотрел ещё раз, стараясь заметить детали. Снимал, понятно, какой-то любитель, скорее всего, на мобильный телефон. И он же выложил ролик на «Ютуб». А может, догадался Владислав, он и есть организатор этого действа?.. Он задумчиво взял айфон, набрал нужный номер.

     - Здорово, Михаил, говорить можешь?.. Что ж ты отчитался, что на Красной было около ста человек? Было не меньше двух тысяч… Да это понятно, что для прессы. Но для меня ты должен доводить всю информацию, всё, как есть… Ну, ладно… Говоришь, организаторов не нашли?.. Так-так… А вообще сколько народу задержали?.. Только одного?! Ну и ну… Хорошо эти ребята работают…  Так, и что говорит этот один?.. Я так и понял - флэш-моб наверняка был организован через социальные сети. Ох, уж эти сети, надо до них добраться… Кто организовал это? Неизвестный под ником «Оппозиционер»? Значит, надо найти этого оппозиционера!..  Откуда я знаю подробности? Да всё из них же, из социальных сетей. Ролик выложен на Ютубе, уже сто тысяч просмотров. Н-да… Тут есть, о чём задуматься… Нет, это я не тебе. Ладно, давай.

     Владислав Альбертович отбросил айфон и некоторое время  сидел неподвижно, невидящими глазами глядя куда-то сквозь монитор ноутбука…

     Чтобы представить, что это он – штатный мастер интриг, требовалось богатое воображение. Внешность чересчур приторно-сладкая для коварного интригана. Чуть выше среднего роста, с некоторой приятной полнотой, появившейся с возрастом (ему уже  за сорок), с аккуратно подстриженными смоляными волосами, холёным красивым лицом – пронзительно тонкий нос, точеные губы,  бархатные чёрные глаза… Вот разве что глаза  эти недвусмысленно давали понять, какая мощная энергетика у их обладателя, настолько проницателен, жёсток и молниеносен их взгляд… А так, с виду – мягкий, будто пластилиновый.

     - Ну, Бог с ними – с этими возмутителями спокойствия. Доберемся до них рано или поздно. А сейчас – пора воплощать мой план. Держитесь, оппозиционеры!

 

                    Действие 2.

 

      Из Бизнес-центра на Петроградской стороне вышел  высокий блондин  и целеустремленной походкой, в развевающемся элегантном  пальто стального цвета, направился к припаркованному на стоянке белоснежному «БМВ». Шикарный мужчина легко запрыгнул в салон шикарной машины, через секунду включился мотор, зажглись задние фары.

     - Объект выезжает… - доложил по рации хмурый мужчина с гладко выбритым черепом, сидящий рядом с водителем серого «Ауди». – За ним!

… Белый «БМВ»  медленно полз по центральным улицам мегаполиса.

    Пробки.

     На некотором расстоянии за ним крался «Ауди». Хозяин «БМВ», разумеется, не замечал слежки: кругом полно машин, все сигналят, томятся в пробках, трогаются и притормаживают.

     - Мы на хвосте, -продолжал бубнить  по рации Череп. –  Двигаемся за ним… Уверен, что ничего не замечает – тут такое месиво... 

      «Ауди» крался за «БМВ», как хищник, бесшумно ступающий мягкими лапами и пригибающийся к земле за спиной ничего не подозревающего, гордого, независимого оленя…

      «БМВ» припарковался у края тротуара, его хозяин вышел из уютного салона  и, зябко кутаясь в пальто, поспешно направился к черному зеву арки.

     - Объект вышел, - напрягшись, доложил Череп. – А машина тут припаркована… Вряд ли он машину надолго бросит… Вас понял. Я за ним.

     Он поспешно выскочил из «Ауди» и зашел в арку, где только что скрылась фигура преследуемого.

     Вынырнув из арки во внутреннем дворе дома-колодца, Череп растерянно оглянулся – объект исчез. Он мог зайти в любой подъезд… Ага… Во внутреннем дворе преследователь приметил маленькое уютное кафе с витражными окнами. Хорошо освещенный зал прекрасно просматривался с улицы, на которую уже спустились унылые осенние сумерки. В окне Череп заметил  владельца «БМВ», входящего в камерный зал  и на ходу скидывающего пальто на руки подбежавшему администратору. Объект занял столик как раз около  окна. За столиком уже сидел человек.

     - Так-так… Деловая встреча, - пробормотал Череп и направился  обратно к «Ауди».

… Пара часов томительного ожидания, и вот объект твердой походкой вышел из арки и сел в свою машину.

     - Трезвый… Говорю же, деловая встреча, - тусклым голосом подытожил свои наблюдения Череп.

     И уже в рацию:

     - Объект сел в машину, отъезжает… - и добавил, выключив рацию. – Сейчас подъедет к дому и будем его, голубчика, брать…

 

                                     Действие 3.

                           За 24 часа до описываемых событий…

 

 

     По Петроградской стороне стремительно движется в сторону крейсера «Аврора» высокий молодой человек в развевающемся черном длинном пальто. Его темно-русые, на прямой пробор, волосы ерошит ветер, лицо бледное, со строгими чертами, глаза глубоко посажены, взгляд – отрешенный, темные брови напряженно сдвинуты. Словом, образ прямо как у Валерия Брюсова – «Юноша бледный, со взором горящим…». Он кажется погруженным в свои мысли, вряд ли веселые. Однако энергичная походка и крепко, по-цоевски, сдвинутые челюсти свидетельствуют о том, что человек этот решительный, целеустремленный и не привыкший сдаваться.

    Проходя мимо крейсера «Аврора», он сбавляет шаг, внимательно, прищурившись, вглядывается в строгий, парящий над темной водой силуэт корабля и, зловеще улыбнувшись, произносит вслух:

     - Мы им еще покажем! Уже скоро…

     Переходя  через мост, он нагибается, преодолевая напор холодного, промозглого ветра. Примерно на середине моста приостанавливается, оглядывается: позади – силуэт непокорного крейсера, впереди – ярко освещенное здание из стекла и бетона. А под мостом зловеще плещутся волны черной реки, торопящейся к холодному морю. Он ускоряет шаг, и уже через минуту стремительно подходит к полукруглой громаде из стекла и бетона – зданию Бизнес-Центра класса А.  

     Молодой человек входит внутрь здания, протягивает охраннику паспорт:

     - Я в офис «Копеечки», на собеседование.

     Бесшумный лифт переносит соискателя   на восьмой этаж, приветливая девушка на ресепшене, узнав, что он пришел на второй этап собеседования – к самому генеральному директору! - набирает по телефону номер начальника службы персонала. Через минуту к нему уже спешит женщина средних лет в строгом костюме.

     - Рада приветствовать вас, Артем Вениаминович. Игорь Геннадьевич захотел лично пообщаться с вами. Я провожу вас.

     - И много у меня конкурентов? – усмехается Артем, именно так зовется незнакомец.

     - Не очень… Но есть.

     А тем временем в просторном кабинете с кондиционером, мебелью из мореного дуба и кожаными диванами сидит хозяин всего этого великолепия, роскошный блондин лет сорока пяти, генеральный директор и владелец продуктовой сети «Копеечка» эконом-сегмента.  Хозяина в нем выдает развязная уверенная поза и дорогой костюм - сидит на диване, закинув ногу на ногу. Рядом – не то, чтобы подчиненный, но  прямая спина и натянутая улыбка явно свидетельствуют о его зависимом положении. Хозяин покровительственно разливает коньяк.

     - Коньяк прямо из Версаля. «Пети Андре»… Настоящий… Есть в Версале один винный магазинчик, как залетаю во Францию – непременно туда заглядываю. Хозяин, Венсан, уже почти мой приятель.

     - Что, коньяк не хуже «Хенесси»?

     - «Хенесси»… Сразу видно, что ты,  слаще морковки ничего не ел. Венсан говорит, что этот хваленый «Хенесси» у них не котируется. – Искушенный в коньяках блондин берет рюмку. - Давай, Сашка, - мечтательно произносит он,  рассматривая, как переливается напиток в свете люстры, - выпьем за то, чтобы у нас с тобой состоялось взаимовыгодное и комфортное сотрудничество (выпили, закусили лимоном). Я очень рад, что ты вернулся из Москвы в родные края. Для меня важно не только то, что я заполучил такого первоклассного специалиста, но и то, что я буду работать бок о бок со школьным товарищем. Свой человек в команде – дорогого стоит…

     - Я тоже рад.  Я, как приехал, сразу тебе звонить стал. Думаю, Игорь обязательно поможет. Но, конечно, о том, чтобы с тобой работать, даже не мечтал. Видишь, как у меня в жизни получилось – на старости лет пришлось и работу менять, и вообще новую жизнь начинать.

     - Да какие наши годы! Все у тебя будет! И не переживай, что с Иркой разошелся! Как говорится, не судьба.

     - Я не переживаю. Это изначально была ошибка – то, что я женился на Ирке. Теперь, когда дети выросли и устроены, я имею право жить так, как считаю нужным.

     - Так давай выпьем за твою свободу!

     - Давай… (опять выпили,  закусили шоколадом «Баккара») Да, действительно, хороший коньяк.

     - Другого не держим… Значит, ты пока под родительскую крышу?

     - Да…

     - Как твои старики?

     - Папа умер два года назад. У мамы тоже со здоровьем нелады.

     - Так дядя Юра умер? Прости, не знал…Значит, вы с тетей Тоней вдвоем?

     - Так еще же сестра.

     - Ах да, маленькая, помню.

     - Уже не маленькая – двадцать восемь.

     - Да ну?! Как годы бегут… Замужем?

     - Нет.

     - Выдавай замуж, пусть к мужу уходит.

     - Это уж как получится, ей решать… А у тебя как в личном?

     - Все отлично! С Татьяной мне повезло... – Игорь опрокинул еще одну рюмку, закусил лимоном и брезгливо скривился: - Повезлооо!

     - Работает?

     - Нет, дома. А зачем мне, чтобы она работала? Я ее вполне могу прокормить. Пусть лучше тылы обеспечивает, да за собой следит. Бабе после сорока особенно следить за собой надо – ну, там салоны красоты, фитнес… Все дела.

     - А пацаны твои как?

     - Да тоже доволен: младший - студент, финансист будущий, в СПбГУ учится, старший – творческая личность, художник.

     - Ну, как говорится – выпьем за детей, за наше будущее! (Выпили)

     - Да… Семья у меня сплоченная – одна команда, один за всех и все за одного, как говорится…

     Звонок по внутреннему телефону прервал беседу. Игорь снял трубку:

     - Да, слушаю… Пусть заходит.

     Взглянул на часы.

     - Дела? – участливо спросил Сашка.

     - Да тут один соискатель на должность начальника маркетинга подойти должен.

     - Мне уйти?

     - Н-нет, останься. Тебе же с ним работать. Вот мы вместе его и прособеседуем.

   В этот момент дверь приоткрылась, просунулось остроносенькое личико секретарши Светочки:

     - Игорь Геннадьевич, в приемной Нина Ивановна – человека на собеседование привела.

     - Убери это, - Игорь взглядом показал на стол с начатой бутылкой коньяка, пустыми рюмками и недоеденным лимоном, - а потом зови.

     Светочка молниеносно навела порядок. А Игорь Геннадьевич небрежно бросил на столик пачку бумаг, создав видимость рабочего момента. В кабинет заглянула начальник отдела персонала Нина Ивановна.

     - Артем Вениаминович Скорохватов.

     Игорь царственно кивнул головой. Нина Ивановна вышла, вошел Артем. Пальто он оставил в прихожей и теперь, в строгом черном костюме с черным же шелковым галстуком, белоснежным воротничком рубашки и приглаженными волосами, выглядел вполне респектабельно. Игорь протянул ему руку, указал на кресло, стоящее около столика.

     - Рад познакомиться, Артем Вениаминович. Это мой коллега – Александр Юрьевич Ковалев. Финансовый директор. Если мы остановимся именно на вашей кандидатуре, вам с ним работать.

     Артем сдержанно кивнул, присел на край кресла.

     - Я ознакомился с вашим резюме, с вашими работами в области маркетинга, навел о вас справки и получил великолепные рекомендации. Вы профессионал, это видно. Также я ознакомился с вашими предложениями по продвижению нашей сети, по формированию имиджа и ценовой политике. Понимаю, что вы человек со стороны и не владеете всей информацией, но некоторые ваши предложения и идеи показались мне достаточно перспективными. Как я понял, покинуть довольно престижное место работы  вас заставили семейные обстоятельства?

     - Да. Я был очень доволен работой, коллективом и своим руководителем, но я разошелся с женой и принял решение уехать.

     - Понимаю… А почему именно Питер?

     - Большой город – большие перспективы.

     - А почему не Москва?

     - Ну, Питер… Питер – как мечта.

     - А как у вас с жильем?

     - Снимаю.

     - Какую зарплату вы ожидаете?

     Артем решительно назвал  сумму.

     - Мы подумаем и в случае положительного решения сообщим вам. Есть ли у вас вопросы?

     - Вопросов нет. Ваша сфера деятельности знакома мне, это именно то, чем я занимался последние пятнадцать лет.

     - В таком случае, удачи.

     Когда Артем вышел, Игорь повернулся к Александру:

     - Что скажешь?

     - Держится с достоинством, производит впечатление человека неглупого, но себе на уме.

     - Он профессионал, каких мало. А зарплату просит смешную. Попросил бы больше, я бы согласился.

     - Провинциал… - пожал плечами Александр, - а других ты видел?

     - Ничего интересного, одни амбиции.

     - Ну, так бери этого.

     - Мужская солидарность? Да, его история похожа на твою – разошелся, все бросил и поехал новую жизнь начинать.

     - Вот только у него есть передо мной одно большое преимущество – он меня младше лет на десять. 

     - Возраст – понятие относительное… Однако мне пора.

     - Ты как поедешь?

     - За рулем, естественно.

     - А ничего, что выпил?

     - Мне не привыкать.

     - И все-таки поберегись – есть у меня какое-то нехорошее предчувствие…

 

                                    Действие 4.

    

    … Пока Игорь полз в  «БМВ» по узким, забитым пробками улицам Петроградской стороны, Артем своей стремительной походкой продвигался по набережной:

 «Итак, я начинаю новую жизнь. Я приехал в Питер, чтобы совершить революцию. Да-да! Именно так! Без амбиций нельзя – ни менеджеру, ни революционеру. Питер встретил меня дождем в лицо, неприютными улицами и промозглым холодом. А я все равно люблю этот город! И чем больше злится непогода, тем мне веселее! О своем жилье я позаботился – есть, где кости кинуть. Осталось решить два вопроса: первый - найти работу, и второй – обрести в этом, пока еще чужом городе, единомышленников. Среди товарищей, среди единомышленников я хоть где буду как дома! Ну, здравствуй, Питер, город трех революций!»

       Для кого-то Питер – город трех революций, а для Марьяны Марьиной, писательницы, художницы, а по социальному статусу, безработной, это город прекрасной Дамы Блока. Именно в этом городе, в какой-нибудь полуподвальной ресторации, «дыша духами и туманами, она сидела у окна…» Марьяна тоже ощущает себя прекрасной дамой, сотканной из духов и тумана. И, как и положено прекрасной даме, ждет принца.

     Осень, любимое время поэтов, роняет желтые листья на каменные мостовые туманного города и омывает его тротуары моросящим дождем. Марьяна идет не спеша, впитывая в себя осеннюю погоду и подставляя лицо мелким каплям, которые текут по щекам, словно слезы. Путь ее лежит к длинному многоэтажному дому. Марьяна входит в подъезд и, радуясь, что после холодной улицы попала в тепло, пусть и пыльное, полное неаппетитных запахов, поднимается на самый верх, в мансарду, в темноте притаившуюся под крышей.

     Толкнув облупленную дверь, входит в маленькую прихожую и тотчас упирается взглядом в мутное зеркало. Затем скидывает плащ, устраивает его на вешалку поверх других плащей и курток, хранящих запахи тел их хозяев, и уже пристально вглядывается в свое отражение: на нее смотрит тонкая брюнетка с длинными прямыми волосами, бледным болезненным лицом, лихорадочно сверкающими черными большими глазами, неопределенно тонким носом и красными крупными губами. На вид ей можно  дать не больше двадцати пяти. Она улыбается, но, поскольку глаза не смеются, улыбка получается неестественной, невеселой и даже какой-то плотоядной. Не понравившись себе, обладательница бледного лица  хмурится,  поджимает губы и решительно входит в ярко освещенное помещение.

     Она оказывается в мастерской, уставленной, увешанной и забросанной завершенными картинами и незавершенными набросками. Картины изображают либо здания в разных стилях, либо женские обнаженные тела в разных позах. Посередине - стол, вокруг которого на продавленном диване и дырявых креслах - знакомое ей общество.

     - Марьяна! Привет! Заходи скорей, опаздываешь…

     - А, Марьяна, здорово! Давай, давай быстрей…

     Марьяна Марьина проходит на освободившееся для нее место.

     - Принесла что-то читать?

     - А то…

     - Друзья, больше мы никого не ждем, - провозглашает  хозяин мастерской, Сергей, высокий худощавый мужчина лет сорока с ироничным выражением лица. – Давайте начнем… Кто готов? Володя?

     Длинный парень с клочковатыми белокурыми волосами и возбужденно дергающимся лицом, Володя Беженский, нервно достает мятые листы рукописи и, счастливо хохотнув, с удовольствием начинает читать:

     «Я стою на остановке, меня толкают и пытаются оттеснить от дверей подошедшего автобуса. Однако мне удается втиснуться.

     - А ты, с ковром, встань как-нибудь так, чтобы твой ковер не мешал, - ткнув меня в живот, неприязненно говорит серое пальто.

     - С ковром вообще надо на такси ездить, - ворчит зеленая куртка.

     - Вообще-то это не простой ковер, а ковер-самолет, - пытаюсь я защитить свою ношу. – Так что осторожнее, пожалуйста, вещь ценная!

     - А может, тебе в карету скорой помощи надо, а не в автобус? – парирует серое пальто.

     - Милок, дык если это ковер-самолет, что ж ты в общественный транспорт-то щемишься, - голосит зеленая куртка, - ты бы на ём и передвигался!»

   Пока блондин читает, Марьяна уютно устраивается на диване, ей протягивают чашку с горячим чаем, и она с удовольствием пьет, чувствуя, как приятное тепло разливается по телу.

    … Когда чтец замолкает, слово берет председательствующий:

     - Кто-нибудь хочет что-то сказать Володе?

     - Отличная миниатюра, в его стиле, - подает уверенный голос пожилая дама интеллигентного вида. – Его обычный прием – чудесное в повседневной жизни. Н-да… Вот так и все мы – с коврами-самолетами в общественном транспорте, да и вообще по жизни…

     Тут надо пояснить, что общество это  - суть  «литературная студия»,  председательствующий - Сергей,  главный художник города,  архитектор, называющий свою работу женой, а литературу – любовницей. Место действия – его мастерская. Картины – это его картины.

    Когда-то литературная студия существовала при союзе писателей, вел ее маститый член оного за оклад, а цель сего мероприятия была – готовить из молодых литераторов смену сегодняшним членам союза. Соответственно, молодежь пытались вогнать в рамки, причесать под одну гребенку и навязать вкусы председательствующего. Вскоре после распада Союза (не писателей, а Советских Социалистических Республик), ставку ведущего литстудии отменили, а студийцев отпустили на вольные хлеба. Каждый уединился в своем мире, но желание общаться и делиться  творческими муками оказалось сильнее, и вот, когда Сергей любезно предоставил для литературных встреч свою мастерскую, все восприняли это с энтузиазмом. Не ограниченные рамками, литераторы писали кто во что горазд. А потому в мастерской звучали произведения самых разных стилей. Потом, конечно, была реанимирована литературная студия при союзе писателей, и вновь стали платить маститым наставникам  за работу с молодыми творцами, а впоследствии, по мере  возникновения новых союзов писателей. стали появляться и новые студии, но сформировавшийся вокруг Сергея кружок  остался верен ему. Разумеется, все его члены делали вылазки в другие творческие объединения, и неизменно возвращались сюда.

     … А тем временем откашливается и начинает читать низенький, цыганистой наружности парень, с чувственным лицом и смоляными усами:

     - «Взошло солнце, этот раскаленный котел вселенной, безжалостно выжигающий все живое, но и щедро  дарящий жизнь. Оно осветило неприглядную картину живописной свалки, на которой, выуживая из зловонной кучи мятые металлические банки из-под пива, примостился обветренный и потертый бродяга.

     - Давно бичуешь? – спрашиваю его.

     - С тех пор, как наш бронепоезд сошел с рельсов…»

     Марьяна слушает невнимательно. Она больше следит за эмоциями  бледного лица автора, за тем, как дрожат его руки. Надо же, такой опытный студиец Гоша Молотков, занимается уже двадцать лет, еще со времен, когда студия существовала официально при союзе писателей,  а до сих пор волнуется…

     - У кого есть что сказать Гоше? – подает сигнал к обсуждению Сергей.

     - Да что говорить? Пишет профессионально.

     - А мне кажется, что слишком цветисто. Проще надо писать, проще! Вспомните Пушкина, который наше все, так вот он первый подал пример, как надо писать прозу.

     - А зачем писать просто? – вскидывается автор. – Просто вот бомжи говорят. А мы – литераторы, должны показать наш великий и могучий во всей красе.

     Следующим читает молодой человек в образе «ботаника», с очками на кончике носа и непослушным вихром волос.

     - «Альфа Центавра загадочно мерцала, освещая неровным светом звездолет, плавно опустившийся на кратер потухшего вулкана. Из звездолета опустился трап, по которому сошел на неизвестную планету командир экипажа, астронавт Биф Дургар. Он настороженно огляделся, инстинктивно чувствуя опасность. И точно, на горизонте, разрастаясь все больше и больше, появилось облако, оно стремительно приближалось…»

     - Ты, Митя, все фантастикой увлекаешься, - проронил Гоша, когда «ботаник» закончил читать.

     - А меня, во-первых, ничего больше не интересует, - заявил Митя, - мне ну совсем не хочется писать, как вы, в стиле голого реализма, во-вторых, сейчас фантастика востребована, а мне, в отличие от многих из вас, хочется увидеть свои рассказы напечатанными в журналах, да и надежды не теряю, что книжка выйдет… Для меня, в отличие от вас, литература не просто творчество и отдохновение от суеты, а способ заработать.

     - Вот она – нынешняя молодежь, - покачал головой Гоша. – Ничего святого! Одни деньги…

     - А что ж плохого в деньгах? – вскинулся Митя. – Что плохого в том, что я за свой труд денег заработаю?!

     - И много ты заработал?

     - Да уж побольше, чем ты. Я в солидных журналах печатаюсь, мне гонорары платят.

     - Позволю себе заметить, - вступила в разговор пожилая дама, – что я хоть и не могу отнести себя к молодежи, но тоже считаю, что надо улавливать конъюнктуру. К примеру, вот уже около пятнадцати лет спросом пользуются кровавые детективные истории, написанные представительницами слабого пола. А потому я пишу детективы. Пока, конечно, я ничего еще не заработала, но для меня это новая тема, так что все впереди. Несколько рассказов я уже разослала по редакциям. Вот последний, только что написанный, который я и предлагаю вашему вниманию (Дама сдвинула очки на кончик носа и стала читать):

    -  «Дверь приоткрылась, зловеще скрипнув. Взору Марьи Ивановны предстало жуткое зрелище – на полу распростерлось белоснежное женское тело, утопающее в алой луже крови. Кому могло перейти дорогу это невинное юное существо? Марья Ивановна начала лихорадочно прокручивать варианты – дед Богдан: похаживал к покойнице, несмотря на преклонный возраст… Илья, студент из соседнего подъезда, вообще от нее не вылазил, его уже чуть ли не официальным женихом считали… А заезжий коммерсант? На днях, теперь уже покойница, колечком с изумрудиком хвасталась… А коммерсант-то женат… Точно, это жена! Наняла киллера, не иначе… Или студент, колечко обнаружив, из ревности… Да и дед Богдан тоже мог, несмотря на преклонный возраст…»

     На этот месте внимание Марьяны отключается, ее клонит в сон, и ей совершенно все равно, кому перешло дорогу невинное юное существо.

     - А мне, Оксана Петровна, больше ваши прежние рассказы нравились,  - задумчиво произносит Сергей.

     - Что делать? – обреченно вздыхает женщина. – На них денег не заработать… Приходится, так сказать, на горло песне… А вы, Сергей, будете сегодня читать?

     - Сегодня – нет. К следующей нашей встрече допишу рассказик. Но у меня все рассказы – некоммерческие, поелику пишу я по зову сердца, а не денег ради. Кормит меня моя профессия – родна жена, а литература – моя любовница, на которую я деньги  только трачу. В следующем месяце приглашаю вас, друзья мои, на презентацию моей новой книги «С юмором по жизни».

     - Браво! Поздравляем! – дружно восклицают студийцы, глядя на счастливца с лютой  завистью.

     Шум в прихожей заставляет всех обернуться.

     - Кажется, к нам кто-то еще пожаловал…

  В мастерской появилась новая, никому не знакомая личность – высокий худощавый мужчина в черном пальто, с лицом бледным и нервным. Словом, типичный литератор.

     - Добрый вечер! Не помешаю?

     - Заходи, Артем, - радушным жестом Сергей пригласил гостя войти. – Будь, как дома… Друзья, рад представить нового собрата по перу – Артем Скорохватов. Преуспевающий менеджер, у которого, как и у меня, работа – жена, а литература – любовница.

     - О, не только литература. Я любвеобилен и любовниц у меня много.

     - Мы через социальные сети познакомились, - продолжал охотно объяснять хозяин студии. – Артем хотел было на официальную студию попасть, но я ему сказал, то есть написал, что на официальную ты еще сходишь, на официальной - один официоз, а вот настоящее творческое общение – только у нас.

     Вновь пришедший небрежно сбросил пальто на подлокотник дивана и непринужденно уселся на диван как раз рядом с Марьяной.

     - Не помешаю?

     - Нет, конечно, что за церемонии…

     - Артем совсем недавно в Питере, - продолжал Сергей.

     - Но, думаю, надолго.

     - А что вы пишете? – поинтересовалась Оксана Петровна.

     - Фантастику.

     - Ну, вот, Митя, в вашем полку прибыло.

     - А какую фантастику, простите? – оживился Митя, возбуждённо поправляя очки на носу.

     - Антиутопии. Социальные антиутопии.

     - Артем увлекается политикой, - продолжал представлять гостя Сергей.

     - Политика – это тоже одна из моих любовниц, - усмехнулся новенький.

     - Это зря! – сказал, как отрезал, Гоша Молотков. – Мы, литераторы, не должны пачкаться политической грязью. Мы должны быть выше этого.

     - Вот как ткнут вас носом в реальность, тогда сразу поймете, выше вы или нет. Как говорится, если ты не хочешь заниматься политикой – политика займется тобой.

     - А сейчас вы что-нибудь принесли?

     - Да.

     - Так давайте предоставим слово новичку. Читайте, Артем.

     Артем вытащил из бокового кармана пиджака смятую рукопись.

     - Сегодня не буду утомлять вас длинным повествованием, прочитаю притчу. Так, в качестве ознакомления. Итак, притча «Вождь равнодушных»:

     «Путник шел издалека. Видел он и Глубокую Пропасть, к которой вела широкая, мощеная дорога, по-змеиному извивавшаяся в тени развесистых деревьев, и Прекрасную Страну, подступы к которой были затруднены бездорожьем. А сейчас он решил отдохнуть. Сел в тени дерев, достал свой  «завтрак туриста», и замер в удивлении: из-за крутого поворота змеившейся дороги вышла процессия. Возглавлял ее человек, который вел  длинную вереницу людей. В руках он держал конец веревки, к которой были привязаны все остальные – она перехватывала их вокруг пояса. Человек вел их сосредоточенно, путники же занимались каждый своим делом: кто играл на гармонике и распевал песни, а другие под его музыку пытались изобразить что-то вроде танца; кто на ходу сосредоточенно пытался читать, кто равнодушно играл с мобильным телефоном; были здесь и любители приложиться к бутылочке – от постоянного прикладывания походка их уже стала нетвердая; были и любители закусить на ходу; родители катили коляски с детьми, оживленно обсуждая планы на будущее; влюбленные шли, держась за руки…  Путь их лежал как раз в сторону Глубокой Пропасти.

     - Эй, стойте! Остановитесь! – Путник вскочил на ноги, забежал вперед, размахивая руками. Процессия нехотя остановилась, люди глядели на него с недоумением.

     - Куда вы идете?! – орал Путник, преграждая им путь.

     - Мы идем в Прекрасную Страну, - нестройно ответило несколько голосов из толпы.

     - Но вы идете не туда!

     - Как это – не туда? Нас ведет наш Вождь. Мы сами его выбрали. Он сказал, что знает дорогу. Мы ему верим – пусть ведет. Должен же кто-то нас вести.

     - Но он ведет вас не туда! Эта дорога ведет к Глубокой Пропасти. Дорога в Прекрасную Страну вон там!

     Люди стояли в растерянности, переступая с ноги на ногу. Наконец кто-то сказал неуверенно:

     - Разве может дорога в Прекрасную Страну быть такой узкой и неудобной?

     - Да это не дорога – козья тропа какая-то! – выкрикнул другой.

     - Да на такой дороге ноги переломать можно!

     - Дорога такая нехоженая, потому что мало кто знает путь в Прекрасную Страну, - пояснил Путник.

     - Не слушайте его, - устало сказал Вождь. – Кто он такой? Какой-то первый встречный. Я же с вами уже много дней, разделяю ваши заботы и радости. Вы сами выбрали меня, и я оправдаю ваше доверие. Я знаю дорогу в Прекрасную Страну и веду вас по ней. Смотрите, какая она широкая, как хорошо она вымощена, как приятно по ней идти! В дороге вы наслаждаетесь тенью от этих высоких деревьев, а на той козьей тропе вас ждет палящее солнце. Вы подумайте сами, вы же умные люди, - в Прекрасную Страну все стремятся, ведь так? Ну, вот – потому и дорога широкая – протоптали. А в ту сторону, куда указывает этот Путник, желающих что-то не много нашлось, потому и тропа узкая и нехоженая.

     - Правильно говорит! Да что там – пошли дальше! Нечего время терять… Веди нас, наш Вождь!

     И процессия двинулась дальше. Путник, в отчаянии заламывая руки, последовал за ними. И что же он увидел? Вождь подвел доверившихся ему людей к самому краю Глубокой Пропасти и, прежде чем они смогли что-либо сообразить, зыбкая почва ушла у них из-под ног. Вождь выпустил веревку из рук, и люди полетели в пропасть – с колясками и детьми, с мобильниками, недоеденными бутербродами и недопитыми бутылками…

     - Зачем вы сделали это? – спросил Путник, когда оправился от шока.

     - Я наемный менеджер, - устало сказал Вождь. – Меня наняли, чтобы я сделал это.

     - Но зачем?!

     - Ну, вы же понимаете, Прекрасная страна не резиновая, на всех в ней места не хватит. Есть Золотой Миллиард избранных, а остальным туда вход воспрещен.

     - Неправда! В Прекрасной Стране есть место для всех – надо лишь найти путь туда… И куда вы теперь?

     - Как – куда? В Прекрасную страну, разумеется!»

     Марьяна завороженно смотрела, как двигаются его губы, как слегка дрожит рукопись в его длинных тонких пальцах. «Какой интересный молодой человек, - подумалось ей и как-то грустно и сладко сжало сердце. Вдруг она заметила, какие длинные у него ресницы. – Мне бы такие ресницы, я бы на туши сэкономила».

     Когда Артем закончил чтение и стал сворачивать свою рукопись, студийцы некоторое время молчали.

     - Ну, что ж, - подвел итог Сергей. – Мы сейчас прослушали философско-социальную притчу.

     - Написано хорошо, - заметил  Молотков. – Вы печатались?

     - Да, в литературных журналах…

     - А равнодушные – это мы? Это нас ведут к пропасти, пока мы тут пишем да сочиняем? – спросил Володя.

     Артем хотел было что-то ответить, но Марьяна нетерпеливо выкрикнула

     - Я тоже хочу читать! Я набросала миниатюру.

     - Валяй, первая леди прозы сюрреализма.

     Леди  воскликнула хриплым взволнованным голосом:

      - Добро пожаловать в Театр Абсурда, господа!

      - Ты до сих пор пишешь… э-э, вручную? – удивленно воскликнул Артем, заглядывая в ее рукопись.

     - Да, - не растерявшись, ответила Марьяна, - такая вот я консервативная – длинные юбки, длинные волосы, и пишу ручкой, а не печатаю на компьютере. Разве это творчество – текст набирать? Вот когда пишешь – только тогда настоящее вдохновение! Было бы перо, я бы пером писала.

     И затем, придав себе отрешенный вид, замогильным голосом начала рассказ:

     - «Я чувствую себя как рыба в воде в своей мастерской. Только здесь, среди своих живописных полотен, я живу. Они – мои друзья, мои дети и любовники, только они меня любят и понимают. Я могу создать чудовище и могу его уничтожить,  могу молодую красавицу превратить в старуху, а могу старухе вернуть юность и красоту, ибо я здесь – хозяин, волшебник, творец, Бог…

     Но как только мне необходимо покинуть мое царство и выйти на улицу, я попадаю в чужой, враждебный мир… Я попадаю в Театр Абсурда… Мне страшно жить в этом мире! Он – чужой!»

     - Ох, Марьянка! – по-бабьи пригорюнилась  Оксана Петровна, когда Марьяна закончила читать. – Как ни прячься от враждебного мира, он тебя все равно настигнет да по шапке надает…

     …  Остальные, привыкшие к бессюжетным зарисовкам первой леди, промолчали.

     - Предлагаю сделать перерыв! – объявляет Сергей.

   Литераторы разбиваются на группки. Марьяна подходит к Артему, который внимательно рассматривает картины.

     - Как тебе мой рассказ? Ты ничего не сказал.

     - Не люблю декаденствующих барышень. Как выйдешь замуж да нарожаешь детей, сразу весь декадентский флер слетит, - он отворачивается от нее к подошедшему Сергею.   - Сергей, судя по твоим картинам, ты рисуешь или дома, или женщин.

     - Дома рисовать – моя работа, как архитектора, а женщин рисовать – опять-таки хобби. У меня, как видишь, во всем так.

     - Я вижу, что ты и к телу женщины подходишь, как архитектор. Экие у тебя все натурщицы монументальные.

     - К телу женщины я подхожу как мужчина! –  усмехается в усы Сергей.   – Вот ты, Марьяночка, не желаешь попозировать? У тебя фактура  богатая.

     - Нет. Я на дом не похожа.

     Марьяна переходит к другой группе. «Грубиян и хам, - обиженно думает она об Артеме. – А мне-то он поначалу показался таким романтичным…  Простой и примитивный материалист! Ненавижу таких…»

     Блондин с ковром-самолетом, пожилая дама и «ботаник»-фантаст  обсуждают темы, которые могут принести коммерческий успех.

     - Эротика еще хорошо идет! – говорит блондин вдохновенно, но Марьяна видит, что в душе он, обладатель ковра-самолета, смеется над ними.

     - Да я пробовал… - смущенно признается «ботаник». – Но не идет, не мое. Мне все-таки ближе фэнтэзи. Да и продается это лучше.

     - Лучше – это вряд ли, - продолжает глумиться блондин. – У меня приятель в рекламном бизнесе криэйтером работает. Так вот он меня просветил, что основной инстинкт – это самосохранение, то есть больше всего людей возбуждает то, что угрожает их жизни, то есть вызывает страх, а потому я согласен с Оксаной Петровной, почему столь популярны детективы. Детектив воздействует на чувство страха, ведь это с каждым может произойти, и, читая детектив, обыватель, с одной стороны, испытывает ужас, а с другой, облегчение, что это не с ним произошло... А вот уже на втором месте инстинкт продолжения рода, то есть похоть. И вот здесь как раз закономерен интерес к эротической литературе. Не зря ведь в рекламу стараются запихать эротический мотив. В любую! Даже в рекламу котлеты – фарш формируют в форме женской груди. Как хочется мужчине ее – ам! Аж слюнки текут!

     - Вы забыли про такие еще популярные темки, - вступает в разговор Марьяна, - как расплодившиеся книги-советы «Как стать счастливым», «Как стать богатым»  и так далее. Кстати, купите книжку «Как стать богатым», может, она научит вас продавать свои рассказы.

    - Точно! – захлебываясь от восторга и потирая руки, восклицает блондин и продолжает развивать подкинутую ею мысль.

      Марьяна идет дальше и останавливается около блондинки, которая выглядит несколько чужеродно среди литераторов – ее личико с ярким макияжем  не обременено интеллектом. Девушка сосредоточенно рассматривает картину с обнаженной натурщицей, которая не обладает модной худобой, а по внешнему виду, скорее, походит на эталон эпохи возрождения.

     - Вот ужас, да? – нарушает ее уединение Марьяна. – Толстенная какая! Ей бы срочно в спортзал!

     Тут она замечает, что блондинка на самом деле думает о чем-то своем, потому что вздрагивает и уже осмысленно смотрит на картину.

     - Что?... Ах да… Действительно толстая.

     - Что, Жанна, будешь читать сегодня?

     -  Нет.

     - Никогда ничего не читаешь, зачем тогда ходишь?

     - Ну, как же ничего! Я в самом начале приносила рассказ.

     - Так ты принесла только потому, что тебя бы сюда не пустили: тебе же сказали, что не пишущим делать у нас нечего.

     - Было дело – пришлось поднатужиться, ну не умею я прозу писать. А ходить на ваши посиделки хочется. Вернее, не хочется, а надо, для одного дела...

     - Для какого еще дела?

     - Да так…  Долго рассказывать.

     - Расскажи, пока перерыв.

     - Мой друг… бывший… творческая личность. И он вбил себе в голову, что круг его общения должен состоять исключительно из таких же, как он. А я, по его мнению, человек приземленный, не его поля ягода. Такие, как я,  его не интересуют. Когда мы только начали встречаться, я еще как-то выдавала себя за творческую личность… притворялась писательницей, а потом он раскусил меня. Так вот, чтобы доказать ему, что я действительно писательница, я и стала ходить к вам на студию.

     - Он что  - проверял тебя?

     - У него приятель сюда ходит иногда.

     - Кто?

     - Слава.

     - Знаю его. Графоман. Дальше.

     - Так вот Слава подтвердил, что я хожу на литературные вечера.

     - А он?

     - Все равно как-то не очень поверил.

     - И что?

     - Ну, что-что… В общем, я хотела прийти к нему с человеком по-настоящему творческим, с настоящим студийцем, писателем… ну, чтобы он понял, что у меня тоже друзья – творческие личности, что я тоже – из богемы. Ну, в общем… - девушка окончательно смутилась и замолкла.

     - Понятно. И что же, ты действительно думаешь, что если он увидит тебя с каким-нибудь графоманом, он в тебя обратно влюбится? Щас! Скорее, он просто не знает, как от тебя отделаться, вот и придумывает всякую хрень.

     - А если даже так! – в сердцах восклицает Марьянина собеседница. – По крайней мере, у меня будет еще один шанс!

     - Блажен, кто верует…

     - Слушай, Марьян, пойдем со мной!

     - Я?! В роли графомана?

     - Ну, пожалуйста! Выручай! Я уже несколько  вечеров думаю, как тебе об этом сказать, да все не решаюсь…

     - Надо было не думать, а просто сказать и все.

     - Так ты пойдешь?

     - А почему именно я?

     - А кто? Больше никто из девушек на студию не ходит. А ты – ты же воплощенная творческая личность! Твоя интересная внешность, драные джинсы, фенечки… ну, вся эта богема… И потом, не с Оксаной же Петровной мне идти!

     - Да, с ней как-то не очень… Да нет, не пойду я – лениво…

     - Ну пожалуйста! Это мой последний шанс – одну меня он на порог не пустит. А если с творческой личностью – пустит. А я уж постараюсь ему опять понравиться!

     - А почему бы тебе мужиков не пригласить?

     - Издеваешься? Как я объясню какому-нибудь Молоткову, зачем мне это надо!

     - Да, Молоткову не объяснишь… Хм, ну, раз так, пожалуй, пойду! Мне самой интересно на этого чудилу посмотреть. Когда двинем?

     - Сегодня.

     - Сегодня?

     - А когда еще? Я стосковалась по нему – сил нет! Ну, пожалуйста! Он допоздна не ложится – так что это удобно будет, ты не переживай.

     - Я не переживаю. Я без комплексов, – Марьяна  насмешливо смотрит на несчастную влюбленную. Как у нее розовеют щеки,  блестят глаза, поднимается грудь… Сколько эмоций дает любовь! Вот только Марьяне не довелось еще испытать их…

     - Спасибо тебе! – та готова на шею кинуться своей спасительнице и уже протягивает руки.

     - Ладно ты, не балуй!

     Знала бы Марьяна, к чему приведет это невинное на первый взгляд приключение, бежала бы от Жанны, спотыкаясь и падая… А может, наоборот?

 

                                             Действие 5.

 

     …Полночь. Закрытая дверь… А что за ней? Распахнешь ее и, возможно, жизнь твоя перевернется, словно там, по ту сторону, все не так, как в нашем мире. А вдруг, пока она еще молчаливо закрыта, самое время развернуться и бежать без оглядки, так как там… да лучше бы и не знать, что там.

     Но девушки не убежали, а закрытая дверь – сим, сим, и открылась. Значит, это судьба…

     На пороге - молоденький парень в шортах и футболке.

     - Привет, Паша! Дэн дома?

     - Привет, Жан! Давненько ты в наших краях не показывалась. Заходи, дома он.

     Девушки вошли в темную квартиру.  Марьяне с первого взгляда показалось, что она попала в огромный темный дворец. В темноте читались очертания далеких арочных сводов, таинственно мерцали зеркала… Бесшумно ступая по мягкому ковру,   они прошли по длинному коридору прямо, затем повернули направо, затем – налево, и там перед ними возникла уединенная дверь. Над нею тихонько позвякивала музыка ветра в виде длинных сиреневых трубок и рыбок, медленно покачивающихся, словно они плавают в родной стихии.

     - Ой! – сделала большие глаза Жанна и бессильно опустила руку, готовую отворить  дверь. - Боюсь...

     - Не боись, прорвемся! – и Марьяна решительно втолкнула ее в комнату.

     Комната встретила их таинственным полумраком, в котором предметы казались призрачными, а в воздухе дрожал туман от слабо мерцающих восточных свечек. Полумрак слегка рассеивался приглушенным светом разнообразных светильников в восточном стиле,  в виде фигур  животных – жабы, дракона, кота… Тихо играла медитативная музыка – глухо стучали индийские барабаны. На диване полулежал молодой человек, который показался Марьяне настолько прекрасным и загадочным, что она резко остановилась и воскликнула:

     - Да это же настоящий Дориан Грэй!

     - Кто? Дориан Грэй? Хм… Спасибо, - улыбнулся обладатель замечательной внешности. –  Давайте знакомиться. Я – Дэн,  Денис.

     Дэн был чуть выше среднего роста, хорошо сложен, с белокурыми волосами, отливающими в полумраке лунным сиянием, с лицом немного удлиненным и очень белым, на котором так странно выделялись  глаза его – огромные, черные, опушенные очень длинными и густыми ресницами. Все остальное – тонкие губы с изящным изгибом, греческий  нос – тоже казалось произведением искусства, тщательно вырезанным прихотливым резцом мастера.

     - Марьяна, - девушка протянула ему маленькую энергичную руку.

     - Привет! Рад, действительно рад, – Дэн бережно пожал ее пальчики.

     - Здорово, - холодно кивнул он взволнованной блондинке, затем  подвинулся, приглашая девушек присесть рядом с ним на диван.  – Ну-с, какими судьбами?

     - Мы шли с литературной студии, - заворожено глядя на красавчика, хриплым от волнения голосом ответила Жанна. – И решили зайти.

     - И решили зайти… Вот так запросто! Ай, молодца! Хвалю девушек без комплексов! – Он выразительно посмотрел на наручные часы.

     - Ну, мы-то с тобой не посторонние люди, - справившись с волнением, перешла на игривый тон его подруга.

     - Конечно! Да мы с тобой почти родственники!.. Подумаешь, переспали пару раз… Ну-с, и что же вы там делали – на литературной студии? Обольщали мужчин? Поэтов, чтобы они вам стихи посвящали? Это же так романтично – быть музами…

     - Нет, мы выше этой пошлости, - резко возразила Марьяна.

     - Вот как? – он быстро повернулся к ней. – А разве это пошло – быть музами? Разве я сказал какую-то пошлость?

     - А что же еще, по-твоему, ты сморозил? Конечно, пошлость! Ненавижу, когда про меня думают, будто я на студию хожу, чтобы мужиков клеить.

     - А почему ты решила, что я так думаю?

     - Так ты ж только что сказал…

     - Думать и говорить – разные вещи. Можно думать одно – а говорить совершенно другое… Так-то…  А почему ты сказала, что я похож на Дориана Грэя? Ты правда так думаешь? Скажу прямо, мне это польстило, хотя и неожиданно…  Оскар Уайльд – один из моих любимых писателей. Эстетизация порока… Обожаю!

     - Это первое, что пришло мне в голову, когда я тебя увидела… В тебе этакая смесь красоты, невинности, чистоты… и порока.

     - Браво, девочка! В самую точку... Ты вот говоришь, что ходишь на литературную студию не для того, чтобы мужчин завлекать. А для чего?

     - Я писательница. Я пишу и хожу на студию, чтобы общаться со своими единомышленниками, делиться своим творчеством, своими фантазиями, мыслями… Ну, вот как художник, написав картину, хочет, чтобы ее увидели. Ведь так?

     - Так, так… Ну, и где твоя картина? Я хочу ее видеть.

     - Она со мной. – Марьяна, не отрываясь, смотрела в его глаза, они словно гипнотизировали ее. Он тоже смотрел на нее немигающим воспаленным взглядом. И это очень возбуждало.

     - Я хочу сказать, что Марьяна у нас пишет… - начала было Жанна, но Дэн оборвал ее:

     - Я знаю все, что ты хочешь сказать. Ты для меня уже прочитанная книга. Теперь я хочу прочитать  твою подругу. Ты готова, подруга?

     - Готова!

     Марьяна достала из сумочки  рукопись и начала читать…     

…Когда она замолчала, Дэн три раза медленно хлопнул в ладоши:

     - Браво, - прочувствованно произнес он, не спуская с нее тяжелый взгляд. – На самом деле хорошо, поверь мне! Я – искушенный читатель. Враждебный мир, в котором живем все мы, и твой мир, в котором живешь ты одна… Я хочу знать о твоем мире все! Какой он, твой мир?

     Жанна, начавшая понимать, что все происходит не по сценарию, написанному в ее голове, переводила напряженный встревоженный взгляд с одного на другого.

     - Я не мешаю вам?

     - Конечно, мешаешь, детка! Наконец-то догадалась…

     - Так это что – действительно конец? – ее голос задрожал.

     - Действительно конец.

     - Нет! Нет-нет-нет, Дэн! Только не это! Не бросай меня! – она опустилась на колени перед ним, обнимая его ноги. Он брезгливо отстранился.

     - Спокойной ночи, зайка. У нас сейчас будет беседа на интеллектуальные темы. Ты в этом не сильна.

     - Погоди… Нет! Не отталкивай меня вот так… - она стала судорожно цепляться за него, а он – брезгливо сдергивать с себя ее руки. Нет более жалкого зрелища, чем покинутая женщина, пытающаяся вернуть своего любовника.

     - Не унижай себя, Жанна, крошка! Я не стою этого, - твердил он с кривой усмешкой, пряча глаза от ее настойчивого ищущего взгляда.

      - Ты не можешь бросить меня! – лепетала Жанна, задыхаясь от слез. – Не можешь, потому что я не могу жить без тебя! Я что-нибудь с собой сделаю!

     - Неужели? Как романтично… Я пролью слезу на твоей могиле и воткну в снег пару алых гвоздик, на розы у меня денег нет… Я уже вижу эту картину – белый снег и алые, как кровь, гвоздики… Как это будет красиво! Мне это понравится, ведь я эстет…

     Тогда Жанна впала в бешенство.

     - Так вот как ты относишься к моей любви, к тому, что мне больно?! Ну, и… ну, и… пошел ты! – завопила она, захлебываясь от рыданий. - А от тебя, гадина, я такого не ожидала! – она резко повернулась к Марьяне, с ненавистью глядя на нее.

     - Да я-то что ж сделала? – Марьяна недоуменно развела руками, с отвращением и удивлением наблюдая эту  сцену.

     - Жанна, послушай меня, - воскликнул предмет ее обожания, неожиданно засмеявшись, - помнишь, я рассказывал тебе об учении  Александра Свияша? Так вот, напомню – жизнь, по Свияшу, это даже не театр, театр – слишком красиво и возвышенно, жизнь – это цирк, а люди в ней кто? Актеры? Нет!  Клоуны! Так вот, ты сейчас кривляешься на арене цирка в колпаке, на котором написано «отвергнутая женщина»! Как тебе идет этот колпак! Как жалобно позвякивают его бубенцы, когда ты трясешь головой!

     - Издеваешься?.. В таком случае знай – я желаю тебе попасть в ад! Причем в самое скорое время!

      – Ад для меня – это видеть тебя!

     Не найдя, что сказать, Жанна вскочила и выбежала из комнаты. Смущенная и огорченная Марьяна попыталась было подняться, чтобы последовать за ней, но Дэн властным жестом остановил ее:

     - Пусть идет… А ты останься!

     Марьяна несколько минут сидела молча, осмысливая происшедшее. Она чувствовала себя крайне неловко, но – странно, уходить ей вовсе не хотелось, хотя она понимала, что оставаться неудобно. Он с лукавой улыбкой наблюдал за ней, наконец, видя ее смущение, поднялся и вышел из комнаты. Вернулся  с подносом, на котором стоял чайный набор и вазочка с конфетами.

     - Угощайся! И, пожалуйста, забудь про эту Жанну! Она заслужила такое отношение.

     Марьяна немного успокоилась и взяла из вазочки конфету.

     - А может, чего-нибудь покрепче, м-м? Мартини, вино…

     - Нет! Я не пью, не курю, и не употребляю мясо. Восточные духовные практики, которыми я занимаюсь, не приветствуют это. Вообще не приветствуют допинги, всякие стимуляторы. Мы должны внутреннюю энергию черпать в себе. Единственное, от чего не могу отказаться, это от кофе по утрам.

     - Как интересно! Я тоже люблю восток! Но не в плане духовности, а больше в плане… эстетики, что ли… Я никогда ни в чем себе не отказываю. Поэтому эти всякие ограничения – не для меня. Ну-с, расскажи о себе. Чем ты занимаешься по жизни?

     - Я пишу картины и рассказы.

     - Правда?! Я тоже! Хотя про рассказы – сильно сказано. У меня два листа прозы, всего лишь… А вот картины пишу. Акварелью. Хочешь взглянуть?

     Дэн вскочил и вытащил из выдвижного ящика комода несколько листов, расписанных акварелью.

     - Вот это я попытался изобразить подсознание. Весь ад и мрак, который может быть  в душе. Ведь от себя, от того, что в тебе – никуда не уйдешь! Можно носить ад с собой. И наоборот, если в душе рай, то тебе и в аду будет, как в раю.

     - Отлично сказано!.. Какой философский сюжет… В стиле сюрреализма, да? Напоминают Сальвадора Дали… А я пишу маслом, в стиле импрессионизма. То есть стремлюсь запечатлеть не реальный мир, а мое восприятие этого мира.

     - Ну, а твоей работе это не мешает? Кстати, где ты работаешь?

     - Нигде. Я не могу представить, что смогу где-то работать. Образования у меня нет. Я много болела в детстве… Никуда не смогла поступить. А денег – проплатить за учебу – у нас нет. У меня одна мама, пенсионного возраста. Но до сих пор  работает. Уборщицей. Мы небогатые люди. Живем в общаге…

     - Небогатые люди! Общага! И на этом дне жизни – такой самородок! Бриллиант в дерьме… Как интересно! Рассказывай еще! Почему ты стала писать картины?

     - Мой папа, которого я никогда не видела, был художник. Видно, и мне что-то передалось. Мама говорит, что я и внешне на него похожа.

     - Прямо сюжет из романа! Дочь художника… в трущобе…

     - Да, история в самом деле, как из романа. Они  не были женаты… Они даже не были любовниками. Папе надо было изобразить простую женщину на одной из своих картин. И он, где-то случайно познакомившись с мамой, пригласил ее позировать. А она влюбилась в него и отдалась ему. Сеансы быстро закончились, и он уехал, так как был в нашем городе проездом. И тут оказалось, что мама в положении… Он так и не узнал о моем появлении на этот свет… Но мама ни разу, ни на миг не пожалела об этом. Она очень скромная и не очень привлекательная внешне. У нее никогда не было поклонников. Она родила меня уже в возрасте…

     - Какая романтическая история! Прелесть! Но ты не стесняйся – меня не интересует социальный статус человека. Только его внутренний мир! И потом, я никак не упрекну тебя хотя бы потому, что сам я нигде не работаю… Из чувства протеста! Я не принимаю этот мир! Я тоже живу в своем мире.

     - А… твои родители?

     - Ну, у меня-то есть и папа, и мама. Папенька у меня богатый. Я даже не буду тебе говорить, кто он. Так вот, я считаю, что раз он меня породил, хотя я его об этом не просил, пусть теперь отдувается.

     - А мама?

     - Мама не работает. И Пашка. Брат. Никто у нас не работает, кроме папика.

     - А образование у тебя есть?

     - Поступал в университет на финансово-экономический. Папа кучу денег за мою учебу платил, потом за мои долги… Потом я бросил всю эту канитель и сказал ему, что это не мое. Какой из меня финансист…

     - А брат?

     -  Ну, а теперь брат учится на финансиста, потому что папенька вбил себе в голову, что это пригодится ему, и он  будет помогать папику в бизнесе. Тоже неохота Пашке, но пока что он не может такой фортель выкинуть, как я. Боится родичей. Это я – самостоятельный. Мыслю по-своему.

     - Так значит, твой папа может за тебя заплатить! Какое счастье, когда можно учиться! А ты…

     - А зачем учиться, если не хочешь работать? Логично? 

     Их разговор прервал звонок Марьяниного мобильника.

     - Да, мамусик, скоро приду… Пойду я, а то мама волнуется, - не очень уверенно сказала Марьяна.

     - Ага, - зевнув, ответил Дэн. – Провожать не буду. Так романтичнее – материализовалась из воздуха и так же неожиданно растаяла.

    - И не надо, - пожала плечами Марьяна. – Я самостоятельная.

    - Ну, если только до порога.

     Он проводил ее до дверей, подождал, пока она оденется.

     - Заходи, если желание будет. Дорогу теперь знаешь. И вот что – давай телефонами обменяемся.

     Обменялись телефонами, и дверь  захлопнулась.

     Марьяна вышла во двор-колодец. Его слабо освещал покачивающийся под порывами ветра фонарь, от чего по стенам метались бесприютные тени. Марьяна подошла к длинной арке, напоминавшей туннель, совершенно темный, лишь в конце его виднелся слабый свет – выход на освещенную  улицу. Девушка сделала уже шаг в арку, когда увидела, что с другой стороны туннеля в арку заходит мужчина. Она слегка поежилась. Пересечься ночью, в глухой  подворотне, с мужчиной как-то не вдохновляло. Вдруг с обеих сторон к мужчине метнулись две черные тени. Они повалили его и начали пинать. Ужас ледяным комком подкатил к горлу, вызвав противную тошноту. Марьяна вжалась в стену, в которой как раз в этом месте находилась выемка, и стала наблюдать. Все происходящее напоминало ей театр теней – на светлом прямоугольнике сцены кривлялись три черные фигуры – две стояли, а одна моталась по земле, словно пинали  снятую с ниточек марионетку. Наконец, когда фигура перестала мотаться и затихла, один из нападавших нагнулся и поднял свою жертву за грудки. Жертва безвольно поникла, словно тряпочная кукла. До Марьяны донеслись голоса, усиленные арочными сводами и повторяемые эхом.

     - Ну, что, живой?

     - Мужики, чего хотите? – прохрипела жертва.

     - Вот это по-нашему, это деловой разговор. Слушай сюда – один твой добрый приятель очень хочет, чтобы ты передал ему весь твой бизнес. Настолько хочет, что собрал на тебя много чего интересного. Понял?

     - Это кто же такой – не Глазурьев ли?

     - А если он, то что?

     - В милицию заявлю.

     - (Удар) Ты что – не понял? В милицию на тебя заявил он. На тебя дело шьют, недоумок! Поэтому если добровольно не откажешься, скоро под следствие попадешь.

     - Сколько?

     - Нам бабла твоего не надо. Нам надо, чтобы ты согласился на наше деловое предложение и избавил одного хорошего человека от возни с судами. Понял?

     - Не дождется… (Тогда к его горлу было приставлено что-то, сверкнувшее в тусклом свете фонарей. Марьяна от ужаса зажмурилась, но вновь зазвучавшие голоса означали, что убеждение еще не закончилось).

     - А это тебе нравится? Или ты свой бизнес любишь больше, чем свою жизнь?

     - Хорошо. Я подумаю.

     - Неделя на раздумья. Понял? Ни днем больше!

     - Понял-понял. Отпустите. Никуда я заявлять не буду.

     - То-то!

     Две черные фигуры, бросив жертву на землю, как ненужный мешок, растворились в черном воздухе. А пострадавший  несколько мгновений лежал неподвижно, затем, придя в себя, кряхтя и охая, с трудом поднялся и, все ускоряя шаг, поспешил в сторону Марьяны. На какое-то время его поглотил мрак подворотни, только слышны были его приближающиеся шаги и хриплое дыхание. Но вот он материализовался из темноты и прошел мимо нее. Ноги у нее подкосились – ей показалось, что она сходит с ума – избитый мужчина, с кровавыми подтеками на лице, был как две капли воды похож на Дэна, только выглядел лет на двадцать старше.

      Потерпевший пересек внутренний двор, вошел в парадную, из которой только что вышла Марьяна, парадную с сохранившейся лепниной, массивными перилами и широкой лестницей, поднялся на свой этаж, прислушиваясь, как  испуганно повторяет  звук его шагов глухое эхо. Звонок истошно завопил в сонной квартире. Послышались неспешные шаги.

     - Да открывайте же, черт возьми! – нетерпеливо крикнул он, в сердцах замолотив по двери кулаком.

     Дверь открылась. В прихожей он увидел все свое семейство – полуодетая жена и два сына. Они смотрели на него с тревогой.

     - Игорь, что-то случилось? – подала голос жена, резким движением включая верхний свет.

     На пороге их глазам предстал давешний наш знакомый, хозяин жизни, роскошный блондин сорока пяти лет, Игорь Геннадьевич Ветров. Теперь выглядел он жалко – на лице кровоподтеки, светлое щеголеватое пальто в грязи.

     - Случилось! Напали…

     - Боже мой! Ты цел? – женщина начала судорожно сдирать с него пальто, пытаясь рассмотреть, нет ли ран. – Вызвать скорую?

     - Нет. По морде дали пару раз, без порезов обошлось, слава Богу…

     - Пап, тебя ограбили? – спросил черноволосый мальчик, уже известный нам как Паша.

     - Нет… Хуже… Это шантаж! Хотят мой бизнес отобрать.

     - На все воля Божья, - лихорадочно зашептала женщина. – Может, именно это обратит тебя к Богу?!

     - Ты издеваешься?

     - Игорь, солнце, мне всегда казалось, что богатство мешает тебе прийти к Богу. Как сказано в Евангелии – «легче верблюду пройти сквозь угольное ушко, чем богатому – в рай…» Задумайся, Игорь, это знак!

     -  А живешь ты на чьи деньги?

     -  Куском попрекаешь? Тебе никогда не понять меня! С тобой просто бесполезно разговаривать! – жена гордо удалилась.

     - Ну вот, а ты еще хочешь, чтобы я тоже в бизнес подался,- усмехнулся Паша и тоже ушел к себе.

     - Семейка… - прохрипел Игорь, снимая пальто. Ему никак не удавалось раздеться – болело плечо.

     - Чего стоишь, как истукан? – набросился он на старшего сына. – Мог бы помочь.

     - Чем? Нет уж, папачос, извини, это твои проблемы, - холодно улыбнулся сын Денис и тоже ушел.

     - Расползлись по своим углам, как тараканы в свои норы, - ворчал Игорь. – Танька, может, все-таки лед достанешь? Или что там у тебя в аптечке? Синяки же завтра будут.

     - Ты сам можешь достать все, что тебе нужно. А я лучше помолюсь за тебя, - донесся из комнаты голос жены. – С таким муженьком живешь, как на пороховой бочке…

 

                                          Действие 6.

 

     - Ах, мама, с каким мальчиком я вчера познакомилась… - потягиваясь, пропела только что проснувшаяся Марьяна.

     Она жила с матерью, Маргаритой Николаевной, в одной из крошечных комнаток большой коммунальной квартиры. Окно ее выходило прямо на стену противоположного дома, так что Марьяна наизусть уже знала узор из трещин этой желтой грязной стены… Высоченный потолок с облупившейся лепниной, беленые, пожелтевшие стены, старый диван-кровать, на котором мать и дочь спали вместе, платяной шкаф с не закрывающимися дверками, письменный стол,  несколько стульев, да еще маленький, дребезжащий от старости холодильник – вот и все убранство их убогого жилья. Маргарита Николаевна гладила белье на столе, который служил также и для приготовления пищи, и в качестве обеденного, и на нем же Марьяна писала свои сюрреалистические миниатюры. Услышав возглас дочери, мать живо обернулась:

     - А что за мальчик? 

     Дочка на маму  ничуть не походила: маме было уже сильно за шестьдесят, ее жилистые руки выдавали многолетнюю привычку к физическому труду,  клочковатые седые волосы пострижены по-мужски, лицо отталкивающе некрасивое, длинное, лошадиное, с крупным, мужским носом, мелкими, близко посаженными глазами. Отсутствие зубов еще усиливало отталкивающее впечатление и сильно старило ее.

     - Да так… пока ничего серьезного. Просто обменялись телефонами… Мам, может, мне на работу выйти?

     - Куда это еще?

     - Ну, не знаю куда… Не могу же я вечно на твоей шее сидеть. Надо работать.

     - Так и работай! – живо откликнулась мать, со стуком ставя утюг на металлическую подставку. – Я первая тебе говорю – работай! Работай, как вол, как раб на галерах! Пиши картины, ну, рассказы там свои… Пиши, дочь, пиши! В рассказы я не особо верю, а вот художественный талант у тебя есть! Да и как не быть – папа твой был ге-ни-альный художник! Пиши картины, работай над собой! Ты должна прославиться! Я уже старая, а я хочу дожить до твоего успеха! Торопись, дочь! Что тебе надо – рамочки там всякие, кисточки? Я заработаю! Я вот простить себе не могу, что на твое образование денег нет, но ничего – талант всегда себе дорогу пробьет. Ты пробьешься, дочь! Если, - мать строго подняла указательный палец, - если будешь над собой работать. – Вот скажи-ка мне – когда ты закончишь свою картинку, ну, пейзаж этот?..

     - Уголок Михайловского парка?

     - Ну да, ну да.

     - Так вчера закончила.

     - Вот и иди, продавай. Продашь – будут у тебя деньги.

     - Да что там за деньги?.. Мама, мне большие деньги нужны!

     - Ну, уж прям и большие… На что это?

     - На компьютер, к примеру. Вчера на студии один новенький был, так он чуть с дуба не рухнул, когда мои каракули увидел. Неудобно как-то…

     - Нуу, дочь, выбирай, или рамочки с кисточками, или компьютер. Рисовать можно и без компьютера, а писать твои рассказы – обойдешься. Вот когда рассказы эти твои начнут деньги приносить, вот тогда и купишь компьютер… Компьютер, компутер… тьфу, язык сломаешь, зачем он? Баловство одно…

      - Ах, мама, какая же ты дремучая! – в сердцах воскликнула Марьяна.

     Через два часа она уже стояла на Невском возле ограды Екатерининского сквера. Здесь копошилась своя жизнь: экскурсовод продавал билеты  под монотонную запись диктора:

     - …Сейчас самое подходящее время для автобусных экскурсий…

   Причем это самое подходящее время было и в дождь, и в жару – запись не менялась. Художники выставляли напоказ свое творчество – портреты великих, чтобы показать  умение передать сходство, шаржи, пейзажи. Марьяна, страшно смущенная, пристроилась чуть поодаль, разложила мольберт, примостила на газетку свои немногочисленные картины.

     - Смотрите-ка, - глумливо выкрикнул толстяк, обмотанный красным шарфом. – Опять эта мазила пожаловала!

     - Пусть ее… - добродушно ухмыльнулся мужик с седой бородой, в берете, низко надвинутом на глаза. – Нам она не конкурент, а девчонка хорошенькая, как картинка… Яркая такая… глядишь, покупателей к нам подманит. Иди поближе, девочка, - ласково кивнул он ей.

     Марьяна, которая привыкла к другому приему от художников, приободрилась и придвинула свое живописное хозяйство поближе.

     - Здрасьте, - заискивающе улыбалась она. – Я ненадолго. Мне уже бежать надо. Я только чуть-чуть постою. Спасибо. («Ооо, проклятый враждебный мир…» - стонала она про себя).

     Седая борода оказался прав – интересующиеся искусством, мельком скользнув взглядом по картинкам Марьяны, устремлялись к ним и уже более внимательно рассматривали их работы. К нескольким художникам уже подсели клиенты, пожелавшие запечатлеться на полотне. А она все стояла возле своих невостребованных работ, отворачиваясь  от промозглого сырого ветра. Но ветер не отставал – трепал легкий пуховик, забирался в прорехи на джинсах. На литературной студии Марьяна выдавала эти свои джинсы как дизайнерские, на самом деле это были просто старые, до дыр вытертые штаны, которым она с помощью ножниц и цветных ниток придала вид живописных лохмотьев.

     Примерно через час около Марьяны остановился высокий седеющий иностранец в малиновом свитере и белом плаще. Он равнодушно взглянул на ее картины, а затем его взгляд  приклеился к ее лицу. Марьяна покраснела, опустила ресницы, смешалась, затем решилась прервать молчание:

     - Вас что-то заинтересовало?

     - А?

     - Вот ду ю  вонт?.. Эээ…

     - Yes, - иностранец небрежно указал на пресловутый уголок Михайловского парка. – Its – how mutch?

     - Это… Its…

     Пока Марьяна мучительно раздумывала, какую назвать сумму, так как даже не придумала, за сколько продавать свои произведения – уверена была, что никто никогда ничего у нее не купит, иностранец вынул из нагрудного кармана стодолларовую зеленую бумажку.

     - OKey?

     - Yes, thank you… Спасибо вам огромное, - бормотала Марьяна. Крошечная, чуть больше ладошки картинка в пластиковой фоторамке, уже никак, по ее мнению, не тянула на такие большие, опять же по ее меркам, деньги.

     Иностранец брезгливо поднял с газеты картинку и небрежно бросил в пакет. Затем, продолжая все так же внимательно изучать Марьяну, извлек из нагрудного кармана блокнот, ручку и, вырвав листок, нацарапал номер телефона и название отеля – «Radisson».

    - Here it is… Come to me today at six… no, seven in the evening.  I'll buy you anything else… Come!

     - Спасибо… Да, конечно… - окончательно перейдя на русский, бормотала Марьяна, засовывая записку в карман пуховика.

     - Do you want to take a look? – бойко загалдели художники, зазывая щедрого иностранца. Он нехотя отошел от Марьяны, подошел к обладателю красного шарфа и купил у него пейзаж с разведенным мостом на фоне Петропавловской крепости. Причем за этот пейзаж заплатил гораздо больше.

     - А? Что я говорил? – добродушно усмехался в бороду Марьянин доброжелатель. – Говорил, что девочка покупателей будет привлекать – так и получилось.

     - Да, теперь сам вижу, - мурлыкал, прищурившись, как кот, толстяк в красном шарфе. – Ты это, девочка, в следующий раз пофасоннее что-то надень.

     Решив, что больше одного везения в день быть никак не может, Марьяна еще некоторое время постояла для вида, а затем собрала свое хозяйство в большой пакет и, припрыжку от радости и холода, побежала домой.

     Мать уже собиралась на работу.

     - Мам, ты еще не ушла? Ура! Живем! Картину купили!

     - Да ты что?! Какую?

     - Новую! Уголок Михайловского парка. За сто долларов!

     Марьяна помахала перед глазами матери зеленой купюрой.

     - А я что говорила? – затараторила та. – Говорила же – работай больше! Вот ты поработала, дочь, и на этой последней картине, видно, мастерство твое отточилось, вот ее и купили. Еще работай, еще! Сейчас дело-то и пойдет.

     Марьяна хотела рассказать матери о приглашении иностранца посетить его в отеле, но густо покраснела – и промолчала. А когда мать ушла на работу, вытащила  записку и выбросила в форточку.

     - За сто долларов чувствительное спасибо! – зло крикнула она. – А вот зарабатывать я собираюсь исключительно своим талантом, а не другими местами… Сволочь! Думаешь, все мы здесь продажные, да? Думаешь, поманил долларом, и делай с нами что хошь? Хрен тебе!

     Весь вечер Марьяна остервенело работала. Уже поздно, к самому приходу Маргариты Николаевны, новая миниатюра была готова. Девушка вставила ее в пластиковую рамку, показала матери:

     - Ну? Узнаешь?

     - Н-нет, что-то не узнаю… А где это?

     - Ай, мама… Это же Зимняя канавка!

     - Ааа… Вот теперь узнаю. Точно! – Мать нацепила на нос очки. – Да, теперь ясно вижу… И скажу тебе – эта канавка, то есть, эта картинка, уйдет еще быстрее. Мастерство-то – оно растет… Мазок смелее, игра красок там… Думаешь, я ничего не понимаю? Нет! Пообщалась с твоим отцом, наблатыкалась немножко.

     Однако на следующий день Марьяна простояла впустую. Никто не пожелал купить ни «Зимнюю канавку», ни картины с изображением других красот Петербурга…

     «Да бес с ними, с этими пейзажами, - мрачно раздумывала незадачливая художница, - Надо не конъюнктуру рисовать, тут мне с мэтрами состязаться трудно, а надо что-то оригинальное. Какой-то такой сюжет… Что-то сюрреалистическое… А больше всего мне хочется изобразить этого Дориана Грэя! Такое интересное лицо… И вообще, что-то я соскучилась по нему. Но звонить первая не буду! Ни за что! Не хочу уподобляться этой глупой Жанне… Думает ли он обо мне? Вообще – о чем он думает? Чем занимается?...»

     Если бы Марьяна знала, чем занимается предмет ее мечтаний, может быть, она с презрением выбросила бы его из головы.

 

 

                                                Действие 7.

 

     -…Итак, есть ли у нас план? Есть ли у нас план?... У нас есть план! – радостно воскликнул Владислав Альбертович.    

    На клавиатуру ноутбука по-кошачьи вкрадчиво легли холёные руки, сверкнул крупный бриллиант в перстне, кокетливо украшавшем мизинец. На мониторе высветилась рукопись, набранная шрифтом «Times New Roman».  «Искусство манипулирования сознанием» - так назывался этот пока ещё не завершённый труд.

«… Народные массы должны быть убеждены, что они свободны в своём волеизъявлении, что именно они путём выборов определяют, кто будет править ими и какого курса надлежит придерживаться стране. Они не должны знать, что всё за них уже решено, что президент выбран и без них, а подсчёт голосов – всего лишь фикция. Они не должны знать, что тот путь, которым надлежит двигаться обществу, определяется не волей этого самого общества, даже не волей президента, он определяется некими третьими силами, находящимися за пределами страны и имеющими в своих руках мощные финансовые потоки и неограниченную власть. Впрочем, именно деньги и дают власть, и чем больше денег, тем больше власти.  Массы должны быть максимально аполитизированы.  Их участие в политическом процессе должно ограничиваться голосованием. И пусть, проголосовав за г-на А или г-на В (неважно), каждый из них испытывает гордость, что он выполнил свой гражданский долг. Для участия в политическом процессе этого достаточно. А для того, чтобы массы не лезли в политику, следует: а) занять их и б) создать вполне сносную жизнь, чтобы в целом они были довольны. В капиталистическом обществе главная ценность – это деньги. Вот и пусть зарабатывают их, и тем самым решается задача а), то есть, их занятость. Денег, как известно, много не бывает. Поэтому пусть работают по 10, 12 часов, чем больше, тем лучше – меньше времени будет оставаться на праздные размышления. При этом надо  решить и задачу б) – дать им возможность приобрести за их деньги некоторые ценности, получить развлечения, вкусно поесть и выпить. Для обывателя в этом и состоит смысл жизни. Наш министр образования верно заметил, что «цель школы  сегодня – вырастить грамотного потребителя». Потребление товаров и услуг – вот что должно быть смыслом жизни обывателя. Жить – чтобы потреблять!

     Однако не все представители общества находятся на необходимом примитивном уровне. Некоторые,  умеющие думать самостоятельно, в отличие от большинства, за которое думает правительство и доводит до него свои решения через телевидение, догадываются, что что-то не так. Они начинают проявлять недовольство, пытаются объединиться со своими единомышленниками, чтобы влиять на ситуацию. Словом, они составляют оппозицию и примыкают к партии, которая, по их мнению, наиболее полно выражает их взгляды. И наша задача заключается в том, чтобы  предоставить им такую партию. Дело это не хитрое. Уже не одно столетие русское общество делится на «западников» и славянофилов, а также на нейтральную прослойку обывателей, которым всё равно. Для обывателей есть партия власти, за которую они исправно голосуют. Тут всё просто. Для «западников», возмущённых тем, что у нас – не как на Западе, пытающихся подогнать русское общество под западные стандарты, без учёта русской истории, геополитики, национального менталитета и т.п., есть партии правого толка, которые  выражают интересы определённой целевой аудитории – есть партия для крупного бизнеса, есть – для среднего и мелкого. В обществе существует также небольшой процент экстремистски настроенной публики. А вот её развития нельзя допустить – все политические процессы должны быть подконтрольными нам. Ну, а «славянофилы», как известно, падки на патриотическую риторику, муссируют тему «особого пути России» и «русского социализма». Среди них популярны левые партии. Так вот, наша задача – в одной из левых, подконтрольных нам партий, синтезировать всё, что привлекает различные целевые аудитории. Своими коммунистическими лозунгами она должна удовлетворять запросы радикалов, мечтающих о революционном сломе общества. А своей клерикальной риторикой и утверждениями об избранности русского пути она должна импонировать «почвенникам». Нам удалось синтезировать эти столь разные идеи в СДПРФ. Вот о ней и поговорим…  Внушает опасение тот высокий процент недовольных, которых мы пытаемся нейтрализовать этой партией.  На сегодняшний день это – самая многочисленная псевдооппозиционная партия, объединяющая в своих рядах интернационалистов и националистов, коммунистов и верующих - и прочий «свободомыслящий сброд». Её члены уверены, что партия приближает революцию, а на деле она топчется на месте, подменяя революционную деятельность ритуалами типа бесконечных возложений венков, празднований дней шахтёра, учителя, сантехника… Они не видят, что СДПРФ увела их далеко от революции и социализма, завела их, образно выражаясь, в жидкий гудрон, в котором завязла вся оппозиция. Однако некоторые могут догадаться, почувствовать подвох… И вот для того, чтобы удержать этих особо догадливых от резких телодвижений в сторону экстремизма и неповиновения, партийным лидерам следует, с целью наиболее эффективного воздействия на сознание масс, воспользоваться эффективными  наработками религиозных сект, деятельность которых столь удачна в России. Итак, что характеризует секту:

1. Религиозный маркетинг. Секта всегда занята религиозным маркетингом, то есть распространением своего учения и вербовкой новых членов особыми средствами. В отношении партии применим партийный маркетинг. То есть, СДПРФ также следует активнее вербовать новых членов, особенно среди молодёжи. Революцию делает молодёжь, а не респектабельный средний возраст.

2. Двойная идея. Для того, чтобы привлекать новых членов, и удерживать старых, необходима прекрасная, благородная идея – «Вся власть трудящимся!» или «Мы – за справедливое общество!» Это – для общего пользования. Пусть члены думают, что они, жертвуя собой, совершают великое и благородное дело освобождения трудящихся от капиталистов, или освобождения России от западной духовной и экономической оккупации. Только избранные, находящиеся на вершине иерархии, знают, что настоящая идея – отвлечь массы недовольных от реальной борьбы.

3. Иерархия.  Должна быть жёсткая властная вертикаль – лидер, имеющий всю полноту власти, и ниже –  ЦК, городские, районные комитеты – и так до первичек.

4. Hепогрешимость секты, в данном случае, партии, и ее основателя. Для того, чтобы управлять многотысячной толпой, манипулировать её сознанием, заставлять беспрекословно выполнять решение лидера, не подвергая его критическому осмыслению, необходимо, чтобы в партии поддерживался культ лидера. «Он всегда прав, он не может ошибиться, он лучше нас знает, что надо делать, он лучше владеет ситуацией, если он так говорит, значит, так надо».

5. Бескорыстное служение секте её адептов. В данном случае – бескорыстное служение партии её членов. С этим нет проблем: старики стоят в бесполезных пикетах в дождь и в снег, палимые солнцем и овеваемые ветрами, держат в продрогших руках никому не интересную партийную прессу, изобилующую занудными докладами партийных боссов… Члены партии платят взносы, вносят посильный материальный вклад. Хотя денег у партии хватает с лихвой и без их грошей. Освоить бы… И то воображения не хватает.

6. Финансирование. Как секта, так и партия финансируются за счёт  сил, заинтересованных в ее существовании.

7. Членам секты внушается мысль о том, что они - единственно спасённые люди, что все окружающие - "второго сорта", обреченные на погибель потому, что не разделяют учения секты. Так и члены партии должны быть уверены, что их партия – единственно правильная, честная, независимая… Все остальные – подло подкуплены правящим режимом.

8. Программирование сознания. Членами сект становятся прежде всего люди с неустойчивой психикой, не имеющие  достаточно знаний. Такие люди, ищущие, но не нашедшие твердых оснований в духовной жизни, как правило, легко внушаемы, то есть готовы отказаться от своей свободы и принять установки своих учителей. При этом человек получает иллюзорный смысл жизни. В результате, несчастный глупец, попавший в сети секты, оказывается в полной зависимости от  участия в собраниях, указаний учителей и лидеров. Специалисты сравнивают сектантскую зависимость с наркотической зависимостью. А что – не так ли обстоят дела  в партии?  Так. Кто становится её членами? Люди неравнодушные, нервные, экзальтированные, готовые на всё ради идеи. Они хотят, чтобы их лидеры вели их к светлому будущему и готовы безоговорочно слушаться их. У некоторых партийная жизнь, общение с единомышленниками приобретают смысл жизни. И если таким людям пригрозить, что их исключат из партии – многие воспримут это как наказание, как позор, как трагедию…»

    

        Пожалуй, на сегодня хватит… Владислав Альбертович сохранил написанное, потянулся, пружинисто поднялся и вышел из своего кабинета. Было уже совсем поздно – непривычно тихо и пусто в коридорах. Мягко, по-кошачьи ступая, он спустился в подземный паркинг. Через несколько минут  он уже мчался в своем черном мерседесе. Сначала он двигался по направлению к дому, затем передумал. Он представил свою уютную квартиру, теплые объятия жены, ее белокурые, вечно благоухающие какими-то цветочными ароматами волосы, представил детей – сына и дочь, которые обступят его, и уж, конечно, не отпустят, пока он не обсудит с ними все их детские дела. Несмотря на солидный возраст, он был молодой отец – сыну десять, а дочурке только пять лет. Владислав улыбнулся, представив себе семейную идиллию. И, резко развернувшись, поехал в обратную от дома сторону. Хотелось еще побыть наедине с собой, обдумать одну мысль…

        Вскоре он припарковался около здания музея уникальных кукол. Здание  подсвечивалось, что придавало ему таинственный вид, а черные окна  равнодушно смотрели на него слепыми глазницами. Владислав поднялся по высокому крыльцу, нажал кнопку вызова. Через некоторое время он заметил, что на него смотрят в глазок. Дверь отворил охранник.

        - Добрый вечер, Владислав Альбертович. Решили заглянуть к нам?

        - Да… Добрый вечер, - рассеянно поздоровался Владислав.

        - Сигнализацию отключить?

        - Да, как обычно… -  он быстро взбежал по слабо освещённой лестнице на второй этаж и вошёл в небольшое помещение. Темно, только слабый свет уличных фонарей проникает в окна. И они… Они стоят и сидят, поодиночке, парами и группами и  настороженно смотрят на него. Он различает в сумраке их головы, повёрнутые в его сторону. Иногда ему кажется, что они живые. Это хорошо – так легче думается.

        Владислав нащупывает на стене выключатель,  электрический свет безжалостно сбрасывает покровы таинственности с обитателей этой комнаты. На гостя смотрят десятки пар глаз. Это куклы. Большие и маленькие, грустные и весёлые, в роскошных нарядах и скромных одеждах. Как обычно, при виде этих маленьких, как будто живых, человечков, его охватили воспоминания. Коллекция кукол собиралась его, теперь уже бывшей, женой. Он искренне разделял её увлечение, помогал ей основать этот музей, где его по-прежнему считают своим человеком. Да и как же иначе? Ведь до сих пор вся эта роскошь существует во многом благодаря ему. Она уехала, а он остался. И с ним остались её куклы. Он не любил людей, но любил кукол.

        - Привет! – радостно поздоровался  с ними этот в общем-то несентиментальный мужчина. – Как поживаете? Соскучились? Ну, давайте поиграем.

        Владислав взял фарфорового мальчика в матроске…

        - Ты – наш президент.

        Слева от него посадил куклу – крестьянина в подпоясанной холщёвой рубахе.

        - Ну, а ты – лидер СДПРФ, сам папа Зуб – Иван Петрович Зубанов.

        Справа он примостил пупсика в пелёнках.

        - Это наши правые.

        Затем взял в руки куклу в шёлковом пышном платье и, крутя её, пробормотал:

        - А это – некая третья сила. Ну, куда бы тебя пристроить, третья сила? Нет для тебя пока места, дорогая.

        Он задумчиво переставлял кукол, меняя их местами, подсаживая к ним новых… Затем радостно улыбнулся и вернул всех на свои места.

        - Ага, кажется, придумал.

    

    

    

    

    

                           Действие 8.

    

     

              Главный оппозиционер страны, председатель СДПРФ, Иван Петрович Зубанов, или «папа Зуб», гордо вышагивал по длинным коридорам Кремля. Гламурный галстук фирменного красного цвета («Брэнд, батенька…») ярким пятном выделялся на фоне серебристо-серого дорого костюма. Перед дверью кабинета с табличкой «КУКЛОВОД Владислав Альбертович» он остановился на миг, придал лицу выражение сдержанной любезности и, деликатно постучав для приличия, тотчас вошёл, по-свойски, не дождавшись приглашения.

                 - Владислав Альбертович?..

                 - Да-да, Иван Петрович, жду вас… Присаживайтесь, - царственный жест на близстоящее кресло, - надолго не задержу. А переговорить кое о чём надо.

              Иван Петрович прошествовал на отведённое ему место, сел, пригладив складки пиджака на округлом животе, и приготовился слушать.

        - Видите ли…  Разговор не очень приятный для вас, а потому я хотел бы начать издалека, для начала - вспомнить все ваши заслуги…

        - Смягчить впечатление?

        - Скорее поразмышлять вместе с вами… Итак, в далёких теперь уже 90-х, когда реформы вовсю внедрялись, и наш народ начал понемногу понимать, что его просто напросто обманули: пообещали западный уровень жизни, западные ценности, а  вместо этого подсунули инфляцию, безработицу, нищету… Да что вам рассказывать? Сами всё прекрасно помните… Так вот, возмущение в народе тогда стало достигать точки кипения. Ещё немного, и котёл народного гнева взорвался бы. А этого нельзя было допустить…

        - И с этой целью, - подхватил главный оппозиционер, - было принято решение создать новую коммунистическую – социал-демократическую партию - СДПРФ. И тем самым дать народу надежду, что правительство испугалось народного гнева и готово пойти на попятный. Народ успокоился – партия создана, есть лидер, значит, всё будет хорошо. Надо слушаться лидера, и он в итоге приведёт всех к победе  социализма.

        - Всё верно. Лидер был выбран удачно – философ, теоретик, не лезущий в практику. И пусть себе, как свадебный генерал, он и дальше колесит по стране, встречается с трудящимися, повязывает галстуки пионерам, да создаёт в кабинетной тиши свои труды о сущности и вызовах текущего момента, о преемственности учения Маркса-Ленина и прочее. Этот лидер – вы, Иван Петрович. Во всём вы правы! Впрочем, так же, как и Маркс. Вот только от теории до практики – пропасть… Кстати, над чем вы сейчас работаете?

        - Опасность глобализации…

        - Вот видите – очень актуально и наверняка всё умно и обстоятельно. Как вы и умеете – одно слово, философ… Но мы отвлеклись. Продолжим перечень ваших заслуг. Вам ловко удавалось долгое время водить народ за нос. Вспомним 93-й, когда, во время расстрела Белого дома и разгона законно выбранного парламента, вы  лично попросили народ успокоиться, разойтись по домам, тем самым позволив Ельцину добить зарождавшуюся оппозицию. А если бы народ вышел на улицы – тысячи, миллионы разгневанных, доведенных до отчаяния людей? Что было бы тогда? Вряд ли армия стала бы стрелять в безоружных людей, особенно если их миллионы. И тогда, возможно, новый режим был бы сметен. Но, как говорится, история не любит сослагательного наклонения. Главное, вы правильно выступили – и народ не вышел. И никто не задался вопросом, почему в тот день другие оппозиционеры не были допущены в Останкино, а вас, главного революционера,  допустили и предоставили эфирное время.

        - Мы напугали народ кровопролитием. Мы убедили их, что это провокация.

        - И немногие догадались, кто – главный провокатор. Далее. В 96-м вы, несмотря на ваши старания завалить предвыборную кампанию, сделав её отталкивающей, кондовой, однако, выиграли президентские выборы, набрав голоса благодаря идее, воплощением которой вы были. Однако итоги выборов потихоньку сфальсифицировали. Постепенно вы всё больше стали превращаться в миротворца, заявляя, что «лимит на революции в России исчерпан», вы, как наиглавнейшую заслугу стали выставлять то, что вам удаётся удержать массы от социального взрыва. Теперь ваша партия стала вполне респектабельной, державно-националистической, сродни западно-европейским партиям социального типа, которые, как известно, не против капитализма, а лишь за его очеловечивание, скажем так, за капитализм с человеческим лицом. Вы – партия…

        - Я – не партия…

        - Партия, Иван Петрович. Как там у Маяковского? «Мы говорим «партия», подразумеваем, Ленин.  Мы говорим «Ленин», подразумеваем «партия». Так вот, сегодня всем понятно, что партия – это вы. Не возражайте! Так и надо. Вы должны сделать партию полностью подконтрольной, чтобы удерживать недовольство масс. Никакой самодеятельности! Никакой критики и свободомыслия! Вы должны вдолбить в голову ваших товарищей, что вы непогрешимы, что вам одному известно, в какую сторону надо идти и что делать. Короче, никаких революций! Смотрите в оба! Пресекайте в зародыше! Да, вы почти убедили массы в том, что путь эволюционный – единственно верный…

        - Считаю это своей заслугой. Мы провели большую работу по внедрению в сознание протестной массы, что революция – это зло, что нужен эволюционный путь развития, парламентский путь, что к справедливому социальному обществу можно прийти только путём парламентских выборов. Мы добились того, что сейчас сами же коммунисты клеймят тех, кто продолжает придерживаться теории Маркса-Ленина.

        - Благодаря вам. И ваши заслуги были оценены по достоинству – за каждый голос, полученный на выборах, мы платим вам деньги. И сейчас в распоряжении вашей партии порядка 76 миллионов на оппозиционную деятельность.

        - Не понимаю, к чему вы клоните.

        - Сейчас подведу вас к своей основной мысли… Дело в том, что народ, который мы считаем наивным, дезинформированным, внушаемым, вернее, часть этого народа, начала просекать, что их ловко обвели вокруг пальца. А потому всё больше людей всё меньше вам верит. Люди поняли, что вы с вашей партией – левая нога антинародного режима. Это не мои слова, это я цитирую фразу, которую повторяют уже все, кому не лень. То есть, дорогой Иван Петрович, вас рассекретили. «Маска, я вас знаю!» Это плохо. Недовольство масс растёт. И против вас в том числе. И, не дай Бог, появится харизматичный лидер, который поведёт недовольных за собой.

      - Кажется, я вас понял. Такой лидер может появиться только в нашей, коммунистической, социал-демократической среде, и моя задача – не допустить его появления, скомпрометировать, дискредитировать его, чтобы народ с презрением от него отвернулся.

        - Правильно. Это ваша задача. А наша задача – подсуетиться с появлением нового, ручного лидера. Вот пока и всё. Работайте, Иван Петрович!

    

                                                   Действие 9.

    

    

         Зубанов – у себя в кабинете. За столом – два его ближайших соратника по партии. Обоим около шестидесяти. Данилов Пётр Сергеевич, плотный, со смугловатым лицом и густыми бровями над чёрными глазами – главный идеолог партии, под его неусыпным надзором – официальный сайт. Райкин Вениамин Иванович, подтянутый, рыжеватый, чем-то неуловимо похожий на артиста Евстигнеева, - он возглавляет КРК – контрольно-ревизионную комиссию, главный карательный орган партии, негласное назначение которого – выкорчёвывать из партии всякое свободомыслие. Образно выражаясь, этот сухощавый человек с приятной улыбкой – главный партийный инквизитор.  

           - Разговор крайне важный, товарищи, конфиденциальный, - начал «папа Зуб», откашлявшись. - Вчера вызывал Кукловод… Пётр Сергеевич, над чем работаете сейчас?

        - Развиваю «русский вопрос». Скоро закончу большую работу «Русский космизм и особая миссия России».

        - Это хорошо. Надо, чтобы у людей было задето национальное самосознание, чтобы они чувствовали себя ущемлёнными и униженными, но не со стороны буржуазии, а со стороны мирового капитала, который хочет лишить нашу страну самобытности, а нас, русских, сделать рабами мирового правительства. Пусть испуганный русский человек, оскорблённый в своей национальной гордости, не видит врага в капиталисте, если это русский капиталист, пусть видит врага в таком же брате трудящемся, но другой национальности. Мигранты, хлынувшие в Россию на заработки – вот главные враги русского! Это обязательно надо донести до масс. Публикуйте на сайте факты о преступлениях, которые совершают нацмены, о том, что они не уважают нашу культуру, что они агрессивны, что они хотят постепенно заселить Россию, а русских извести. Поэмоциональнее это надо давать, Пётр Сергеевич!

        - Да уж стараемся, Иван Петрович.

        - И вот ещё что… Следите за комментариями на сайте!

        - Да как за ними уследишь! Наши ребята – тоже люди. Им, извините, элементарно поспать ночью надо. А на утро смотришь – такое написано! И против вас, и против партии…

        - Вам за что деньги платят?! Не можете за комментариями уследить – вообще уберите такую возможность – комментарии на сайте писать!

        - Так ведь это нарушение свободы выражения мнений, ведь мы…

        - Кто сказал, что у нас должна быть свобода? Должна быть партийная дисциплина! Кто пишет комментарии? Враги партии! Значит, комментариев быть не должно! Это надо для партии. Понятно? Так и донесите до молодых товарищей, которые этим занимаются.

        - Хорошо. Сегодня уже комментариев не будет.

        - Надеюсь… Вениамин Иванович, а вам предстоит работа ещё более ответственная и масштабная.

        - Работы не боюсь. Надо – так надо.

        - Надо, очень надо! Надо донести до партийных масс, что мне и ЦК, что нам лучше знать, как выгребать из той ямы, в которую попала наша страна. Никакого свободомыслия! Никакой самодеятельности! Когда-то считалось, что первичка – основа партии. Нет! ЦК – основа партии! Первичка должна беспрекословно следовать указаниям ЦК. Проследите, чтобы особо активные и яркие, которые имеют своё мнение и могут повести за собой, безжалостно выдавливались из партии! Иначе, сами понимаете, куда может привести их энтузиазм. Какой-нибудь новоиспечённый лидер поведёт за собой массы, отодвинет нас с вами, и не видать нам депутатских кресел, льгот, зарплат и пенсий. Больше того, они своими действиями реально могут ввергнуть страну в революцию! И что тогда? Хаос? Экспроприация?.. Нет! Никаких революций! Я хочу спокойно дожить свой век и обеспечить детей и внуков. Уверен, вы тоже!

        - Так это понятно – нам уже не по возрасту в революциях участвовать.

        - Кстати, что там за мероприятие было на Красной площади?

        - Экстремисты…

        - Это ясно. Организовал их кто?

        - Социальные сети…

        - Но сети же не сами по себе рожают призывы! Кто-то же их изобретает и распространяет?

        - Наши ребята говорят, что это некий «товарищ Артём», или еще у него ник есть – «Оппозиционер».

        - Кто он?

        - Да вроде наш член.

        - Если наш член, то это плохо! Почему он допускает самодеятельность? Его что – уполномочили провести это мероприятие секретари райкома, горкома? Вот от таких самодеятелей и надо в первую очередь избавляться! Короче, выяснить, кто это и исключить с позором, чтобы другим неповадно было!

    

      

    

                                                           

                                                  Действие 10.

    

    

        На следующее утро после нападения,  жертва, то есть Игорь Геннадьевич, в дорогом костюме, с портфелем под мышкой, вошел в собственную приемную. Все, как обычно, - аромат кофе, который пьет по утрам его секретарша Светочка (между прочим, кофе для своей дорогой кофеварки он заказывает в Москве), сама Светочка – типичная секретарша – длинноногая блондинка с тонкой талией, сидит за компьютером и, судя по ее улыбке, переписывается с кем-то или в «аське», или на сайте знакомств. Заметив шефа, она улыбается дежурной улыбкой, но тут же на ее хорошеньком безмятежном личике появляется тревога.

        - Ой, Игорь Геннадьевич, что с вами? Вы в порядке?

        - Нет, не в порядке. У тебя есть… ну, что вы там, женщины,  используете… крем тональный, что ли?

        - Есть, конечно!

        - Через десять минут ко мне, с кофе и кремом. И никого ко мне не впускать!

        Игорь вошел в свой роскошный кабинет, со вкусом и комфортом обставленный, и  подумал, что по чьей-то злой воле может покинуть его.

        - Ну уж нет! Не дождетесь, с-скоты!

        Он приблизил лицо к зеркалу, прикрепленному к внутренней стороне дверцы шкафа, потрогал ссадины, поморщился. Закончив осмотр своей внешности, который еще больше испортил ему настроение, он занял свое привычное место за массивным столом, включил ноутбук, стал проверять почту. Ритмичным движением руки он  удалял спам, как вдруг взгляд его споткнулся на теме письма – «Последнее предупреждение». Открыв его, с гадким чувством Игорь прочитал следующее послание: «Вчерашнее наше предупреждение остается в силе. Твой друг ждет от тебя подарочка. Сообщи о положительном решении через неделю. Другого ответа быть для тебя не может…» Игорь поморщился и взглянул на обратный адрес – adjoo@yandex.ru. Хм…

        А вот тема письма ниже: «Куда ты пропал?» Вздрогнул. Открыл письмо – пусто…

        А вот следующее – «У нас опять дождь… Что ж тут удивительного? На то и осень, чтобы шел дождь…» Ну, положим, это что-то из Маркеса. «Сто лет одиночества». А его одиночеству, кажется, уже не меньше тысячи…

        А вот еще – «Октябрь уж наступил, деревья отрясают последние листы с нагих своих ветвей…». Ну, это уже Пушкин.

        И все это спам. Странный спам… Игорь не понимает, кому это надо - рассылать строчки из стихотворений и цитаты из произведений, или задавать риторические вопросы типа «Куда ты пропал?» Просто театр абсурда. И ведь, что интересно, попробуй распечатать это угрожающее письмо и предъявить юристу как доказательство угрозы – засомневаются в трезвости его рассудка, покрутят пальцем у виска, скажут – «Игорь Геннадьевич, да ведь это же обыкновенный спам. Мы все получаем подобные письма каждое утро. Вам бы отдохнуть, а то нервы расшалились…»

        А вот уже натуральный театр абсурда – следующее письмо содержало в себе выдержку из пьесы «В ожидании Годо»: «Что мы здесь делаем? Мы все находимся здесь в ожидании Годо…» Эта фраза настроила его на философский лад. В самом деле, он – чего ждет он? Годо?  А кто или что для него Годо? Ну, вот ради чего все это?.. Ради Таньки, которая на религии помешалась? Ради сыновей, которые не желают вникать в его проблемы? Его домашние живут сами по себе, а он – сам по себе…  Невеселые размышления прервала секретарша Светочка, которая сначала поскреблась в дверь, а затем протиснулась в кабинет, держа в одной руке косметичку, а в другой – поднос с чашечкой кофе.

        - Можно?

        - Закрой дверь на ключ.

        Светочка послушно закрыла дверь.  

        - Света, у меня большие неприятности.

        - Вижу.

        - А мне надо, чтобы больше никто не видел. Приступай.

        Секретарша поставила перед ним кофе и профессиональными движениями стала наносить тональный крем на его лицо. Он то и дело морщился.

        - Что, больно?

        - Работай-работай.

        Света закончила маскировать  его раны и поднесла к самому его носу карманное зеркальце.

        - Хреново, конечно. Но уже не так страшно… Ладно, спасибо.

        - Я могу идти?

        - Да. И вот что – сделай рассылочку топ-менеджерам, и юристу тоже, что в одиннадцать закрытое совещание. Да, и еще – пусть соберут к совещанию всю возможную информацию о сети магазинов «Семейный».

        - Хорошо.

        Ровно в одиннадцать в  кабинет вошли: первый зам Егор Яковлевич – опытный производственник, крупный мужчина за шестьдесят, более привычный к рабочей одежде, чем к деловому костюму;  коммерческий директор Александр Юрьевич,  тот самый, с которым они еще вчера вечером мило распивали коньяк; Кирилл, блестящий молодой человек тридцати с небольшим, имеющий помимо высшего образования в маркетинге еще и диплом МВА, а также юрист Владимир Петрович, высокий мужчина средних лет в идеально сидящем на нем костюме. В руках они держали папки-уголки с бумагами. Подготовились, значит.

        Все расселись. От внимания Игоря не ускользнуло, что, несмотря на маскировку, его раны не остались незамеченными.

        - Друзья мои, дело, по которому я вас сегодня собрал, архиважное. Сейчас я зачитаю вам письмо с угрозой, которое я получил сегодня утром.

        Игорь зачитал письмо, обвел своих коллег болезненным взглядом.

        - Может, это спам? – высказал легкомысленное предположение Кирилл.

        - Это тоже спам? – Игорь указал на свое лицо. – Короче, я в загадки с вами  играть не хочу. Я знаю, с какой стороны угроза. Это Глазурьев.

        Топ-менеджеры задвигались на своих стульях.

        - Теперь поняли, зачем мне информация о «Семейном»?

        - Разрешите, Игорь Геннадьевич, - проявил инициативу  Кирилл.

        - Валяй.

        - У Глазурьева – большие проблемы с  бизнесом. Я устал повторять – прежде, чем открывать свое дело, необходимо провести маркетинговые исследования. А то - как у нас? Ничего не проведут, шашки наголо – и вперед. А потом удивляются, что бизнес не идет… Так и Глазурьев. Ниша эконом-сегмента занята! На рынке, помимо нашей «Копеечки», еще такие крупные игроки, как «Пятерочка», «Полушка», «Норма»… Почему бы ему миддл-сегмент не осваивать? Так нет! Щемится к нам! А почему? Миддл-сегмент тоже занят – «Перекресток», ну, и гипермаркеты – «Карусель», «Лента», «ОКей»…

        - Так и соперничал бы с теми, кто в миддл! Чего он к нам лезет?

        - Концепция его сети «Семейный» задумана как раз для магазинов эконом-сегмента. Это магазины с товарами повседневного спроса по низким ценам для малообеспеченных слоев населения… Вся суть его концепции выражена в слогане – «Семейный: на все вкусы, на любой кошелек». Чтобы в миддл уйти, надо ребрендинг проводить. А это деньги.

        - И он, гад, решил своих конкурентов потихоньку кушать! – Игорь стукнул кулаком по столу. – Тут, конечно, деньги не такие большие – бандюганам заплатить,  зато куш какой сорвет!.. М-да… Если ты, Кирилл, такой умный, скажи мне – почему он именно на меня пасть свою разинул? Почему он, к примеру, «Пятерочку» не трогает?

        Кирилл удивленно скривился, как если бы отличник услышал от своего учителя, что дважды два - пять.

        - Помилуйте, Игорь Геннадьевич, но ведь вы же знаете, кто стоит за «Пятерочкой»… и другими вашими конкурентами. Ему проще вас… извините…

        - Вот именно – проще меня, потому что крыши у меня нет, больших покровителей – тоже нет, я сам, с нуля, начал свой бизнес! Я в начале девяностых колбасу с нашего предприятия за пазухой выносил, а потом на базаре ею торговал – в дождь, в мороз… В итоге предприятие наше загнулось, а я – нет! Я сначала с рук торговал, потом палатку поставил, а теперь у меня – сеть продуктовых магазинов по всему городу! Я сам всего добился, вот этими руками! Никакой крыши, никаких покровителей… Сам!.. Короче! Я хочу знать об этом подонке все – кто он? Откуда такой выискался? Кто за ним стоит? Какое его слабое место?

        Заговорил Егор Яковлевич:

        - Можно, начну?... Так вот. Георгий Иванович Глазурьев, шестьдесят пятого года рождения. Образование – среднее специальное. Закончил вологодский торговый техникум.

        - Вологодский?

        - Он из Вологды.

        - Прет и прет сюда лимита проклятая!

        - В нашем городе с две тысячи третьего. Бизнес свой основал в Вологде. Тоже, кстати, с нуля. Трудовую деятельность начал в ресторане помощником повара. Затем, в начале девяностых, купил аппарат для производства мороженого. Ну, дело и пошло. Выбился в люди. Стало тесно. Поехал большой город покорять....

        - Семья?

        - Холост.

        - Плохо. Что еще?

        - Был засвечен в криминале.

        - Так-так-так… Это уже интересно. Что там у него?

        - Разбойное нападение. Еще когда он торговлю мороженым только начал осваивать. Вместе с подельником привез к клиенту гражданку… ну, вы понимаете…

        - Сутенером был, не брезговал. Ну-ну.

        - А когда приехали к клиенту, выяснилось, что это – знакомый, завязалась дружеская пирушка. В какой-то момент Глазурьев с подельником решили, что они могут заработать гораздо больше, чем от торговли гражданкой… э, ну, они достали нож и потребовали от приятеля деньги, ценности. Тот благоразумно решил, что жизнь дороже и отдал им… список есть. Там что-то такое: доллары, телефон, магнитофон.

        - Ничем не побрезговал… сутенер, мороженщик… И что? Задержали?

        - А то! Десять месяцев провел в следственном изоляторе. Судили по статье за разбой. Однако срок дали неожиданно маленький, к тому же условный. Потом наш герой основал фонд «Инновации – будущему», якобы в поддержку молодых ученых. Но что-то быстро этот фонд прикрылся. Прокуратура заинтересовалась, куда пошли собранные на научные разработки деньги…

        - Привлекался?

        - Нет. Вовремя выкрутился – депутатом стал.

        - Депутатом, говоришь?...

        - Да. Был. У себя.

        - Вот они, слуги народные… Понятно… Короче. Суть такова, что вчера его мерзавцы предупредили меня, что мне дается срок – неделя, после чего я должен передать ему весь свой бизнес. Иначе…

        - Замочат?

        - Посадят. Он на меня компромат собрал. Как гласит русская пословица – «От сумы, да от тюрьмы не зарекайся». С сумой у меня все получилось, теперь как бы с тюрьмой тоже не срослось… Грешки-то за каждым из нас водятся. Мнения?

        Все угрюмо молчали.

        - Ну? Друзья мои, посоветуйте же что-нибудь!

        - Я думаю, про милицию даже заикаться не стоит? – неуверенно спросил Кирилл. На него только рукой махнули. – Понял…

        - Он всегда в сопровождении своих мордоворотов, - вздохнул Егор Яковлевич. – Причем кто-то из них – из бывших милиционеров. Так что связи у него в милиции имеются.

        - Да это понятно! Нет предложений?

        - Рейдерский захват бизнеса – дело известное, - пожал плечами Егор Яковлевич. – Не ты первый, не ты последний. У нас выбиться из грязи в князи и при этом сохранить независимость – дело сложное, почти невозможное. Подстраховка нужна, чтобы неповадно было рот на тебя разевать.

        - Мне что – тоже бандитов нанимать?

        - Да нет… Бандитские разборки – дело малоэффективное, но при этом хлопотное. Можно закон переступить, а тут и конкуренты не дремлют, вмиг воспользуются.

        - Что ж мне – большую часть бизнеса продать высокому покровителю, что ли? Чтобы он за меня отдувался?

        - Нет, зачем…

        - Так что же мне делать?

       Все молчали, уткнувшись в свои органайзеры.

        - Владимир? Ты же юрист. Какие соображения?

        - Подкопаться к вам можно, сами знаете, если профессионалы работают. А тут, видно, так и есть.

        - Что можешь предложить?

        - Вообще-то против лома нет приема. Но… я постараюсь что-то придумать, - неуверенно ответил юрист, отводя взгляд.

        - Ясно. Решений нет… Тогда слушайте. Поступим так. Возвращаетесь на свои рабочие места не с кислыми физиономиями, а с бодрым видом и удвоенным рвением к работе. Я беру на неделю тайм-аут – неделя-то у меня есть – и принимаю решение, о котором вам сообщу. Если кому придет в голову что-то стоящее внимания – буду благодарен. Можете идти.

        Топ-менеджеры вышли. 

        Игорь  попросил Свету не соединять его ни с кем. В кабинете повисла непривычная тишина, не нарушаемая телефонными звонками. Игорь думал. «Итак, время пошло… Их логика такова – сейчас я у них на крючке. На меня собран компромат, нанят следователь, который заведет на меня дело. Меня арестуют, дело-то известное, сам сколько таким бедолагам сочувствовал. Поэтому проще просто лапки свесить и через неделю сообщить, что отказываюсь от бизнеса… Хм… А можно… А вообще - можно ли тут что-то сделать? Думай, должен быть выход!.. Выход, говоришь? Выход…  А выход может быть только в том, чтобы я настолько вознесся, что ни Глазурьеву, и никому другому не пришло в голову на меня пасть свою разевать. А вознестись я этак смогу только под прикрытием закона, бандитская крыша тут не спасет. На мою крышу найдется еще более крутая крыша. Но как вознестись, как законом-то прикрыться?.. Вот в чем вопрос! А как другие делают? Тот же Глазурьев? Не даром он в депутаты лез… Стоп! А что, если и мне стать депутатом? Тогда – и депутатская неприкосновенность, и неподсудность, и связи, которые, между прочим, и для бизнеса могут пригодиться, и деньги, ну, словом, все тридцать три удовольствия, да еще и закон, который тебя защищает… Вот только легко сказать, а как осуществить? Ну, как… При помощи денег, конечно. Деньги любую дверь откроют… Да, но для такого дела деньги, говорят, немалые нужны. Впрочем, потеряв голову, по волосам не плачут. Не отбашляю за мандат, всего лишусь. Отбашляю – мой бизнес, кровненький, родненький, со мной останется. А значит, будут деньги! Еще больше заработаю! Хм… Мысль неплоха… А когда у нас выборы? Так вот же – в декабре. Так что если решился – надо когти рвать… А от какой партии? Ведь, кажется, сейчас одномандатников нет, надо от партии?  Ну, партия у нас одна мать родна - «Единая Россия».

        Решение принято – надо выполнять. Игорь с лихорадочным нетерпением набрал в интернете местное отделение «Единой России», записал телефон.

        - Иван Ильич? Вас беспокоит генеральный директор сети продуктовых магазинов «Копеечка» Игорь Геннадьевич Ветров. Могу я подъехать к вам по одному вопросу?... Конфиденциальному?.. Отлично! Через час, если пробок не будет, я  у вас.

        Игорь приосанился, к нему вернулась былая уверенность. Он приоткрыл дверцу шкафа, где висело зеркало, смерил себя критическим взглядом, остался доволен – красоту ведь ничем не испортишь, даже ссадинами. Мужчинам шрамы идут. Небрежным жестом откинул белокурую челку, лежащую на косой пробор, последний оценивающий взгляд, и Игорь летящей походкой вышел в приемную:

        - Светочка, буду часа через три.

        … Прошло четыре часа. Игорь – на том же месте, за своим столом. Вся уверенность, весь апломб – как рукой сняло. Поникший, сидит он, закрыв лицо руками. В аппарате по громкой связи – голос Светы:

        - Игорь Геннадьевич, к вам Александр Юрьевич, здесь стоит. Примете?

        - Окей… Пускай заходит.

        Дверь приоткрылась, впустила его однокашника Сашу – и закрылась.

        - Видок у тебя неважнецкий – как говорится, эпизод «над гробом». Можно присесть?

        - Как хочешь…

        - Понятно.

        Саша присел рядом с ним.

        - Я вообще-то по делу. По твоему делу. Можешь меня выслушать?

        - Ну?

        - У меня вот какая мыслишка зародилась – что, если тебе в депутаты податься? Погоди, не перебивай, сейчас  я объясню все выгоды…

        - Ох, Сашка, недаром ты мой друг… У нас компьютеры в мозгу одинаково работают… Сам пришел к этой мысли. Да только бесполезно все это.

        - Что так?

        - Да то! Был я уже… только что вернулся… в штабе «Единой России»… Послали меня. Говорят, занято все. И про бабло даже слушать не стали.

        - А ты как хотел? Это же самая избалованная, прикормленная партия! Партия власти…

        - Ну?

        - Попробуй от СДПРФ! Им деньги нужны, а денежных мешков у них мало, так как все нормальные бизнесмены – в депутаты от партии власти норовят.

        - Так они ж того, коммуняки… Ну, то есть, против буржуев, капиталистов там всяких… Разве они пустят буржуев в свои ряды?

        - Сразу видно, как ты далек от политики. СДПРФ сейчас не та, что при Ленине. Сейчас коммунисты и богу молятся, и с капиталистами заигрывают. Это сейчас такая же партия, как и остальные в буржуазном обществе, то есть никакой революции, никакого социализма они не хотят. Они – как и прочие - за капитализм с человеческим лицом, то бишь, с социальными послаблениями. Вот и все. Что-то типа европейских социал-демократических партий. Возглавляют ее респектабельные, адекватные и, кстати, небедные, люди. А весь этот антураж – красные знамена, портреты Леина, серп и молот – это для электората,  ностальгирующего по СССР.  С маркетингом знаком немножко? Вот-вот… легенда бренда. Люди, ностальгирующие по прошлому, видя красные знамена, серпы-молоты, слыша социалистическую риторику, голосуют за них, не вдаваясь в подробности.

        - Хм… Ну, если ты прав, то можно и с ними попробовать сторговаться… Только как на них выйти?

        - Можно через мою сестру.

        - Через… как ее - Аську? Она что, имеет выход на руководство?

        - Она в партии. Причем не на последних ролях. Кстати, она сама идет кандидатом. Но, поскольку денег у нее нет, идет на общих основаниях, от округа. Единственно, из-за близости с руководством выбила себе округ поприличнее. Там исторически за коммунистов хорошо голосуют.

        - Аська?! В депутаты?! Вот это номер!.. Ну и ну! Сестра-то у тебя – боевая! Ладно, давай ее сюда!

        Саша достал  мобильник, набрал номер.

        -  Привет!.. Я по делу. Тут друг мой, Игорь Ветров… да-да, он самый… надумал в депутаты… Молодец, быстро схватываешь! Когда ты можешь с ним пересечься, пообщаться на эту тему? Только смотри, он – человек деловой, каждая минута на счету, поэтому надо так, чтобы наверняка… Сколько тебе надо времени, чтобы со своими шефами этот вопрос утрясти?.. Окей, давай…

        Саша спрятал телефон в боковой карман пиджака.

        - В общем, так.. Завтра она со своим руководством постарается этот вопрос провентилировать, а послезавтра наметь себе – в половине второго в «Тигре и драконе», ну, вьетнамское кафе, которое около нашего офиса.

        - А если не получится?

        - У Аськи-то? Да ну… У нее все получается.

         В дверях показалась Светочка:

        - Игорь Геннадьевич, к вам Нина Ивановна.

        - Ну, жизнь, как говорится, продолжается. Зови.

        Вошла Нина Ивановна, с видом несколько смущенным и виноватым:

        - Игорь Геннадьевич, вы уж извините, если не вовремя… Что с вакансией будем делать? Директора по маркетингу? Я обещала кандидатам сегодня сообщить о вашем решении.

        - Все правильно, Нина Ивановна. Что бы ни случилось – работа прежде всего… Да, я определился. Скажите Артему Вениаминовичу Скорохватову, что завтра он может приступать к своим обязанностям. Спросит про оклад – скажите, что оклад будет тот, который он обозначил.

        «Тигр и дракон»… - подумал Игорь. – Ну, прямо, как мы с Глазурьевым…»

        Если бы он знал, как эта будничная встреча в кафе перевернет его жизнь…

      

    

    

                                                           Действие 11.

    

             Асе, девушке, которая должна была решить участь Ветрова,   перевалило за двадцать восемь.  

        Пять лет назад она закончила «бабский» факультет – филфак пединститута, в школе устроиться как-то не получилось,  туда, сюда, ничего интересного. Но в последнее время  появилось у нее  увлечение – она вступила в СДПРФ. Не ради мужчин, хотя знала – в политику больше тянет сильный пол, слабый – по определению консервативен, пуглив и пассивен. Нет, в политику ее увлекли нереализованные амбиции – может, именно там оценят ее способности? К тому же знала – самые успешные и на карьеру заточенные – в партии власти, а опальная оппозиция талантами не избалована, а значит, и выделиться легче. На выбор повлиял и не проходящий с годами юношеский максимализм. Плохо живем? Ничего нельзя сделать, чтобы жить лучше? Не принимаю! Не согласна! И Ася отдалась партийной работе с упоением. Она не ошиблась - ее заметили, стали двигать. В скором времени она стала правой рукой местного лидера коммунистов, секретаря горкома, Вячеслава Тихоновича Золотова. Он казался ей живой легендой – в начале девяностых, когда все иуды побросали партбилеты, не смалодушничал, а вместе с такими же, как он, энтузиастами, возродил партию. Сейчас его лета подбирались к седьмому десятку, но внешне он выглядел подтянуто, бодро и моложаво. Высокий, видный, солидный, с лицом строгим и напряженным, всем своим видом он как бы говорил – «Вот когда победим, тогда и можно будет расслабиться».

        Вскоре и работа нашлась. Вячеслав Тихонович предложил ей оплачиваемое место собкора «Правды» в городе трех революций.

        После разговора с братом Ася отправилась к своему покровителю. Депутат, руководитель фракции, он занимал просторный внушительный кабинет в Законодательном собрании.. Все три его штатных помощника сидели на своих местах, уткнувшись в мониторы компьютеров. Ася дружески поздоровалась  –  ее здесь прекрасно знали.

        - Чай? Кофе?

        - Уф, холодище на улице, промозглость… Поэтому от чая не откажусь.

        Золотов вышел, распорядился, вернулся, пригласил сесть за низенький журнальный столик. Мягкие кресла расслабляли, настраивали на камерный лад. Ася отметила, что, пригласив ее расположиться таким образом, Золотов дает понять, что беседа будет неформальная. Пока перекидывались пустыми фразами о погоде, помощница Вячеслава Тихоновича принесла поднос с двумя чашечками, чайником и сахарницей с комковым сахаром.

        Ася налила себе кипяток, бросила кирпичик сахара, стала сосредоточенно разминать его ложечкой, стараясь собраться с мыслями.

        - Как твоя предвыборная компания? Помощь нужна?

        - Нет, сами справляемся. Через день, по очереди, проводим пикеты у метро. Раздаем литературу, беседуем с народом. Периодически листовки со своей физиономией по парадным разбрасываю… Провела несколько встреч с избирателями – малоэффективно, скажу вам. Аренда помещений – садики в основном – дорогая, народу собирается не больше двадцати-тридцати человек, из сотрудников. Многие даже не в нашем районе живут. А распинаешься перед ними час, а то и больше. Как заведется какая-нибудь бабка о своем, наболевшем – перебить неудобно, а времени много отнимает… Нет, листовки эффективнее.

        - Согласен. А что твои конкуренты?

        -  Дима Поляков, который от ЛДПР, действующий депутат…

         - Ну-ну, знаю.

         - Так вот он выбрал себе ядерный электорат, регулярно одаривает его пододеяльниками и продуктовыми наборами, а они за него аккуратно голосуют. Посадил двух теток, чтобы они обзванивали облагодетельствованных и напоминали им, кто их осчастливил, за кого голосовать надо.

        - Похвально и то, что он партийные деньги не в карман прячет, как другие действующие депутаты, а на народ тратит, - назидательно заметил Золотов. - Так, кто там еще?

        - Едросовец Никита Беленький, предприниматель, не мелочится – рестораны откупает и электорат водкой поит. Соседки рассказывали, что на выходе из ресторана его люди конвертики с пятисотками раздавали. Да и вообще денег у него не меряно – все заборы его  физиономией увешаны.

        - А у тебя с деньгами не очень? Так?

        - Да, так… Вот я и хотела…

        - Слушаю тебя.

        - В общем, Вячеслав Тихонович, дело есть.

        - Это я уже понял. Ну, и что там за дело  у молодой красивой женщины?

        - У товарища по партии.

        - Одно другое не исключает.

        - Вячеслав Тихонович, я понимаю, что это почти невозможно…

        - Ничего невозможного не бывает. Все может каким-то образом устроиться, если сильно хотеть и стараться.

        - И все же… Вы понимаете, я пришла говорить об интересах партии.

        - Понимаю, что не о погоде.

        - Вячеслав Тихонович, есть человек, который хочет стать депутатом.

        Впервые Ася увидела, как шеф хмыкнул.

        - Вот удивила-то! Кто ж не хочет стать депутатом? Да у нас уже список утвержден, ты ж в курсе.

        - Я-то в курсе, но получается, что надо изменить список, - Ася упрямо вздернула острый подбородок.

        - Это невозможно!

        - Вы же только что говорили, что если сильно захотеть и постараться, то ничего невозможного нет.

        - Верно. Но это надо… ну, для начала сильно захотеть, чтобы потом начать стараться.

        - Этот человек может заплатить…

        - Ася, я категорически против торга мандатами! И ты это знаешь!

        - А как же «паровозы» - всякие спортсмены, артисты, шуты и шоумены?

        - Не я это придумал. Это идея ЦК. Там посчитали, что «паровоз» сыграет на имидж, мол, вот какие люди доверились коммунистам. Все партии стали играть в эти игры, и наша туда же. Я это не одобряю.

        - Но ведь от нашей партии идет полно буржуев!

        - Так они идут от округов! Пускай себе идут, поработают на округах,  деньги на пропаганду нашей партии потратят… Ну, и что ж, что буржуи?  Сейчас политика нашей партии такая – с буржуями не ссориться, защищать интересы малых и средних предпринимателей. Чем шире будет число наших сторонников, тем лучше.

        - В таком случае включите в список еще одного полезного человека.

        - Округа заняты.

        - Включите в первую тройку!

        - Буржуя? Это скандал!

        - Почему? Вы же сами только что сказали, что буржуй  может быть в нашей партии?

        - Но не в первой тройке! Что скажут наши?

        - Наших можно подготовить, объяснить…

        - Что в ЦК скажут?

        - А что они могут сказать? Когда сами везде пишут, что мы должны привлекать в наши ряды представителей мелкого и среднего бизнеса.

        - Не могу согласиться!

        - Вячеслав Тихонович,  он может быть очень полезен. Он даст деньги на предвыборную кампанию. Ведь нам же нужны деньги! А у нас их не так много. Вы сами рассказывали, что попросили денег у ЦК, а там сделали недовольную мину. А тут вы справитесь собственными силами! Да вам товарищи из ЦК только спасибо скажут! Взять хотя бы меня – мне нужны деньги на предвыборную кампанию, чтобы не бледно выглядеть рядом с Поляковым и Беленьким, а у меня денег нет, и родная партия тоже мне их дать не может!

        - Хм… Ну, и кто он такой? Дружок твой?

        - За дружка никогда бы просить  не стала! Я вообще с ним незнакома. Это начальник моего брата, ну, и его однокашник. Он меня намного старше, отличный семьянин, двое детей. Он не подведет нас! Я лично ручаюсь за него! Ну, пожалуйста! Разве я часто вас о чем-то прошу? Подумайте, это деньги, это – мощная рекламная кампания, благодаря которой можно так выступить! Все регионы обзавидуются, процент подскочит, количество мест в ЗакСе увеличится. Да вам в ЦК не только спасибо скажут, а…

        - Что мне в тебе всегда нравилось – умеешь ты говорить, и временами убедительно. Кто ж такой этот твой протеже?

        - Владелец «Копеечки».

        - Вон это кто! Понятно…

        - Так что?

        - Эх, не нравится мне все это, но – что делать? Пока живем при капитализме, когда без денег никуда, приходится крутиться в соответствии с реалиями… Ладно, была не была. Скажи, пусть даст… (шеф назвал сумму). Мне как раз столько не хватает, чтобы все участки закрыть. Ну, и себе сверх того возьми.

        - Угу.

        - Придется в таком случае Потапова – единственного пролетария -  подвинуть на четвертое место, с которого он вряд ли в ЗакС пройдет. Ну да ладно. Скажем мужику, что это надо в интересах партии… Дальше твоя забота – пусть твой протеже деньги проплатит на наш расчетный счет, а ты создай ему нужный имидж в наших рядах, чтобы недовольных не было, - роптанья всякого за спиной нам не надо. Словом, ты поняла.

        - Поняла. Только, Вячеслав Тихонович, не надо это дело афишировать, у этого человека могут быть большие неприятности. Как можно тише, пожалуйста.

        - Проблемы с бизнесом? С конкурентами? Вот для чего ему депутатская неприкосновенность… Ладно. Пусть не беспокоится – сохраним в тайне. Поняла?

        - Поняла. Спасибо.

        - Тогда вперед.

        Ася вышла из кабинета Золотова, прошла по длинному коридору, устланному красной ковровой дорожкой, мимо закрытых дверей кабинетов, за которыми вершились большие дела и мелкие делишки, завернула в другой коридор, достала мобильный, набрала брата.

        - Сашка!

        - Ну, что?

        - Ух, вроде получилось. Можешь обрадовать своего приятеля.

        - Молодец, сеструха! С меня причитается! Ты ж понимаешь – свалят Ветрова, мне тоже в своем кресле не усидеть, придется работу искать.

        - Для тебя и старалась. Ветров мне твой – как прошлогодний снег. Пусть бабло готовит!

    

    

                                   Действие 12.

    

    

         Ровно в половине второго Игорь Ветров, который был нужен Асе «как прошлогодний снег» и ее брат Александр, для которого она и старалась,  появились во вьетнамском кафе. Оно как нельзя лучше подходило для конфиденциальных встреч, так как почти всегда пустовало, а сервис был по-восточному ненавязчив. Накануне Игорь заказал столик в отдельном кабинете, отгороженном от основного зала бамбуковыми шторами. Уселись на деревянные кресла с длинными спинками. В ожидании сестры Александр принялся пристально рассматривать пейзажи на стенах, а  его шеф нервно схватил папку с меню и сделал вид, что внимательно его изучает, хотя  строчки расплывались перед глазами.

     Легкое шуршание бамбука – и кабинет наполнился благоуханием духов.

        - Приветик, присаживайся.

        Игорь обернулся и увидел высокую, очень тонкую девушку, с длинными светло-русыми волосами, убранными в строгую прическу. Она по-деловому поздоровалась с мужчинами, села за столик, вытащила из сумочки мобильник и положила рядом.

        - Уж и не знаю – знакомить вас или нет, - улыбнулся Александр.

        - Так мы ж знакомы, - в тон ему подхватил Игорь. – Только я тебя, Ася, помню девчонкой, такой, знаешь, угловатой, как все подростки, стриженой. Ты была на пацана похожа.

        - А я тебя не помню, извини.

       Игорь осекся и углубился в  меню. Когда бестелесной тенью около их столика возник официант-вьетнамец,  сделал заказ.

        - Здесь можно курить? Отлично… - Ася затянулась сигаретой с ментолом. - Ну, давайте обсудим, - на взгляд Игоря, она держалась  чересчур официально. – Итак, что ты хочешь от нас?

        - От вас – это от СДПРФ?

        - Ну, а от кого же еще? Насколько я знаю, от «Единой России» ты уже ничего не хочешь.

        - Ну да… Я, типа, хочу стать депутатом, - Игорь чувствовал себя неловко, а потому взял несвойственный себе дурашливый тон. - Понимаю, что не достоин, но готов, так сказать, материальными средствами восполнить свои недостатки.

        - В каком размере?

        - Называй вашу цену.

        Ася затянулась, выпустила длинную струю ароматного дыма, и, скосив на него зеленый глаз, по-деловому назвала.

        - Окей, я готов (В «ЕдРе» дороже все это удовольствие стоит, - с удовлетворением отметил про себя Игорь).

        - Это не все. Прошу наличными (Ася назвала более скромную, но все-таки кругленькую сумму) на мою предвыборную кампанию. Деньги нужны, будь они неладны.

        - Понимаю, - кивнул головой Игорь, внимательно глядя на сидящую напротив изящную блондинку (Ловка сестренка у Санька, ишь сколько она себе за посредничество запросила…) – Готов помочь. И даже большей суммой. Все для вас, мадам. Или мадемуазель?

        -  В таком случае слушай сюда, - Ася вкусно затянулась, -  Ты вносишь деньги. Раз. Проходишь по списку номером вторым. Это проходное место, не беспокойся. Два. И вот что –  брожения среди наших пойдут, что, мол, буржуев двигаем в ущерб рабочему классу. Ради тебя сдвигаем с проходного места одного хорошего человека. Поэтому необходимо, чтобы ты… ну, хотя бы на первое время притворился, что ты наш, то есть, вступил в партию… и если бы перед людьми выступать пришлось, сказал бы…

        - Понятно, легенда бренда…

        - Правильно мыслишь – создай о себе легенду.

        - Легенду-то легенду, только вот что… Мне бы хотелось по-тихому это дело  обделать. Потому что если мой оппонент прочухает – беда! А уж как депутатом стану – ищи меня, свищи меня!

        - Я тебя понимаю, я обо всем договорилась. Не волнуйся.

        - В таком случае я готов. А ты, уж пожалуйста, руководи мной.

        - По рукам.

        Сделка была заключена, теперь оставалось одно – действовать по тихому, хитро, быстро, в манере крадущегося тигра.

    

    

    

                                          Действие 13.

    

    

        …Придя вечером домой, Игорь решил, что теперь пришло время сообщить своему семейству о принятом решении. Дома, как обычно, тихо, то ли как в монастыре, то ли как на кладбище... Все расползлись по своим норам-комнатам, у каждого своя жизнь. Отец семейства прошел в столовую, перегороженную барной стойкой на две части – кухню, оборудованную всякой техникой – мечтой любой хозяйки, и саму обеденную зону – на стене плазменная панель, напротив - диван уголком, стол из толстого стекла, с нижней, тоже прозрачной, столешницей, на которую обычно ставили десерт – конфеты и фрукты. Игорь пришел не с пустыми руками – по дороге домой купил бутылочку мартини, шоколад «Баккара», красную рыбу. Все порезал, сервировал столик. Позвал семейство.

        - А ну, давайте сюда! Разговор есть…

        Сел на диван, стал открывать мартини. Вошла, щурясь от яркого света, Татьяна. Привыкла в своей келье при свечах сидеть. Нечесаные волосы, мятый халат, следы увядания на худом лице… Взглянув на жену, Игорь поморщился – такая ли была она двадцать пять лет назад, когда вбегала в лекционную аудиторию, и с ее появлением - словно солнышко выглядывало сквозь тучи. Тоненькая, смугленькая, каштановые блестящие волосы под каре, белозубая улыбка, ямочки на пухлых щечках… А сейчас – в темных волосах отчетливо видны седые пряди (хоть бы покрасилась, что ли), лицо угрюмое, с каким-то тупым выражением, щеки ввалились, да и вся какая-то высохшая, как сморщенное яблоко, и при этом распустила живот. Ведь не старая же еще баба! Чего же она так опустилась? И деньги есть, и времени свободного – все двадцать четыре часа в сутки. Сходи в бассейн, на фитнес, к косметологу, ведь он – добрый муж – для хорошего дела и денег даст. Ведь сам-то  – интересный мужчина, в  расцвете лет, бабы на него заглядываются, а с кем жить приходится?..

        - О чем разговор-то? – смотрит скучающим взглядом. Кроме религии – ничего ее не интересует.

        - Присядь. Мальчики придут, расскажу.

        Вошли сыновья.

        - Привет, па!

        Недоверчиво оглядел обоих. В последнее время появились у него кое-какие подозрения – что-то глазки у них странно блестят… Но некогда их проверять, да что проверять, за своими проблемами некогда о них подумать! «Ведь для них все – и бизнес, и ночей не сплю… Так хоть бы ценили, не огорчали, еще больше жизнь мне не осложняли…» Вот Денис – смотрит на него Игорь и себя видит, каким был он двадцать лет назад, одно лицо, но не в него пошел. Парень хоть куда, красив, изыскан, какую карьеру смог бы сделать с отцовской-то помощью, если бы голова на плечах была! Так нет – институт бросил, не работает, сидит как сыч и, кажется, ничего его не интересует… Взгляд пытливых отцовских глаз переметнулся на Павла. А этот – в мать, чернявый, худенький, длинноногий.

        - Как дела в институте, сынок?

        - Нормально.

        - Отец, по какому поводу праздник? – нетерпеливо спросил Денис. А этот все рвется к своему компьютеру. С головой ушел в виртуальный мир, за уши не вытащишь. В реальном же мире все ему скучно, неинтересно.

        - Садитесь.

        Игорь разлил мартини по хрустальным бокалам.

        - Ну, дорогое мое семейство, можете поздравить меня – депутатом буду.

        - Сколько отбашлял? – поинтересовался Павел.

        - Вот это ты, сын, по-деловому… Сразу видно будущего финансиста…

        Игорь назвал сумму. Помолчали.

        - Три хорошие квартиры можно было купить, - заметил младший.

        - У вас с Дениской и так по квартире, чего вам еще? А не отбашлял бы – как бы не пришлось вообще с жильем распроститься.

        - От какой хоть партии? – продолжал проявлять интерес младшенький.

        - От СДПРФ. С «ЕдРом» договориться не получилось, разбалованные они. Да оно и к лучшему. В «ЕдРе» это удовольствие дороже стоит.

        - СДПРФ? Так там же коммунисты, так? А коммунисты, они же – нехристи! – подает голос угрюмо молчавшая Татьяна.

        - Ну, так найди мне партию, где нет нехристей и где в депутаты можно пролезть за деньги! – взорвался Игорь. – Ты что, не понимаешь – у меня бизнес отнять хотят, и ты же первая взвоешь, на работу тебе  придется устраиваться. А кем? Поломойкой?

        - Все в воле Божьей, - равнодушно ответила Татьяна. – Поломойкой так поломойкой. Гордыня – грех.

        Игорь дико посмотрел на нее. И вот ради этой дохлой рыбы он старается? Никакой благодарности, никакого интереса к его делам! А ведь его дела – это и ее дела тоже, других-то у нее нет…

        - Ладно…, - сдержался Игорь. – Давайте выпьем, что ли! За удачу, за то, чтобы неповадно было нашим врагам рот на нас разевать!

        - За тебя, папа! Ты всех порвешь – я в тебе верю! – вдохновенно воскликнул младший сын, глаза его загорелись, как когда-то давно – карие глаза Татьяны, и на щеках его Игорь заметил знакомые ямочки. Пожалуй, младший сын – самый родной ему человек в этом семействе.

        - В общем, рассказываю… Действовать будем так…

        - Я не буду действовать, меня в свои интриги не мешай, - равнодушно произнес Денис, отодвигая пустой  бокал. – Все? Я могу идти?

        - А жрешь-то ты за чей счет? – взорвался Игорь. Нет, если бы не фамильное сходство, не поверил бы, что этот чужак – его сын.

        - Ты меня породил – ты меня и корми, - заявил Денис. – Мамка грехи твои отмаливает, а я твою дремучесть облагораживаю.

        - Ну, и какова же моя дремучесть? Вроде и книжки умные читал, и высшее образование, в отличие от некоторых, получил.

        - Да не помогли тебе ни книжки, ни образование. Как был ты мясник, так и остался.

        И Денис вышел, небрежно (Игоревым движением) откинув со лба льняную челку.

        - Строптивый какой, - покачала головой Татьяна. Недовольство старшим сыном – единственное, что объединяло супругов.

        - Я-то вкалываю день и ночь, деньги для вас зарабатываю, а ты дома сидишь – вот и попробуй, образумь его. Мать ты или кто?

        - С мужчиной мужчина должен говорить. Так что не прикрывайся своей работой. Смотри за сыном!

        - Па, ма, да хватит вам! – вставил слово Павел. – Ну, не в духе наш Дориан.

        - Кто?

        - Дориан… Это его так одна знакомая прозвала. Правда, метко? Она писательница, а писатели умеют меткое словцо подобрать. Дориан и есть – все носится со своими портретами, художник…

        - Ладно, Бог  с ним. К делу… Раз наш старшой самоустраниться изволил, на тебя, сынок, вся надежда. Первое. Насколько я знаю – депутат не имеет права бизнесом заниматься. В таком случае, назначаю тебя генеральным директором.

        - Ух, ты! Круто! Приду на занятия, нашим скажу – пусть завидуют!

        - Только, слышь, чтобы не во вред учебе. Появляться будешь в офисе в свободное от занятий время, права голоса иметь не будешь… Понятное дело, что предприятием буду я рулить, как и прежде.

        - Да это понятно, можешь не объяснять.

        - Второе. Тебе, Пашка, для пользы дела надо бы в партию вступить. Ну, попросили меня новые товарищи, чтобы, значит, натурально все было, дескать, уверовали всей семьей в идеалы коммунизма, а то неудобно – депутатом стал, а на идеологию плюет.

        - Да вступлю, куда скажешь, - смеется Павел. Хороший сын, не то, что старший. – Любые капризы за ваши деньги. Когда надо это… вступать-то?

       

    

      

                                       Действие 14.

    

      

        Павел приоткрыл дверь в комнату  брата.

        - Занят?

        - Да нет, - лениво отозвался Денис. – Играю вот…

        Он сидел на полу в разметавшемся восточном халате, вытянув голые ноги, а перед ним на журнальном столике стоял ноутбук.

        - А я кое-что принес, - Павел заговорщицки подмигнул и сделал пальцами некое движение, смысл которого оказался понятен его брату.

        - О, как кстати! А то как-то скучно… Даже игра не вставляет. Погоди, зажгу палочку – вдруг маман зайдет.

        Денис вскочил, дрожащими от нетерпения руками приладил палочку с ароматом сандала на спину лягушки, держащей во рту монету, чиркнул спичкой и, когда по комнате распространился дымок с терпким, головокружительным ароматом, потирая руки, скомандовал:

        - Ну, давай…

        Павел не заставил себя упрашивать, достал две самокрутки, которые братья тут же и прикурили,  усевшись перед ноутбуком.

        - Кайф…

        - Да… как в песне: «Всего три грамма кокаина меняют в жизни все порой, и из большого и скучного мира ты переносишься в мир ино-ой…» Как-то так.

        - Да, щас бы кокса.

        - Это тоже дело.

        - Что тут у тебя за игра?

        - Похождения гнома в царстве зла. Девятый уровень. Сейчас я как раз прокачиваю героя.

        В этот момент в дверь просунулась нечесаная голова Татьяны. Она подозрительно потянула носом.

        - Вы чем тут занимаетесь?

        - Играем.

        - А чем пахнет? Опять палочки-вонючки?

        - Ну, конечно! А ты что подумала?

        - В магазин сходить надо. Холодильник пустой.

        - Давай попозже!

        - Когда попозже? Скоро отец придет, я сготовить не успею.

        - Ну, мам, мы только сели… У нас игра. Давай через час! А ты пока список составь, чего купить надо.

        Татьяна захлопнула дверь.

        - Теперь твоя очередь в магазин идти, - сказал Павел. – Я косячок достал.

        - Ладно, так и быть.

        Братья затянулись.

        - В эту игру хорошо играть после косячка, - заметил Павел, выдыхая дым. – Смотри, какие яркие краски. И визуализация более натуральная.

        - А то! Слава тому, кто придумал гашиш! Вот смотри – какая-то травка, а дает такой эффект, такое  изменение сознания, какое никакому алкоголю не под силу.

        - Ну, алкоголь – это не то, это грубо. Да ведь не зря многие творческие люди пользовались перед, так сказать, актом творения именно гашишем.

        - Я пользовался! Я же тоже – творческая личность. И, скажу тебе, эффект потрясающий – обострение воображения, какие-то необычные образы, вдохновение такое, ну, просто прилив энергии. Помнишь мою картину «Седьмой круг ада»?

        - Это где монстры?

        - Ну да. Так вот, я ее после косячка набросал. Понимаешь, как будто сам в аду побывал.

        После того, как травка кончилась, Денис поспешно схватил лист бумаги и принялся приспосабливать его на мольберт.

        - Вот сейчас, чувствую, опять кураж смогу поймать… Я даже придумал, как будет называться картина – «Цветы зла». Я прямо вижу – фиолетовые лепестки…

        Но, как только он взмахнул кистью, в дверь просунулась голова Татьяны.

        - Кто в магазин идет? Вот список, вот деньги.

        - Пашка, - простонал Денис, - Сходи, будь другом… Вдохновение прет!

        - Нет, ты обещал, - безжалостно возразил Павел. – А то в следующий раз сам за радостью пойдешь.

        - Нет-нет! Я не пойду, я понятия не имею,  как это делается.

        Денис нехотя отложил кисти, скинул халат и облачился в джинсы и свитер…

        … Через двадцать минут он подходил к продуктовому магазину.

        - Цветы зла… - бормотал он. – Фиолетовые упаднические лепестки…

        Около входа стояли двое бомжей, с одутловатыми небритыми  лицами, синими подтеками под глазами, в драной, грязной одежде. Уловив исходящий от них запах, Денис инстинктивно отвернулся и попытался задержать дыхание. Один из бомжей загородил ему вход.

        - Слышь, паря, не подкинешь, сколь не жалко? – жалобно загнусил он, в то же время меряя лощеную фигуру Дениса недобрым взглядом. - Мы с друганом второй день не жрамши.

        - Ах, Боже мой, дайте же пройти, - нервно передернув плечами, пробормотал Денис.

        Бомж вцепился в лацкан его пальто почерневшими пальцами.

        - Не откажи, друг, - сипел он прямо в лицо Денису, обдавая его зловонным дыханием.

        - Уберите руки! – воскликнул тот, чувствуя, что, еще немного, и его стошнит.

        - Не откажи! Помоги! – хрипел бомж.

        - Да сейчас, сейчас, вы только уберите руки… - Денис поспешно открыл кошелек, наугад вынул первую попавшуюся купюру. – Нате, вот, только отстаньте…

        Бомж жадно схватил купюру, а Денис, чуть не бегом,  бросился в магазин.

        - Какой ужас, какой кошмар, - бормотал он трясущимися губами. Брезгливо отряхнул пальто белоснежным платком там, где к нему прикасались пальцы бродяги. – Какая мерзость… Фи!

        Платок полетел в мусорный ящик.

       Продолжая кривиться, Денис подошел к прилавку. Перед ним стояла старушка, дотошно расспрашивая продавщицу:

        - А эти яйца свежие?

        - Свежие. Старыми не торгуем.

        - А от какого числа?

        Продавщица лениво наклонилась над полкой, покрутила коробку, пошевелила губами, озвучила дату. Старушка пожевала губами:

        - Хм, прошлонеделишные… Девушка, а вон те?

        - Какие?

        - Вот эти… - указующий перст. – Да не эти… Вон те… Да, эти…

        Продавщица вразвалочку переместилась вдоль полки с коробками яиц.

        - Боже, как долго, - начал терять терпение Денис.

        - Молодой человек, моя очередь – имею право, - сурово возразила  старушка.

        Наконец, она расплатилась и начала упаковывать продукты так медленно, что, кажется, делала это на зло.

        - О! – застонал Денис, закатывая глаза. – Да вы можете побыстрее?

        - Что вам не так?

        - Да ведь к прилавку не подойти из-за вас!

        - А ты мне не хами! – вдруг взорвалась старушка. – Ишь, молодой, а наглый!

        - Да как я вам нахамил?! – задохнулся от обиды Денис.

        Но старушка уже отходила, ворча под нос.

        - Слушаю вас, - не очень любезно обратилась к нему продавщица.

        - Мне вот по этому списку, - Денис протянул ей список.

        Продавщица пробежала его глазами.

        - Тут написано – «молоко». А какое молоко? У нас вон сколько.

        - Да? – Денис в замешательстве. – Ну… Вон то, - махнул он рукой наугад.

        - «Простоквашино», что ли?

        - Ну да…

        - А 2,5% или 3,2%?

        - О боже… - Денис в замешательстве переступил с ноги на ногу. – Ну, 3,2.

        - У вас написано – «творог». А какой?

        - Слушайте, давайте любой!

        - Вот этот подойдет?

        - Подойдет.

        Денис изнывал от нетерпения, пока продавщица вразвалочку двигалась вдоль полок, собирая продукты по списку. А тут еще краем глаза он заметил, что давешние бомжи вошли в магазин и направились в его сторону.

        - Девушка, можно побыстрее?

        - Я вам электровеник, что ли? Подождите, пока кассовый аппарат пробьет…

        - А вот эти, - он нервно указал в сторону бомжей. – Как вы позволяете, чтобы они заходили в магазин?

        - Эй! – строго крикнула  продавщица. – Чего приперлись? Охрану вызвать?

        - А мы покупать будем, - один из бомжей махнул купюрой Дениса.

        - Не имею права не пустить – покупатели, - извиняющимся тоном сказал она. – С вас… - назвала сумму.

        Денис сунулся в кошелек. Однако то ли «все равно какие» продукты оказались намного дороже, чем запланировала Татьяна, то ли именно этой купюры, отданной бомжам, не хватило, чтобы расплатиться за товар, но только Денис растерянно развел руками и дрожащим голосом стал оправдываться:

        - Ой, вы знаете, у меня столько нет. Я, пожалуй, откажусь от чего-то.

        - Так я уже пробила! – вскричала продавщица, выкатывая округлившиеся в праведном гневе глаза. Образовавшаяся за это время очередь заволновалась.

        - Молодой человек, задерживаете…

        - У меня не хватает… - лепетал Денис, демонстрируя продавщице всю наличность кошелька.

        - Мозгов у тебя не хватает, парень, - отчеканил стоящий сзади пожилой работяга.

        - Почему вы оскорбляете меня? – чуть не заплакал Денис. – Да, я не рассчитал, но это не дает вам права…

        - Сейчас перебью, - снизошла продавщица. – От чего отказываетесь?

        - Да уже все равно от чего, - заявил разволновавшийся Денис.

        - Ну, как же?... – начала было продавщица.

        - Да давайте уже быстрее! – роптала очередь.

        - Мне все равно, лишь бы денег хватило, - дрожащим голосом твердил потерявшийся Денис.

        - Ну, вот от ветчины, что ли?

        - Да, давайте от ветчины…

        Денис, проклинаемый шипящей очередью, сам не помнил, как затолкал в пакет продукты и опрометью кинулся к выходу.

        - Молодой человек, вы молоко забыли! – крикнула ему вслед продавщица. Он поспешно вернулся за молоком, и, убегая, слышал раскатистый голос пожилого пролетария:

        -  Бывают же такие недоноски…

        - Ну, все! – бормотал Денис, нервно подходя к дому. – Чтобы я еще раз в магазин пошел – не дождетесь! Пусть отец в сетях на выходных все покупает…

        Однако отсидеться в своей норе ему не удалось.

    

    

                                                Действие 15.

    

        А сейчас на сцене появится еще одна героиня, которая внешне на пафосную роль не тянет совершенно. И это доказывает: для того, чтобы быть героиней, не обязательно обладать взором горящим и станом манящим.

        Итак,  в одной из квартир той парадной, где жил Денис,  потихоньку собиралась на прогулку  Надин, как ее ласково называла бабушка. Ей недавно исполнилось двадцать… Тонкие реденькие белокурые волосы, болезненно-бледное худое лицо, синева под голубыми глазами, бескровные губы, мелкие и нервные черты… Может, при большой симпатии к ней ее и можно было назвать хорошенькой, с натяжечкой, конечно, но уж здоровой ее назвать никак нельзя было – инвалид с детства, она целыми днями неподвижно лежала или, если бабушка подтыкала под ее спину две подушки, сидела, неловко съехав на сторону и по большей части читала, едва удерживая книгу своими слабыми тонкими руками. Родители у нее умерли – погибли в автокатастрофе, осталась одна бабушка. Жили они на бабушкину и Надину инвалидскую пенсию. Бабушке едва перевалило за шестьдесят, она работала когда-то учителем, могла бы и сейчас по-прежнему работать, но – как? Надин занимала все ее время. И, при всех этих нерадостных обстоятельствах,  это обделенное существо считало себя счастливейшим человеком. Каждый день, просыпаясь и находя себя живой, она несказанно удивлялась и радовалась  новому дню как незаслуженному счастью.

        Бабушка принесла к ее кровати ворох одежды, натянула на худые ноги колготки, помогла облачиться в платье… И можно гулять! Прогулка – это был счастливейший момент, апогей дня, но при этом  требовавший, прежде всего от бабушки, колоссального труда и напряжения. Сначала она помогала калеке одеться, затем перетаскивала ее с кровати в инвалидную коляску. И – самое трудное – коляску требовалось сначала затащить в лифт, затем спустить с первого этажа по лестнице, которая, хотя и насчитывала всего шесть ступеней, не имела приспособлений для инвалидных колясок, а потому все эти шесть ступеней отдавались в позвоночнике Надин, заставляя ее морщиться от боли. Но вот лестница преодолена и – здравствуй, мир! Правда, мир ограничивался для калеки внутренним двориком, но и он казался ей огромным и бесконечным. Итак, здравствуй, мир, свежий воздух и солнечный свет!

        Бабушка покатала коляску по двору, предложила выехать за арку на улицу, но Надин отказалась. С некоторых пор для нее весь интерес сосредоточивался во дворе. Сегодня она отказалась не зря, видно, день выдался действительно счастливым, – в арке показался  знакомый и такой долгожданный силуэт, легкой походкой приближающийся к ней…

         - Привет, Дэн! – если ей удавалось произнести это короткое приветствие, значит, день  прожит не зря.

          -  Привет, Надин! Как дела?

          - Лучше всех! Ты откуда?

          - Да вот, из магазина…

          - А можно тебя попросить - еще диск с какой-нибудь хорошей музыкой?

          - С удовольствием! Ты еще домой не собираешься? Я мог бы помочь.

        Они говорят об обыденных вещах, но глаза их живут отдельной жизнью. Черные, глубокие как омут, глаза Дениса ласкают ее бархатной теплотой. Взгляд ее голубых глаз, восторженный, воспаленный, тонет в этом сладостном омуте, который притягивает ее как магнит.

          - Спасибо, как раз собираемся домой.

          - Мы же только вышли, - пытается протестовать бабушка.

          - Бабушка, я замерзла. Пойдем домой, тем более, что Денис любезно вызвался помочь. Все тебе легче – не тащить меня.

          Денис подхватывает коляску как пушинку, заносит на площадку первого этажа… И вот они опять дома. Но на этот раз их небольшая скромно обставленная квартира освящена присутствием прекрасного молодого человека. Надин сотрясает мелкая нервная дрожь, ноздри раздуваются – она на грани экстаза.

          - Денис, угоститесь ватрушкой, - буднично предлагает бабушка в то время, как ее внучка едва не теряет сознание от восторга.

          - Нет, спасибо.

          - Дэн, ну хоть одну, пожалуйста, - дрожащим голосом просит Надин.

          - Только ради тебя… М-м, а вкусно! Ну, я сейчас сбегаю за диском.

          Денис ушел, а Надин захлопотала:

         - Бабушка, помоги же мне – хочу сесть поудобнее… Дай зеркало,  дай мне скорее зеркало и расческу! Я же совсем лохматая…

          - Девочка моя, околдовал тебя этот Денис… Но ты же понимаешь - он никогда не может быть с тобой! Он – из богатой семьи, он…

          - Знаю, он здоров, а я… А мне и не нужно от него ничего! Ничего мне не нужно, бабушка. Мне и так хорошо!

          Через десять минут Денис вернулся. Развел руками:

         - Слышь, старушка, рылся в своих записях – и не нашел, что тебе предложить… Может, пойдем ко мне, и ты сама выберешь?

        Надин не верит своим ушам.

        - Что? – голос срывается.

        - Ко мне, говорю, пойдем, сама выберешь.

        - Конечно!

        - Вы не против, если я вашу внучку с собой заберу ненадолго? И верну где-то через часик.

        Денис сам усадил тщедушное беспомощное тельце в инвалидную коляску и покатил ее к себе.

        Надин была у него впервые. Пока он катил коляску по длинному коридору, она с восторгом оглядывалась по сторонам. Убранство его квартиры казалось ей восхитительным, роскошным, при этом освященным его присутствием, что делало обычную квартиру похожей на храм. В комнате Дениса у нее закружилась голова, она стала задыхаться от волнения. Боже мой, она – в его комнате! Об этом не мечталось, не думалось! Денис поставил диск с медленной и тягучей музыкой, от которой щемило сердце и хотелось плакать то ли от печали, то ли от счастья. Затем он разложил перед Надин диски.

        - Вот, смотри… Это  классика рока, здесь свежие хиты, этого года…

        - А это что играет?

        - Нравится?

        - Да.

        - Энигма. Старая вещь.

        - Можно ее взять?

        - Конечно! Я ее тоже люблю. Рад, что у нас вкусы совпали. А теперь хочешь, покажу свои картины?

        - Твои картины? Ты рисуешь? Ой, то есть, пишешь? Очень хочу!

        Пока он раскладывал перед ней картины, чувство острого наслаждения пронзило ее – она в его комнате, она любуется его творчеством!  

        - Божественно, - шептала она в экстазе.

        - Вот посмотри, здесь я хотел изобразить седьмое небо – вот туннель из облаков, пронизанный солнечным светом, вот силуэт ангела… Если ты немного знакома с религиозной литературой, то должна знать, что рай состоит из нескольких слоев,  как бы этажей. С каждым этажом все больше красоты и блаженства. А седьмое небо – это вообще вершина наслаждения.

        - Да, да, как я это понимаю! – лихорадочно кивала Надин. В этот момент она как раз чувствовала себя на седьмом небе.

        - Слушай, тебе неудобно в этой коляске, давай я перенесу тебя  на диван.

        Он подхватил ее на руки и бережно усадил на диван, подоткнув под спину подушку.

        - Удобно?

        Но Надин уже не могла говорить от переизбытка эмоций, она только кивала головой. «А она недурна», - подумал вдруг Денис. В самом деле, ее бледное лицо порозовело, его залил тот нежный румянец, который украшает только белоснежную кожу очень светлых блондинок, синева под глазами придавала ей томность, а глаза сияли влажным, призывным блеском. Тонкая белая кофточка слегка сползла с плеча, обнажая его белизну. Ноги, длинные и очень стройные, безвольно свисали с дивана, но не бросалось в глаза, что эта девушка больна – так, обыкновенная хорошенькая  девушка присела на диван, небрежно откинулась на подушки, невзначай обнажив плечико и  ножки.

        - Может, выпьем вина? У нас есть очень хорошее, - предложил Дэн, оценивающим взглядом измеряя гостью, словно увидел ее впервые. «А она ничего… и при этом совершенно невинна!»

        - Вина?.. Не знаю… Я никогда не пила… Но – давай! – Надин заговорщицки подмигнула ему. - Только бабушке – ни слова!

        Денис удалился и через несколько минут принес поднос с  бутылкой красного французского вина, шоколадными конфетами  и сыром.

        - Вот, пробуй – папа из Парижа привез.

        Он разлил рубиновое вино в хрустальные бокалы.

        - За удачу! – прошептал он.

        - За удачу! – весело откликнулась она.

        Тонко пропел хрусталь, они осушили свои бокалы.

        - Божественный напиток, - прошептала Надин, закатывая глаза.

        - Так давай выпьем еще! Теперь за любовь!

        - За любовь!

        Выпив два бокала, Надин, не привыкшая к спиртному, захмелела. Впрочем, во все продолжение этой волшебной, фантастической, невозможной встречи она чувствовала себя то ли пьяной, то ли помешанной, словом, состояние было такое, словно она вырвана из своего мира, из своей реальности и находится то ли во сне, то ли в мечтах, то ли в параллельном измерении. Денис развернул обертку и положил конфету ей в рот. Когда она приоткрыла крошечные детские губы,  он не выдержал и, взяв из ее рук бокал, отставил его, а сам обнял ее, прижался к ее хрупкому телу и прильнул долгим и нежным поцелуем к ее губам. Она задрожала в его объятиях и тихонько заплакала.

       - Ты чего?

       - Не обращай внимания, это от счастья.

       - Ты счастлива?

       - Еще бы! Ведь я… люблю тебя… Давно… С того самого момента, как увидела в первый раз…

        Денис поцеловал ее уже более уверенно после такого признания. Он даже почувствовал себя в некотором роде благодетелем, даря ласку этой убогой, больной девушке, которая, если бы не он, конечно, никогда бы не испытала радость любви и общения с мужчиной. Надин плакала, даже не пытаясь сопротивляться его настойчивым ласкам.

        - Ты очень красивая, Надин, я хочу тебя.

        - И ты говоришь это мне? Такой девушке, как я?

        Денис, чувствуя, что она полностью в его власти, раздел ее. И вот она лежит перед ним – обнаженная, худая, вся трепещущая от смущения, рыданий и своей беспомощности, никогда не знавшая мужчин, девственница. Возбужденный сознанием, что он – первый, что он – любим этим жалким существом, что он – Бог для нее, Денис в исступлении принялся целовать ее, тормошить, ласкать, получая животное удовольствие от того, как пробуждалось, отдавалось ласкам это девственное тело. И, наконец, овладел ею…

        Никогда не испытывал он подобных ощущений! Да, он знал много женщин. Но занимался любовью впервые с женщиной, которая любит. Он чувствовал, как ее любовь, страсть передается ему, как от бешеного биения ее сердца начинает учащенно биться и его пресыщенное холодное сердце. Она, слабенькая, беспомощная, больная, в момент экстаза передала ему такой мощный заряд энергии, какой никогда не получал он от искушенных женщин. Она же билась под ним, словно в агонии, плакала, судорожно сжимала его слабыми руками… Да, такого у него еще не было!

        Когда он, наконец, отпустил ее, она была в бессознательном состоянии, совершенно опустошенная, обессиленная.

        - Тебе пора, прелесть моя, - прошептал он, заботливо одевая ее. – Бабушка потеряет тебя.

        - Но мы увидимся еще?

        - А ты не жалеешь о том, что произошло?

        - Нет, конечно!..

        - Тебе не было больно?

        - Мне было хорошо!  Очень хорошо!

        - А с каждым разом будет все приятнее.

        - А будут еще разы? Ты еще позовешь меня?

        - Обязательно!

        - Даже если не позовешь, я все испытала… я теперь знаю, что такое любовь… Если теперь умереть – я готова.

        - Теперь – жить!

        Он бережно одел ее. Усадил на коляску.

        - Можно тебя попросить? – робко спросила она.

        - О чем хочешь!

        - Картину. Седьмое небо. Подари.

        - Вот, держи.

        Отправив гостью домой, и при этом  с удовлетворением убедившись, что бабушка не заподозрила ничего, что Надин естественна и весела, Денис вернулся к себе. Поскольку он продолжал находиться под впечатлением происшедшего, то решил выплеснуть свои эмоции на бумагу: достал краски, вставил лист формата А4 в деревянную рамку мольберта и принялся творить… Под легкими прикосновениями кисточки на листе появлялось акварельное, чуть размытое, изображение лица в ореоле светло-золотистых, словно пронизанных солнцем волос, неестественно огромные небесно-голубые глаза, больше похожие на два озера…

        Творческий процесс был прерван появлением Павла.

        - О! Да ты творишь!

        - Как видишь.

        - Какое интересное лицо… Постой, кажется, где-то я его видел… А! Ты будешь смеяться, но мне показалось, что она похожа на… Надьку. Так, кажется, зовут эту калеку,  соседскую девчонку?

        - Да, это она. Ты угадал.

        - На рисунке она гораздо интереснее, чем на самом деле.

        - А  я вижу ее такой.

        - Да?

        - Да…

        - Ну, видишь - так видишь, все вы, художники – мечтатели.

        - По-моему, она прекрасна! А главное – она настоящая муза, она смогла бы вдохновить меня. Слушай, я, пожалуй, готов жениться.

        - Да ты с ума сошел?! – Павел расхохотался. – На калеке?

        - А что? Я выше всех этих предрассудков. Сегодня же поговорю с папиком.

        - Ну ты приколист!

        - Не смейся, пожалуйста. В жизни должно быть место благородству.

        - Поговори, поговори с папиком. Но чтобы я тоже тут был – хочу увидеть это шоу!

        - И поговорю! Сегодня же!

       

                                      Действие 16.

    

         Плотный брюнет, с бархатными глазами и лицом холеным и красивым, вошел в холл экспериментального театра «Подмостки». Взгляд его, внимательный и тяжелый, сразу наткнулся на афишу, которая представляла собой черный плакат, как черный квадрат Малевича.  На плакате, также в стиле авангардистов начала ХХ века, белыми неровными буквами было написано:

            Экспериментальный театр «Подмостки»

                                Представляет

              Метафизическую трагедию «Бытие»

             Автор и режиссер-постановщик Иван Злобин

        Холл оказался настолько тесный, что зрители, пришедшие на спектакль, буквально наступали друг другу на ноги. Брюнет внимательно осмотрел картины художников-сюрреалистов, развешанные на стенах. Почти все они были выполнены в стиле минимализма и кубизма. Затем, с сожалением взглянув на свой лакированный ботинок, на котором чей-то башмак оставил пыльный след, он взглянул на часы «Бригет» и решил пройти в зрительный зал. Зал тоже оказался  камерным, ряды кресел располагались в нем амфитеатром. Брюнет занял место в  первом ряду и вытянул ноги так, что они оказались на краю сцены. Занавеса не было. Сцена представала перед зрителями голой, вызывающе щерясь широкими щелями между досками. Когда свет в зале медленно погас, также медленно осветилось и сценическое пространство. Оказалось, что на заднем плане есть некое подобие декораций – белый экран во всю стену, на который тут же стали проецироваться черно-белые кадры документального фильма. Перед зрительным залом разыгрывался захват Белого Дома в октябре 1993г. Зал замер, но тут же вздрогнул от воя сирены и оглушительных хлопков выстрелов. А на подмостках появился высокий, худой, сутуловатый человек с лысым черепом и очень подвижным выразительным лицом. Его сухую фигуру плотно облегал узкий черный костюм. При появлении актера зал взорвался аплодисментами, а он с благодарной улыбкой поклонился почтенной публике и слегка кивнул головой, затем во взгляде его появилось что-то отрешенное, а в лице – демоническое, и сильным, хорошо поставленным голосом, он заговорил, при этом кривляясь так, что почти перегибался пополам:

        - Я приглашаю вас посмотреть со стороны на наше Бытие! Что это? Всегда ли так было? Или после того, как?.. – он сделал широкий жест на экран с почерневшими стенами Белого Дома.

        Тут взгляды всех приковались к полуголой размалеванной девице, появившейся на сцене.

        - Ты кто?

        - Я Родина.

        - Родина? А говорят, что ты уродина. А ты красавица.

        - Тебе все во мне нравится?

        - Все. Ведь ты же Родина моя.

        - Давай мне бабки – и я твоя.

        - Бабки? Но ты же Родина моя!

        - Без бабок я не твоя!

        - Какой бред, - с брезгливой улыбкой прошептал брюнет.

        … В том же духе действо продолжалось два часа. В нем было все – буйство актеров, их истошные крики, выпрыгивание в зал, черно-белые, все быстрее мелькавшие кадры на экране, резкое, переходящее в визг, музыкальное сопровождение.

        - Да это же психоделия какая-то! – вполголоса воскликнул сосед брюнета.

        После спектакля оглушенные и ослепленные зрители, пошатываясь, вышли в холл, где уже  стоял длинный стол с самоварами и канапе. Во главе стола крутился на правах хозяина давешний главный актер, он же режиссер, он же идеолог и автор всего этого действа  - сам Иван Злобин. Он очаровательно улыбался, широким жестом приглашая зрителей к столу.

        - Пожалуйста, дорогие мои! Угощайтесь! Пусть это будет моей благодарностью за то, что вы выдержали два часа моей мистерии!

        Зрители, сначала смущенно, затем все более уверенно, подходили к столу, наливали и передавали друг другу чашки с чаем, брали канапе.

        - Дорогие мои! – вещал Иван. – Я понимаю, что выдержать два часа моей мистерии – это не просто. Потому что это не развлекательный спектакль, не сладкозвучное шоу, это – моя боль за судьбу страны, выплескиваемая с подмостков, это – мои раздумья о том, куда мы идем, и что будет с нами, с нашей родиной. Этот спектакль – для таких же, как я, для людей, близких мне по духу, для избранных! Да, я не побоюсь этого слова – для избранных, ибо сейчас толпа живет только интересами своего мирка, ее волнует только, как бабла заработать побольше, да брюхо набить поплотнее. Искусство, духовность, судьбы родины – не для них! Они – свиньи, перед которыми такие, как я, мечут бисер, но они не понимают наши призывы, им это не дано…

        Иван Злобин еще долго вещал в том же духе, всплескивая руками и театрально повышая голос в некоторых местах своей речи. Казалось, он и здесь, за столом, играет некую роль. Брюнет с тонкой улыбкой слушал его, не забывая  прислушиваться к тому, о чем говорят  обменивающиеся впечатлениями зрители.

        - Я прямо как в церкви побывал, - шептал мужчина средних лет провинциального вида своей спутнице, - ну прямо храм, а Иван Валерьяныч в нем – как священник! Он священнодействует, он – проповедь говорит, ты послушай! Ну просто пророк нашего времени… - Пророк? Брюнет поднял брови и удовлетворенно усмехнулся.

        - Да, - вторила ему женщина, - ради такого стоило всю ночь в поезде трястись…

        - В этой зажравшейся Москве он – наш человек, такой  родной…

        Брюнет передвинулся к двум дамам интеллигентного вида.

        - Я не поняла, о чем спектакль, но я шла сюда, зная, что увижу что-то необычное, что потрясет меня. Этот спектакль – это такое мощное воздействие на психику… - Брюнет вновь удовлетворенно кивнул головой. – Единственное, что я вынесла, это то, что добро – лучше зла… Да-да, именно так – лучше зла! все гениальное просто.

        - И это не удивительно, что ты не поняла, о чем спектакль. Я на этом спектакле восьмой раз, и до сих пор не понимаю, о чем он. Но каждый раз я открываю для себя что-то новое и важное.

        - Когда завыла эта сирена, - эмоционально шептала молоденькая девушка своей подруге, - я испытала и шок, и недоумение, и страх! И потом все, что происходило, и пугало, и притягивало меня…

        -Да,- вторила ее подруга, сделав большие глаза, - у меня даже было ощущение, что мы попали в какую-то секту…

        - Кадры растерзанных фашистами людей, наших солдат-победителей с их торжественными лицами, и, с другой стороны,  пошлые шоу с шутками ниже пояса, с ржущими физиономиями наших современников – это сильно. Сразу подумалось – вот ради этих рож наши деды погибали… А мы, эх, прос…ли все! – это говорил молодой человек, с грозно сжатыми кулаками. Брюнет эти кулаки отметил тоже.

        - … А мне кажется, что мистерия не окончилась,  мистерия - продолжается! Мистерия – продолжается! 

        Примерно через полчаса, когда канапе были съедены, самовар опустел,  зрители стали неохотно расходиться, а хозяин зрелища, извинившись, удалился, брюнет проследовал в его гримерную в сопровождении контролерши.

        - Иван Валерьянович, тут к вам...

        - Да-да!

        Когда брюнет вошел в гримерную и запер за собой дверь, Иван Злобин вгляделся в посетителя, на миг смешался, но тут же, справившись со своим удивлением, вскочил:

        - Владислав Альбертович, я не ошибся?

        - Не ошиблись, Иван Валерьянович, здравствуйте, дорогой, рад видеть вас!

        - А уж как я-то рад – все-таки одно из первых лиц государства!

        Хозяин театра и могущественный посетитель долго трясли друг другу руки:

        - Восхищаюсь вашим искусством, Иван Валерьянович, вы у нас – один из главных режиссеров современного театра!

        - А вы у нас – главный кукловод в политическом театре, - не лез за словом в карман Иван.

        - Вы мне льстите.

        - Однако присаживайтесь… Чай? Кофе?

        - Вообще-то я уже попробовал вашего чайка из самовара… А вот от кофе не откажусь, поскольку являюсь заядлым кофеманом.

        Иван вышел. Через несколько минут он вернулся, неся поднос с двумя чашечками кофе.

        - Отличный кофе! Ради одного этого удовольствия уже не напрасно зашел к вам, - рассеянно заметил, прихлебывая ароматный напиток, Владислав.

        Иван прощупывал гостя цепким взглядом.

        - Я надеюсь, что не напрасно зашли и по другим вопросам. В общем, чему обязан? - Иван отставил пустую чашечку и изобразил внимание.

        - По другим вопросам тоже не напрасно зашел. Например, посмотрел вашу знаменитую мистерию. Получил несказанное удовольствие.

        - Ох, что ж не предупредили?! А я-то как не заметил?!

        - Ничего-ничего, мне хотелось побывать в положении простого зрителя, поэтому я, откровенно говоря, нарочно старался быть незамеченным. И, как и все ваши зрители, остался доволен.

        - Спасибо. Мне, как автору, приятно слышать. Особенно трогательно, что почтили нас, так сказать… в нашем скромном обиталище искусства.

        - Вы – талантливый и разносторонний человек, Иван Валерьянович. Я интересовался вашей биографией, да, впрочем, она не секрет ни для кого и у всех на слуху… Два высших – в физике и режиссуре, ученая степень физика и профессиональное увлечение театром, преподавание  и научная деятельность в университете, осведомленность в политике – я имею в виду то, что вы были одно время депутатом и даже планировали создать свою партию…

        - Планировал. Было дело. Да нельзя же объять необъятное.

        - Так вот… У меня к вам есть деловое предложение.

        - Весь внимание.

        - Я знаю, что вы сожалеете о распаде Союза, как, впрочем, и все мы, но что вы, отмечая завоевания социализма, тем не менее с сочувствием относитесь к деятельности нашего президента…

        - Народ устал от революций и потрясений, главное сейчас – это стабильность и эволюционное развитие нашего общества. Я – социал-демократ европейского типа.

        - Я знаю.

        - Я за демократию и свободу… Свободу во всем – в искусстве, творчестве, бизнесе! Это главное! Никаких запретов! Никаких рамок и занавесов – железных там или символических, все равно. Но при этом я – против анархии. Я – за сильную власть, за сильную державу. Поэтому мне близка по духу личность Сталина – державника, при котором наша страна вырвалась в ряд сильнейших мировых держав. Поэтому мне близка личность нашего президента – чувствуется сильная рука, да и Россия при нем оправилась, теперь уже есть, чем гордиться. И на мировом уровне неплохо выглядим.

        - Да-да-да, я солидарен с вами. Сталин – это государственный ум, гений в своем роде… И политика нашего президента мне по-человечески импонирует… Итак, мое предложение… Но сначала я хочу, чтобы вы поняли, чем оно вызвано. Вызвано оно моим беспокойством настроениями народа… Я могу быть с вами откровенен?

        - Разумеется.

        - Возможно, вы не примите мое предложение, но, во всяком случае, я прошу вас сохранить конфиденциальность. Никто не должен знать о нашем разговоре.

        - Можете положиться на меня.

        - Так вот. На сегодняшний день у нас есть одна по-настоящему сильная оппозиционная партия. В меру критикуя правительство, она, в то же время, сдерживает народное недовольство. Ее лидер прямо говорит, что он  оберегает страну от революции, являясь, так сказать, выхлопом пара, потому что, по его словам, лимит на революции у нас исчерпан. И упаси нас Бог от народного бунта, слепого и беспощадного.

        - Ну-ну, есть у нас такая партия, - усмехнулся Иван.

        - Да. Однако народ – не дурак. В последнее время появилось много критики в адрес оппозиции. Дескать, оппозиция карманная. Оппозиция только имитирует протест, а на самом деле она – левая нога режима. Лидер ее – не бедный, респектабельный человек, которому есть что терять…Ну, и так далее. Одним словом, его авторитет падает… И у людей недовольных возникает естественная мысль найти или создать некую третью силу, которая бы уже по-настоящему угрожала власти. Понимаете? Стала по-настоящему опасна для власти!

        - Но у нас же есть еще правые, западники.

        - Я вас умоляю! Они непопулярны в народе. Их идея провалилась уже с десяток лет тому назад… Вот поэтому есть опасность появления некой третьей силы, которую ждут недовольные слои населения, чтобы с радостью к этой силе примкнуть. А мы категорически не можем допустить, чтобы усиливались неподконтрольные нам силы. В связи с этим назрела необходимость появления нового оппозиционного лидера и новой, как бы оппозиционной силы.

        - У меня другое предложение – разрешить создание новых партий. Пусть даже кучка из ста человек имеет возможность назвать себя партией. Таким образом протестный электорат растащат многочисленные карликовые партии, которые будут все силы направлять не на борьбу с властью, а на борьбу друг с другом, выясняя, кто из них более революционен. Зато тем самым власть покажет себя по-настоящему демократичной.

        - Хм… Отличная мысль! Однако это процесс не быстрый. В перспективе – возможно. А прямо сейчас необходимо появление нового лидера.

        - И какую роль вы хотите отвести мне?

        - Роль этого самого  лидера.

        - Польщен. Но каким образом?..

        - Я все продумал. Схема выстроена. Осталось получить ваше согласие. Тогда я обрисую вам стратегию и то вознаграждение, которое вас ждет.

        - Президент, разумеется, в курсе?

        - Разумеется.

        - В таком случае идти против течения мне не пристало. Огорчать таких людей как президент… Неразумно. Поэтому в принципе я согласен.  И идею о новом лидере считаю очень удачной, ловкой и своевременной. Хотя, конечно, удивлен, что выбор пал именно на мою скромную особу… Но окончательное решение я все-таки выскажу, когда выслушаю ваш план.

        - Извольте…

    

                                    

    

                 

                                                          Действие 17.

    

        Артем пришел на работу ровно в десять. Девушка на ресепшене окликнула его:

        - Добрый день! Вы к кому? 

        - Добрый день! Я на работу. Я ваш новый директор по маркетингу.

        - Очень приятно! Сейчас я вызову Нину Ивановну – она проводит вас.

        Через минуту в конце коридора показалась полноватая фигура начальницы по персоналу. Она любезно поздоровалась с Артемом и вызвалась проводить на его рабочее место. По дороге она перечислила документы, которые он должен принести, на что Артем ответил, что у него все с собой.

        Его кабинет оказался очень даже уютный – светлый, с кожаной мебелью цвета кофе с молоком, массивным письменным столом, компьютером с большим плазменным экраном. За чуть более скромным столом уже сидел молодой человек, ждал, когда загрузится компьютер.

        - Вот, Кирилл, познакомьтесь – ваш непосредственный начальник Артем Вениаминович.

        - А! Рад приветствовать! Значит, новый директор по маркетингу?

        Артем протянул Кириллу руку, крепко пожал:

        - Надеюсь, сработаемся.

        Кривая улыбка нового подчиненного не осталась незамеченной. «Видно, сам метил на мое место… ». Пока Артем обустраивал рабочий стол, Кирилл разговорился:

        - Так вы, значит, из провинции?

        - Да.

        - Хм… А у вас, извините, есть образование в маркетинге?

        - У меня есть бесценный опыт, который  оценил ваш руководитель.

        - Ну, опыт – тоже неплохо… Хотя и образование не помешало бы. Вот у меня, например, МВА.

        - Поздравляю.

        - Как вам наш шеф?

        - На первый взгляд – профессионал и энтузиаст своего дела.

        - Это точно… Хорошо, что вы пришли, а то дело стоит после  ухода предыдущего директора по маркетингу. Мои предложения не принимаются. Шеф говорит –  когда придет новый директор,  пусть тогда он сначала их и оценивает.

        - А почему ушел мой предшественник?

        - Да как сказать… Ушли его. Человек он старой закалки. Никакого креатива.

        - Со мной креатива будет  предостаточно… Когда вы сможете представить отчет по работе отдела за…  допустим, последние полгода?

        - Ну, завтра постараюсь.

        - Нет. Сегодня к пятнадцати часам. Прошу отразить в нем концепции позиционирования, если таковые имели место, маркетинговые мероприятия и финансовый отчет, чтобы проследить взаимосвязь.

        - Боюсь, что за каких-то три-четыре часа сделать это невозможно.

        - А вы тезисно. Детали обсудим позже.

        - И потом, я не владею финансовой отчетностью.

        - Как же без нее?

        - Ну, во-первых, мы никогда не запрашивали у финансового отдела отчетность, а сами не занимались этим, и без того дел полно…

        - Вы правы, дел полно. А посему финансовой отчетностью мы заниматься не будем, а будем работать в тесном взаимодействии с финансовым отделом… А во-вторых?

        - Во-вторых, я считаю, что это дело бесполезное, не отражающее результатов работы.

        - Как это?

        - Ну, а как вы оцените имиджевые мероприятия, тот же пиар, где нет мгновенного результата, где отдача может произойти через несколько месяцев?

        - Хм… Это вы нашему хозяину расскажите – про отдачу через несколько месяцев. Посмотрим, что он вам на это скажет… Итак, в пятнадцать ноль-ноль вы мне предоставляете отчет.

        Кирилл надул губы и приступил к работе.

        Примерно через час деловую атмосферу кабинета нарушил его возглас:

        - Во дают!

        - Что такое?

        - Политикой интересуетесь?

        - Более менее…

        - Да тут меня информация привлекла… Неизвестные провели флэш-моб на Красной площади. Слышали?

        - Что-то такое слышал… Этой информации уже несколько дней.

        - Грамотно сработано! «Путин, революция уже скоро…» Что-то в этом роде. Вот как работать надо! Это нам, пиарщикам, урок.

        Артем улыбнулся. В его глазах мелькнули озорные искорки. Однако вслух сказал:

        - Хорошо, что вы человек разносторонний, но я бы посоветовал вам не отвлекаться на изучение новостных лент, а также на зависание в социальных сетях. Займитесь отчетом.

         Кирилл вспыхнул, но промолчал. В районе обеда нового начальника по маркетингу пригласил генеральный директор. В кабинете, к удивлению Артема, был полумрак. Впрочем, через минуту он понял, чем это вызвано – на лице руководителя, несмотря на слой грима, явственно виднелись следы побоев. «А это  еще что? Бандитские разборки? Я думал, они остались в лихих 90-х…»

        - Здравствуйте, Игорь Геннадьевич!

        - Здравствуйте, Артем Вениаминович. Ну, как, осмотрелись?

        - Да, вполне. Сегодня Кирилл предоставит мне отчет работы отдела за последние полгода. Проанализируем, подумаем, и в ближайшее время уже вынесем на ваш суд конкретные предложения.

        - Да, не затягивайте с конкретными предложениями. От работы отдела маркетинга я жду грамотного и современного позиционирования нашей сети. И, конечно, увеличения прибыли. Не скрою, в последнее время я недоволен. Вот и разберитесь, в чем дело. Как доктор – разберитесь и вылечите!

        - Да, конечно. Не волнуйтесь, Игорь Геннадьевич, вылечим.

        - Ваш настрой мне нравится. Кирилл поможет вам. Толковый парень, но прожектер.

        - Это от молодости.

        - Работайте, Артем Вениаминович, я надеюсь на вас.

        - Игорь  Геннадьевич, я прошу вашего разрешения работать в связке с финансовым отделом, чтобы своевременно реагировать на финансовые колебания.

        - Да, конечно! Одновременно с вами я принял на работу талантливого финансиста. Вы его видели – Александр Юрьевич, он мой давний знакомый.

        В 15-00 Кирилл отправил Артему по электронной почте отчет. Остаток дня новый маркетолог провел, делая пометки и комментарии.

        Ровно в 19-00 Артем выключил рабочий компьютер, накинул пальто и, зажав под мышкой папку с бумагами, пошел к выходу из офиса. Он шел по длинному коридору, высоко держа голову. Сотрудницы бросали на него любопытные взгляды. Подойдя к расположенному у входа ресепшену, он приветливо кивнул офис-менеджеру Ксении:

        - До завтра!

        - До свидания, Артем Вениаминович, всего доброго!

        Первая половина жизни Артема под названием «Будни менеджера» уступила место второй половине – «Тайная жизнь оппозиционера».  Артем вышел из офиса вальяжной походкой, но, по мере того, как он отдалялся от места своей работы, движения  его становились более стремительными и резкими.

        Он нырнул в метро, а спустя десять минут  уже выходил на Черной речке. То, что помещение для собраний первичной организации коммунистической партии находилось в трех шагах от его съемной квартиры, порадовало. Сверился с адресом в блокноте – да, вот тот самый дом, массивный, сталинской постройки. Где-то здесь, во дворе, одна из парадных должна быть открыта. Ага, очевидно, вот эта – из которой в темноту двора падает полоска желтого света. Ну просто свет в конце туннеля!

        Легко сбежав по ступенькам вниз и очутившись в полумраке подвала, Артем улыбнулся – его привлекала атмосфера заговоров и тайн. Толкнув дверь, за которой слышались голоса, он вошел в низкую комнату, осмотрелся. Первое, что бросилось в глаза – огромный портрет вождя мирового пролетариата, очевидно, после перестройки перекочевавший сюда из кабинета какого-нибудь партийного босса. «Здравствуйте, Владимир Ильич, давно не виделись!» - поприветствовал его Артем, словно хорошего знакомого. Второе, на что он обратил внимание – полное собрание сочинений Маркса, Энгельса, Ленина в старинных стеллажах. И это правильно – надо, надо хранить наследие классиков революции, да и молодежь просвещать надо. Бюст Ленина, возвышавшийся около трибуны, покрытой красным сукном, словно бы ободряюще ему улыбнулся. За столом, стоявшим около трибуны, сидели – интеллигентный мужчина лет шестидесяти и худенькая миловидная девушка с длинными светлыми волосами, заплетенными в косу. И это тоже понравилось Артему. «Девушка, чувствуется, деловая. И правильно. Наши женщины – не кокетки!» Конечно, вновь прибывший не мог не заметить, что с потолка капает, что стены облупились, а стулья сильно обшарпаны, но и это не смутило его: «Мы, коммунисты, аскеты… Ничего, не во дворцах революции делаются». Затем его внимание обратилось на присутствующих. На первом ряду стульев сидели  старички. Один – с тросточкой. Одетые более чем скромно, но опрятно. И старички тоже понравились Артему. «Вот они – наши ветераны! Старые бойцы…» Поймав выжидательный взгляд присутствующих, Артем звонко представился:

        - Товарищи, здравствуйте! Я – Артем Скорохватов, приехал в город трех революций из провинции, чтобы здесь жить и работать… и приближать революцию! Как же я рад, что я снова среди своих!

       Он стремительно пожал старичкам руки, кинулся к девушке и тоже с силой пожал ее узкую ручку. Затем долго и  обстоятельно тряс руку мужчине лет шестидесяти.

        - Вы – наш секретарь?

        - Да, товарищ Артем! Значит, это вы… Мы рады приветствовать вас в нашей первичке!

        - Я вижу, вы принимали взносы от товарищей. Я тоже готов, за три месяца… Уже три месяца, как с учета у себя снялся. Истосковался по большому делу. Малые-то дела делаю – комментарии пишу, борюсь с режимом, так сказать, в виртуальном пространстве.

        Артем с гордостью выложил перед секретарем свой партбилет. Пока тот открывал его на нужной странице, достал крупную купюру. Увидев купюру, секретарь уточнил:

        - Вы сколько хотите внести? То есть, какую сдачу вам?

        - Вот все и хочу внести. Сдачи не надо.

        - Но вам самому деньги нужны. Вы же только приехали…

        - Ничего-ничего! Я нашел работу, вот, сегодня первый день вышел, и готов…

        Секретарь принял деньги. «Любопытный экземпляр», - подумала Ася, пронаблюдав эту сцену. – «А миловидный-то какой…»

       … Игорь ехал на собрание первичной организации номер пять на метро.  Он уже и не помнил, когда последний раз спускался в «подземку». Его раздражало, что его толкают, что к нему прикасаются мокрые куртки и пуховики (на улице лил  дождь). Однако поехать на машине не решился – вдруг за ним «хвост». Не дай Бог Глазурьев узнает его планы!

        Он вынырнул на поверхность, где его хмуро встретил унылый октябрьский вечер. Струи дождя часто барабанили по мостовой. Игорь раскрыл зонт и, подумав о том, куда он направляет свой путь, усмехнулся: ему и в пьяном бреду не привиделось бы, что он вступит в коммунистическую партию! Он вспомнил, как, еще учась в школе, сбегал с комсомольских собраний… Как в институте схлопотал выговор с занесением в личное дело за то, что вместе с курсом не поехал в колхоз на уборку. С чувством большого облегчения воспринял он отмену всякой партийной принадлежности. В 1990-м году, разумеется, громче всех возмущался действиями ГКЧПистов. В 1993-м одобрял Ельцина за расстрел парламента – «Так им, коммунякам недобитым! Всех мочить!» На выборы ходил аккуратно и голосовал исключительно за Ельцина, а впоследствии – за Путина. А как иначе? Знаем, кто у нас отец родной. И вот – насмешка судьбы – он спешит, чуть ли не спотыкаясь и падая, чтобы вступить в коммунистическую партию, так как одна она, родимая, может спасти и его бизнес, и его самого. Да уж… поистине, неисповедимы пути…

        Через пять минут он очутился во дворе пятиэтажного дома сталинской постройки.  Из единственной призывно распахнутой парадной струился желтоватый свет «лампочки Ильича»… Ну, тут уж все мысли в одном стиле...  Поскольку двери остальных парадных негостеприимно заперты, понял – сюда.  Своей порывистой летящей походкой подошел к  распахнутым дверям, еще раз оглянулся – вроде никого, торопливо вошел, спустился в подвал с закоптелыми стенами и очутился в длинном узком коридоре с шуршащими почти на уровне лица мокрыми канализационными трубами. Странно выглядел Игорь в дорогом пальто рядом с ржавыми трубами, ну, да уж что теперь… Не верилось, что этот темный подвал может быть обитаем. Почти на ощупь Игорь продвигался вперед, пока не увидел узкую полосу света. Толкнув единственную дверь в самом конце коридора, он  вошел в освещенное помещение и огляделся. Ему показалось, что коридор, как некая вневременная труба, связывающая настоящее и прошлое, перенес его на двадцать - тридцать лет назад. Пол покрывал коричневый линолеум, бывший в употреблении в восьмидесятые годы, на стенах сохранились желтые обои в цветочек, которые под потолком отклеились и пузырились. Вдоль стен стояли стеллажи с томами  собраний сочинений Ленина, Сталина, Маркса… На стене висела картина, на которой был изображен вождь пролетариата, произносящий речь. Возле ветхой кафедры, щели которой стыдливо  прикрывало красное сукно, возвышался  бюст Ильича с выщербленным носом. Игорь охватил все мимолетным цепким взглядом, отметил  то, что потолок подвального помещения отсырел, что на лысой гипсовой голове бюста Ленина – толстый слой пыли, а красное сукно, покрывающее кафедру, местами протерлось до дыр… Да, ощущается нехватка средств у коммунистов, ощущается. Отовсюду выглядывает ухмыляющееся старушечье лицо нищеты… Ветхая, пропылившаяся идея, извлеченная из бабушкиного сундука и пропахшая нафталином. Ветхая, рассыпающаяся в прах, мумия… А ее посадили на пьедестал, даже подкрасили ей губы и побрызгали парфюмом, чтобы придать ей видимость жизни…  Кто они –  люди, которые поклоняются этой мумии, вынутой из гроба? В помещении находилось примерно двадцать человек. Сначала он не разглядел их лиц, он почувствовал только их взгляды -  цепкие, недоверчивые.

        - А вот и наш кандидат, - ободряюще улыбнулась  Ася. – Проходите, Игорь Геннадьевич, не стесняйтесь, вы здесь среди своих.

        Игорь неловко раскланялся. Увидел поднятую руку – это Павел, он уже здесь - и занял место рядом с сыном, в заднем ряду.  Хотелось укрыться за спинами и оттуда понаблюдать за происходящим. Павел же чувствовал себя непринужденно – развалился на стуле, бесцеремонно разглядывал новых товарищей.

       Собрание еще не началось. Люди перестали обращать внимание на новичка и  возобновили прерванные его приходом разговоры. От нечего делать Ветров стал исподтишка разглядывать присутствующих. Подавляющее большинство пенсионеров разбавлялось  мужчинами среднего возраста и молодежью. Прекрасную половину представляли Ася и пожилая дама интеллигентного вида.

        Старики ничем не выделялись из разряда других подобных им, то есть ничто в них не выдавало их оппозиционность: ветхо и просто одетые, с простыми честными лицами, они добродушно беседовали между собой о разных житейских делах – о закончившемся дачном сезоне, о  том, что уходящий год оказался щедр на  грибы… Пожилая дама с упоением рассказывала рецепт грибной икры, мужчины слушали ее, добродушно посмеиваясь, и отпускали шуточки вроде «А неплохая, наверно,  из твоей грибной икры закусочка получилась», «Вот-вот, ее бы да под водочку», «Когда к себе пригласишь на икру? С тебя закуска, с нас – выпивка». Игорь сразу оценил ситуацию – старики воспринимают собрания, как возможность выползти из своих нор, выйти на люди, пообщаться со сверстниками. Коммунистическая идея для них – это ностальгия по прошлому, по ушедшей юности, по завершенной в незапамятные времена карьере…

        Молодежь же была иного рода. По их мрачным лицам и нахмуренным лбам, по сурово сверкающим глазам понятно было, что они себе на уме и в душе недовольны. Даже одежда красноречиво свидетельствовала, что они представляют собой, своим внешним видом, протест – кожаные куртки с устрашающим железом в виде цепей, замков, ошейников и браслетов, военизированные сапоги на шнуровке, длинные всклокоченные волосы. У одного Игорь рассмотрел в ухе серьгу в виде креста. Молодежь держалась особняком, сидела, насупившись, и если и обменивалась друг с другом скупыми словами, то нехотя и как бы через губу.

       Обсуждалось событие на Красной площади, давешний флэшмоб.

        - Как думаете, кто организовал?

        - Говорят, какой-то «товарищ Артем».

        - А кто он?

        - Если б знать…

        - Нам бы в партию таких!

        - Да он, может, и так наш.

        - Это точно! В партии или нет – наш человек!

        Игорь вслушивался в их разговор, как вдруг неприятная неожиданность – сидящий впереди брюнет, затылок которого казался смутно знакомым, обернулся, и Игорь узнал в нем своего нового работника – директора по маркетингу. Тот тоже узнал своего начальника, и изумление изобразилось на его холодном бесстрастном лице.

        - Игорь Геннадьевич?!

        - Он самый, Артем Вениаминович-ч-ч.

         Ветров был в бешенстве, он испытал мучительный  стыд перед новым подчиненным. Ведь вот только что он восседал перед ним в презентабельном кабинете, он, босс,  с высоты своего положения снисходил до беседы  с ним, а теперь он упал в глазах своего работника, предстал  ошивающимся в каком-то грязном подвале, с подозрительными личностями. («Этот-то какого чёрта здесь делает… Ох, как же мир тесен… Абсурдная ситуация!») В то же время ему уж совсем не понравилось, что его новый директор по маркетингу оказался втянут в эту политическую клоаку. («Вот ничего себе, кого на работу-то принял… Кого на груди пригрел!»). Артема тоже не порадовала встреча с боссом («Это еще что… Э, да ладно! Зато не надо прятаться и свои политические убеждения скрывать»).

        Артем хотел что-то сказать, чтобы прервать неловкое молчание, но в этот момент секретарь, собрав взносы,  объявил, что собрание начинается, кто за… против… воздержался… Это опять напомнило Игорю далеко забытое – детство, юность… Первым на повестку дня поставили вопрос о рассмотрении двух поступивших заявлений о вступлении – от отца и сына. Вторым вопросом – обсуждение доклада партийного лидера в преддверии выборов. Затем – прения. И в заключение - план  предвыборной кампании заместителя секретаря первичной организации. Чуть больше месяца остается – надо спешить.

       Итак,  под номером один в повестке дня ожидался спектакль – буржуй вступает в коммунистическую партию. Да, на такое стоит посмотреть. Как он будет кривляться, выдавая себя за радетеля народного, как будет, бия себя в грудь, лить слезы о трудной доле простых граждан…

        А как увертюра или, точнее, вступление к основной части – представление нового члена.

        - Товарищи! – объявил секретарь. – Рад представить вам нашего товарища из Ивановска – Артёма Вениаминовича Скорохватова. Пусть он сам расскажет о себе.

        Артём подошёл к кафедре, ясным взглядом обвёл присутствующих.

        - Мне тридцать семь лет. В партии – с двадцати.  Когда власть коммунистов была предательски свергнута, и все наши так называемые вожди побросали свои партбилеты, вступил в партию и до сего дня продолжаю активно работать. В Ивановске я был секретарём первичной организации, секретарём райкома, членом горкома, входил в бюро. Теперь буду жить и работать здесь.

        - А к нам-то какими судьбами? – выкрик с места.

        - По семейным обстоятельствам. С женой разошёлся, оставил ей и её новой семье квартиру. И поехал в Питер, чтобы здесь начать жить заново.

        - А по социальному положению вы кто?

        - Моя должность на новом месте работы – директор по маркетингу.

        Скупое признание новенького в  жизненном фиаско вызвало в Асе горячее сочувствие. «И чего бабам надо?..  Красив, востребован. Не успел приехать – и уже директор». Однако Артём уже направлялся к своему месту.

        - Товарищи, я думаю, что выражу общее мнение, если скажу Артёму – добро пожаловать в нашу первичку! Здесь вы среди своих! А теперь у нас на повестке рассмотрение заявления о приёме в партию от Игоря Геннадьевича Ветрова. Прошу вас, Игорь Геннадьевич.

        В предвкушении занятного зрелища народ задвигался, усаживаясь поудобнее. Игорь прошёл к кафедре,  чувствуя себя крайне неловко и, подождав, когда все успокоятся,  исподлобья взглянул на настороженно притихшую аудиторию.  Десятки глаз зрителей в партере выжидательно глядели на него.  Секретарь попросил его рассказать о себе. Заранее предупрежденный, что ему придется толкать речь, Игорь подготовился и теперь, солидно откашлявшись, начал так:

        - Товарищи! А я надеюсь, что вас я могу назвать этим  с детства родным словом… Так вот, о себе. Сорок пять лет. Закончил политехнический институт. После учебы был распределен в качестве инженера холодильных установок на  мясокомбинат «Слон»… Вижу, некоторые улыбаются. Да, действительно, наше предприятие разорилось уже в самом начале лихих 90-х. Мне повезло – я начал свой бизнес…

        - Какой? – выкрик с места.

        - Я торговал мясом, - начал было Игорь и осекся. Заметили его смущение? Кажется, нет. Слушают, лица серьезные. – И вообще торговал  продуктами питания. Я выбрал именно этот бизнес, потому что хочу накормить людей. Хочу, чтобы люди в моих магазинах получали качественные, здоровые продукты питания. Ведь сейчас что? Прилавки в магазинах завалены импортом, своего ничего нет. Даже картошка – эта исконно русская еда, ввозится к нам из Финляндии... А вы знаете, к примеру, что мясо, которое нам продают, поступает в нашу страну из Аргентины или Бразилии в замороженном виде? А заморозили его когда? Аж в восьмидесятых! Вот чем нас травит антинародный режим, товарищи! А если вы будете покупать мясо в моих магазинах, а я – владелец «Копеечки» - то вы будете получать только свежие  продукты от местного производителя. Уж я вам гарантирую…

        - А можно без рекламы? – крикнул молодой свежий голос, кажется, мальчика с крестом в ухе.

        - «Копеечка»?... Круто… - среагировал кто-то.

        -  Или вот еще пример. Знаете ли вы, что запад производит один и тот же продукт для внутреннего пользования, на экспорт в развитые страны и на экспорт в развивающиеся… И мы как раз относимся к развивающимся. Так вот, в зависимости от того, для какой целевой аудитории изготавливается продукт, он изготавливается либо качественно, с соблюдением всех необходимых технологий, либо халтурно, с добавлением всяческих Е, чтобы не испортился на долгом пути к нашим желудкам… К примеру, чай «Липптон» в Англии и этот же чай на расейских просторах – это две большие разницы…

        - А можно без ликбеза? – задорно выкрикнул тот же голос.

         - Извините, отвлекся. Тема, видите ли, больная. Тяжело видеть, чем наших граждан кормит антинародное правительство… Что еще о себе? Женат, два взрослых сына. Студенты… - он опять споткнулся, вспомнив действительно больное место, старшенького. – Здесь присутствует мой младший сын, Павел. Он разделяет мои взгляды и тоже хочет вступить в ряды СДПРФ… А жена, кстати, в свое время тоже пострадала от режима. Она моя однокурсница. Инженер. Высшее техническое. И что? Никому не нужна. Как не нашла себя в начале девяностых, когда ее завод тоже разорился, так и сидит дома… Специалист с высшим образованием – и не востребована… Ну, что вас еще интересует?

        - Почему решили вдруг вступить в СДПРФ?

        - Я не вдруг. Я давно сотрудничаю…  Вот, с Асей. Может подтвердить. А теперь решил уже твердо – вступлю, решение осознанное, скрывать свои убеждения не считаю нужным.

        - А почему все-таки? Вроде бизнес у вас идет. «Копеечка» - крупная сеть. Все мы там отовариваемся.

        - Как почему? – Игорь начал сбиваться. – Я же сказал, больно видеть, как антинародный режим…

        - А не случайно ли то, что вы ваше вступление как раз к выборам подгадали?

        Игорь вдруг впал в крайнее раздражение – что это? Никак каверзные вопросы задают? Ну и картина – он, руководитель крупного предприятия, богатый человек, стоит в каком-то сыром подвале под прицелом взглядов нахальных молодчиков, наверняка, неудачников по жизни, которые еще и глумятся над ним! Почему он должен перед ними оправдываться? Он – клиент, который заплатил большие деньги, чтобы ему оказали политические услуги, и неужели из-за таких лохов, которые в жизни ничего не сделали и ничего не добились, что-то может не срастись?

        - Не случайно! – огрызнулся он, приняв свой обычный высокомерный тон. – Вы угадали! Я вступаю в партию для того, чтобы принять активное участие в выборах! Мое участие принесет партии ощутимую пользу – я окажу ей финансовую поддержку! А какой вклад можете сделать вы?!

        Поняв, что обстановка накаляется, Ася решила вмешаться.

        - Для тех, кто еще интересуется или сомневается – да, Игорь Геннадьевич, который давно помогал нам, не афишируя свою помощь, теперь решил выйти из тени, несмотря на то, что преданные режиму буржуи из его окружения могут осудить его, несмотря на то, что это может подставить под удар его бизнес! Но он решился! Он  будет работать, вкладывать свои деньги в предвыборную кампанию, в пропаганду нашей партии. Несомненно, такие люди  нам нужны!

        - Конечно, от них больше пользы, чем от нас… - не сдавался юнец. – Мы что, только в пикетах можем мерзнуть часами, под дождем… Денег-то у нас нет…

        - Тимур, ты не прав! В партии нужны все – и те, кто может помочь своими деньгами, но не может стоять в пикетах, и те, у кого денег нет, но есть горячее сердце и время, которое он может провести в пикетах, непосредственно, в личном контакте агитируя за нашу партию.

        - Только вступил в партию – и сразу в депутаты… - прошамкал старик, сверля Игоря недобрым взглядом. – Ишь, как буржуи  в партию-то  лезут…

        - Андрей Григорьич, и вы не правы! – парировала Ася. – В докладе нашего лидера, обсуждение которого как раз стоит у нас номером два в повестке, прямо говорится, что мы, коммунисты, в нашей борьбе можем опираться как на работников физического  и умственного труда, так и на представителей мелкого и среднего бизнеса, которые также страдают от антинародного режима. Мы, коммунисты, выступаем за многоукладную экономику. Страна, выходящая из кризиса, сможет опереться на средний класс, на предпринимателей. Сегодня мы, коммунисты, не являемся противниками буржуазии, наш лидер уже не призывает к национализации всего, он прямо говорит в докладе, что не всякая национализация полезна. Бывает более эффективным, когда у предприятия есть хозяин. Например, в сфере обслуживания. Поэтому мы должны привлекать в наши ряды представителей мелкого и среднего бизнеса. Они до крайности нам необходимы и полезны. Вот вы, Андрей Григорьич, выйдете в пикет, а кто отпечатает листовки, газеты, прочую агитационную литературу? На чьи средства это будет напечатано? Поэтому вы не правы – партии очень нужны деньги! К сожалению, без денег власть не возьмешь…

   -     Если больше ни у кого нет вопросов к нашему кандидату, - подхватил секретарь, - то давайте голосовать – кто за? (Поднялось семнадцать рук) Против? (Ни одной) Воздержался? (Семь рук). Игорь Геннадьевич, поздравляю с вступлением в коммунистическую партию!

        Секретарь крепко и решительно пожал Ветрову руку.

       Игорь вернулся в задний ряд, а его место за кафедрой занял Павел. Он держался уверенно и непринужденно, а легкая усмешка в уголках губ показывала, что все происходящее кажется ему забавным.

        - О себе. Двадцать лет, студент финансово-экономического факультета. Вот и вся автобиография. Сделать в этой жизни еще ничего не успел, но уверен, у меня все впереди.

        - Почему решил вступить в партию? – выкрик с места.

        - Отец воспитал меня в соответствии с идеалами коммунизма. А «Капитал» Маркса – моя любимая книга, как будущему финансисту она мне особенно интересна.

        В зале задвигались и заулыбались. Видно было, что Павел понравился. За его вступление проголосовали все единогласно.

        - А теперь перейдем ко второй части повестки, - объявил секретарь и, подойдя к кафедре, уперся в нее сильными руками, слегка наклонился вперед и, сверкая очками, заговорил:

        - Товарищи, в своем докладе наш многоуважаемый лидер делает акцент на предстоящие выборы. Он призывает чаще  устраивать пикеты,  как можно больше раздавать партийной прессы. Нарочно к выборам тиражи наших партийных газет увеличены в разы. Видите, сколько пачек лежат вон на тех столах… После собрания прошу всех взять хотя бы по сто экземпляров, разбросать в своих парадных… Все вы знаете, что и референдум о недоверии правительству тоже приурочен к выборам. Сбор подписей против правительства дает нам возможность почти каждый день близко общаться с людьми, доводить до них наши взгляды, дает возможность составить список недовольных, которых в будущем можно привлечь к нашей работе, привлечь  в нашу партию. Ну, а что касается практического значения референдума – то все мы понимаем, что путем сбора подписей власть не свергнуть. Власть будет  защищаться.  Поэтому и референдумы, и выборы – по большому счету, как слону дробина. Власть не позволит нам победить. Итоги будут сфальсифицированы. Но – на данном этапе все средства хороши. Потому занимаемся выборами. С целью агитации и пропаганды. Хотя, на мой взгляд, уж сильно мы увлечены этой игрой в выборы. Больше мы ничем  не занимаемся: ни работой с предприятиями, с пролетариями, ни забастовками… Только выборы! Вот сейчас пройдут эти самые выборы, мы в очередной раз проиграем, покричим, что нас обижают, что власть сфальсифицировала итоги, поугрожаем, что подадим в суд, и в очередной раз не подадим… И будем тихо посапывать в болоте политической жизни аж до следующих выборов. Тем не менее, товарищи, работать надо. И делать эту работу – по агитации, пропаганде - надо на совесть.

         Игорь не слушал  - думал о своем, положив уставшую голову на сцепленные руки. Поможет ли ему то, что он связался с этой темной, экстремисткой силой, которую в душе побаивался и, как респектабельный человек, старался держаться  от этой силы подальше?.. Этот грязноватый мальчик с серьгой в ухе… Или вон тот, в кожаной кепке, по форме напоминающей фашистскую, брюнет с острым носом… Не знает, что ли, что головные уборы в помещении принято снимать? Ох, занесла же нелегкая…   Если бы был другой выход!

        Но вот секретарь закончил доклад, приступили к прениям. И вот тут-то и началось самое интересное… Ветров думал, что доставил удовольствие товарищам по партии своим шоу под названием «Вступление в ряды коммунистов, могильщиков капитализма… капиталиста», однако товарищи тоже доставили ему яркие впечатления: он с любопытством посмотрел шоу под названием «Битва идеологий в одной отдельно взятой партии».

        Первым на трибуну вышел парень в надвинутой на глаза кепке:

        - Не согласен с вами, товарищ Волин! – зловеще заявил он. – Излагая доклад нашего лидера, вы больше внимания уделили не самому докладу, а своим комментариям. Как же это сочетается – вы, наш секретарь, и идете вразрез с линией партии?! Как же это вы сеете крамольные взгляды о том, что выборы, якобы, не помогут нам взять власть, что партия чересчур ими увлекается?

        - Имею право на свое мнение! – возразил секретарь, товарищ Волин. – Имею право высказать то, что меня беспокоит! Это очень важно! И – тревожно… Беспокоит меня то, что верхушка нашей партии начинает отходить от идей марксизма-ленинизма… (Движение в зале, недовольный шепоток) Не перебивайте! Дайте сказать! Так вот… Только учение Маркса-Ленина является той путеводной звездой, следуя за которой, мы сможем добиться победы. К сожалению, ЦК отходит от этого учения. Наша партия все больше скатывается на позиции оппортунизма. Наши лидеры уже не призывают к революции, объявив всенародно, что лимит на революции в России исчерпан. Они – за капитализм с человеческим лицом, за реставрацию капитализма. Так чем же они, в таком случае, отличаются от оппортунистических социал-демократических европейских партий?! Они сделали ставку на выборы. Они никогда выборы не выиграют, так как власть, защищаясь, не допустит, чтобы оппозиция сместила правящий режим. Идеи Маркса-Ленина спрятаны под спудом, о них наши вожди уже не говорят, теперь выпячивается на передний план «Русский вопрос»…  Товарищи, я сам чистокровный русский, но считаю, что обострение национализма – крайне вредно и ни к чему хорошему не приведет! Это отвлечение трудящихся от их природных, классовых врагов,  направление их агрессии против людей другой нации.  Это крайне вредит нашему делу! В общем, я считаю, что, не противореча линии руководства, продолжая заниматься выборными делами, на местах необходимо все-таки продолжать внедрять тактику классовой борьбы.

        - Кто зовут нашего секретаря? – шепнул Игорь впереди сидящему старичку.

        - Иван Сергеич Волин, - прошамкал тот в ответ.

        - А позвольте мне! – выкрикнул паренек с серьгой в ухе.

        - Иди, Тимур, - снисходительно кивнул секретарь.

        Тимур занял место за трибуной, обвел присутствующих ясным взглядом черных ярких глаз. Было в нем что-то цыганистое, залихватское. Черные кудри, металлический крестик, дрожащий в ухе, кожаная тужурка с засученными рукавами…

        - Товарищи! Мы вот сейчас выслушали мнение товарища Волина… Не соглашусь с Иваном Сергеичем, категорически не соглашусь… Оно, конечно, марксизм-ленинизм – теория правильная, да я и не хочу больше что-то говорить в защиту этой теории, мы все тут коммунисты, а значит, люди, которые приверженцы этой теории. А как же иначе? Никак! Но при этом Маркс жил когда? Сто пятьдесят лет назад! Эта теория создавалась именно в те времена, именно на основе того общества, тех реалий! Когда Ленин творчески ее переработал и адаптировал к нашим, русским условиям, эта теория сработала. Это так! И я, и все мы преклоняемся перед учением Маркса-Ленина… Но! Мы живем в двадцать первом веке – это совсем другое общество, совсем другой капитализм, все другое! Теорию Маркса –Ленина надо развивать, приспосабливать под современные реалии…

        - Доприспосабливались до оппортунизма! – заметил Волин.

        - Иван Сергеич, вас не перебивали, - осмелилась сделать замечание  Ася.

        - Так вот, на сегодняшний день крайне актуален «Русский вопрос». Актуален потому, что русский народ – государствообразующий. А сегодня мы наблюдаем геноцид русского народа. Русские стремительно вымирают. Товарищи! Если погибнет русский народ – конец России как государству! Вот почему я полностью согласен с нашим лидером, что сегодня классовая борьба неразрывно связана с национально-освободительной!

        - Так от кого освобождаться-то надо? – не удержался  Волин. – У нас что – татаро-монгольское иго? Освобождаться надо не от инородцев, а от наших же, русских, буржуев и олигархов! И в этом национальный вопрос не поможет! Только классовая борьба!

        - Ну не скажите, Иван  Сергеич, - тонко усмехнулся Тимур. – Олигархи и буржуи-то в основном кто? Русские? Нет… Представители древнейшей нации.

        - Ну понятно – бей жидов, спасай Россию, - устало вздохнул Волин. – Это опасно! Это может привести к фашизму.

        Игорь навострил уши. Дискуссия до крайности заинтересовала его. «А среди товарищей-то нет единодушия, - подумал он. – Здесь, по-видимому, свои группировки, свои идейные блуждания, противостояния. Может быть, даже более жестокие и непримиримые, чем с врагами».

        - А позвольте-ка! – на трибуну уже пробирался высокий плотный мужчина лет шестидесяти, интеллигентного вида, в очках.

        - Товарищ Стариков, просьба придерживаться регламента!

        - Придержимся, - пообещал мужчина и, стукнув кулаком по трибуне, так что пыль взвилась серым облачком, загремел, сверкая очками: - Я ка-те-го-рически не согласен с Волиным и прочими, ему подобными, кондовыми ортодоксальными марксистами! Мне, например, наплевать на марксизм, я – монархист, я считаю, что только царь может спасти Россию! А в партии этой я как раз потому, что она ставит русский вопрос! СДПРФ сейчас – реальная сила, которая может стереть с лица земли гнилую демократию, и тогда здоровые силы общества воспользуются этим, чтобы вернуть царскую власть! Медлить нельзя! Уже близко, уже при дверях… А что при дверях? Власть антихриста! Скоро мировое правительство установит свою диктатуру, всем нам поставят на руку и чело антихристову печать, и тогда уже никто не спасется…

        - И это коммунист! – выкрикнул Волин. – Да о какой победе можно говорить, когда в наших же рядах идеологическая сумятица…

        - Я вас не перебивал, товарищ Волин!

        - Позор! Монархисты в наших рядах! – вопил Андрей Григорьич, стуча клюкой об пол.

        Поднялся шум. Старики заговорили разом, не сдерживая эмоции. Молодежь с недоброй ухмылкой помалкивала. А на трибуну уже проталкивался мужчина средних лет не запоминающейся внешности, с усталым сероватым лицом.

        - Константин Борисович, - взмолилась Ася – регламент…

        - К черту регламент! – гаркнул серый человек с такой силой, какую никак нельзя было ожидать от него. – Ты мне рот не затыкай! Дай высказаться! Ишь, з-з-забюрокр-р-ратились! Пр-розаседавшиеся! Так и Россию опять профукаем, за заседаниями да бумажками не заметим, как нас голыми руками возьмут!

        - Пусть говорит! – в упоении крикнул кто-то.

        - И скажу! Россию надо спасать, а вы – регламент, регламент…

        - Ну, и как же ее спасть-то, Константин Борисович?

        - На кол всех! Взять мозолистой рукой – и на кол!

        - Браво! – раздались аплодисменты со стороны молодежи.

        - Так ведь никто нас не поддержит, - крикнул Волин. – Революционной ситуации-то нет!

        - А чтобы создать революционную ситуацию, - возвысил голос оратор, - надо не в подвалах штаны просиживать, регламенты соблюдать, а работать! Надо идти к проходным заводов, надо импровизированные митинги проводить у станций метро…

        - Так ведь согласовывать их надо – закон такой.

        - А Ленин р-революцию согласовывал?! А законы царские соблюдал? Коммунисты, мать вашу…

        - Так вы отвергаете парламентский способ борьбы? Вы за агитацию «в полях»?

        - Ничего не отвергаю! Все способы хороши! И парламентский сюда же… И Бога, и черта – всех! Всем надо объединиться, всем, кто против! А когда разрушим до основания, тогда и будем смотреть, кто наши, а кто не наши.

        - То есть, позвольте, объединяться с гомосеками? Они ведь тоже против…

        - И с ними!

        - И с правыми? С каспаровыми и немцовыми?

        - И этих сюда же! И верующих ни в коем случае отталкивать нельзя! Наш лидер мудр – он всех хочет объединить, всех собрать под нашими знаменами. Вместе мы – сила! Народ нас поддержит.

        - Какая политическая безграмотность! – стонал Волин. – Нет, Константин Борисович, с правыми, монархистами и представителями сексуальных меньшинств нам, коммунистам, не по пути…

        - Попрошу, товарищ Волин, не мешать в одну кучу монархистов и сексуальные меньшинства! – закричал Стариков. – Это оскорбление! Как можно смешивать монархистов, верующих в Бога, и этих нехристей!

        - А так, - надрывался Волин. – Верующий – это не коммунист.

        - Не правы вы! – подпрыгнул за кафедрой Константин Борисович. – Религия сегодня носит прогрессивный характер, так как она сплачивает общество. Вот я… В Бога не верю, но христианин! Детей крестил, яйца крашу,  потому что православие – это наша, русская, культура.

        - Да что вы говорите! – вскочил с места мужчина средних лет в косоворотке с крупной надписью «Русь» на груди. – С каких пор православие – наша русская культура? Православие – это  чуждая нам идеология, пришедшая с запада. Наше, родное, это боги наших предков! Вот, к примеру, Сталин – он волхв, он посвященный, ему передалась сила русских богов!

        - Язычник, сатанист! – завопил Стариков, сверкая очками.

        - Нет, я-то как раз самый настоящий русский, я не предавал наших традиций, как некоторые!

        - Товарищи, прекратите! – надрывалась Ася. – Ваш спор все равно ни к чему не приведет! Мы все – разные! Но мы – товарищи по партии!

        Все примолкли. Константин Борисович вернулся на место.

        - А можно, так сказать, подвести резюме? – с места поднялся мужчина средних лет, в затемненных очках, с лицом умным и надменным.

        - Кто это? – спросил Волин впереди сидящего.

        - А это Тихомирский, идеолог наш.

        - Хорошо, Юрий, - кивнула Ася, - только недолго.

        - Товарищи, - заговорил идеолог хорошо поставленным голосом, как бы снисходя к присутствующим с высот своего интеллекта. – Я буквально по пунктам… Первое, народ не хочет никакой революции. Хватит – устали от потрясений, революций всяческих и бунтов. Поэтому наш лидер абсолютно прав, делая ставку на переход к власти парламентским путем. Второе, это то, что он не случайно увлекся национал-патриотической риторикой – он претендует на роль общенационального лидера, который должен объединить весь народ, все слои, и верующих, и неверующих. А объединить их может только общенациональная идея, а именно – наши русские исконные традиции, наша вера, наше самосознание русского народа.

        - То есть, вы совсем отвергаете классовость? – выкрикнул Волин.

        - Да помилуйте, какие классы? На дворе двадцать первый век. Все поменялось. К примеру, офисный планктон, многомиллионный, куда вы отнесете? А? При Ленине его вообще не было. А ведь эти люди тоже угнетены.

        - А как же ленинские слова о том, что коммунисты опираются на пролетариат? Как же его утверждение, что коммунисты – выразители интересов пролетариата как самого революционного класса?

        - Опять двадцать пять… Помилуйте, где этот пролетариат? Его нет. Промышленность разрушена, предприятия стоят. А посему пролетариат больше не самый революционный класс, поелику в природе отсутствует.

        - Не соглашусь! Предприятия работают – пролетариат есть! В семнадцатом году в аграрной России его численность была вообще смешная, однако революция свершилась. Другое дело, что он аполитичен, с ним надо работать, а наши лидеры молчат про это. Пока мы не начнем работать с пролетариатом и не перетянем его на свою сторону – революция невозможна! Только при диктатуре пролетариата…

        - Я в двадцать первом веке или в начале двадцатого? Товарищ Волин, вы только, ради Бога, не кричите о диктатуре пролетариата, а то всех наших сторонников распугаете. Кому захочется, чтобы над ним была диктатура какого-то одного класса?

        - И вы еще после этого называете себя коммунистом? Вы махровый социал-демократ!

        - Ох, ну все, хватит, - взяла инициативу в свои руки Ася. – Этак можно до бесконечности… Садитесь, Юрий, спасибо… Товарищи, переходим к третьему вопросу, к практическому – это стратегия моей предвыборной кампании.

        Ася заняла место  за кафедрой.

        - Товарищи, - заговорила она. – Мы, конечно, разные, это так… Но при этом мы – члены коммунистической партии. И должны придерживаться каких-то общепринятых положений нашей идеологии. Ну, во-первых, мы все-таки материалисты. Материализм – основа марксистского учения. И если среди нас есть верующие, пусть ваша вера будет вашим личным делом, не надо выпячивать и навязывать ее. С помощью веры мы не сможем свергнуть капитализм. Пусть наш лидер использует клерикальную риторику, чтобы привлечь на нашу сторону верующих, но мы-то, коммунисты, должны сохранять чистоту учения Маркса-Ленина! Во-вторых, так называемый «русский вопрос». Я вообще считаю, что некоторые наши лидеры чересчур увлеклись ненаучной и утопической идеей «русского космизма». Это просто смешно для коммуниста! Ну почему именно «русский космизм», «русский вопрос»? А как же наши товарищи других национальностей? Да даже в нашей первичке  есть татары, евреи, армяне… Их может оттолкнуть навязывание «русского вопроса». Так же и «русский лад»… Ну какой лад может быть между русским пролетарием и русским же буржуем, который его эксплуатирует? Глупость это все! А некоторые наши коммунисты настолько всем этим увлеклись, что забыли суть  марксистско-ленинской теории.

        Повисла недобрая пауза. Затем раздались негромкие аплодисменты. Это Волин выражал свое одобрение.

        - А интересно,  – спросил Юрий Тихомирский. – Интересно, товарищ Золотов думает также?

        - Ну разумеется!

        - Значит, вы подтверждаете, что Золотов критикует  ЦК? Осуждает «русский вопрос» и «русский лад»?

        Ася недоуменно замолчала.

        - Юрий, к чему вы это?

        - А к тому, - возвысил он голос, - к тому, что нам давно не нравится то, что на собраниях нашей первички нам, сторонникам линии ЦК, затыкают рот, внедряют вредные мысли, не совпадающие с линией партии, а потому мешающие работать…

        - Это троцкизм! – выпалил Тимур. – Среди нас засланцы древнейшей нации!

        Все дружно посмотрели на единственного представителя этой самой нации, Певзнера Давида, скромного интеллигентного человека среднего возраста. Давид испуганно заморгал глазами, всем видом показывая, что он тут ни при чем. Казалось, он бы рад и под стул сползти, чтобы ускользнуть от внимания к своей скромной особе.

        - Товарищи, товарищи, - забормотал он, - я, между прочим, паспорт меняю. Я теперь буду Давыд Краснов, вот.

        - Заговор! – сверкнул очками монархист Стариков.

        - Троцкизм проник в нашу городскую организацию! – выкрикнул Тимур. – Нельзя допустить этого, товарищи! Жиды уже сделали одну пакость – Союз развалили, теперь нашу партию изнутри разваливают, наше единство подрывают!

        - Опомнитесь! – взывала Ася. – Причем тут жиды? И я, и Волин, и Золотов – русские!

        - Тем хуже, девушка, - подхватил Стариков. – Тем хуже, что вы, русские люди, готовы стать игрушкой в руках мировых заговорщиков!

        - Короче! – подвел итог Юрий, поднимаясь во весь свой внушительный рост. – Короче, чтобы это не выглядело, как камень за пазухой, я объявляю сейчас, при всех, что мы с товарищами готовим резолюции в ЦК с требованием снять Золотова с должности главного коммуниста Северной столицы, как вредный элемент, подрывающий работу в партии и занимающийся критиканством. Кроме того, мы требуем вычистить сорняки троцкизма.

        - Юрий, вы это серьезно?!

        - Серьезнее некуда. Я сказал. Все.

         - Вот те раз…  а как же наше собрание? Как же обсуждение моей предвыборной кампании?

        - Давайте обсудим, - пожал плечами Юрий. – Мы от работы не отказываемся.

       Игорь с удивлением озирался по сторонам. «Так вот они какие – современные коммунисты… ».

        Собрание закончилось около десяти вечера. Коммунисты, поглядывая на часы, спешили одеться.

        - Товарищи, не забываем взять газетки! – взывал высокий  старик с молодым и чистым взглядом небесно-голубых глаз.

       Члены первички набивали пакеты партийной прессой  и спешили к выходу. Артем подошел к Ветрову, слегка поклонился:

        - Ну, как вам, Игорь Геннадьевич, сегодняшнее представление?

       -  Интересно было…

       -  Еще бы! Каждый продемонстрировал свою идеологию. Сколько типажей!  Сколько страстей… Вот это шоу!

        - Да уж… - криво усмехнулся Игорь и, подхватив под руку сына, поспешил удалиться.

        Выйдя на улицу, он спросил Павла:

        - Ну, как тебе это… шоу?

        - Прикольно, - весело откликнулся тот.

        - Представь, я встретил здесь своего нового директора по маркетингу!

        - Это тот, который с тобой поздоровался?

        - Да… Вот так встреча!

        - Да уж… Прикольно!

        - Да что ты все заладил одно – «прикольно» да «прикольно»?

        - Ну если в самом деле прикольно! Па, да не переживай ты так – может, он тоже здесь какие-то свои дела решает. И вообще, то, что он тебя здесь встретил - не его дело. Плюнь!

        - Вот именно. Буду я еще из-за всякого мусора нервничать…

        Артем вышел на улицу вместе с Асей.  

        - Могу я вас проводить?

        - Если  не затруднит.

        - А где вы живете?

        - Здесь неподалеку. Пешком пятнадцать минут.

        - Вот как? А я тоже в этом районе живу, квартиру снимаю.

        - Вот и отлично! Только давай  на «ты»! Вот когда нам будет лет по семьдесят, тогда и будем друг друга навеличивать.

        - Что ж, я только рад. Давай.

        Они не спеша двинулись по темным, уже опустевшим улицам.

        - Такой район унылый, - нарушил молчание Артём. – Не скажешь, что находишься в столичном городе, всего в десяти минутах езды от Невского. Так пустынно… Хорошо, что я пошел тебя проводить. Девушке должно быть жутковато.

        - Ничего. Я могу за себя постоять… Как тебе вообще у нас?

        - Удивлен.  В нашем болоте все было тихо-мирно, а тут – такая разноголосица в идеологии, во взглядах…

        - Что делать… приходится работать и в таких условиях. Человеческий материал разный. Но, думаю, Ленину в свое время не легче было.

        - Да, конечно...

        Помолчали.

        - А вот работе подобные страсти мешают! –  решительно заявила Ася. – Ведь так толком и не обсудили план моей предвыборной кампании!

        - А по-моему, так это хорошо. Как там в Новом Завете? «Лучше бы ты был холодным или горячим…» Пусть они заблуждаются, пока… Главное, что они – не теплые, они – холодные или горячие. А для нашего дела страсть нужна! Равнодушие – вот что самое страшное.

        - Новый Завет цитируешь? Верующий?

        - Нет, конечно. Но как человеку разностороннему – мне надо во всем быть в курсе… Да, кстати, - перешёл на деловой тон Артем. – Ты баллотируешься  в депутаты… Так вот, у меня возникли кое-какие идеи, скорее, наброски… Если тебе это интересно…

        - Ещё бы не интересно! Ну-ка, ну-ка, выкладывай, что ты предлагаешь!

        - Ну, во-первых, что можно сделать уже сейчас, с учётом того, что времени  в обрез?… Можно открыть приёмную будущего депутата и дать об этом объявления в прессе... Мол, у кого есть потребность  передать наказы, рассказать о безобразиях, да просто попросить помощи - обращайтесь… Если в прессе дороговато, то хотя бы просто объявления наклеить на дверях подъездов…  Уверен – сработает. Как только прослышит народ, что есть место, куда можно обратиться с жалобами, предложениями, то благодаря сарафанному радио информация о новом будущем депутате, который уже сейчас помогает, как может, облетит всю округу. А если успеть хотя бы несколько вопросов решить положительно, то вот уже и популярность, и лояльность… Вот только деньги…Аренда помещения, реклама…

        - Мысль хорошая! Пожалуй, так я и сделаю. А о деньгах не беспокойся  – Игорь Геннадьевич Ветров обещал денег дать.

        - Вот как? Хорошо. Кстати, я же теперь его сотрудник!

        - Да ладно!

        - Ну да! Мир тесен! Даже в таком огромном городе, как Питер… Я же устроился в «Копеечку» маркетологом! Сижу сегодня на собрании, никого не трогаю, оборачиваюсь – о-па! Начальник собственной персоной!

        - Ну и ну! Бывают же такие чудеса… В таком случае,  завтра же переговори с ним от моего имени. А я предварительно позвоню ему, скажу, что у тебя есть идея, пусть выслушает и меры принимает.

        - Замётано… Но и это ещё не всё… Сейчас, до выборов, конечно, не успеть, а вот после выборов, думаю, тебе не помешала бы… своя газета.

        - Что? Газета? Ну-ка, ну-ка, это интересно.

        - Да я тут как-то увлёкся докладом Новикова, партийного идеолога нашего, который призывает обширнее проводить агитацию и пропаганду наших идей, воспитывать, так сказать, людей, просвещать их. А с этой целью он призывает выпускать  как можно больше листовок, газет… Ну, я и подумал, что, может, начать выпускать свою газету… Раздавать её людям около метро. А если бы другие первички поддержали наше начинание, и газеты стали бы выходить во всех районах… По деньгам это не так уж и дорого…

        - Так-так-так… Газета первички… («моей первички», - мысленно добавила Ася).

        - Я уже всё узнал… Зарегистрировать её – что-то около месяца. А регистрировать придётся, так как всё, что больше тысячи тиражом – подлежит регистрации… - далее Артём стал излагать свои соображения относительно того, какой формат можно сделать для начала, какой тираж, с какой периодичностью выпускать газету. Ася слушала его, слегка ошеломленная. «Какой ценный кадр пришёл, и именно в мою первичку! Да это же кладезь идей! Газета… Во-первых, это мне зачёт, так как я выдам ее как свою инициативу. Во-вторых, этого ещё никто не делал. В-третьих, самое главное, это будет реклама моей депутатской деятельности. А не надо забывать, что время идёт быстро, и мне надо будет выдвигаться на второй срок».

        - Какой же ты молодец, Артём! Я счастлива, что познакомилась с тобой! Свои соображения относительно газеты – тоже Ветрову. Выпускать будем обязательно!

        - Я рад, что моя идея нашла отклик!

        - А кто будет писать в эту газету?

        - Моя мечта, чтобы газета стала народная! Чтобы сами люди писали для своей газеты, чтобы она стала для них помощником, собеседником, другом! Ведь сейчас простому человеку не так просто высказаться, не так просто быть услышанным… А тут – пожалуйста! Газета для народа, в которую можно написать, пожаловаться, или, наоборот, высказать свои предложения… Разумеется, мы будем делать акцент на то, что газету курирует депутат, для которого письма людей уже будут сигналами к действию…

        - Что, вся газета будет состоять из писем?

        - Нет, конечно. Нужны будут и профессиональные, и аналитические материалы. Я вот что подумал – я сам вполне могу писать, я увлекаюсь прозой.

        - Ну надо же! Открываю в тебе всё больше нового, неожиданного… Впрочем, писать и я могу. Всё-таки я собкор…

        - Собкор?

        - Ну да, «Правды». Ты не в курсе?

        - Ой, Ася, да я просто восхищён тобой!

        - Ну, всё – начали хвалить друг друга! – Ася засмеялась.

        - В таком случае я уже готов высказать свои соображения насчёт названия и дизайн-макета…

        - Да? А мы уже пришли. Вот мой дом.

        - Жаль… Ну, что ж, в следующий раз.

        Ася протянула ему руку, которую он  с чувством пожал и на некоторое время задержал  в своей руке.

        - Отчего же в следующий? – решилась Ася. - Если ты не спешишь, то мы могли бы зайти ко мне и за чашкой чая всё обсудить. Я настолько взбудоражена твоими идеями, что всё равно не усну!

        - А это удобно?

        - Если я приглашаю, значит, удобно. Дома мама и брат. Мама рано ложится спать, а брат – свой человек.

        По слабо освещённой лестнице поднялись на второй этаж. Ася открыла входную дверь, вошли в тёмную прихожую.

        - Ася, ты?

        В коридор упало пятно света из отворившейся комнаты. На пороге стоял Александр.

        - Я не одна.

        - Добрый вечер! – вежливо поздоровался Артём и, узнав нового коллегу, опешил.

        - Это вы, Александр Юрьевич? Я не ошибся?

        - Не ошибся! Он самый, - весело ответил Александр и, видя замешательство гостя, добавил: – Познакомимся ещё раз, я – брат этой особы. Ну-ка, сестра, рассказывай, где это ты с моим коллегой пересеклась?

        - Это твой коллега? Ах, да… Чудеса продолжаются… Артём - новый член нашей первички. Встал на учёт, любезно вызвался проводить меня. А по дороге завалил меня своими идеями, так что хочется слушать и слушать. Вот, пришлось к себе заманить.

        - А Ветров был?

        - И Ветров с сыном были.

        - Всё нормально?

        - Да.

        - Ну, делитесь своими идеями, мешать не буду.

        Ася провела гостя в свою комнату. Через пять минут перед ним на низком столике стоял чайник, чашки и блюдо с печеньем. Прихлёбывая чай, Артём, довольный тем, что нашёл благодарного слушателя и наконец-то может выговориться, вдохновенно вещал:

        - Назвать газету я хотел бы «Товарищ»… То есть, это, конечно, обсуждается, но – во-первых, коротко, во-вторых, ясно, что это левая пресса, в-третьих, как я сказал, газета должна стать для людей помощником, другом, товарищем. Отсюда и название.

        - А что – хорошее название. От него так тепло на душе… Товарищ… Ну, и?..

        - Дизайн такой – сомкнутые в пожатии руки… 

        Артём продолжал развивать свою мысль, изящно жестикулируя левой рукой, свободной от чашки. Ася залюбовалась его лицом, которое в этот момент было особенно красиво, озарённое вдохновением. Какой мужчина! Красив, умён, благороден… пишет прозу? Значит, еще и талантлив! Ей передалось его волнение, его какое-то лихорадочное состояние. Хриплым от переизбытка чувств голосом она прервала его:

        - Артём…

        - Что?

        - Какое счастье, что я тебя встретила! Да вместе мы… горы свернём!

        - Спасибо, Ася. Я тоже счастлив буквально сразу по приезду найти в этом чужом городе единомышленника. Бывает, годами не находишь, а тут – вот так сразу… Я надеюсь, что мы отлично сработаемся и станем хорошими друзьями!

        Вскоре Артём засобирался. После его ухода Ася тихонько приоткрыла дверь в комнату брата.

        - Не спишь?

        Александр лежал в постели с книгой.

        - Как видишь, читаю. Ушёл твой гость?

        - Ушёл… Слушай, выговориться хочу. Иначе не засну точно! Этот Артем… ну просто прелесть! Как мне повезло, что такой инициативный, талантливый человек попал именно ко мне в первичку!

        - Надеюсь, нам тоже повезло, что он попал в нашу компанию. Может, нам он тоже предложит что-то дельное?..

        - Он такой замечательный… мне кажется, что я влюбилась!

        - Вот это новость! Сколько тебя помню, такого с тобой не случалось. Прямо с первого взгляда?

        - Нет, ну, правда… Красив, умён, талантлив… И потом, мы с ним единомышленники! Мы так быстро нашли общий язык… С ним так легко, как будто всю жизнь его знала… Как будто это какой-то родной человек…

        Александр отложил книгу и удивлённо посмотрел на сестру.

        - Сестрёнка, я тебя не узнаю! Нет, то есть, я рад, конечно… Мужик вроде с головой, но…Не думал, что тебе, такой трезвомыслящей, надо будет морали читать. Охолонись маленько, не теряй голову. Ты его совсем не знаешь. А вдруг у него кто-то есть?

        - Не думаю, он же недавно приехал.

        - Так, может, он не один приехал? С женой разошёлся, и с любовницей махнул в Питер – запросто!

        - Всё равно, он – прелесть!

        … Когда Артем вернулся домой - перевалило за полночь. Однако ложиться спать он не спешил, умылся холодной водой, чтобы прогнать сон – и сел к ноутбуку. Открыл начатый документ, прокрутил его, чтобы освежить в памяти, однако впечатления дня не давали сосредоточиться. И мысли его в основном возвращались к Асе.

        «Интересный экземпляр эта Ася… Сильно отличается от других представительниц прекрасного пола. Женщины в массе своей  консервативны и ограниченны в интересах:  мужчины -  у незамужних, семья –  у замужних. К работе женщины, как правило, относятся равнодушно, рассматривая ее как способ пополнения семейного бюджета. Они редко претендуют на карьерный рост, считая, что карьера – удел мужчины-добытчика. Если бы можно было не работать, большинство женщин предпочли бы сидеть дома и заниматься тем, что их действительно волнует – семьей. Есть незначительный процент  амбициозных дам, озабоченных карьерой. Впрочем, амбициозная карьеристка, как правило, как раз и не имеет семьи.  Хотя есть все-таки небольшой процент особо развитых женщин, которые совмещают и семью, и карьеру. К таким как раз относилась моя жена. Она понравилась мне именно своей самодостаточностью – сама зарабатывала деньги, а ее карьерному росту мог позавидовать любой мужчина. Но именно эта ее самодостаточность и разрушила нашу семью. Что ж, буду откровенен с собой – чувства к ней давно умерли, и я действительно от всей души желаю ей счастья с ее новым избранником! Однако  осадок остался… После развода ощущаю в себе активную неприязнь ко всяким  «эмансипэ»! Но вернусь к женским интересам.  Женщины, которые помимо семьи и карьеры интересовались бы еще чем-то – редкость. А уж тем более политикой! А уж тем более революционным движением!  Потому и мало среди коммунистов женщин. И тем более удивительно, когда женщина не просто интересуется политикой, но активно участвует в политической борьбе и даже опережает мужчин! Вот как эта Ася… Зацепила, признаюсь… Внешность – не бой-бабы, прямо скажем, а хрупкой японской статуэтки: тонкая, светлая, нежная. В лице что-то детское, беспомощное. Такую женщину хочется защищать. Но парадокс в том, что она-то как раз и не нуждается в защите. Она сама в партии – чтобы защищать угнетенных, чтобы бороться со злом. Я рад, что такая девушка будет моим товарищем.  А как она вела собрание! Какой металл слышался в ее голосе! Как ловко она усмиряла страсти! Кстати о страстях… Признаюсь, удивлен… У нас в Ивановске страсти так не кипят. У нас собрания проходят тихо-спокойно, в полном единомыслии. Мы не решаем идеологические вопросы, предоставляя решать их идеологам партии. Мы решаем конкретные задачи, обсуждаем повседневную рутинную работу. К примеру, какие микрорайоны еще не охвачены партийной прессой, где провести пикет... Здесь же удивительная идеологическая пестрота. А наличие среди коммунистов монархистов меня просто убило! Н-да… Это столица, бурлящий котел… Для моей программы-максимум – совершить революцию – это как раз то, что надо! С таким материалом можно работать! И ещё неожиданный момент – встреча на партсобрании моего шефа. Как я понял, он тоже в депутаты метит. Ну, я спокойно отношусь к тому, что капиталисты в депутаты от нашей партии идут. Партии нужны деньги. Не банки же нам грабить! Разумеется, правительство, напуганное растущим авторитетом нашей партии, вынуждено платить за каждый голос, благодаря чему получается кругленькая сумма, но, как говорится, денег много не бывает. Опять же – больше денег, больше возможностей. Лично для меня, наверно, хорошо, что шеф коммунист – не надо скрывать своих убеждений».

       Артём допил  пустой чай и, борясь со сном, дописал статью. Затем выложил её в социальные сети, так как уже давно взял за правило каждый день подбрасывать своим виртуальным друзьям и подписчикам острые материалы. Сегодняшний материал назывался так:

        «Продовольственная независимость России в опасности! А это значит, что нашим «заклятым друзьям» достаточно прекратить поставку продовольствия, чтобы в стране начался голод. И тогда нас можно взять голыми руками. А ведь Россия обладает 10% мировых пахотных земель, которые, благодаря антинародной власти, зарастают бурьяном.

        Импорт продовольствия в нашей стране давно стал обычным явлением. Российские потребители уже не могут представить свой ежедневный рацион без заграничных продуктов. Невозможно себе представить, что будет, если все это разнообразие вдруг пропадет с прилавков. Согласно статистическим данным, доля импортного продовольствия в России составляет в настоящий момент 65%. Так, например, удельный вес импорта мяса – 41%, а молока – 26%. До тех пор, пока в нужном количестве из-за рубежа привозится мясо, молоко, консервы, пшеница, овощи и фрукты, - голод россиянам не грозит. Пока… Импорт нанес сокрушительный удар по отечественному сельскому хозяйству и животноводству. Демпинговые цены на заграничные продукты не позволяют отечественным производителям достойно конкурировать на рынке. А вступление Российской Федерации в ВТО, по мнению многих экономистов, окончательно погубит агро-промышленный комплекс страны.
        Неизбежное следствие этого процесса - угроза продовольственной безопасности страны. Кто поручится, что зависящая от импортных продуктов питания Россия под угрозой голода не станет объектом манипуляций для других мировых держав? Если ничего не изменится, Россию ждет превращение в  послушную марионетку в геополитической игре ведущих стран Западного мира».

        Отправив статью в виртуальное пространство, Артём, с сознанием выполненного долга, лег спать.

    

    

    

                                                         Действие 18.

    

    

        Акцию «Красная цепочка» наметили на  субботу. День выдался на редкость ясный и теплый для унылой и мокрой петербургской осени. На выходе из метро станции «Пионерская» людей встречала громкая музыка – насыщенные мощной энергетикой, зовущие  на борьбу и на труд, советские песни.

                «Неба утреннего стяг –

                   В жизни важен первый шаг.

                       Слышишь: реют над страною
                           Ветры яростных атак!»
        Люди, удивленно улыбаясь, осматривались – откуда музыка? И видели красную палатку, и громкоговоритель, из которого лилась музыка.
                 «И вновь продолжается бой.
                      И сердцу тревожно в груди…
                          И Ленин – такой молодой,
                              И юный Октябрь впереди!»

        «И вновь продолжается бой!» - подхватил припев Артем, подходя к палатке. Около нее толпилось примерно пятьдесят человек – члены первички и работники Игоря Ветрова. У всех было приподнятое настроение – смеялись, возбужденно переговаривались, передавали друг другу и тут же надевали красные жилетки. Офисные сотрудники «Копеечки» чувствовали себя не очень уверенно, но, поддавшись общему настроению, понемногу раскрепостились. Артем пожал руку Асе, она помогла ему облачиться в жилет.

        - Тебе идет красный! – заметил Артем.

        - Иначе и быть не может, - улыбнулась она.

        Заметив Павла, Артем подошел к нему, с чувством пожал руку.

        - Привет молодому коммунисту! А где отец?

        - Папа не смог. Но все, что от него зависело, сделал.

        - Да, я вижу. Папа твой молодец! Организовано все здорово и в кратчайшие сроки!

        Красножилетники выстроились цепочкой и, с интервалом полтора-два метра, пошли по улицам, раздавая встречным прохожим листовки, на которых красовалась хорошенькая юная мордашка Аси и призыв поддержать кандидата в Законодательное Собрание. Также там был указан адрес приемной будущего депутата, куда каждый мог обратиться с жалобой, просьбой или предложением. Люди останавливались, с интересом наблюдали за необычным действом, охотно брали листовки. Многие подходили, задавали вопросы, даже присоединялись к цепочке, так что к концу шествия она больше напоминала маленькую демонстрацию. Обойдя микрорайон и раздав всю полиграфию, вернулись к палатке, из которой продолжала звучать музыка, а дежурившие на месте активисты работали с населением – беседовали, просвещали, отвечали на вопросы. Подъехала «газель», куда загрузили палатку, громкоговоритель, жилетки – мероприятие закончилось.

        - Как тебе? – поинтересовался у Павла Тимур.

        - Классно! – ответил тот. – Такой драйв!

        - Это потому, что ты настоящим делом занялся, - пояснил Тимур. – Революция – вот это дело!

        - Да, это круто! – согласился Павел.

        - А ты Ленина почитай, - посоветовал Тимур. – Там все еще круче.  

        - Товарищи! – звонко воскликнула Ася. – А теперь всех прошу ко мне! Мы отлично поработали, но замерзли и проголодались. Идем!

        - Ура! К Асе! – подхватила молодежь, всегда готовая продолжить общаться и веселиться.

        Через полчаса возбужденная компания ввалилась к ней в комнату,  расположилась на диване и креслах вокруг круглого столика, кто-то притулился на одиноком стуле, а кому не хватило сидячих мест – уселся прямо на пол. Компания состояла из молодой части первички. Здесь были: Тимур – цыганистый паренек с серьгой в ухе; Павел Ветров; парень в надвинутой на глаза кепке, ставшей частью его имиджа – Егор Бесов; человек маргинального вида с неопрятной щетиной, одетый в трико советских времен с вытянутыми коленями и рубашку, давно потерявшую свой первоначальный цвет – Коля Рыбин; был также Константин Борисович, серый и незаметный человек, который, стоило ему открыть рот, оказывался удивительно шумным и ершистым. Неформальным лидером глядел Юрий Тихомирский, самый старший среди присутствующих. Ася выставила на стол тазик с винегретом и блюдо с ватрушками, включила чайник.

        - Изысков не обещаю, зато много и сытно!

        За чаем беседовали об отвлеченных вещах, но понятно, что разговор неизбежно должен был свернуть на политику.

        - Как тебе твоя новая работа, Артем?   – спросила  Ася.

        - Моя работа – думать, как принести наибольшую прибыль хозяину. – с иронией ответил Артем.

        - Слушай, - вскинулся Коля. – Я вот не понимаю, как может коммунист работать на капиталиста!

        - Мы живем при капитализме и – хотим мы того или нет – но нам приходится подчиняться законам этого общества. Как известно, жить в обществе – и при этом быть свободным от общества, нельзя!

        - А вот и неправда! – горячо возразил Коля. – Вот я, например, ненавижу это общество, и не иду на компромиссы с ним. Я полностью от этого общества абстрагировался, я нигде не работаю и вообще…

        - А на что ты живешь? Ведь ты не питаешься святым духом.

        - Живу на пенсию родителей.

        - Ну, вот…

        - А что? Пусть лучше так! Тем более, что я сильно их не объедаю. Ем картошку, запиваю водой. За все годы режима ни одной покупки не сделал – донашиваю то, что при советской власти приобретено.

        - Да уж, твои трико можно в музей.

        - А что мои трико? Им двадцать лет, а все сносу нет. Советское! Сделано на совесть!

        - Тебе бы цены не было, если бы ты действительно боролся с режимом, - подхватил Константин Борисович. - Этакий принципиальный революционер, аскет… Но ведь ты просто люмпенствуешь! Вся твоя борьба заключается в том, что ты раз в месяц на собрания первички ходишь.

        - Ты меня в бездействии обвиняешь?! Да разве я хоть одно мероприятие пропустил? Хоть один пикет? А? Это вы пропускаете, все вам некогда – то работа, то семья… А у меня ни работы, ни семьи! Скажет партия на баррикады выходить – выйду, пока вы в офисах сидите. Но пока партия от меня подвигов не требует.

        - Это извечная тема, - попытался подвести резюме Тихомирский. – Это тема еще времен Нового завета – отдавать ли кесарю кесарево. И Бог решил ее просто – отдавать. Кесарю – кесарево, Богу – богово. Так и у нас: часть нашего времени отдаем кесарю, то бишь, государству, или хозяину – смотря кто на кого работает, часть – Богу, то есть приближению революции. Революция – вот наш Бог, товарищи.

        - Согласен! – восторженно подхватил Павел. – Мой папа – бизнесмен, но он с вами, с нами! И если бы не его деньги, кто бы все это организовал?

        - Правильно мыслишь, - благосклонно кивнул Тихомирский.

        - И вообще, - звонким от волнения голосом продолжил ободренный Павел. – к чему эти крайности – если быть оппозиционером, то непременно бедным? Я, например, хочу жить хорошо, а в оппозиции я потому, что хочу жить еще лучше! Да и все мы здесь – разве не для того, чтобы сделать жизнь лучше?!

        - Молодец, Пашка! Сказал просто, но настолько верно, что и возразить нечего, - рассмеялся Тимур. – Кстати, Ася, дай молодому товарищу Ленина почитать.

        - С удовольствием! – Ася вышла и вернулась с книгой. – Просвещайся, Пашка!

        - Не о том спорим, - тем временем разглагольствовал парень в кепке. – Ну какая, к черту разница,  как на хлеб зарабатываем?! Вспомните историю. Много ли было профессиональных революционеров? Вот то-то… Давайте лучше обсудим план работы! Вот о чем говорить надо, о чем спорить!

        - Тут опасно в самодеятельность уйти, - наставительно произнес Тихомирский. – Партийной верхушке лучше знать, когда народ на баррикады выводить. И выводить ли вообще. Наш лидер хочет взять власть бескровным путем.

        - Но кое-что каждый из нас может делать и самостоятельно, - вступил в разговор Тимур. – Например, работать в социальных сетях, делать перепосты, чтобы просвещать массу. Перепост – это наше оружие сегодня, как винтовка сто лет назад.

        - Вот и просвещаем сами себя, да таких, как мы, - проворчал Егор. – У меня в друзьях одни сплошные оппозиционеры. Со всех уголков нашей необъятной. Даже с Украины есть. Думаю, и у тебя тоже.

        Часа через два все разошлись. Остались лишь Ася и Артем.

        - Торопишься? – спросила Ася.

        - Мне некуда торопиться.

        - Тогда, может, чаю?

        - Не откажусь.

         - Вот и хорошо. Посиди еще.

        - А мне и не хочется никуда уходить, если честно.

         - А мне не хочется, чтобы ты уходил… если честно, - сказала Ася с улыбкой.

          - Боже мой! Неужели я нашел девушку своей мечты? – прошептал Артем, притягивая ее к себе…

        Она выскользнула из его рук, с лукавой улыбкой закрыла на замок дверь. Затем вернулась, сдернула с головы резинку, стягивающую волосы, и они обдали ее плечи и его лицо прохладной ароматной волной. Артем и Ася жадно бросились друг к другу – ни у него, ни у нее давно не было близости. Мысль о том, что они нашли свой идеал, доводила их до экстаза, придавала их близости что-то магическое, словно в этом слиянии их душ и тел происходило слияние их судеб. Обладая ею, он представлял, что в его объятиях – сама Революция, дикое и страстное воплощение протеста, несогласия, стремительной красоты и грациозной силы. Спутанные волосы, кроваво-красные губы, с силой сжимающие его руки…  « Вот так и Революция – сжала меня в своих страшных и желанных объятиях – и уже не отпустит», - мелькнула в затуманенном мозгу мутная мысль… А после близости, лежа рядом с этой красивой, тяжело дышащей женщиной, ставшей такой близкой, и в то же время остававшейся далекой, Артем вдруг испытал страх, что это счастье, чудо – или как еще назвать это – кончится, и он опять будет одинок, как волк, не имеющий ни норы, ни семьи, блуждающий по бесконечной степи и тоскливо воющий на равнодушную безучастную луну… «Неужели это начало – и конец?»

          

       

    

                                                     Действие 19.

    

              Денис скучал… И, под медитативную музыку, рисовал, уныло водя кистью по бумаге. «Что бы такое изобразить? – лениво думал он. – О! Изображу свою скуку, скажу  «фи» этому скучному миру. Пусть моя скука будет в виде ядовитого фиолетового цветка… С засохшими лепестками… Да, непременно с увядшими фиолетовыми лепестками... Эстетика увядания…» Однако засохшие лепестки больше походили на развешенное для сушки белье. Денис постарался как-то выправить ситуацию, но только испортил рисунок, сломав линию цветка так, что выправить что-то было уже невозможно. Тогда он раздраженно скомкал бумагу и швырнул на пол. Установил на мольберт новый лист. Вздохнул. Творческий процесс застопорился. «Не идет что-то… Нет вдохновения, - подумал Денис. – Курнуть бы… Все-таки наркота не раз вдохновляла художников… Кстати, где Пашка? Вроде дома, но тогда странно, что его не слышно: когда он дома, вечно слоняется без дела, надоедает». Брата он нашел, занятого чтением.

        - Да неужели читаешь? Что это на тебя нашло? Или к занятиям готовишься?

        - Да нет. Вот, решил Ленина почитать.

        - Ты что – заболел?

        - Ну, я же теперь это, партийный… Хочется, понимаешь, вникнуть, куда это я вступил, что за учение такое…

        - Ну-ка, ну-ка, куда это ты вступил?

        - В коммунистическую партию – вот куда! – Павел в сердцах ударил книгой о журнальный столик. - Ты прямо как не родной! Батя же об этом говорил…

        - Больше мне нечем заняться, как батину болтовню слушать? Это же так скучно… Болтает что-то старик…

        - Да батя наш в депутаты готовится! А я ему помогаю. Вот только что, к примеру, мы с ребятами из нашей первички  провели акцию «Красная цепочка».  Батя  взял все в свои руки – ну, а уж если он взялся - получилось  по высшему разряду. Было прикольно -  возле метро палатку поставили с громкоговорителем. Звучали советские песни на всю округу, к примеру, «Любовь, комсомол и весна!», не слыхал?.. такая песня забойная… ну, вот, и мы агитировали, чтобы все голосовали за Асю Ковалеву…

        - За кого, за кого? Я так понимаю, что отец идет в депутаты, так при чем тут какая-то Ася?

        - При том, что именно благодаря ее связям бате проходное место дали. Ну, а он, соответственно, должен помочь ей. Как-то так…

        - Вот как? Благодаря ее связям, говоришь, отцу место дали? А не благодаря его деньгам? Он и так коммунякам хорошо проплатил, чтобы еще и в кампанию этой дамочки вкладываться… В общем, я считаю, что отца разводят.

        - Что-то едроссы на его деньги не позарились. А почему? Потому что много таких желающих.

        - Так и что за акция? Что  там еще было?

        - Ну так вот… Собралось нас  человек пятьдесят – первичка и батины работники. Нарядились мы в красные жилетки с советской  символикой – ну, серп и молот,   все дела, растянулись цепочкой и пошли по всему микрорайону. И по ходу  раздавали листовки с Асей.

        - Как клоуны… Ну-ну… И что дальше?

        - Почему как клоуны? А, по-твоему, как надо проводить агитацию? Батя говорит, что так и надо – креативно, нестандартно. В стиле флэшмобов. Понял?  И я лично думаю, что такой прием работает – на нас обратили внимание… И представляешь, какой номер? В нашу первичку пришёл новый товарищ, из провинции, и оказалось, что он же устроился к папе маркетологом! Бывают же такие совпадения! Батя говорит, что кладезь идей. В общем, чувствую, работа у нас закипит! С ребятами вот познакомился. ..

        - Какие-нибудь парни с рабочих окраин. Пойми – революция пользуется спросом у неудачников, которые хотят у более удачливых все отнять, а потом между собой поделить. Но ты-то – из хорошей, обеспеченной семьи. Куда лезешь-то? Вот скажу отцу, что ты чересчур политикой увлекся. Его это не обрадует.

        - Ну, во-первых, речи о революции не идёт. Мы, то есть коммунисты, за цивилизованный захват власти. Во-вторых, вот тебе, например, нравится, как мы живём?

        - А как мы живём? Разве плохо? По-моему, по сравнению с другими «дорогими рассеянами», очень даже неплохо. А от добра добра не ищут. Лучшее – враг хорошего. Вольтер сказал, кстати…

        - По твоему, хорошо, что какая-то сволочь может вот так взять и отобрать отцовский бизнес? Да разве в европейских странах такое возможно? Разве европейские страны так живут? А мы почему так не живём, как они? Молчишь? То-то и оно… Короче, я смотрю на нашего президента, как на нанятого менеджера, и, как гражданин, я стремлюсь к тому, чтобы этот наёмный менеджер работал качественно. Вот поэтому я в оппозиции.

        Павел нахохлился и демонстративно уткнулся в книгу. Ссориться с братом в планы Дениса не входило.

        - Да ладно, Павлуха, увлекайся, чем хочешь, мне-то что… Я к тебе, вообще-то, по другому поводу, более приятному. Есть у тебя что-нибудь?

        Он пальцами изобразил некую фигуру и лукаво подмигнул.

        - Нету. И вообще, меня это больше не  вставляет.

        - Вот как? Политика теперь вставляет?

        - Да. Надо реальным делом заниматься, а не уходить в виртуальный мир. Понимаешь, в этом, реальном, мире - прикольнее.

        - Чем?

        - Игра труднее. А если труднее, значит, интереснее.

        - Вот мы как заговорили…

        Денис еще некоторое время потоптался на пороге братниной комнаты, но, поскольку тот общаться не желал, пришлось удалиться.

        И что теперь делать? Неужели добывать «косячок» самому? Лениво… Но тут в силу вступил закон подлости, а именно: то, что трудно достать, начинает притягивать, как магнит, до дрожи в коленках и неприятной тошноты в области желудка. Все казалось не так, все валилось из рук. Денис сделал еще одну попытку уговорить брата:

        - Павлух…

        - Ну, чего?

        - Может, съездишь?

        - Не-а, и не проси.

        И пришлось Денису, кряхтя и чертыхаясь, обряжаться в приличный «прикид» и идти куда-то в ночь, в темень. Моросил мелкий противный дождь, дул холодный ветер, а грязно-серые облака неслись по черному небу с такой скоростью, словно в кино, при ускоренной съемке. И показалось Денису все призрачным и нереальным – и спешащие куда-то люди, и город в сполохах дрожащего света…И подумалось ему, что дунет ветер посильнее, и унесет – и этих людей, и этот город, словно их и не было на свете, а были всегда только хаос и мрак.

         В метро он брезгливо глядел на лица пассажиров, а если кому-то случалось дотронуться до него, демонстративно отряхивался. Но ему повезло - в тот поздний вечер, видно, все были настроены миролюбиво, поэтому ему удалось благополучно добраться до цели его ночного путешествия, и в двенадцатом часу ночи, «как денди лондонский одет», Денис вошел в ночной клуб «КВН». Это название всегда его забавляло – «КВН - Клуб веселых и находчивых»… А что? Здесь веселятся, да и находят, смотря кто что ищет. Заплатив за вход, он для виду занял столик подальше от танцпола, заказал пол-литра разливного пива, сырную закуску и  внимательно осмотрелся. Народ культурно расслаблялся. Почти все столики были заняты пока еще трезвыми компаниями, кто-то играл в бильярд, несколько барышень на танцполе лениво двигались в такт фоновой музыке в ожидании начала программы, которая должна была стартовать в полночь. Одна танцорка сразу же приковала его взгляд тем, что к ее широкому заду, обтянутому джинсами, был прикреплен лисий хвост, который раскачивался, как маятник...  Но вот над эстрадой зажегся свет, к гостям выбежал ведущий. Вечер начался.

        Примерно в половине первого Денис заметил того, кого искал – неказистого вида одинокий парень, в длинном темном пиджаке с неестественно оттопыренными фалдами. Он не спеша прогуливался в проходе между столиками, цепко вглядываясь в лица присутствующих. Со стороны могло показаться, что он просто выглядывает знакомых, однако Денис понял его, как надо и, облегченно вздохнув, подошел:

        - Привет! Аркадий?

        - Вы меня знаете? – парень настороженно смерил Дениса с ног до головы.

        - Нет, но думаю, что вы тот, кто мне нужен.

        - Вот как? А кто вам нужен?

        - Да расслабьтесь, я не из спецслужб.

        - А что мне до этого? Я отдыхаю себе, никого не трогаю. Приятелей жду. Вам-то чего?

         - Может, я и ошибся, у меня обычно брат сюда за этим делом ходит. Пашка Ветров. Так вот, он эти дела с Аркадием всегда обделывает.

        - Ну, знаю Ветрова. И что?

        - Сегодня я вот пришел.

        - Так чего вам?

        - Он у вас анашу берет. Вот ее бы, одну порцию.

        - Один момент, - Аркадий, не сводя с Дениса цепкого взгляда, достал мобильник, набрал номер. Проверяет…

        - Але! Павел?.. Привет! Здесь чел один, за твоего брата себя выдает… Угу, понял.

        Аркадий спрятал телефон в карман джинсов.

        - Как вас звать?

        - Денис Ветров.

        - Отойдем? – парень кивнул головой в сторону туалета.

        В туалете висел сизый сигаретный дым. Перед зеркалом тщательно прилаживал чуб худенький паренек. В ожидании, когда он уйдет, Денис и торговец наркотой закурили обычные сигареты.

        - Что-то Павла не видно… - продолжая осторожно ощупывать Дениса взглядом, проговорил торговец, выпуская дым кольцами.

        - Занят он. Пришлось самому идти. А лениво-о…

        Паренек вышел. Торговец распахнул полы пиджака.

        - Выбирайте!

        - Сложно выбрать – глаза разбегаются. Как говорится, все такое вкусное… Но мне бы только порцию анаши.

        Получив самокрутку, Денис вернулся за свой столик и с удовольствием затянулся.  К этому времени весь зал уже утопал в клубах табачного дыма. Однако как же он соскучился по «косячку»! Руки тряслись, и первая же затяжка принесла ни с чем не сравнимое облегчение. С наслаждением выкурив самокрутку, он некоторое время сидел, закрыв глаза. Ему казалось, что он плывет по волнам, его качает… прямо перед ним, как маятник, качался лисий хвост на крепком заду танцующей барышни, влево-вправо, вправо-влево…  Время от времени открывая глаза, он видел лениво движущиеся в танце фигуры, словно смотрел кадры замедленной съемки. Иногда в поле зрения попадал торговец, который внимательно следил за ним тяжелым холодным взглядом… И вдруг Денису стало так тоскливо и одиноко! Да еще музыка раздражающе  долбила голову ритмичными ударами, как молотком по грецкому ореху, так что, казалось, голова расколется от этих ударов. Хлебнул пива – затошнило, теплое, что ли… Самое время отправиться домой. А что дома? Брат отгородился от него книжкой, мать – иконами, отец – работой. Как сказал Пашка – «ты как не родной»…  А они ему? Пожалуй, тоже.  Нет, домой не хочется. Здесь оставаться – скучно... Может, еще «косячок»? Денис высмотрел торговца – он стоял у барной стойки и беседовал с барменом.  Денис подошел к нему, поманил пальцем.

        - Дико извиняюсь…

        - Ну? – спросил тот, когда они отошли.

        - Что-то не вставляет.

        - Продукт качественный.

        - Да я не про то… Я знаю, что… ну, такой, как обычно…

        - Так что вам?

        - Не вставляет… Может, еще порцию?

        - Это можно. Но я бы вам посоветовал попробовать чего-нибудь покрепче.

        - Чего?

        - Я, конечно, не знаю, как у вас с финансами… Но вы ведь понимаете – чем дороже, тем лучше товар.

        - С финансами? О, пусть это вас не беспокоит. Я заплачу, только бы вставило.

        - Эта штука вставит, я вам обещаю.

        - Какая?

        - Героин.

        - А…

        - Ну, что? Будем брать?

        - Героин-то? Хм… Как-то неожиданно… А, была не была! Беру. Надо попробовать  в этой жизни все!

        Опять прошли в туалет. На этот раз там никого не было.

        - Давайте порцию.

        - Это не самокрутка.

        -  А что?

        - Доза. Вводить надо.

        - А… Ну, давайте.

        - То есть вы сами хотите? А у вас опыт есть?

        - Какой?.. Ах, этот… Нет.

        - Давайте деньги, я вам введу, - торговец назвал сумму. Денис покорно расплатился и стал закатывать рукава рубашки.

        - Это не больно? А то я уколов с детства боюсь, - он виновато улыбнулся.

        - Да вы что – не здесь же! – торговец втолкнул Дениса в кабинку, запер дверь на задвижку, захлопнул крышку унитаза и, расстелив на ней носовой платок,  деловито вскрыл пузырек, достал одноразовый шприц, заправил его, затем по-хозяйски взял руку Дениса, оценивающим взглядом осмотрел вены…

        - Фи, как не эстетично, - морщился Денис, его колотило мелкой дрожью то ли от страха, то ли от волнения. – Сортир… Использованная туалетная бумага, этот противный запах… А  точно не будет больно?

        Когда торговец сделал прокол, Денис ойкнул и зажмурился.

        - Готово.

        - Да? Уже? Не так больно, как я ожидал. Ну да все равно…

        Денис вернулся за свой столик.     Хлебнул пива и стал смотреть на эстраду. А там было, на что посмотреть! Лисий хвост фактурной барышни, покачиваясь, сметал с небес звездную пыль… Ведущий  предстал перед гостями в черном фраке и высокой шляпе, как у фокусника. В его руках сверкала золотая палочка. Ух, ты! А наконечник-то – бриллиантовый… Денис аж задохнулся от восторга. Вот это шоу! Он неистово зааплодировал. Ведущий благосклонно посмотрел на него, многозначительно улыбнулся и взмахнул палочкой. Черный занавес за его спиной (а за спиной, оказывается, был занавес!), раздвинулся и изумленный Денис увидел длинный черный туннель, в конце которого сверкало что-то таинственным зеленым светом. Он немедленно вскочил и кинулся туда.

        - Куда вы? – мягко остановил его ведущий в черном фраке.

        - Туда!

        - Туда нельзя. Туда могу входить только я. Вот сейчас я войду туда и принесу вам – сюрпра-айс…

        - Нет, я хочу туда! Сам!

       Но ведущий продолжал вежливо улыбаться и, расставив руки, преграждал Денису путь. Поскольку тот рвался в магически притягивающий его туннель, к таинственному, но такому желанному свету, на помощь ведущему подоспел монстр – огромный, обезьяноподобный, который схватил Дениса грубо и поволок его куда-то.

        - Пусти меня, обезьяна! – взмолился Денис, обливаясь потом от страха.

        - Как ты меня назвал, мудак?

        - Да он обкуренный…

        - Если бы только обкуренный, - многозначительно возразил монстр.

       Неожиданно около них оказался торговец наркотиками.

        - Ребята, все нормально, все под контролем. Это мой друг, он со мной. Ну, перебрал малость. С кем не бывает?..

        - Да он обкуренный!

        - Ну, что вы – просто перебрал. Чувствуете – от него пахнет?

        - Ну, если твой приятель уделается, сам подбирать за ним будешь.

        - Да все будет нормально, мужики, обещаю.

        Торговец подхватил Дениса под руку и силой усадил за столик.

        - Не привлекайте внимание… Выпейте лучше! – почти силой он ткнул ему в зубы стекло бокала.

        - Я хочу туда! Там – исполнение всех моих желаний…

        Около него опять очутился ведущий, приблизил свое лицо к его лицу так близко, что стало явственно видно – глаза у ведущего зеленые, с узкими черными зрачками, как у кошки.

        - Нельзя вам туда… - вкрадчиво шептал ведущий. - Это опасно для неподготовленного. Понимаете?

        - Понимаю, - кивнул Денис заговорщицки, отдаваясь во власть этого таинственного существа. – А вы кто?

       - Я – это Он самый.

       - Он?.. Боже! Ой, то есть, при вас, наверно, нельзя упоминать…

       - Отчего же нельзя? Очень даже можно! Мы здесь все едины, все друг друга знаем…

       - А вы сходите туда? Для меня?

       - Конечно!

       - А вы сможете выбрать именно то, что я хочу?

       - Разумеется! Кому, как не мне, знать, чего вы хотите! Я сейчас схожу туда и принесу именно то, что вы желаете. Понимаете? Сам принесу. А вам остается только ждать. А чтобы ждать было не скучно… - он щелкнул пальцами.

         К ним подошла девушка, скорее, фея, простые девушки такими прекрасными не бывают  – у нее длинные белоснежные волосы, а синие глаза излучают молнии.

         - Боже, какая красота! Вы само совершенство! – воскликнул Денис. Девушка хихикнула и запрыгнула к нему на колени. И тут случилось нечто совсем уж невероятное – Денис увидел, что он находится в ладье, которая покачивается на воздухе, как на воде. Покачавшись немного, как на волнах, ладья вдруг со страшной скоростью, так, что дыхание захватило, устремилась в самый водоворот, то есть в темноту туннеля.

         - Вот это шоу! – захлебывался от восторга Денис. - Туда! Туда!

          Вскоре он рассмотрел, что зеленый огонь суть не что иное, как зеленая, очень яркая планета.

         - Это мой мир! – указывая в ее сторону рукой, проникновенно шептал Денис.

         - Эк его вставляет, - шепнула фея торговцу наркотиками Аркадию, который каким-то волшебным образом тоже очутился в ладье. – Чем ты его ширнул?

         - Этим самым…

         - Он первый раз, что ли?

         - Похоже, да.

         Пока эти двое вели светскую беседу, ладья с огромной скоростью приближалась к зеленой планете.

        - Скажите, прекрасная фея, как называется эта планета?

        - Это то место, где исполняются желания.

        - Все?

        - Конечно! Вот чего вы сейчас хотите?

        - Я?... Ничего не хочу. Мне уже и так хорошо.

        - Ну, может, все-таки чего-нибудь хотите? Например, женщину?

        - А разве может быть женщина лучше вас?

        - Спасибо, очень приятно. Но  вот поглядите…

        Денис отвернулся от феи и ахнул – перед ним предстала еще более прекрасная девушка, вся залитая золотом волос, окруженная ореолом света. И, не успел он насладиться ее созерцанием, как она скинула с себя сначала платье, затем – нижнее белье, обнажив пышные, белоснежные груди такой ослепительной красоты, что Денис вскрикнул. Они сверкали перед ним, как два сугроба.

        - Это кто – ангел? Ангел?

        - Что с вами?

        - Она! Я люблю ее! Я даже хочу на ней жениться!

        - На ком? На стриптизерше? Ирусик, слышишь? Тебе повезло – этот чел жениться на тебе хочет! Смотри, какой мальчик хорошенький!

        - Смотри, не передумай, красавчик, когда протрезвеешь!

        Златокудрая красавица стала двоиться, троиться, и вот около Дениса извивается уже с десяток красавиц. У него закружилась голова.

        - Нет, не это желание!  Я не то хочу… Я хочу… - Денис вспомнил сегодняшний творческий кризис. – Я хочу стать гениальным художником!

        - Ваше желание исполнено, - раздался с небес громогласный голос, так что Денис вздрогнул и стал в страхе озираться. – Кто это? Кто? А, я знаю, это Господь Бог! Только он может исполнять желания!

        - Нет, не только Бог, я тоже исполняю желания.

        В черном небе, заслоняя собой весь космос, висела фигура ведущего, теперь уже не во фраке, а в черной мантии, сливаясь с небесным сводом так, что и свет звезд померк, и только зеленые глаза сверкали, как два изумруда,.

        - Ваше желание исполнено! Вы – гений!

        - Вот как? Спасибо! Но я как бы не верю на слово… То есть мне хотелось бы убедиться. Эй, кто-нибудь, дайте же мне кисть, краски, мольберт.

        Ведущий взмахнул палочкой, и вот в руках у Дениса оказалась кисть, а прямо перед собой он увидел мольберт с девственной белизной бумаги. Что бы изобразить? Пожалуй, сегодняшний неудавшийся цветок. Денис взмахнул кистью – и белизна бумаги окрасилась таким пронзительно сиреневым цветом, что глазам стало больно. Но, самое удивительное заключалось в том, что нарисованный цветок вдруг ожил, лепестки его зашевелились и стали издавать тончайший аромат.

        - Да это же шедевр! Мой рисунок оживает! Я – гений!

        В этот момент ладья резко развернулась, едва не опрокинув своих пассажиров, и устремилась обратно.

        - Стой! Куда?! Я еще не дописал эту картину!  – но Денис напрасно надрывался, ладья стремительно уносила его обратно.

        - Стойте! Я хочу назад!

        - Зачем? – прямо перед ним опять возникло лицо с длинными зелеными глазами. – Ведь ваши желания исполнены. Вам была предложена прекрасная женщина, вы от нее отказались. Потом вы захотели стать гением – и стали! Вы же сами видите, что ваша новая работа – шедевр, никто из земных мастеров не создавал ничего подобного…

        - Я хочу назааад! – кричал, рыдая, Денис.

        Очнулся он в туалете. Он сидел на полу, над ним стоял Аркадий и плескал ему в лицо холодной водой.

        - Что это  было? – слабым голосом прошептал Денис, озираясь.

        - Глюки были.  Ну, слава Богу, очнулись... Вот это вас вставило! Я уж испугался, как бы чего не вышло. Скорую-то не будешь же вызывать.

        Денис, окончательно придя в себя, поднялся с пола. Он чувствовал страшную слабость во всем теле и опустошение в душе, словно только что пережил сильное эмоциональное потрясение.

        - Спасибо, что приглядели за мной. Я пойду, пожалуй.

        - А вы в состоянии?

        - Вполне. И, знаете, что – продайте мне еще дозу. Даже две.

        - Пожалуйста. Только аккуратнее с этой штукой.

         Денис равнодушно протянул Аркадию купюры, а Аркадий вложил ему в руку две ампулы.

        - Вы всегда сможете меня здесь найти.

        «Вряд ли, - подумал Денис. – Это ж я только так, от скуки… Это только сегодня. И все». Наверное, так думает каждый, садясь на иглу.

    

    

                                                          Действие 20.

                   

         Прошла ровно неделя после нападения головорезов Глазурьева. А кажется – не один месяц прошел, столько событий произошло за это время! Спокойная размеренная жизнь Ветрова всколыхнулась, словно в тихий пруд бросили камень.

        Вот и наступил решающий день икс:  пора объявить Глазурьеву о принятом решении. Игорь морально подготовился и чувствовал себя уверенно. Он стоял в своем кабинете перед зеркалом, встроенным во внутреннюю сторону  дверки шифоньера. На него надменно и внимательно смотрел молодой прекрасный мужчина с жестким взглядом светлых глаз. С видом победителя Игорь отбросил льняную челку со лба и коварная улыбка зазмеилась на его изнеженных губах.

        - Ну, повар… ну, Жорик, погоди!

        В дверь поскреблась Светочка.

        - Игорь Геннадьевич, простите. Здесь Владимир Петрович. Он готов выезжать.

         - Пусть заходит.

        Вошел юрист, высокий педант с внешностью английского лорда.

         - Ну, Володя… Сам понимаешь – момент очень важный.

         - Понимаю.

         - От нас с тобой зависит, как мы проведем переговоры…

         - Я не знаю насчет профессиональной подготовленности юристов Глазурьева, - он даже картавил на английский манер, произнося «р» мягко, как выпускник Кембриджа. – Но я, со своей стороны, подготовился в плане законодательства…

        - Ох, Вовка…. То, что ты подготовился как юрист, не помешает, конечно,  но сейчас мне важнее, чтобы ты продемонстрировал не  юридические способности, а актерские.

         - Актерские?

         - Конечно! Понимаешь, наша задача – создать у противника полную уверенность, что мы капитулировали и думаем только о том, чтобы отступить с наименьшими потерями.

         - Я готов.

         - Ну и отлично! Секьюрити наших видел?

         - Они в предбаннике.

         - Едем!

         Вышли в приемную. Два телохранителя поднялись, выпятив челюсти и распрямив плечи.

         - Ну, орлы! – обратился к ним Игорь. – Задачка у вас не из легких… В логово к преступникам едем… Могут и замочить, если что подозрительное заподозрят. Или если мы с Вовкой плохо свои роли сыграем.

        - Мы готовы, Игорь Геннадьевич! Пушки, ну, и все дела, все при нас.

        - В общем, друзья мои, роли распределяем так – я лузер, который намочил в штаны со страху и готов преподнести Жорику, ну, то бишь Глазурьеву, свой бизнес на блюдечке с рюмочкой французского коньячку. Понятно? Я лузер.

         - Понятно, Игорь Геннадьевич. Вы лузер. То есть, роль такая.

         - Вовка – это мой юрист, который понимает, что дело дрянь и проиграно напрочь, но, по приказу хозяина, то бишь меня, пытается спасти хоть шерсти клок, то есть выйти из этой задницы с наименьшими потерями. Понял, Владимир Петрович?

        - Понял. Сделаем.

        - Тогда погнали.

        - С богом, Игорь Геннадьевич! – взволнованно крикнула вслед Светочка, нервно заламывая наманикюренные пальчики.

         Загрузились в ветровскую «бэху», уже прогретую водителем Борей, тронулись.

         Через полчаса припарковались у офиса сети «Семейный», выгрузились. Телохранители с преувеличенным вниманием начали озираться, прикрывая широкими спинами хозяина. Володя вышагивал важно, гордо неся  пухлую папку бумаг, Игорь семенил за ним старческой шаркающей походкой, ссутулившийся, словно придавленный невыносимым горем. Его льняной чуб, только что залихватски заломленный, теперь мочалкой свисал на лицо.

         «Артист в нем умер, однако», - отметил про себя Володя.

         Навстречу выбежал человек.

        - Господин Ветров? Я зам Глазурьева, прошу.

         Он провел их внутрь здания, и дверь за ними захлопнулась. Игорь вздрогнул. Зам заметил его непроизвольное движение, понимающе улыбнулся.

        - Игорь Геннадьевич, если вы пожаловали к нам с честными намерениями и с открытыми картами, вам нечего опасаться.

         Игорь ответил ему затравленным взглядом.

         Бесшумный лифт доставил их… на какой-то этаж, дальше зам опять вел их, петляя по коридорам, пока не вывел к массивной двери под дерево, распахнул ее:

         - Прошу!

         Вся компания ввалилась в предбанник, где сидел прообраз секретарши Светочки, только с короткой стрижкой и ярко-рыжими волосами. Она махнула в сторону двери с золотой табличкой – «Георгий Иванович Глазурьев». Вошли в просторный кабинет. Игорь не смотрел по сторонам, его взгляд сразу приковался к хозяину кабинета – в массивном кресле, обтянутом коричневой кожей, сидел Глазурьев. Игорь даже приостановился, настолько не ожидал он увидеть своего противника таким – совсем не страшным, маленьким, пухлым,  типичным поваром. Физиономия добродушная, лоснящаяся, простоватая улыбка, ворот рубахи распахнут, обнажая жирную грудь с толстой золотой цепью и массивным крестом, который сразу приковал взгляд Ветрова так, что тот не мог его отвести, хотя  понимал, что это неприлично – так рассматривать дорогую вещь. Глазурьев проследил за его взглядом:

        - Крестик мой заинтересовал? Ценная вещь, с Афона. У старцев освящал.

        - Вы верующий?

        - Ну, а как же, Игорь Геннадьевич? Как без Бога-то? – Глазурьев развел пухлыми ручками, словно бы искренне недоумевая, как можно без Бога.

        - Жена у меня – тоже верующая…

        - Это правильно.

        - А я нет.

        - А это плохо, Игорь Геннадьевич, это плохо. Подумайте – не отсюда ли беды ваши? От безверия?

        «Во как! – с неудовольствием подумал Ветров. – Сейчас еще и захват моего бизнеса подведет под святое дело – Бог, дескать, наказывает за безверие. А он, типа – верующий, значит, Богу угодный, ему и моим бизнесом владеть».

        - Присаживайтесь, - хозяин имитирует пухлыми ручками широкий гостеприимный жест.

        Игорь, Владимир и телохранители сели по одну сторону стола, юрист и телохранители Глазурьева – по другую. По разные стороны баррикад… Сам хозяин – во главе стола. Игорь с неудовольствием узнал в глазурьевских мордоворотах тех самых, что разукрасили его неделю назад. Глазурьев тем временем нажал кнопку вызова секретаря:

        - Светочка, всем по чашечке кофе и коньячок. Сделку обмоем.

        - Хорошо, Георгий Иванович.

        - Боже, и здесь Светочка! – невольно вырвалось у Ветрова.

        - Не понял? Простите?

        - У меня тоже секретаршу Светочкой звать…

        - А у нас вообще, как я посмотрю, очень много общего, Игорь Геннадьевич. Файлы у нас с вами в одном направлении работают. Куда я, туда и вы по моим стопам. Так что спотыкаюсь постоянно.

        - А, может, это вы по моим стопам, Георгий Иванович? Я первый со своим бизнесом на рынок вышел.

        - Много у нас общего, очень много! – продолжал Глазурьев, словно не расслышав реплику противника. – Ведь я тоже без всяких связей, без первоначального капитала свое дело  начал, как и вы, с нуля.

        - Наслышан о перипетиях вашего жизненного пути, Георгий Иванович, наслышан. Только вот, в отличие от вас, избранником народным – то бишь депутатом, не был.

        - Да, было дело, - добродушно усмехнулся Глазурьев. – Ну, у вас еще все впереди.

        - …Видно, потому, что мне в своей профессиональной деятельности не надо было от закона уходить. Чист я перед законом, в отличие от некоторых.

        - Ну, как выяснили мои юристы, не совсем чисты, вернее, совсем не чисты.

        Вошла Светочка, обнесла всех чашечками кофе и водрузила на стол бутылку коньяка. Аккурат возле хозяина – будет его барская воля, нальет, а не будет воли, ничего вам не обломится, гости дорогие... Кофе с удовольствием и причмокиваниями пили только сам Глазурьев и его юрист – горбоносый тип, этакий судейский крючок, с узенькими плечиками и очками на кончике носа. Ветровские телохранители к кофе не притронулись, сидели – морды тяпкой, руки на пушках. Володя не притронулся тоже, являя собой вид крайне официальный и деловой. Ветров на кофе покосился с опаской и перевел затравленный взгляд на хозяина:

        - Спасибо, только неделю назад вы меня уже угостили. Тогда еле оклемался после ваших угощений, а теперь – кто знает, может, и не оклемаюсь.

        - Да ладно, Игорь Геннадьевич! Эк вас мои ребята напугали! – Глазурьев засмеялся искренне, видно было, что польщен.  – Ну, раз угощаться не желаете, давайте к делу. Слово юристам. Пожалуйста, Юрий Борисович…

        Крючок заговорил, шурша бумагами и перемежая речь юридическими терминами. Володя внимательно слушал, делая пометки в своем органайзере.

        - Приятно послушать, как умные люди говорят, - добродушно ввернул Глазурьев. – Я ведь повар по образованию, наукам не обучен, как и вы, впрочем, Игорь Геннадьевич. Прозвище у вас есть – «прекрасный мясник». Не знаете?

        - Первый раз слышу.

        - А вот так вас в нашей деловой тусовке прозвали.

        - Ну, и здесь я вам не пара – вы повар, а я – инженер.

        - Знаю-знаю… После вашего инженерства на «Слоне» предприятие приказало долго жить.

        Но тут слово взял Володя, и Ветров превратился в слух. Володя соглашался с тем, что бизнес они передают, но настаивал на том, что до подписания договора следует провести аудит – пусть  новый владелец будет в курсе текущих дел.

        - Думаю, что Георгий Иванович не захочет получить убыточный бизнес, где прежде чем ждать какой-то прибыли, надо расплатиться с долгами.

         - Чего кота за хвост тянуть? – рявкнул Глазурьев. – Что я – не знаю, что дела у Ветрова идут отлично? Подписываем сейчас же! Принимаю бизнес в любом виде!

         - Вот как? Ну, как скажете, - на бесстрастном лице Володи промелькнула едва заметная усмешка. – Просто уж если вы хотите строго по закону… Но мы-то, со своей стороны, на аудите, понятное дело, не настаиваем.

        Повисла пауза. Все четверо – два хозяина и два юриста – обменялись перекрестными взглядами. Глазурьев пытался соображать, медленно двигая свиными глазками. Крючок насторожился. Володя сидел с невозмутимым видом. Ветров напрягся и аж вспотел, украдкой смахнув пот с высокого лба надушенным платком. Вот он – решающий момент! Что решит Глазурьев? Если решит подписывать, то как увернуться от этого? Как  время протянуть?.. А протянуть время надо позарез! До выборов.

        Первым сдался Крючок.

        - Георгий Иванович, я, пожалуй, не возьму на себя ответственность принимать бизнес без аудита.

        - Какой еще аудит? Речи ни о каком аудите не было!

        - Так-то оно так, да только лучше бы риски минимизировать.

        - Но я хочу побыстрее покончить со всеми формальностями.

        Глазурьев сделал свой пухлой ручкой хватательный жест.

       - Вот именно! Давайте быстрее покончим со всеми формальностями! – вдруг зафальцетил Ветров, словно нервы у него расшалились. – Я хочу быстрее в Тайланд!

        Эта фраза вырвалась у него экспромтом.

        - Куда? – не понял Глазурьев. Да и Володя повел бровью – натурально получилось.

        - Ну, а что вы думаете – чем я буду заниматься, когда отойду от дел? Денежки у меня есть, уеду в Тайланд. Там русская диаспора. Куплю виллу. А вы тут разгребайтесь… Хе-хе… Давайте! Где подписать?

        - Если вы не настаиваете на аудите, мы готовы подписать… - вторил ему Володя.

         Крючок переглянулся со своим хозяином.

        - Георгий Иванович, вы пригласили меня в качестве представителя ваших интересов, с точки зрения законности… Я бы не стал брать на себя ответственность… Ходят слухи… - он опасливо покосился на Ветрова. – Там у них какие-то проблемы… Надо бы проверить… Все равно их бизнес у нас в руках… Неделя туда, неделя сюда – роли не сыграет.

        - Согласен, - кивнул Глазурьев, беспокойно заерзав. – Коли слухи… Дыма без огня-то… И потом, если с точки зрения закона… Мы же по закону решили действовать… А сколько понадобится времени?

        - Можно месяца за полтора-два успеть.

        - Хорошо. Давайте так.

        Глазурьев покосился на Ветрова – он сидел побледневший и поникший.

        - Особенно коли слухи… Да он и за неделю мог много чего накуролесить… Но хоть протокол о намерениях мы можем подписать?

         - Это можно.

         - Хорошо. Он у нас подготовлен?

         - Есть. Я предусмотрел его тоже на всякий случай.

         Подписали.

         - Так что с Тайландом придется подождать, - хищно улыбнулся Глазурьев. – И с коньяком мы пока повременим… Будем держать вас на крючке, рыбки, чтобы не сорвались.

    

    

                                                           Действие 21.

    

    

         Ася  застала Вячеслава Тихоновича Золотова за работой – он сидел за своим столом, сдвинув очки на кончик носа и сосредоточенно изучая какие-то бумаги.

        - Добрый день! Не помешаю?

        - Привет, Ася! Нет, конечно! Как ты можешь помешать… Присаживайся, сейчас кофе будем пить.

        - Мне показалось, что вы очень заняты.

        - Не показалось – занят. Но – надо отвлечься, а то голова кругом. Что погода?

        - Питерская. Дождь заливает, такой противный, мелкий, да еще ветерок… Бррр!

        Ася с удовольствием сбросила мокрую куртку, раскрыла и поставила сушить зонт. Золотов распорядился насчет кофе. И вот, через несколько минут они уже сидели в креслах перед журнальным столиком и потягивали ароматный напиток.

        - Рассказывай, как дела, как твоя предвыборная кампания.

        - Ой, Вячеслав Тихонович, к нам в первичку такой экземпляр интересный поступил! Парень из Ивановска. Кладезь идей! Не успел прийти, как уже идеями закидал.

        - Что ж он предлагает, этот парень из Ивановска?

        - Открыть приемную депутата, чтобы начать работать, принимать граждан, еще до выборов. Газету выпускать предлагает…

        - А деньги на это все где взять – предлагает?

        - У Ветрова возьмем. Для него это суммы несерьезные, а он сейчас старается.

        - Ну-ну, это хорошо, что товарищ инициативный. Нам такие нужны. И дело ему по силам подберем. Ну, а с Ветровым что?

        - Было у нас собрание первички, приняли его и сына… Вячеслав Тихонович, я вот насчет собрания  и хотела с вами переговорить. Оно меня очень встревожило.

        - Что там?

        - Похоже, назревает заговор… Против вас. Инициаторы – Тихомирский и компания. Ну, знаете, националисты и еще некоторые примкнувшие… Обвиняют вас в том, что вы критикуете ЦК, осторожно относитесь к «русскому вопросу». Мы с Волиным, конечно, защищали вас, как могли, да ведь такие страсти закипели – рта не давали раскрыть…

        - Не удивлен. Заговор действительно имеет место. И не только в вашей первичке. До меня доходит информация, что и в других районах неспокойно.

        - Как?!

        - А вот так. К примеру, в Центральном сильна оппозиция, это в тех первичках, где, помнишь, взносы не собирались и было много «мертвых душ». Я секретарям выговоры объявил, так они, видно, зло затаили, а теперь решили, что появилась возможность отомстить.

        - Так надо же что-то делать!

        - Что делать? Лучше всего – не обращать внимание на их мышиную возню. Недовольные всегда были и будут. Главное, что наших сторонников – гораздо больше!

        - И как вы в целом смотрите на эту ситуацию?

        - Очень спокойно, даже с иронией. Разумеется, я уверен в нашей победе, и стараюсь не придавать значения этим интригам.

        - А как вы думаете – кто замутил эту бодягу?

        - Думаю, что сам Тихомирский и замутил. Он же у нас с короной на голове – возомнил себя великим идеологом. Тоже мне – мастер переписывать марксизм-ленинизм на современный лад, приспосабливать к реалиям нашего времени.

   Всегда смотри, кому это выгодно. А Тихомирский всё-таки член горкома, один из партийных лидеров города, опять же – с большими амбициями и с большим самомнением. Как пить дать – метит на мое место. Вот такие люди мешают партийной работе! Из-за таких говорят, что политика – грязное дело.

        - То есть, нет причин волноваться?

        - Конечно, нет!

        Пока актеры на сцене пребывают в блаженном самоуспокоении,  за кулисами тем временем готовится для них нечто неожиданное и пренеприятное.

    

    

    

    

    

    

                                                     Действие 22.

    

    

        Иван Петрович Зубанов неспешно и важно идет по коридору, мягко ступая по ковровой дорожке  дорогими ботинками. Не идет, а несет себя, столько собственного достоинства в этом респектабельном человеке. Подойдя к кабинету с табличкой «КУКЛОВОД Владислав Альбертович», он приостанавливается, поправляет узел своего неизменно красного галстука, легонько стучит и, услышав бархатное «Да-да, войдите», входит с легким покашливанием. Владислав Альбертович ласково кивает и мягкой изнеженной рукой указывает на кресло около себя.

    - Присаживайтесь, Иван Петрович. Ну, что там у вас? Что за новости? Прямо скажу – заинтриговали. Вроде в вашей епархии тишь да благодать, все предсказуемо,  благонамеренно. Этакое оппозиционное болото. И вдруг.

     - Стараемся… Но если болото не поддерживать в его, так сказать, неподвижности, то в нем, образно выражаясь, вдруг да и заведутся… змеи.

   - Змеи?! Упаси Бог! Рассказывайте же!

   Иван Петрович раскрыл папку, вынул оттуда бумагу.

   - Читайте! Вот, из Питера получил.

   Кукловод прочитал вслух:

   -  «Преодоление «золотовщины» в городском отделении партии…». Это что еще?..

   - Читайте, читайте, Владислав Альбертович.

   Дальше Кукловод уже читал про себя.

   «… Тов. Золотов - первый секретарь городской партийной организации Ленинграда. Вячеслав Тихонович до этого был в составе Бюро городской организации, вторым секретарем. И когда его рекомендовали на работу первым секретарем, то большинство голосовало «за», зная его очень, очень большую работоспособность, преданность идее. Он готов был браться за любое дело, и все  доводил до конца.

   И видимо, вот этот успех, как говорится, «испытание медными трубами», Вячеслав Тихонович не выдержал. Начались его самостоятельные решения. Для того, чтобы проводить эти решения в жизнь, он сформировал послушный себе городской комитет, послушное Бюро городского комитета партии, которое принимало решения  по личной преданности тов. Золотову.

   Мы инкриминируем тов. Золотову следующие отступления от решений ЦК нашей партии, а также его волюнтаристские решения:

1. Саботаж работы по проведению массовых акций – митингов протеста. На эти мероприятия приходит от силы 50 (!) человек, то есть даже далеко не все коммунисты считают нужным посетить данные мероприятия, что уж говорить о привлечении широких слоев масс. Работа саботируется – нет своевременного оповещения, информирования граждан. Сами мероприятия подготавливаются казенно, словно цель их проведения – лишь для галочки.

2. Критика и саботаж решений ЦК. Так, тов. Золотовым неоднократно высказывались мысли о вредности «Русского вопроса», подвергались преследованию истинные патриоты, пропустившие идеи этого важного для нашей деятельности вопроса через свое сердце. Так, были лишены финансирования те первичные организации, члены которых активно работали в плане реализации стратегии «Русского вопроса».

3. Торг мандатами, в результате которого в ЗАКС проходят буржуи, отодвигая с проходных мест настоящих коммунистов, пролетариев, представителей трудового народа.

4. Жалкое существование влачит партийная пресса. Городской газеты днем с огнем не сыщешь, мало, вопиюще мало выпускается листовок и прочих агитационных материалов.

   Учитывая то, что деятельность тов. Золотова носит явно выраженную фракционность, то, что им саботируется работа городской организации СДПРФ, что в своих выступлениях он, критиканствуя, подрывает авторитет ЦК и лично нашего вождя, тов. Зубанова, и тем самым наносит непоправимый вред городскому отделению нашей партии, и в целом – коммунистическому движению в наше смутное, тревожное время, мы обращаемся с просьбой к Центральному Комитету, Центральной Контрольно-ревизионной комиссии, лично к тов. Зубанову, внимательно присмотреться к деятельности тов. Золотова и лишить его занимаемой им должности первого секретаря городской партийной организации Ленинграда».

   Кукловод задумчиво потер подбородок, полистал приложенные листы, испещренные подписями.

   - А это что – подписавшиеся? Сколько же их тут?

   - Пятьсот двадцать две подписи.

   - А членов СДПРФ в Питере две тысячи? Так?

   - Так.

   - Хм, меньшинство… Но значительное. Что скажете? И что он вообще из себя представляет, этот товарищ Золотов?

   - Золотов в партии почти от самого ее основания. Принимал участие в создании городской организации. Всегда был лидером. Он и внешне – лидер, яркий, харизматичный – высокий рост, осанка, царственная внешность… Гордо откинутая голова, орлиный нос, зычный, поставленный  голос… Неплохой оратор. Партийную работу в Питере действительно поднял на должный уровень – резко увеличился приток новых членов, собираемость взносов и пожертвований – лучшая по стране, внедряются нестандартные формы работы… То есть, под его руководством пробуют, экспериментируют – и весьма успешно. Умеет подобрать кадры – много молодежи, журналистов, ученых, ярких представителей творческой интеллигенции.

   - Словом, если и дальше так пойдет, то в скором времени в Питере новая революция грянет?

   - Не исключено.

   - И вам, дорогой Иван Петрович, какой конкурент этот товарищ Золотов! Как я понял, он стремительно набирает политический вес! Ну-ну… Ваши планы?

   - Помилуйте, Владислав Альбертович, какие могут быть планы?.. Вы сами только что перечислили все опасности, исходящие от Золотова: подрыв авторитета МОЕЙ партии, и моего личного авторитета, конкуренция харизматичного лидера, бешеными темпами наращивающего политические мускулы, перспектива новой революции, наконец! Надо кончать с ним и с его приспешниками!

   - Каким образом?

   - Обвинение в «неотроцкизме»!

   - В чем?

   - В «неотроцкизме»! Сейчас широко освещается вредная деятельность Троцкого, для которого Россия была лишь хворостом в топке мировой революции, которому было наплевать на судьбу русского народа, с легкой руки которого уничтожались православные храмы и репрессировались священники, который пытался изгнать все русское ради торжества интернационализма! А наш несравненный автор «Русского вопроса» подобрал столь меткое словцо для определения деятельности Золотова. Неотроцкизм! Троцкизм 21-го века! Змея, запущенная в коммунистическое движение, чтобы внести раскол!

   - Меткое словцо! Особенно на фоне развивающегося национализма… И знаете что, Иван Петрович, я уверен, что вслед за подписями против Золотова пойдут и подписи за Золотова. Так вот, всех подписавшихся за – вон, следом за их любимым лидером! Это тоже суть ваши враги.

   - Разумеется!

   - Ну, в таком случае начинаем «Ленинградское дело-2»!

    

                                                    Действие 23.

    

    

        Игорь Геннадьевич восседал в высоком кожаном кресле во главе стола. По громкой связи раздался голос Светочки:

        -  Артем Вениаминович.

        Ветров мельком взглянул на часы – ровно одиннадцать. Пунктуален.

        - Пусть заходит.

        Новый сотрудник распахнул дверь  широким жестом уверенного в себе человека, вошел стремительно, по-деловому кивнул. Начальник ответил ему таким же деловым кивком и указал на ближайшее к себе кресло.

        - Мне звонила Ася, - нарушил молчание Ветров, пока его маркетолог раскладывал на столе бумаги. – Вкратце рассказала о ваших идеях. Мне они показались интересными, нетривиальными и… довольно бюджетными. Но чтобы принять окончательное решение, хотелось бы видеть смету. Когда сможете представить?

        - Смета готова. Взгляните, - Артем почтительно, но с чувством собственного достоинства протянул Ветрову несколько листов бумаги, скрепленных степлером.      Игорь мельком посмотрел смету, удовлетворенно кивнул.

        - Хорошо… Я так понял, что вопрос насчет депутатской приемной вы  сами за меня решили – в листовках уже и адрес указан. Не поспешили?

        - Ну, мы верим, что вы нас поддержите. А насчет того, что поспешили – напротив, ползем, как черепахи. Все это надо было делать вчера. Выборы-то на носу.

        - В области политики вы – кладезь идей. Вижу, что политика вас по-настоящему интересует. Однако, Артем Вениаминович, хочу напомнить вам, что для меня вы в первую очередь все-таки мой маркетолог, и только во вторую очередь мой товарищ по партии. В общем, я хотел бы видеть от вас и столь же интересные идеи,  касающиеся моего бизнеса.

        - О своих непосредственных обязанностях не забываю, - улыбнулся краешком губ Артем. – А потому я сегодня к вам с конкретным предложением относительно вашего бизнеса.

        - Ну, вот, другое дело… Слушаю на-и-вни-мательно.

        - Предложение мое такое… Надо в корне изменить маркетинговую политику и позиционирование.

        - Каким образом?

        - Отказаться от импорта и сделать ставку на отечественного производителя.

        - Но у меня и так больше отечественных продуктов, чем у других.

        - Этого недостаточно. Надо довести до 100%.

        - Вы… с ума сошли? Какая абсурдная идея!

        - Как сказал Эйнштейн: если идея не кажется на первый взгляд абсурдной – она не заслуживает внимания. Вы только представьте: наши сельхозпроизводители на вас молиться будут, имидж вашей сети взлетит до небес – еще бы! Такая отстройка от конкурентов! Бизнесмен, который хочет накормить население качественными, экологически чистыми продуктами, без всяких там ГМО, Е и прочей гадости! Бизнесмен, который заботится о здоровье населения… Поддерживает отечественного производителя… Патриот! Да народ только у вас отовариваться будет! Валом повалит!

        - Я, впрочем, и сам именно так  старался себя позиционировать, но чтобы до такой степени… Как-то это неожиданно…

        - Неожиданно? Да это вы сами  меня на такие мысли натолкнули, когда о себе

    на собрании первички рассказывали. Ну, вспомните, вы говорили, что ваша цель – накормить народ качественными продуктами.

        - Да, в самом деле… А… цены?

        - Что-то будет дешево, может, даже дешевле себестоимости. А как же! Надо же имидж поддерживать… но что-то будет и дороже. И это съедят, вот увидите! Если подать это в обертке поддержки отечественного производителя, экологически чистого продукта и так далее… да тут простор для идей. А поскольку дизайн упаковок наших производителей по-прежнему в стиле «совка» - выпускайте его под брендом собственных марок.

        - Хм… А что мне это даст?

        - Что даст… То есть, в чем преимущество вашей собственной торговой марки? Первое – реклама. Упаковка каждого продукта несет на себе рекламную информацию о вашей сети. И потребитель съедает эту информацию не просто глазами, а, образно выражаясь, действительно съедает вместе с продуктом. Второе – вы привлекаете в свою сеть покупателя… Опять образное выражение – торговая сеть и сеть для ловли человеков… привлекаете в свою сеть покупателя дешевизной. Пример  конкурентов – «Красная цена», «Лучшая цена», «Лучший выбор» и прочее. Вы спросите, на каких производствах будут изготавливаться продукты ваших торговых марок? На производствах ваших же поставщиков. Вам достаточно поставить им условие, чтобы часть своей продукции они маркировали в вашу упаковку. Ну да, она будет стоить чуть дешевле, зато это реальный заказ, это – возможность остаться вашим партнером, вашим поставщиком. Иначе… Ну, все знают, как сложно встать в сети и как легко потерять свое место на полках гипермаркетов.

       

        - Все это интересно. Но хотелось бы, чтобы вы составили бизнес-план.  Сколько вам на это потребуется времени?

         - Вот бизнес-план.

        - Как – уже готов?!

        - Да.

        - Послушайте, когда вы все успеваете?

        - Двадцати четырех часов в сутки мне вполне хватает. Даже еще на сон остается.

        - А на личную жизнь?

        - А на личную жизнь - пока нет.

        -  Ну, что ж! Я изучу ваш труд в свободное время. О своем решении сообщу. Если будут возникать вопросы, уж постарайтесь мне на них ответить и предоставить, в случае необходимости, недостающую информацию.

        Легким кивком головы Игорь показал, что аудиенция окончена и сделал вид, что углубился в бизнес-план. Артем поднялся и вышел.

        Домой Артем пришел раньше, чем обычно, так как отпала необходимость сидеть на работе допоздна, спешно доделывая бизнес-план. Уфф, сдал работу… Теперь можно заняться и своими делами. Ранний приход домой означает, что можно посидеть в интернете. Наскоро соорудив бутерброд и вскипятив чай, он привычно включил свой ноутбук и, прежде чем выложить в социальные сети написанную вперемежку с бизнес-планом статью, задумался:

        «Меня не покидает ощущение, что я ношу несколько масок, которые меняю в зависимости от обстоятельств. Несколько часов назад я носил маску начальника отдела маркетинга. И я так сжился с этой маской, что в поте лица  работал на капиталиста. Работал вдохновенно, азартно, получая удовольствие от своего предложения и предвкушая, словно пес, радость хозяина. Мне платят за это деньги. Мой опыт, мой интеллект куплены этим человеком. Я работаю на него. А сейчас я снял маску маркетолога и надел маску революционера. Я думаю, как быстрее сокрушить этот строй, то есть обанкротить этого, отдельно взятого капиталиста, и всех буржуев вообще, уничтожить их как класс. Так вот,  какая из этих масок – мое настоящее лицо?... Но еще более интересно,  какая маска настоящая у моего работодателя? Одна его маска – владелец предприятия, бизнесмен. Другая – депутат от оппозиции, член компартии. Какая? Я вот думаю, что маска буржуя – его истинное лицо. Сдается мне, что в политику он подался по необходимости, чтобы спасти свой бизнес. И как много в нашей партии вот таких случайных людей! Как много тех, кто примкнул к нам не за идею, а за выгодой! Вот потому-то и топчемся не месте. Потому что таким, как Ветров – не нужна революция. Их устраивает имитация политической деятельности. На будущее – надо отделять плоды от плевел. Надо разбираться, кто с нами за идею, а кто – за выгодой. Ну, это так, лирическое отступление».

        Артем встряхнул головой и стал быстро печатать:

        «Я работаю в продуктовом магазине. На 70% ассортимент продуктов представлен импортом, и лишь на 30% - товарами отечественного сельхозпроизводителя. Потребитель привык к тому, что он покупает аргентинское мясо, израильскую редиску, египетский картофель, китайский рис, польские огурцы, турецкий чеснок. И невольно возникает вопрос – а у нас растет что-нибудь, кроме цен?

       А у нас, если и начинают  что-то выращивать вопреки всем препонам, которые ставит людям государство, как тут же происходит варварское уничтожение того, что взращено с огромным трудом. Так, на юге России чиновники разоряют фермерские хозяйства под предлогом борьбы со свиной чумой. Уже  разорены сотни частных хозяйств. Тысячи свиней уничтожены. Люди, лишившиеся средств к существованию, в отчаянии — проклинают власть, подозревают ее в сговоре с зарубежными агрохолдингами и грозят взяться за вилы. Так, из форума российских фермеров я почерпнул информацию, что никаких ветеринарных документов, подтверждающих наличие свиной чумы, нет.    Более того, один из сельских глав, когда его настойчиво попросили  показать  результаты анализа на африканскую свиную чуму, проговорился: «Свиной чумы у нас нет — есть приказ уничтожить свиней!» И уничтожают.  Вот страшные, вопиющие свидетельства очевидцев:
        «В Богучарском, Петропаловском и Верхнемамонском районе Воронежской области творится беспредел, — пишут на форуме фермеров. — Под предлогом африканской чумы   уничтожаются поголовья свиней в частных хозяйствах. После укола снотворного животных складывают в «котлован» и поджигают. Свиньи приходят в себя, горят живьем. Верхний слой обгорает, снизу копошатся живые свиньи. Их закидывают старыми покрышками, некоторым удается выбраться, и они обгоревшие бегают по полю. Свиньи, которые погибли, лежат на солнцепеке уже несколько суток. Птицы растаскивают мясо по всей округе. Жуткое зрелище! Никакой обработки не проводится, никаких документов не предъявляется. Жгут здоровых свиней! Это последствия вступления в ВТО?
        … В Богучарском районе в с. Дьяченково, по сообщениям односельчан, повесился мужчина. У него вывезли более 100 свиней, на которых он брал кредит в полтора миллиона. Животные были здоровы.
        … Душа болит за людей! Селяне не держат поросят на лето, они ЭТИМ живут. Люди работают на земле, без хозяйства прожить невозможно, детей в школу отправлять — свинка, ремонт — свинка и т.д. Поэтому свиньи — у большинства единственное средство к существованию. Но на людей всем наплевать, дождутся, когда люди с вилами пойдут вершить очередную революцию».

        Засыпая, Артем продолжал думать: «Возьмем вилы, и тогда держитесь… Будет вам революция! Вот только когда?..» Он  еще не знал, что ждать осталось не так уж  долго…

    

    

                                                            Действие 24.

                                          

    

        После того незабываемого вечера в ночном клубе «КВН» Денис впал в тоску и не находил себе места. Пытался рисовать, но, вспомнив о сверкающем цветке, порожденном его кистью, неудовлетворенно вздыхал, рвал бумагу, комкал и швырял в стену…

      Все чаще бросал он тоскливый взгляд туда, где припрятал ампулы. Ну, это на крайний случай, когда уже совсем невмоготу будет.

        Чем себя занять? Чем же занять? Как убить это тягучее, как жевательная резинка, время? Наркота? Классно, но не сейчас… Выпить? После героина совсем не прикольно…  Творчество? Нет вдохновения... Секс? В самом деле – почему нет? Последний раз он занимался любовью дня три назад. Он вспомнил хрупкую Надин и почувствовал, как в теле лениво шевельнулось возбуждение. Денис  спустился вниз, позвонил. Дверь открыла её бабушка.

        - Я за Надей. Можно украсть ее на часок?

        - Ох, спасибо вам, молодой человек! – горячо зашептала бабушка. – Какой же вы молодец! Уделяете столько времени моей девочке! А уж как она расцвела благодаря вам… Надя, Надя, за тобой Денис пришел.

        Денис вошел в комнату. Жалкое зрелище представилось ему – Надин сидела, скособочившись на сбившейся подушке и наскоро приглаживала свои реденькие волосы. Когда он вошел, она испуганно отдернула руку и посмотрела на него со смущенной и виноватой улыбкой. Жалкая, тщедушная калека. «Хм… Чем она могла мне так понравиться? Что я нашел в ней?... Мне показалось, что она хрупкая, как фарфоровая статуэтка, нежная, как взбитые сливки… А сейчас я вижу только инвалида, мне жалко ее – и все».

        - Идем ко мне?

        - Да!

        Пока он пересаживал ее невесомое тело в коляску, она жарко шептала ему: «А я ждала тебя и вчера, и позавчера… Я уже испугалась, что ты больше никогда не придешь!»

        - Почему ты решила, что я не приду? Я же все время возвращаюсь.

        - Каждый раз мне это кажется чудом.

        Вкатив коляску в свою комнату, Денис запер дверь. Затем взял Надю на руки и посадил ее на диван. Оглядел ее цепким взглядом художника. Нет! Совсем не хороша! Однако надо бы проявить гостеприимство. Денис вздохнул и придвинул поближе к дивану маленький столик, сервированный  вазой с конфетами и бутылкой вина. Он  разлил вино в бокалы, включил музыку, зажег ароматические палочки… Задумался.

        - Денис, что случилось?

        - А что?

        - Ты как робот. Какие-то у тебя механические движения. Ну, как будто какая-то мысль не дает тебе покоя.

        - Мысль? Да, пожалуй… Ты умеешь хранить тайны?

        - Да! – Надин удивленно распахнула глаза.

        - Вот и чудненько… Сейчас ты узнаешь одну мою маленькую тайну… - так бормотал он, а сам достал из тайника ампулу, шприц, закатал рукав рубашки.

        - Что это? – с тревогой спросила Надин. – Это лекарство?

        - Да, это лекарство, - Денис многозначительно улыбнулся. – Пришло время принять мое лекарство.

        - Так ты… ты болен? – она взволнованно облизнула губы. - Это и есть твоя тайна?

         Денис бесстрашно проколол себе вену и впустил дозу.

        - Вот и все… Правду говорят – на миру и смерть красна.

        - А что это за болезнь? Я надеюсь, ничего серьезного?

        - Нет… Ну вот, сейчас я опять буду внимателен и любезен.

        Спрятав следы преступления, Денис поднял бокал.

        - Вот теперь я могу с тобой выпить… Ну, за что пьем?

        - За здоровье! За твое здоровье!

        - И за твое!

        Выпили.

        Денис почувствовал, что становится как-то радостнее. На книжном шкафу сидел тряпочный мексиканец в сомбреро, с настоящей сигарой в гуттаперчевых пальцах. Денис стянул с его головы сомбреро и надел на Надю. В руки ей он вложил сигару.

        - Сиди так! Я буду тебя рисовать.

        Он приготовил лист, краски… И принялся творить. Чем дольше он рисовал, тем более удивительные метаморфозы происходили с его гостьей. Она плавала как бы в тумане, светлая и полупрозрачная. Шляпа казалась ему нимбом, а сигара – змеей. И это противоречие между святым и греховным возбудило его настолько, что он, бросив кисть, устремился к ней, повалил на диван и овладел ею с такой страстью, какой никогда до этого ни к кому не испытывал.

        - Ты богиня! – шептал он. – Ты дьявол! Ты ангел!

       … А потом они с головокружительной скоростью летели куда-то в черном узком туннеле. От бешеной скорости сердце сладко и страшно замирало. Но вот вдали как будто забрезжил свет. Точно – это посылает зеленоватые световые импульсы та самая загадочная планета. Она стремительно приближается, увеличивается в размерах: только что выглядела как далекая звезда, и вот уже сверкает как крупный изумруд… Но вдруг черный силуэт давешнего знакомца загородил дорогу, и головокружительный полет прервался.

        - Куда вы, молодой человек? – он глумливо растопырил руки.

        - Пустите, я хочу туда, я мечтаю попасть туда!

        - Нет, не время,  не сейчас. Разворачивайтесь…

        … Когда Денис  очнулся, он обнаружил себя на диване совершенно голым, рядом - в неестественной позе разметалась обнаженная девушка.  При виде ее  он испытал отвращение и гадливость: бледная кожа, торчащие ключицы и ребра, рахитичная грудь, редкие волосы, а ноги-то… Обезображенные болезнью, со скрюченными пальцами, которые кажутся гигантскими по сравнению с тонкими, лишенными мышц костями… Денис чувствовал себя отвратительно, и ему казалось, что в этом состоянии виновата калека. «Ох, и страшна… сейчас блевану».

        - Тебе пора домой, крошка. Давай я помогу тебе, - стараясь не смотреть на нее, бормотал он.

        Надин вглядывалась на него с подозрением и слегка отшатнулась, когда он протянул руки, чтобы перенести ее на коляску.

        - Чего ты, детка? Это же я, твой Денис. Ты же любишь меня?

        - Люблю.

        - Разве тебе было плохо со мной?

        - Мне… было страшно.

        - Я напугал тебя? Прости, зая. Это все лекарство.

        - А что это за лекарство? От чего оно? – допытывалась Надя, ловя его взгляд.

   - Что за болезнь у тебя?

        - Лучше тебе не знать, девочка… Лучше не знать.

        Вернув Надю ничего не подозревавшей бабушке, Денис с облегчением вернулся домой, прибрал комнату. Постепенно он пришел в себя, только чувствовал слабость и дрожь в руках.

        - Уфф! Эту калеку больше видеть не желаю! Как мне могло примерещиться, что она хороша? Урод, просто урод! Так... Что-то хорошее было… да! Доза – вещь, но злоупотреблять нельзя! А жаль… Только там и живешь… Ну, вот что может привлечь меня в этой жизни? Что? Давай разберемся… Проведем психоанализ.  Искусство? Да, только что-то не вставляет меня в последнее время. А в искусстве ведь так – надо вдохновение ловить… Любовь! Может, любовь сможет вернуть меня к жизни? Не секс, а именно любовь! Единение тел, единение душ… Да, говорят, любовь может чудеса творить... И я знаю, кого смогу полюбить. Не этого ужасного инвалида, конечно. А ту, которая приходила ко мне. Писательница, художница, красавица! Она еще тогда поразила меня, а потом что-то  вытеснило ее… Что? Да фиг знает… Так, что-то… Странно, как я мог быть забыть про нее… Кажется,  у меня и  телефон ее есть… Или нет? Как глупо…  Ах, вот… Но если и она разочарует меня!…

    

    

                                                    Действие 25.

    

    

                                                          

    

           Прошло несколько дней, как Марьяна  случайно познакомилась с Денисом. А кажется, что  прошли тысячелетия. Чем дальше отодвигалась эта встреча, тем более  нереальной представлялась она ей, как сон, или как фантастический фильм. Ночь во дворце… его роскошная квартира теперь вполне представлялась ей дворцом… Его богемные апартаменты – с восточными ароматами, мелодично и печально звенящей музыкой ветра… Он сам – до боли прекрасный… Да в самом ли деле он такой или это уже ее воображение расцветило его образ радужными красками? И в нём явно чувствовался какой-то надлом, что-то болезненное и трагическое… Театральность истерики Жанны… Чай из японских фарфоровых чашечек с каким-то тягучим пьянящим ароматом… Его картины… Что там было изображено? А, неважно… Что-то волнующее, зовущее куда-то, сладкое, как исполнившаяся мечта… «Да он гений!» - вдруг подумалось Марьяне. Только гений может создать такое!» А их захватывающая беседа… И финал – случайно подсмотренная ею безобразная драка. И жертва, как две капли воды похожая на Дениса. Что это было? Она подглядела сцену из будущего, когда какие-то злодеи нападут на Дениса?..

         «Какой же это был счастливый вечер! А я не оценила чуда…». Больше всего на свете ей хотелось туда, к нему! Но – не может же она заявиться без звонка. А позвонить самой?..  И тут впервые Марьяна столкнулась с тем, как её желания входят в противоречие с реальной действительностью. Она не может позвонить мужчине первая! Ей остаётся только ждать…

        И она ждала. Ждала напрасно – он не звонил.

        Чтобы отвлечься, Марьяна рисовала. Теперь она целыми днями не выпускала из рук то кисть, то карандаш. Рисовала лихорадочно. И безжалостно рвала неудачные, на ее взгляд, рисунки.

        Тусклый свет осеннего дня медленно угасал в маленькой комнатке, уставленной бедной мебелью. Марьяна разложила краски  на столе, сдвинув  в один угол посуду с отколотыми ручками и выщербленной эмалью. На диване с облысевшими подлокотниками, коротала вечер ее мать,  она упоенно читала, близоруко приблизив книжку к самому носу и немножко приоткрыв рот. По ее лицу, некрасивому, с грубыми, простыми чертами, на котором оставили свой след неудовлетворенные страсти и угрюмые думы, волнами пробегали эмоции. Она то хмурилась, то блуждающая улыбка собирала вокруг близко посаженных глаз мелкие морщины. Лицо же ее дочери с ясным, доверчивым взглядом и безмятежным выражением напоминало  девственно белый холст, над которым еще не поработал мастер.

        Перед девушкой стоял  мольберт, на нем – почти оконченная картина. Мать на миг оторвалась от книги и, скользнув взглядом по изображению, вгляделась уже внимательнее.

         - Это портрет?

         - Как видишь.

         - А чей? Или это плод твоего воображения?

         - Нет, это реальный человек. Я недавно с ним познакомилась. Помнишь, я как-то говорила тебе?

         - Что-то помню… А он и вправду такой красавчик?

         - Он гораздо лучше. Мое перо, так сказать, бессильно… Вернее, моя кисть… Я сразу, как увидела его, сказала, что он похож на Дориана Грэя.

        - Ой, точно похож! Я тоже именно таким  представляю себе Дориана Грэя… Надо же! А кто он?

        - Никто. Он не работает и не учится.

        - Кто ж его кормит?

        - У него отец очень богатый.

        - Ну и слава богу. Не может быть несчастным такой красивый мальчик. Ах, как я люблю красивых людей! Мне-то бог не дал красоты, от этого все мои несчастья. Была бы я красива, твой отец полюбил бы меня и остался бы со мной навсегда. А уж какой твой отец был красавчик! Баловень судьбы… И ты в него уродилась. Красивая. Значит, счастливая будешь! Что ж – нравится он тебе?

        - Очень нравится. Разве он может не нравиться?

        - А ты ему?

        - А я не произвела на него впечатления. Обменялись мы телефонами, я ждала, ждала – а он так и не позвонил.

        В этот момент запищал мобильный телефон. Марьяна потянулась за ним, взглянула на высветившийся номер и закричала:

        - Ой, это он! Мамочки… Позвонил! Вот чудо-то!

        - Да ты ответь, ответь…

        - Але!

        - Привет, малыш, - услышала она голос, от которого ее окатило горячей волной.

        - Привет, - голос предательски хрипнет.

        - Чем занимаешься? Не отвлек?

        - Нет, не отвлек! Я картину доканчиваю.

        - Вот как? И что на ней?

        - Твой портрет, Дориан Грэй, - выпалила и сама удивилась своей откровенности. А, была не была!

        - Мой портрет? Который будет стареть за меня? Я хочу его видеть!

        - Могу привезти!

        - Вези! Прямо сейчас! Я сгораю от нетерпения! Адрес помнишь?.. Я встречу тебя во дворе. Ну, давай, детка, жду.

        Отбой.

        - Мам, прости, он позвал меня, и я еду к нему!

        - Да, конечно. Как же иначе? Такой красивый мальчик…

        - Или… может, не ехать? Мне отчего-то страшно.

        - Езжай!

        - Боюсь. А вдруг…

        - Езжай! От судьбы не уйдешь!

        Марьяна наскоро оделась, бережно сложила портрет и устремилась навстречу своей судьбе.

       

                                                    Действие 26.

    

    

        Еще не было семи утра, когда Артем подошел ко входу в метро. Петербургская осенняя ночь не торопилась покидать город – кромешная тьма, простреленная очередями вспышек электрического света от автомобильных фар, фонарей, окон, витрин. Бесприютные остовы обезлистевших деревьев, спешащие к метро люди с застывшими масками вместо лиц. Идут механически, подобно роботам, мерно чеканя шаг, толпы их проглатывает чрево «подземки». Артем встал  с краю людского потока, опустил объемный пакет на землю, вытащил из него пачку свернутых газет. Призадумался… Он не один такой. Вот полная пенсионерка в куцем жилете с логотипом печатного издания пассивно ждет, когда кто-то возьмет рекламные газетки, вот парнишка, зябко поеживаясь, навязчиво сует прохожим листовки, одни промоутеры стоят неподвижно, молча протягивая руки с красочной рекламкой, другие пытаются насильно всучивать флаерсы и буклетики, и лишь некоторые выкрикивают заученное:

        - Схема метро, пожалуйста!

        - Календарики на следующий год!

        Толпа проходит мимо,  кто-то машинально берет листовки и газеты, но большинство тут же кидает их в урну. Как привлечь внимание? Как пробить эту стену равнодушия, погруженность в свои проблемы? Как вытащить людей из их раковины, точнее, брони, которой они отгородились от окружающего мира?.. Артем откашлялся и закричал:

        - Новая независимая газета «Товарищ», общественно-политическая, не рекламная! В номере…

        Большинство прошло мимо, даже не оглянувшись, некоторые  скользнули по нему взглядом и пошли своей дорогой, но несколько рук протянулось за газетой, а кто-то недоверчиво бросил на ходу:

        - Независимая… Нет сейчас ничего независимого!

        - Независимая газета, - продолжал Артем. – Издается на личные средства энтузиастов…

        Руки протягивались, пачка быстро редела. Вскоре он вытащил новую пачку. Голос от непривычного напряжения стал срываться. Некоторые подходили, останавливались, мерили его цепким недоверчивым взглядом. Хорошо, даже респектабельно  одетый молодой человек, на промоутера, вроде, не похож. Задавали вопросы:

        - Что за газета?

        - Общественно-политическая, независимая, «Товарищ», пилотный выпуск.  Издается на деньги неравнодушных людей.

        Удивлялись. В наше время никто пальцем не пошевелит без денег. Люди привыкли, что все покупается и продается. А если бесплатно, значит, есть какой-то подвох.

        - Кто издает? Какая-то партия?

        - Да, коммунисты…

        - Ах, коммуняки… Засуньте свою газету куда подальше.

        Вот, значит, какая реакция… Что ж, учтем. В следующий раз скажем, что не партия издает, а независимые люди. В самом деле, те, кто сочувствует коммунистам, и так с нами, задача же газеты – сломать стену равнодушия, встряхнуть, заставить задуматься людей политически-нейтральных. И в итоге привлечь их на свою сторону. Однако были и диаметрально противоположные реакции.

        - Кто издает? Какая партия?

        - Да не партия, а сами, независимо мыслящие люди. Чтобы была альтернатива официальному взгляду на события.

        - Лукавите, молодой человек. Это невозможно, чтобы политическая газета была политически нейтральна. Все равно какая-то позиция у вас есть. Не прикидывайтесь!

        - Ну, скажем так, мы – левых взглядов.

        - Левых взглядов – и не коммунисты? Значит, опять очередная обманка!

        Артем наслаждался, чувствуя себя за живой работой как рыба в воде: вокруг него стояли люди, кто-то отходил, другие подходили, расспрашивали.

        - Официальная точка зрения на все, что происходит в стране, известна, - объяснял Артем. – Большинство СМИ ее публикует. Вот мы и задумали создать совершенно независимую газету. Мы не боимся поднимать любые темы, самые острые проблемы…

        - А тема мигрантов у вас есть?

        - В этом номере нет, но поднимем обязательно.

        - А ЖКХ?

        - А у нас вот сквер хотят уничтожить – очередной магазин построить… Собираемся на пикет выйти.

        - Так звоните! Придем, поддержим, в газету напишем. И вот что, сами пишите, предлагайте темы, говорите, где какие проблемы есть…

        - И напечатаете?

        - Запросто! Можете сами написать, а уж мы отредактируем. Давайте активизируемся, давайте объединимся! Пока мы все по одному и живем по принципу – «моя хата с краю» - с нами не будут считаться!

        К девяти часам пакет опустел. Артем уже собрался присоединиться к людскому потоку и спуститься в метро, как увидел Волина, который неподалеку от него пристраивал небольшой раскладной столик и стул. Ему помогала дама его возраста, наверно, жена. Волин грузно уселся на стул, разложил на столике пачку листов, сдвинул на кончик носа очки.

        - Здравствуйте, Иван Сергеевич! – подошел к нему Артем.

        - А, Артем! Приветствую… На работу?

        - Теперь – да, а вообще я тут с семи – вот, свежий номер газеты нашей новой раздавал.

        - Выпустили? Молодцы! А ознакомиться как-то можно?

        - Вот, как раз пара газет осталась – хотел Ветрову показать, все-таки он финансирует. Одну можете взять.

       Волин взял газету и положил в свой портфель.

        - А я вот тоже в народ вышел – буду подписи собирать за отставку правительства. Тут оно ведь как – понятно, что власти наши подписи – как слону припарка, но для нас главное – быть в гуще народа, слушать, чем народ дышит, говорить с людьми, объяснять, что к чему.

        - Народ! – задорно крикнул Артем хриплым, подсевшим голосом. – Подходите! Собираем подписи за отставку правительства! Вотум недоверия! Подходите, подписывайтесь!

        Но люди шли механически, и исчезали в чреве метрополитена. Кое-кто кидал в их сторону равнодушные взгляды. Однако  несколько человек, в основном пожилые, неуверенно подошли к столу.

        - Здрасьте! А что здесь, извините?

        - А вот, - охотно стал объяснять Волин. – Мы, коммунисты, собираем подписи за отставку правительства.

        - Чем же вам правительство не угодило? – насмешливо спросил бородатый интеллигент в сером берете.

        - Чем? Да я вам перечислю сколько угодно причин, - начал Волин зычным, поставленным голосом. – Первое. Экономическая политика ведет к катастрофе.

        - Уж так-таки к катастрофе?

        - Судите сами. На долю России – крупнейшей страны мира - сегодня приходится лишь 2% мирового экономического потенциала. При этом  70% наших доходов  - это поступления от нефтегазового сектора. Мы ежегодно  продаем за рубеж сырья на 16 триллионов рублей, а госбюджет получает из этой суммы лишь около 6 триллионов. Остальное - российским и зарубежным олигархам. Поймите, у нас вместо «экономики развития» - «экономика нефтяной иглы», хищническая эксплуатация природных богатств России. Это противоречит нашим национальным интересам… А главное, это зависимость от нефти. А если цена на нефть упадет? Нам же больше деньги неоткуда получать будет!

        Привлеченные  эмоциональной речью Волина, его громким голосом, звучащим над площадью, стали подтягиваться люди.

        - Второе. Абсолютно бездарна финансовая политика правительства.

   Международные резервы России сокращаются. Правительство продолжает активно выводить наши активы в другие страны.  Ежегодно из страны утекает по 50-70 миллиардов долларов США. Третье. Крупнейшие производства страны переходят под иностранную юрисдикцию. Остатки госсобственности распродаются. Под  приватизацию попадают  предприятия стратегического значения. …

        - Правильно говорит! – заявил немолодой мужчина, рабочий с виду,  с натруженными руками и суровым лицом. – Давайте, где тут подписаться?

        - Толку не будет от ваших подписей, - едко  заметил интеллигент в берете.

        - Ну и что? – возразил Волин. – Пусть правительство видит, как относится народ к его деятельности.

        - Вот именно! Молчать, что ли, теперь? – подхватила стоящая рядом женщина, тоже берясь за ручку – Где подпись ставить?

         - Сегодня промышленное производство, без учета нефтегазового сектора, составляет всего лишь 5%, - продолжал Волин. -   Угасают такие важные отрасли, как станкостроение, авиапром, сельхозмашиностроение, лёгкая промышленность.  А какова политика правительства в отношении сельского хозяйства? Пашни брошены, зарастают сорняками и чертополохом. Варварски разрушена инфраструктура села. Тысячами закрываются  школы,  клубы, библиотеки. Деревни продолжают исчезать с карты России. А ведь продукты питания производят на селе! Получается, что продовольственная безопасность страны  подрывается руками своего же правительства!

        - Правильно! – подхватил кто-то. – Это просто вредители какие-то! Как там сказал кто-то – дураки они или предатели? Либо то, либо другое. В любом случае – гнать!

        - За 20 лет реформ в России исчезло больше 20 тысяч населенных пунктов. А каким было село при советской власти? Там кипела жизнь. Обязательно работало предприятие, на котором трудились взрослые, обязательно были детский сад и школа, пусть в них приходило всего по пять ребятишек. Однако и для этих пяти ребятишек администрация села содержала штат учителей, выделяла средства на ремонт и обеспечение школьников учебниками. В каждом селе - обязательно  была библиотека, клуб, уже о больнице, роддоме я и не говорю – это считалось само собой разумеющимся. В селах люди выписывали газеты, читали книги, ходили в кино, смотрели телевизор и слушали радио. И люди понимали, что их труд востребован, что о них заботятся. А что теперь? О клубе, библиотеке можно забыть… Роддома закрываются повсеместно, и несчастных рожениц везут в отдаленные райцентры на скорой помощи, которую еще дождаться надо. Да что роддома? Больницы закрываются! А уж это – ярчайший показатель – дескать, болейте, помирайте, государству лишние люди не нужны. А ведь действительно лишние!  Предприятия закрываются, сельскохозяйственных животных – под нож. Не нужен труд наших сельчан государству – теперь продукты питания из-за рубежа ввозим. Школу для пяти ребят содержать накладно – и школа закрывается. А закрывается школа – обрезается будущее. Не рожают сельчане, спиваются и тихо умирают. Проехать вглубь населенного пункта сможет не всякий внедорожник. Сам недавно ездил, видел своими глазами: раскинулась свалка тракторов, комбайнов и прочей техники, оставшейся еще с советских времен. Дома опустели, окна разбиты. Немногочисленное население живет, вернее, выживает, благодаря натуральному хозяйству. Во многих домах погасли лампочки Ильича, нет телевидения и радио. В ХХ1 веке мы впадаем в дикость, откатываемся в дремучее прошлое...

        - Ох! – махнул рукой интеллигент в берете. – Вас послушать, так жить не захочется. Что вы кошмарите себя и других?

        - Что значит, жить не захочется? – вступил в дискуссию Артем, который никак не мог уйти, заинтересовавшись происходящим. – Времена не выбирают – в них живут и умирают. Но надо не просто жить, надо бороться за то, чтобы жить достойно! А насчет того, что не надо кошмарить людей подобной информацией – это неправильно! Нельзя, как страус, прятать голову в песок, чтобы не видеть опасности. Опасность-то от этого никуда не денется!

        Интеллигент в берете быстро удалялся, подняв воротник пальто и вжав голову в плечи, словно на самом деле хотел спрятать ее, в воротник ли, или в песок – неважно, только бы не смотреть в лицо фактам.

        К столику Волина со всех сторон тянулись руки.

        - Правильно говорит!

        - Давайте подпишемся.

        - Пусть знают, что народ думает.

        - Да что тут думать? Оно ведь видно – медицина платная становится, образование – тоже.

        - И это вы верно сказали, - подхватил Волин. - Правительство  урезает социальные гарантии. Наша страна скатилась на 50 место по уровню образования. Проводится курс на сокращение числа ВУЗов и на количество бюджетных мест. Доступность и качество высшего образования продолжает снижаться. Некогда самая читающая страна в мире – теперь…

        - Теперь не читают, - вставила свое слово немолодая женщина, по виду, учительница. – Молодежь особенно.

         - А по доступности медицины -  скатились на 120 место! В итоге  по продолжительности жизни Россия занимает лишь 97 место в мире.

        - Какой человек грамотный, - вздохнула какая-то старушка, - цифрами так и сыплет.

        - Да что толку в цифрах-то? – вскинулся внимательно слушавший мужчина среднего возраста. – Вот послушали мы цифры – и что? Дальше-то что?

        - Сейчас важно хотя бы знать, - возразил Волин. – Знать! Знание – сила, как говорили когда-то.

        - А дальше – действовать! – подхватил Артем. - Ладно, побегу я, Иван Сергеевич. Удачи вам!

        Прежде, чем войти в метрополитен, он оглянулся, и увидел такую картину: ораторствующий Волин, приплясывающий около своего столика и отбросивший за ненадобностью табуретку, и столпившиеся вокруг столика люди – кто внимательно слушает, кто – подписывается. Одни отходят, другие подходят. Артем улыбнулся и нырнул в «подземку».

        Вечером, окрыленный удачей, Артем написал в своем виртуальном дневнике:

        « Итак, свершилось – родилась наша  газета. Только благодаря вам, неравнодушные люди, она будет расти, набирать вес, и превращаться из малотиражки в серьезное издание, где все по-взрослому.  Товарищи, которые читают эти строки, я обращаюсь к вам! Давайте бросим все силы на то, чтобы запустить в массы как можно больше таких вот независимых изданий! Наскрести каких-то пять тысяч под силу каждому, зато это был бы такой мощный вброс  наших идей в массы! Моя мечта – чтобы у каждой станции метро стояли раздатчики оппозиционной прессы! Кто-то может возразить, что есть интернет, в котором можно распространять свои идеи совершенно бесплатно, из дому не выходя. Не согласен! Кто читает наши воззвания, кто ищет наши комментарии и статьи? Такие же, как мы, оппозиционеры, которых не надо агитировать и просвещать – они уже просветились и сагитировались. Нам надо захватить слой населения, пока еще не политизированного. Допустим, кто-то недоволен, но недовольство это проявляется в виде неосознанного клокотания внутри. А когда такой человек прочитает нашу прессу, у него мозги на место встанут. Он начнет мыслить в правильном направлении, будет искать единомышленников. А с интернетом мы, товарищи, варимся в своем соку.

        Ознакомиться же с первым выпуском можно вот здесь (ссылка). Высказывайте свои пожелания, впечатления, критикуйте, только не будьте равнодушными! И приглашаем к сотрудничеству!»

         Откликнется ли хоть кто-то, и последует ли за первым выпуском  продолжение?..

    

    

                                                                   Глава 27.

    

    

        Вот он – понедельник после воскресных выборов! Игорь сидит в своём кабинете, как на иголках и нервно листает в интернете политические сайты, периодически переключаясь на «Одноклассники» и «ВКонтакте», чтобы расслабиться и успокоить натянутые как канаты нервы. Перепост темы под красноречивым названием «Абсурд» заинтересовал его:

        « - Это мы придумали пить до 9 утра, а в 8 уже быть на работе.
         - Только у нас люди летят на "Поле Чудес" из Владивостока за 30 тыс. рублей, чтобы выиграть…электрочайник.
         - Это мы, когда едем на рыбалку, покупаем водку, а когда возвращаемся –рыбу.
         - Это для нас море - по колено, а океан- по …»

         - И это только в нашей стране коммунистическая партия служит для защиты, спасения и карьерного взлёта капиталистов, - со смехом докончил перечень абсурдных сентенций новоиспечённый депутат.

         Да, наконец-то итоги объявлены! Как и ожидалось, но не верилось, он – депутат. Ожидалось, но всё равно не верилось: этот новый статус непривычен, как новый дорогой костюм, глядя на который – радуешься, а повернуться в нём неловко и боязно. Итак, он – Игорь Ветров – депутат Законодательного собрания от коммунистической партии… Но это же абсурд! Он – извечный демократ, либерал, коммерсант!.. Ну и ладно. Зато теперь можно не играть в прятки с Глазурьевым. Теперь вообще можно вздохнуть свободно – отныне он – персона неприкосновенная. Игорь открыл энциклопедический  словарь конституционного права и с удовольствием прочитал:

   «Депутатская неприкосновенность - одна из важнейших гарантий статуса депутата, означающая невозможность его ареста, привлечения к уголовной ответственности и наиболее строгим мерам административной ответственности, налагаемым судом…  (ст. 19 Федерального закона о статусе члена Совета Федерации и депутата Государственной Думы 1994 г. в редакции 1999 г.)».

        Вот оно! Спина гордо распрямляется, льняная чёлка небрежным движением головы откидывается назад.

        Но как же Ася, ставшая за короткое время его единомышленницей? Ася, вместе с которой столько уже пережито, обдумано, обговорено и воплощено в жизнь, которой, по большому счёту, он и обязан этой победой? Пора бы уже опубликовать полные списки. Это он прошел автоматом благодаря своим деньгам, а ей пришлось бороться, по-настоящему… А, вот оно! Ну, слава Богу! Ася прошла! Ася тоже депутат! Молодец девчонка! Ну, не без его помощи, конечно, но, как говорится, везёт тому, кто везёт. Неслучайна их встреча, неслучайна их победа!

        В дверь просунулась голова Александра.

        - Можно к тебе?

        - Тебе всегда можно!

        - А я не один.

        Дверь распахнулась, и в кабинет ввалился весь офисный коллектив Игоря – менеджеры по продажам и маркетологи, бухгалтеры и дизайнеры… Возглавляет их зардевшаяся Светочка с огромным букетом цветов.

        - Игорь Геннадьевич, мы от всей души поздравляем вас! Если бы вы знали, как мы за вас рады!

        Игорь расцеловал Светочку, затем, растроганный, по очереди расцеловал всех женщин, пожал руки мужчинам.

        - Света, шикарный букет, спасибо, поставь его в вазу… Друзья, спасибо, мы – одна команда, я всегда буду помнить, как вы помогали мне, как поддерживали меня.

        - Ну, а как же иначе, Игорь Геннадьевич? Вы же сами сказали, что мы – одна команда… Но что теперь? Вы  не покинете нас? Говорят, что депутаты не имеют права заниматься бизнесом…

        - Да, такой закон. Хотя ни для кого не секрет, что каждый второй депутат пришёл из бизнеса, и остается в бизнесе. Вот и получается, что человек продолжает стоять у руля своей компании, но вынужден  переписывать бизнес на свата, на брата… А я переписываю бизнес на сына. Но не волнуйтесь, друзья мои, я вас не покину!

        Тут же стараниями Светочки и других женщин длинный стол для переговоров превратился в банкетный: на нём, как на скатерти-самобранке, выросли бутылки с шампанским, бокалы, фрукты, конфеты. Сотрудники столпились у стола, захлопали пробки, шипучий напиток полился в бокалы. Зазвучали тосты:

        - Игорь Геннадьевич, желаем удачи на новом поприще!

        - Игорь Геннадьевич, пусть лопнут от зависти все ваши недоброжелатели!

        После импровизированного застолья ничего не оставалось, как распустить сотрудников по домам. Александр шепнул ему, заговорщицки подмигивая:

        - А давай махнем к нам – Аську поздравим, да и отметим ещё раз в узком кругу.

        Ася была готова к приезду гостей. Она предстала перед Игорем совершенно в другом образе – женственная, с распущенными светло-русыми волосами, с лёгким макияжем на юном лице, в воздушном платьице, вся в облаке тонкого цветочного аромата.

        - Да вы красавица, госпожа депутат! – воскликнул восхищённый Игорь.

        - Товарищ депутат! Госпожу не принимаю. Но – спасибо. Да и вы красавец!

        - Оба вы – красавцы! – подхватил Александр. – Это вам не хухры-мухры – депутатами стали! Мои самые любимые и близкие люди – сестра и друг.

        Александр обнял их и притянул так близко, что их лица почти соприкасались.

        - Сашка, перестань! Я сейчас уроню сумки, и всё угощенье на полу будет!

        Тут уж Ася засуетилась, подхватила сумки.

        - Ничего не надо было – уже всё есть… Сашка, почему ты не сказал?

        - Даже если бы он сказал – это было бы бесполезно. В гости с пустыми руками не хожу, - улыбнулся Игорь.

        Стараниями Аси и её мамы в зале был накрыт стол. Сели вчетвером – мама тоже приняла участие в торжестве. Игорь чувствовал себя королём: все смотрели на него с обожанием – друг, его сестра, их мать.

        - Благодетель вы наш! – всплеснула сухонькими ладошками пожилая дама. – До гроба не забуду, что вы сделали для моих детей.

       - Да ладно, - засмущался Игорь. – Ваши дети сами молодцы. Саша – отличный специалист. Ася – сама по себе боевая…

        Однако ему было очень приятно. Выпив пару рюмочек ликёра, мама  деликатно удалилась. Они остались втроём – говорили и не могли наговориться. Игорь подумал вдруг, что здесь, у этих чужих людей, он чувствует себя как дома. Именно с ними ему легко и приятно, а не с родственниками, которые ведут себя как чужие. «И здесь абсурд, - подумалось Игорю, - близкие люди – чужие, а чужие – родные». В самом деле, никто не радовался ему, когда он возвращался домой. Никто не выходил в прихожую встретить его, поздороваться с ним. Хотя он один содержал свою семью – он не видел благодарности ни от жены, ни от сыновей. Все принимали как должное то, что он  работает ради них. Дома – отчуждённость, одиночество, а здесь – любовь, благодарность, ощущение, что ты среди людей, которым ты нужен, которые тебя любят.

        - О чём задумался? – спросила Ася.

        - А? Да так… - провёл рукой по лицу, словно желая смахнуть грусть и невесёлые мысли.

        - Домой пора? – догадалась Ася. – В самом деле, уже поздно, наверно, тебя ждут твои. Тоже отпраздновать хотят, поздравить.

        - Нет, Ася! К сожалению, мои меня не ждут, и поздравлять меня никто не собирается, - вырвалось у него горестное восклицание.

        Она вскинула на него удивлённый взгляд. Тут засобирался и Александр.

        - Ну, други, я вас покидаю. Побалуюсь в интернете да и на боковую. А вы обсуждайте свои политические дела. Мой совет, Игорь, тоже не засиживайся. Завтра – рабочий день.

        Однако, после ухода Александра, Игорь и Ася не стали говорить о политике. Они продолжили начатую тему.

        - Извини, я не знала, что у тебя такие напряжённые отношения с домашними. Пашка твой так нравится мне, вроде он  любит тебя, восхищается тобой.

        - Да, Пашка – луч света в тёмном царстве.

        - А… второй сын?

        - Кот, который гуляет сам по себе. В сущности, чужой и чуждый мне человек. Всю жизнь ненавидел таких, как он… Паразит, бесполезное существо…  Понимаешь, в чём заблуждение всех родителей? Рождая человека на свет, мы думаем, что он – наша кровь – унаследует и нашу внешность, и наш характер, и наше мировоззрение, наши привычки и вкусы… То есть мы, наивные, думаем, что наш ребёнок – это будет как бы второй я. А получается, что на свет не без твоей помощи появляется самостоятельная личность, со своим характером, своими убеждениями, которые могут быть чужды тебе.

        -  Ну, а твоя жена?

        - Татьяна тоже давно мне чужая…

        - Значит, ты не любишь её?

        - Нет, не люблю.

        - А она тебя?

        - Я тебя умоляю… Ведь я же сказал – мы чужие люди.

        - Но вы… близки?

        - Нет. Уже несколько лет, - соврал Игорь. – Она с головой ушла в религию. Живёт, как в монастыре.

        - Если так, то как же ты… как мужчина? – она мучительно покраснела. – Извини, конечно, если тебе неприятно, не отвечай.

        - У меня уже давно никого не было. Стрессы, работа, напряжённый график… А тут ещё и последние события с этим Глазурьевым.

        - Я в шоке! Нет, ну правда… Ты такой красавец! Я ни за что бы не подумала, что у тебя могут быть проблемы в личной жизни. Я была уверена, что жена боготворит тебя!

        - Ты ошиблась.

        Они смотрели друг на друга не отрываясь. Но наэлектризованное молчание прервал звонок мобильника. Звонили Ветрову. Он с досадой схватил трубку, однако, увидев, кто звонит, смягчился.

        - Это Павлуша… Слушаю, сынок!.. Да, я скоро приеду… Ну, ничего-ничего, все хотят меня поздравить, я ведь теперь в некотором роде общественная собственность – слуга народа… Хорошо, постараюсь поскорее.

        Игорь нажал отбой.

        - Ждёт, поздравить хочет…

        - Ну так езжай!

          В этот момент зазвонил Асин мобильник. Звонил Артём.

        - Привет!  Я не вовремя?

        - Нет… конечно, нет, что ты!

        - Я только хотел поздравить тебя.

        - Спасибо. Но я считаю, что это наша общая победа.

        - Все равно, ты молодец!

        - Может, ты меня поздравишь не по телефону?

        - Если можно, то я лечу!

        - Ты тоже нарасхват, - заметил Игорь.

        - А что мне – молодой да незамужней? – в голосе Аси прозвучал вызов.

        - Да нет, ничего. Спасибо за угощение. И желаю приятно провести вечер.

    

        - Странно, - подумал Игорь, сидя в машине и включая зажигание, - мне как будто неприятно было, что к ней какой-то хахаль едет… Мне-то, собственно, что за дело? Я женат. Она – молодая, красивая… Ей замуж надо.

        После ухода Ветрова Ася тоже была сама не своя. Она нервно закурила, пуская дым в приоткрытую форточку.

        - Так вот оно как! Он несчастлив в браке! Он не живёт с женой! Такой мужчина! Довольно молод, сказочно красив, богат… Но ведь это меняет дело!.. В смысле? Тебе же нравится Артем. И ты нравишься ему.  Он красив, умен, холост. Вы – единомышленники. У вас – многообещающие отношения, которые, еще чуть-чуть, и перерастут во  что-то большее, чем просто в близость… Но, если взглянуть на ситуацию с другой стороны, то что такое Артём?.. Да, тоже хорош, умён, благороден… Но он не устроен. Живёт на съёмной квартире, работает на дядю. То есть на того же Ветрова… - Ася затянулась, выдохнула струю дыма. -  Хм, вот дилемма! Ну почему так – то не гроша, то вдруг алтын?!.. То одинока, то сразу два таких великолепных мужчины!.. Кого выбрать?! Нет,  все-таки лучше синица в руках, чем журавль в небе. То есть, лучше неустроенный, но холостой и влюбленный Артем, чем состоятельный, но обремененный семьей Ветров… Говорит, что с женой не живет… Все они «не живут», пока женщину добиваются. А как добьются – так «я женат, я женат»…

        Вошел брат.

        - А Игорь что – уже уехал?

        - Да. Ему позвонил сын. Но я одна не засижусь – сейчас подъедет Артем. Хотел поздравить по телефону, но я настояла, чтобы поздравил лично.

        - Этот Артем – мужик с головой. Выступил с провокационным, но многообещающим предложением. Нарисовал довольно приличный бизнес-план. Ветров, как с писаной торбой,  с ним носится, то есть, с этим бизнес-планом... Показал нескольким специалистам. Ну, и мне в том числе.

        - И как?

        - Вроде дело предлагает.

        - А этот конкурент, Глазурьев, он пока ничего не заподозрил?

        - Вроде нет. Занимается аудитом. Его люди повсюду шныряют, везде свой нос суют. Но мы все продолжаем делать вид, что готовы отдаться. Но теперь-то, конечно, отпадет необходимость притворяться.

        Вскоре приехал Артем. В одной руке он держал пакет, из которого выглядывали горлышки бутылок,  в другой - букет алых роз. Ася с чувством поцеловала его. Александр помог ему выгрузить на стол вино и деликатесы и, выпив первый тост за победу сестры, удалился. Оставшись наедине с Асей, Артем более интимно придвинулся к ней:

        - Ну, дорогой мой депутат, я тебя почти боготворю!

        - Почему «почти»?

        -  Не сотвори себе кумира… Ты – молодец!

        - Повторяю – это наша общая победа!

        - Да, но знаешь, дело в том, что и ты – необыкновенная! Если бы на твоем месте оказалась другая, не факт, что она прошла бы. В тебе есть харизма. Уж поверь мне. Ты можешь быть лидером, который способен повести за собой. И я верю, что это депутатство даст тебе неограниченные возможности, развяжет тебе руки. И тогда… Ну, словом, надежды самые радужные. Просто дух захватывает от перспектив! Работай, действуй, а мы поможем тебе! Я помогу тебе! Я буду всегда с тобой!

        - Спасибо, Артем! – на глазах у растроганной Аси показались слезы. – А как наша газета?

        - Почти все распространил.  

        - Отлично! И твоя идея с депутатской приемной оказалась удачной. У меня уже есть на руках несколько наказов и конкретных дел. За этими делами люди – всем нужно помочь.

        - Тебе сразу же надо начинать делать свой сайт. Он должен информировать о том, что сделано, что в работе. И люди должны иметь возможность писать туда.

        - Да, обязательно надо сделать! Ой, много всего надо! Сразу все в голове не умещается. Потом я все, как следует, обдумаю. А сегодня хочется просто отдохнуть, отпраздновать. И как здорово, что в этот счастливый день ты со мной!

        - Я тоже счастлив!

        Они чокнулись бокалами, выпили, не отрывая глаз друг от друга, и, засмеявшись, обнялись.

        - Ой, Артем, боюсь, что я влюбилась в тебя!

        - А ты не бойся… - прошептал он. – Я не подведу, не обману.

    Я все больше убеждаюсь в том, что ты – женщина, о которой я… наверно, даже, мечтать не смел. Я не думал, что такие бывают.

        - Почему?

        - Потому что женщины, как правило, консервативны. Они хотят строить счастье  в отдельно взятой квартире и не хотят видеть дальше своего порога. Например, мою бывшую жену всегда раздражало то, что я не могу удовлетвориться тем, что я хорошо зарабатываю, делаю карьеру, что я не могу быть спокоен, когда другим плохо, что я помешан на политике… И она нашла человека, который больше подходит ей.

        - А ты нашел человека, который больше подходит тебе! – горячо откликнулась Ася. – Я тоже не из тех, кто ограничивает свои интересы  квартирой. Мне кажется, я… ну, просто создана для борьбы.

        - Как и я… Значит, отныне – вместе?

        - Вместе!

        Ася и Артем по-товарищески пожали друг другу руки, а затем долгим поцелуем скрепили свое обоюдное признание.

        - Артем, - сказала Ася, отстраняясь от него, - если мы твердо решили не расставаться, то давай начнем жить вместе. Мы же взрослые люди – дружить и прятаться  как-то смешно, как будто мы подростки.

        - Отличная идея! Знаешь, каждый раз я ухожу от тебя с тяжелым сердцем. И все время думаю – когда же настанет время, чтобы можно было не уходить… Вместе засыпать, и вместе просыпаться.

        - Так почему ты молчал до сих пор? Почему я должна была первая сделать тебе такое предложение?

        - Я не смел… Что я могу предложить тебе? Мою неустроенность? Ведь я бездомный, у меня нет накоплений. Такая девушка, как ты, может сделать более завидную партию.

        - Да разве это главное?!..  Нет, ты, видно, так и не узнал меня, если серьезно думаешь, что вся эта буржуазная мишура дороже мне, чем любимый человек.

        - Значит, ты готова уйти со мной в бесприютность и неизвестность? Готова делить со мной мою неустроенность и неуверенность в завтрашнем дне?

        - В смысле? Не поняла.

        - Я предлагаю жить вместе, на моей съемной квартире.

        - То есть, чтобы я ушла из своего дома на какую-то съемную квартиру?!   Ты с ума сошел…

        - А что  предлагаешь ты?

        - Я, напротив, предлагаю, чтобы ты покончил со своей бесприютностью и бездомностью и перешел жить ко мне.

        - Нет!

        - Нет? Почему?

        - Примаком быть не желаю! Не желаю, чтобы твоя мама и брат говорили, что ты мужика в дом привела.

        - Не мужика! Не обижай меня! Мужа! Моя мама и брат поймут меня, поймут, что ради любви…

        - Вот ты сама и выдала себя! Конечно, они примут меня ради тебя, ради твоего счастья… Но за моей спиной они будут говорить, что ты сделала мезальянс!

        - Что?

        - Неравный брак! Ты, которая могла бы найти состоятельного мужчину с квартирой, привела в дом бездомного алиментщика! Ася, ты докажешь свою любовь гораздо лучше, если бросишь свой дом, свой комфорт, отлаженный быт, и будешь жить со мной…

        - На съемных квартирах? Нет!

        Артем отвернулся и молчал.

        - Артем, я тебя не понимаю… В твоем положении я – идеальная партия! Любой приезжий мечтает встретить петербурженку с квартирой.

        - Нет, Ася, извини… Давай еще выпьем – за тебя!

        Они выпили еще несколько бокалов. Затем Ася предусмотрительно закрыла дверь на замок, выключила свет, и они отдались друг другу. Однако в их  близость уже закрались недосказанность и неудовлетворенность.

    

    

    

    

    

                                                    Действие 28.

    

    

        Надин лежала на диване, глядя в окно. Оно выходило в колодец, и потому калека целыми днями вынуждена была созерцать противоположную стену. Но сейчас она ничего не видела перед собой, она полностью погрузилась в мир своих мыслей и чувств. Её занимал один вопрос – чем болен Денис, и чем это может обернуться для неё? Вдруг его заболевание настолько серьёзно, что она может его потерять?..  Нет, нет, только не это!.. Он будет жить! Ну, а если заболевание не очень серьёзное, что тогда? А тогда совсем другое дело - у неё появляется шанс! Ведь никому не нужны больные, хроники, живущие на лекарствах, вынужденные искусственно поддерживать своё здоровье, свою жизнь. И каким бы привлекательным внешне ни был мужчина, не каждая женщина захочет соединить с ним свою судьбу. Но тогда  получается, что этот недосягаемый мужчина не так уж недосягаем – их объединяет общая беда: она больна, но и он болен. Она, немощная калека, не нужна ни одному мужчине в мире, но и он, несмотря на свою красоту, не нужен здоровой женщине. А может, он сошёлся с ней, уже зная о своём недуге? Выходит, этот шаг с его стороны сознательный? А сойдясь с ней, он  решил сделать следующий шаг – сообщить о свой болезни и, тем самым, испытать её чувства, её решимость связать с ним свою жизнь… А что? Она готова! Благодаря этой таинственной болезни он приблизился к ней, он уже не так далёк, как  казалось ей раньше. Значит, брак с ним возможен! Неужели?! О, если бы! Надин мечтала, то радостно улыбаясь от предвкушения возможного счастья, то хмурясь – в тревоге за любимого человека.

        Вдруг она почувствовала недомогание – сначала закружилась голова, затем накрыло душной волной и подступила тошнота. Надин опустила подушку пониже. Однако тошнота не проходила. Девушка вспомнила, что это не испытанное прежде ощущение  не отпускает её уже несколько дней. Но сейчас оно усиливалось, она не знала, как лечь, как повернуться, пыталась глубоко дышать… Всё оказалось напрасно – её стошнило на пол. Да что это такое? Может, съела что-то не то? Надин стала вспоминать, что она ела. Да она почти не ест последние дни, с тех пор, как появилось это неприятное ощущение. У неё как будто даже отвращение к пище появилось. Что бабушка ни предложит – всё невкусно. Единственное, чего хочется поесть, и чего она просит у бабушки – это лимон. А та никак не может его купить, всё время забывает. И тут Надю осенило – уж не беременна ли она?! В самом деле – все признаки налицо! Какое-то время девушка лежала, словно оглушённая, прижав к груди сжатые кулаки и глубоко дыша. Эту новость надо осмыслить… Эх, да что тут осмысливать – радоваться надо! Она, инвалид, смогла то, что не удаётся многим здоровым женщинам. Она подарит ребёнка любимому человеку! Ну, вот теперь-то они точно поженятся! Ах, когда же он придёт, когда заберёт её? Ей не терпится поделиться  с ним своей радостью! Он не навещал её уже пять  дней. Значит, скоро. Может, сегодня, но уж завтра наверняка.

        Вернулась из магазина бабушка.

        - Надина, ты как? – окликнула внучку из прихожей.

        - Да вот - мне тут плохо было без тебя.

        - А что такое?

        Встревоженная бабушка вошла в комнату.

        - Ох, батюшки! Сейчас я всё уберу… То-то ты не ешь ничего в последнее время, наверно, что-то  с желудком. Пожалуй, завтра надо вызвать врача. Как ты сейчас себя чувствуешь?

        - Получше.

        Бабушка принесла ведро и тряпку.

        - Уж и не знаю, чем теперь тебя кормить. Надо какую-то диету. Бульон, варёное яйцо…

        - Бабушка, а от каких болезней человек должен регулярно ставить себе уколы?

        - Да много от каких… А зачем тебе?

        - Просто интересно.

        - Ну, диабет, например…

        - А при диабете человек хорошо выглядит? И образ жизни ведёт, как обычно?

        - Да. Обыкновенный человек, с виду и не поймёшь, что он так тяжело болен.

        - А это тяжёлая болезнь?

        - Ну да… Человек сидит на жёсткой диете и постоянно ставит себе уколы. А если не поставит вовремя укол или съест что-то не то – всё, приступ. Может, даже с исходом.

        - Что же – женятся такие люди?

        - Ну, бывает, что и женятся. Хотя я считаю, что зря. Не жильцы они.

        - В каком смысле?

        - Быстро умирают. Бывает, что и до тридцати не дотягивают. Хотя я не уверена – медицина сейчас далеко продвинулась.

        Надин задумалась. Может, в самом деле диабет?

        - Бабушка, а ещё какие-нибудь есть такие болезни?...

        - Да что ты сегодня всё про болезни да про болезни… Давай о более приятном. Я вот сейчас Дениса видела во дворе. Он встречал какую-то девушку. Хорошенькая!

        Как удачно, что бабушка ползает по полу, низко опустив голову, и не видит, как перекосилось лицо её внучки.

        - Может, однокурсница? – удивительно, что не дрогнул голос.

        - Да нет! Похоже, что тут ля мур. Как встретились они, как взялись за руки, глаз не могли друг от друга оторвать… Потом он засуетился вокруг неё, приобнял, в гости к себе повёл.

        Надин готова была выпрыгнуть из опостылевшей постели, бежать к нему, пока не произошло непоправимое – измена её любимого мужчины, отца её ребёнка! Скорее объявить ему о том, что она в положении, выгнать соперницу!.. Но ноги расслабленно лежат на смятых простынях. Ей не подняться! Не вмешаться! Не заявить о своих правах…

        - Бабушка, выйди, пожалуйста, мне захотелось спать.

        - Спи, конечно! А я приготовлю куриный бульон. Кстати, купила тебе лимон, только не знаю, можно ли тебе кислое.

        Надин отвернулась к стене и тихонько заплакала, кусая простыни, чтобы бабушка ничего не услышала.

        Через некоторое время её мысли приняли другой оборот: «Ну чего я так уж разнюнилась? Ну пригласил он девушку, и что? Он же ещё не женится на ней! Красивый парень, понятно, что девицы к нему так и липнут. Тем более, что она не знает о его болезни. Небось, тогда сразу охладеет к нему… Всё равно же когда-то он позовёт меня! И тогда я всё ему расскажу».

       

    

    

    

    

                                                           Действие 29.

    

                                             

    

        Наступило хмурое утро вторника. Марьяна проснулась на чужом диване, в чужой, сладко пахнущей восточными ароматами, комнате, и первое, что она увидела – низкое серое небо в окне. Рядом на подушке – голова Дениса, сомкнутые ресницы, полуулыбка на изнеженных губах. Почувствовав, что она пошевелилась, он проснулся, широко открыл карие глаза и некоторое время смотрел на неё с недоумением, словно не понимая, кто это и что она тут делает. Затем его взгляд принял осмысленное выражение. Он улыбнулся и притянул её к себе.

        - Доброе утро!

        - Ох, не знаю, доброе ли… Такое хмурое!

        - Конечно, доброе! Ведь это первое утро нашей новой жизни. А то, что хмурое… Ты для меня – солнце! Ты рядом, значит, это утро ясное и солнечное.

        - Как красиво ты говоришь… Ну, как можно не любить тебя?

        Они обнялись и некоторое время лежали молча.

        - Марьяна, почему ты не сказала, что у тебя никого не было до меня?

        - А что бы это изменило?

        - Наверно, ничего… Но это так неожиданно. Ты, с такой внешностью, и девственница. Так  трогательно… Да-а-а… везет мне в последнее время на девственниц.

        - Что?

        - Везет мне, говорю… Марьян, ты помнишь, о чём мы говорили вчера?

        - Помню.

        - Ты готова жить со мной?

        - Да.

        - В горе и в радости? В болезни и в здравии?

        - Да…

        - В таком случае я ненадолго отпускаю тебя домой, только забрать вещи. И жду, жду с нетерпением! Каждый час, который ты проведёшь не со мной, будет вычеркнут из моей жизни.

        - Даже не верится, что ты – такой… такой… и выбрал меня!

        - Ты – это всё, что у меня есть. Больше в этой жизни меня ничто не интересует.

        - Блин! Наконец-то я знаю, что такое счастливая любовь!

        - Мой портрет – он так хорош!

        Они повернулись к мольберту, на который Марьяна еще вчера установила портрет Дениса.

        - Давай заколдуем его – пусть, как в романе Уайльда, он стареет вместо меня.

        В этот момент раздался голос отца:

        - Эй, кто-нибудь! Или, чёрт побери, все вымерли?

        - Это отец, - Денис порывисто соскочил с кровати. –  Я думал, он уже на работе. Впрочем, это даже кстати -  я как раз и сообщу ему новость, ну, о том, что женюсь.

        Игорь, в состоянии лёгкого похмелья, отправился на кухню,  заправил в кофе-машину капсулу с самым концентрированным  кофе. Не выспался! А надо бы взбодриться, привести себя в порядок и, пусть и с опозданием, но появиться на работе. Вошёл Павел.

        - Папка, доброе утро! Ничего мы так с тобой погудели вчера!

        - Ага, голова побаливает.

        - Да ладно! Не каждый же день в депутаты выбирают!

        - Это точно. Жалко только, что никто к нам не присоединился.

        - Ну, мама рано спать легла, она сегодня в церковь собирается. А Дениса, вроде, дома не было.

        - Вроде или не было?

        Павел смутился.

        - Не знаю. Я постучал – он не ответил. Может, тоже спать лёг.

        - Да и Бог с ним.

        На кухне появилась Татьяна, кутаясь в мятом халате. Глядела зло, хмуро.

        - Мам, ты же ещё ничего не знаешь - папка депутатом стал! Вчера итоги выборов огласили…

        - А… Ну, поздравляю… Хотя то, что ты стал депутатом, не даёт тебе права приходить домой в полночь и пахнуть женскими духами.

        Игорь лишился дара речи от возмущения и, глядя на её затрапезную внешность, несвежее лицо, невольно вспомнил хорошенькое личико Аси.

        - Замолчи, - прошипел он.

        - А ты мне рот-то не затыкай. Если депутатом стал за деньги, то это не значит, что можно жене рот затыкать и блудодействовать …

        - Замолчи! – он грохнул кулаком по столу.

        - А… правда глаза колет? Где ты был?

        - Был у хороших людей! Так уж получилось, что чужие люди больше участия проявляют к моим делам, чем родственники. Ведь я же для вас, для вас это депутатство на себя взвалил. И никому – никому дела нет!

        - Пап, ну мне-то есть дело!

        - Не переживай, сынок, это не к тебе относится.

        В эту напряжённую минуту в кухне появилось ещё двое действующих лиц – Денис и смущённая девушка, которую он вёл за руку. У Игоря брови поползли вверх. Павел тоже смотрел удивлённо. Татьяна приобрела  вид оскорблённой добродетели.

        - Денис, зачем нам  посторонние? – холодно спросил Игорь. - Мы собрались своей семьёй, чтобы обсудить кое-что. Проводи гостью.

        - Это Марьяна. Она – не посторонняя. С этого дня она – моя жена. Прошу, как говорится, любить и жаловать.

        Повисла наэлектризованная пауза. Марьяна с удивлением узнала в этом  мужчине - отце её возлюбленного, ту самую жертву из подворотни.

        - Ой! – вырвался возглас, и она прикрыла рот ладошкой.

        Её «ой» прозвучало как взрыв разорвавшейся бомбы.  Татьяна по-бабьи заголосила:

        - Твоё воспитание! Твой дурной пример! Сам вечно где-то шляешься,  вот и сын в тебя пошёл! Вместо того, чтобы в храм ходить, церковным браком сочетаться – привёл в дом блудницу! Ах, бедная я бедная, с кем живу – с грешниками и блудодеями… Дом мой – вертеп, пристанище для греха! Ой, господи! За что наказываешь? Я ли не молюсь за них за всех?

        - Прекрати истерику! – закричал Игорь. – А ты… ты… - он задыхался от бешенства. – Ты вот привёл жену, так сказать… А на какие шиши ты с ней жить собираешься? Ты работаешь? Нет! Или она работает?

        - Нет, Марьяна не работает. Она – свободный художник.

        - Да что ты говоришь! Так ведь, наверное,  этот свободный художник не святым же духом питается, жрать-то небось каждый день хочет, да не один раз, а все три, а кто кормить её будет? Опять Я?!

        - Папа, - спокойно сказал Денис, презрительная усмешка скривила его губы, - жаль, что ты не читал Свияша… Ты сейчас кривляешься, как клоун на арене цирка, а на голове у тебя дурацкий колпак с надписью – «Оскорблённый неблагодарными родственниками глава семьи». Успокойся и не пополняй свой сосуд кармы.

        Игорь в ярости бросился на сына, схватил его за ворот рубашки.

        - Подонок, выродок, не я твой отец, не может быть у меня такого сына…

        - Как же не ты отец? – взвизгнула Татьяна. – Ты что – оскорбить меня хочешь? Нет уж… Ты, ты отец, детище твоё как две капли воды на тебя похоже… Не тронь ребёнка, злыдень! Руки свои убери!

       - А если я отец, так я проклинаю тебя! Понял? Проклинаю! – кричал Игорь с налитыми кровью глазами, сотрясая Дениса, который нагло смотрел ему в лицо, продолжая презрительно улыбаться.

        - Ты с ума сошёл? – завопила Татьяна. – Ты что, не знаешь, как страшно родительское проклятие?

        - А я повторяю – ты мне не сын, пошёл вон вместе со своей потаскухой! Тебя кормил, но б…й твоих кормить не буду! Убирайся вон из моего дома! У тебя своя квартира есть. Там и живи!

        - Нет уж, я туда не пойду – я туда квартирантов вселю, вот и будем на эти деньги жить.

        - Значит, не уйдёшь?

        - Не уйду!

        - В таком случае я уйду! Ноги моей больше не будет в этом доме! Живите сами, как знаете!

        И Игорь выбежал, хлопнув за собой дверью. Напрасно звал его Павел, он не обернулся. И опять в кухне повисла тишина. Татьяна и Марьяна тихонько плакали. Павел сидел, задумавшись, устало склонив голову на руки. Денис со спокойной улыбкой обозревал поле недавней битвы.

        - Обидели батю! – в сердцах воскликнул Павел. – У него такой радостный день – депутатом стал… Мы так готовились, так ждали этого дня, а вы… Прав папа – вы как не родные.

        Он стремительно вышел.

        - Ну, Марьяна, - подал голос Денис, - добро пожаловать в наш террариум! Отец ушёл – и ладно. Одной змеёй меньше. А может, они так напугали тебя, что ты уйдёшь от меня?

        - Нет, я без тебя никуда… - всхлипывая, Марьяна доверчиво прижалась к нему. – Вот только почему они так встретили меня, твои родители? Они же меня совсем не знают, так почему они оскорбили меня? Почему?

        - А потому, девушка, что ваше поведение само за себя говорит, - надменно поджала губы Татьяна. – Вы переспали с моим сыном, застили глаза молодому человеку, и теперь хотите невинной невестой предстать? Кто вы вообще такая? Кто ваши родители?

        - У меня нет отца, а мама работает уборщицей.

        - У вас хоть жильё есть?

        - Да, комната.

        - Ну, вот всё и объяснилось… Денис, я тебя считала умнее – как ты не видишь? Это же авантюристка! Не ты ей нужен, а то добро, которое папа нажил…

        - Вы не правы! – закричала Марьяна. – Мне ничего вашего не надо! Денис, пойдём ко мне жить! Хоть у нас всего одна маленькая комната, вот увидишь, мама рада будет.

        - Успокойся, никуда мы отсюда не уйдём. А ты, маман, вспомни, что ты христианка, и прими свою долю с любовью и благодарностью.

        - В самом деле, мне что – больше всех надо? Всё в воле божьей, - философски изрекла Татьяна,  удаляясь.

        - А вот тут ты, мать, не права… - крикнул ей вдогонку Денис. – Ты зря палку перегибаешь. Папка у нас мужчина интересный – если ты так и будешь только  ругать его да молиться – бросит.

        - Всё в воле божьей, - упрямо повторила из глубины квартиры Татьяна и хлопнула дверью.

        - В божьей-то божьей, а кто кормить тебя будет? Мы-то квартиру будем сдавать, но этих денег только на нашу молодую семью хватит, Пашка сам студент… М-м?

        - Уйду в монастырь! Буду работать и простым трудом себе на хлеб зарабатывать!

       

    

    

    

                                               Действие 30.

    

    

            Игорь приехал на работу в дурном настроении. «Уйду! – решил он. – Брошу это гадкое семейство!.. Пусть поживут без меня, посмотрим, как запоют…» Уйти… Но куда?  Игорь задумался. Он вошёл уже в тот возраст, когда менять что-то нет никакого желания, когда тянет к стабильности и комфорту. В своём доме он с любовью и большими деньгами создавал уют, продумывал каждую деталь. Особенно много было вложено в обустройство его комнаты. Если спальня жены напоминала храм, берлога Дениса  - восточную сказку, а комната Павла – нечто  обезличенное,  показывающее, что  её обитатель ещё не обрёл индивидуальность, то личные апартаменты Игоря были стилизованы под рыцарский замок, как отголосок подросткового увлечения романами Вальтера Скотта и неизгладимого впечатления от экскурсии «Замки Франции». Довольно большое помещение со стенами, выложенными из грубого камня, с высоким потолком, как бы носящим на себе следы от копоти свечей,   с люстрой на длинной цепи, с коллекцией холодного оружия на одной из стен, с настоящим камином и дровяной поленницей  у другой, с массивной кроватью в нише под балдахином и, небрежно брошенной на пол шкурой медведя, – вот что представляло собой его личное пространство. Бросить его?... Жалко...       Конечно, можно было купить себе ещё одну квартиру и тоже оборудовать её по своему вкусу, но в настоящее время, в связи с этими нежданно свалившимися выборами, свободных средств не было. «Подлец Глазурьев! Ну уж нет… Всякий, кто попробует отравить мне жизнь или хотя бы испортить настроение… дождётся ответной любезности! Такой, что жизнь в полосочку покажется. Вообще – хватит обороняться, пора наступать!»

        Но где жить?.. Дожил… Можно, конечно, занять одну из уже имеющихся у него квартир, так как он, добрый отец, купил  сыновьям по квартире. Обе сдавались. Но, как он понял, Денис как раз рассчитывает на то, что в связи с так называемой женитьбой, он будет забирать деньги от аренды себе. Что ж! С одной стороны, его неожиданно проявившаяся самостоятельность даже к лучшему – отпадает необходимость регулярно выдавать ему кругленькую сумму на карманные расходы. Пусть выкручивается сам, ссора эта даже кстати. «А девица недурна…  Ну, пусть развлечётся». Итак, остаётся квартира Павлуши… Но квартиранты проплатили за три месяца вперёд, а ещё только заканчивается первый месяц. Значит, по любому ждать ещё два, затем – ремонт, меблировка, все дела… Реально раньше, чем через полгода туда не въедешь. До тех пор снимать квартиру? Фи! Этот вариант даже не рассматривается – это не для него. Ещё чего – ютиться по чужим углам! В его возрасте, с его статусом! Что ж, придётся по-прежнему жить у себя. В конце концов, здесь его любимый сын Пашка, а с остальными «родственничками» можно и не общаться. Пусть узнают силу его гнева. Игорь вздохнул с облегчением и по громкой связи приказал секретарше:

        - Через час всех топ-менеджеров ко мне!

        Когда все собрались и расселись по обе стороны стола, он цепким взглядом обвёл лица своих ближайших соратников. Все по-деловому сосредоточены, блокноты и органайзеры открыты, ручки занесены над пустыми листами – внимают ему и готовы фиксировать его мысли, идеи, чтобы, при выходе из  кабинета,  воплощать их в жизнь. Взгляд споткнулся о новое лицо, впервые присутствующее на подобных закрытых совещаниях, - Артём Скорохватов. Ничего, Игорь чувствует, что и этот со временем станет своим. Главное, голова светлая. В депутатской гонке показал себя надёжным товарищем и талантливым креативщиком, и в его бизнес тоже въехал удачно – толковым, богатым на идеи, грамотным маркетологом.

        - Друзья! Только вчера вы разделили со мной радость победы! Я стал депутатом! Наверно, это круто, хотя мне больше по душе мой бизнес. Но все вы помните, что заставило меня, человека не гордого и не публичного, далёкого от политики, ввязаться в депутатскую гонку… Это Глазурьев, который возомнил, что может лишить меня всего – отобрать мой бизнес! Мой кровный бизнес, заработанный потом и кровью! Друзья, фанфары отгремели, праздник закончился. А жизнь продолжается. Кто не нападает, тот вынужден постоянно защищаться. Я - человек мирный, но, видит Бог, обижать себя не позволю! Сегодня я пригласил вас, чтобы посоветоваться, какие, в свою очередь, мне целесообразно предпринять шаги, чтобы поставить на место этого выскочку. Напрягите все свои умственные способности, соберите в кучу весь свой профессионализм,  весь жизненный опыт! Давайте проведем мозговой штурм. А наша юридическая служба проконсультирует, как можно законно наказать этого хищника.   Господа, думать да рассусоливать некогда, время – деньги! Давай начинай, Егор Яковлевич.

         Первый зам Егор Яковлевич откашлялся и обстоятельно начал:

        -  Глазурьев закупает товар у тех же поставщиков, что и мы. Предлагаю демпинговать – выйти на этих поставщиков и предложить более низкую цену. 

        - Да, мне это тоже пришло в голову, - подхватил  Александр, - только я ещё предложил бы понизить и цены в рознице.

        - Можно? – по-школьному поднял руку  Кирилл, - я бы посоветовал эти маркетинговые ходы подкрепить рекламной акцией, чтобы привлечь покупателей в наши магазины. Ну, что-нибудь вроде того: «беспрецедентная акция в честь юбилея нашего магазина», «крушим цены» и т.д. Надо использовать все средства, чтобы создать отток покупателей из магазинов Глазурьева! Я бы ещё попробовал чёрный пиар – работает блестяще! И – на десерт, партизанский маркетинг в магазинах Глазурьева. Объясняю: промоутеры в виде покупателей будут толочься в его магазинах и на чём свет стоит ругать его товар. Уверяю вас – слухи быстро разойдутся, сарафанное радио ещё никто не отменял.

       - Что я могу предложить как юрист? – вставил своё слово Владимир Петрович. – Давайте теперь я попытаюсь найти что-то противозаконное в деятельности Глазурьева, чтобы, так сказать, их же оружием. Если ничего не найду, всегда можно какими-то претензиями портить оппоненту нервы.

        - Ай, молодца! – довольно потирал руки Игорь. – Ну, а вы что же молчите, Артём  Вениаминович?

        - Полагаю, что меня наняли для другой работы, нежели в ущерб нашему бизнесу вставлять палки в колёса конкуренту, - холодно ответил Артём.

        - То есть, вы не одобряете предложенных действий?

        - Демпинговать без крайней необходимости – не есть хорошо для бизнеса.

        - Но почему? – вскинулся Кирилл. – Мы же проведём массированную рекламную кампанию и привлечём нашими низкими ценами покупателей! И будет выгода! Количеством возьмем.

        - О! Не уверен… Массированная рекламная кампания – штука затратная, и тут надо всё считать – будет выгода или нет. На вскидку, думаю, не будет.

        - У нас сейчас цель – не получить выгоду, - гневно заговорил Игорь, - а наказать зарвавшегося конкурента!

        - То есть, мстить ему, терпя баснословные убытки, - подвёл итог Артём. – Тут я вам не помощник. Я здесь для того, чтобы приносить прибыль. И если я вижу, что бизнес будет терпеть убытки, я должен прямо об этом заявить.  Дела кровной мести в круг моих должностных обязанностей не входит.

        - Всем спасибо, - справившись с раздражением, сказал Игорь. – Все ваши предложения приняты. Идите на свои рабочие места и воплощайте всё сказанное в жизнь. Вам, Артём Вениаминович, тоже задача – в данных непростых условиях стараться спасти нашу прибыль.

        - Я на днях представил вам свое предложение…

        - Мы обязательно реализуем его!

        Озадаченные сотрудники разошлись.

         Примерно такая же картина наблюдалась в кабинете Глазурьева. Он сидел с налитыми кровью глазами, в рубахе, с засученными на волосатых руках рукавами, больше похожий на мясника, чем на руководителя крупной торговой сети, и потрясал веснушчатыми кулачищами перед своими топ-менеджерами, которые сидели прямо, затянутые, как в мундиры, в костюмы с галстуками на шеях.

        - Это что же получается, ядрёна вошь?! Этот прекрасный мясник меня вокруг пальца обвёл?! Вы-то куда смотрели? А? Вот вы, вы? – он ткнул жирным пальцем в мордоворотов, которые пасли Ветрова.

        - Но вы же сами приказали снять наблюдение…

        - Так я почему так приказал? Потому что вы же, морды собачьи, мне докладывали, что ведёт себя тихо, ездит, как пришибленный, из дома на работу!

        - Но так и было, его машина…

        - Машина?! А что, в нашем городе больше нет метро, другого общественного транспорта?

        - Но кто бы мог подумать, что человек такого масштаба поедет, извините, на метро.

        - Вот! И он это знал, что не допрёте до этого! И ездил, как миленький! Ишь, какую он бурную деятельность за вашей спиной развёл – везде съездил, со всеми договорился! Ну, премии вам не видать, дорогие мои. Поживите на зарплату простого россиянина… А ты! – он ткнул пальцем в юриста, который настолько вжал птичью голову в плечи, что торчал один его длинный нос, как клюв у нахохлившейся птицы.- Вот ты! Почему ты тормознул сделку, когда он приехал? Ведь уже в наших руках был!

        - Так вы же сами… Аудит…

        - Сам?! Блин! У меня бизнес, и мой бизнес идёт успешно! Вот в чём я профи! А для того, в чём я не профи, я нанимаю специалистов и плачу им… Мало я тебе, шкура продажная, плачу?!

        - Нет, конечно, но…

        - Так почему же ты, гад, допустил, чтобы он тёпленьким от нас ушёл!

        - Я подумал… я решил перестраховаться… аудит бы не помешал… а дело, казалось, верное… Кто мог подумать, что он готовит такой ход?

        - Опять кто мог подумать, опять ход… Ну, умеет мыслить нестандартно человек. Ай, да обвёл нас, дураков, вокруг пальца! Ай, да обвёл… Сейчас, поди, смеётся над стариком Глазурьевым, ухахатывается… А всё потому, что Глазурьев окружил себя тупьём, доверился… Так! Хватит разговоры говорить! Все лишены премии!.. Да, даже те, которые никаким боком к этой истории. Для профилактики! Чтобы впредь мозгами поактивнее ворочали! Я понимаю, что сейчас мы ничего не можем против него сделать, значит, надо следить за ним и выжидать, как, когда и где поймать его, вынюхивать, где у него уязвимое место!

        - С точки зрения закона… - начал было юрист.

        - Да уж какой там закон, - махнул рукой Глазурьев, - Сейчас главное – караулить его, понимаете? Глаз не спускать! Он - на взлёте, выиграл эту партию – и расслабился. Вот тут-то и надо смотреть в оба! Как только оступится, сразу – хватать! Следующую партию должен выиграть я!

        Тем временем ничего не подозревающий Ветров, озадачив сотрудников, попытался поработать: новые предложения от поставщиков, новости отрасли… От дел отвлёк мобильник.  Звонила Ася. Ветров  улыбнулся, предвкушая приятный разговор. Однако приятного разговора не получилось:

        - Привет! Говорить можешь? Слушай, тут такое… Провал, одним словом! – тонкий голос Аси дрожит, как натянутая струна и срывается на плачь.

         - В чём дело?

          - Да не перебивай! Я – больше не депутат, вот в чём дело! Предприниматель Пичугин, который тоже идёт от нашей партии, и который не прошел, пересчитал голоса и в итоге обошёл меня! Теперь у меня тридцать процентов, а у него тридцать три! Значит, теперь я вылетаю из списка! Рано обрадовалась…

        - Погоди… - увидев препятствие, которое надо преодолеть, Игорь вновь обрёл уверенность в себе и азарт игрока. – Погоди-погоди… Выходит, что если он пересчитал голоса, значит, и ты можешь пересчитать голоса!

        - Но как? Я ведь не приду в избирательную комиссию и не потребую… Да меня никто и слушать не станет!

        - Но ведь его послушали?

        - Так он состоятельный человек!

        - Деньги… Опять всё решают деньги… Не переживай, мы найдём сколько надо. Дуй ко мне в офис! Каждая минута на счету…

    

                                                        Действие 31.

    

    

    

            В кабинете Вячеслава Тихоновича Золотова атмосфера накалилась до предела. На закрытом совещании присутствовали  как те, кому посчастливилось выиграть предвыборную гонку и стать депутатом, так и те, кому не повезло. Счастливчиков было семеро: первая тройка, в которую вошли - сам лидер местных коммунистов Вячеслав Тихонович Золотов,  член бюро горкома, депутат Владимир Михайлович Козодоев и, до сих пор никому не известный,  Игорь Геннадьевич Ветров, притягивающий к себе завистливые взгляды товарищей. Четыре следующих места распределились таким образом: юрист, работающий в партии на платной основе, молодой ещё, тридцатипятилетний Вениамин Красовецкий, элегантный, в дорогом костюме, с изысканными манерами: предприниматель, борец за права малого бизнеса, сорокалетний Денис Аркадьевич Большаков; затем, тоже предприниматель, тот самый  Олег Сергеевич Пичугин,  сорока с небольшим,  и, наконец,  замыкала список Ася.

        А вот и те, кому не повезло: Потапов Василий Иванович, единственный пролетарий в этой респектабельной компании, пятидесятилетний кряжистый мужчина с открытым суровым лицом – именно он должен был замыкать тройку лидеров, пока в дело не вмешался Ветров; бывший депутат Никита Петрович Федорчук –  семидесятилетний, но ещё бодрый; профессор медицины Сергей Игнатьевич Птицын, шестидесяти лет, занимавший высокие административные должности в медицине, но отправленный на пенсию и решивший продолжить карьеру уже в качестве депутата. Он и взял слово:

        - Я выражаю наше общее мнение – то, что  творилось на выборах – это полное безобразие. Сразу после выборов расклад был такой – помимо тройки, в ЗАКС прошли: я, Потапов, Федорчук и Ася. Таков был итог после подсчёта голосов. Мои наблюдатели сработали чётко. И вдруг получается, что голоса посчитаны неправильно, что имели место ошибки и прочее, и вперёд вырвались Большаков, Красовецкий и Пичугин. Большаков и Красовецкий подвинули меня и Федорчука, Пичугин – Асю. Причём Красовецкий неожиданно вырвался в явные лидеры. Наш заслуженный товарищ, Потапов, из лидеров переместился в конец списка. Дальше начался явный абсурд – наша милая Ася тоже вдруг спохватилась, пересчитала голоса, и вновь вырвалась - вошла в число депутатов, подвинув теперь уже Потапова.

        - Понятное дело, что всё решили деньги, - взял слово Никита Петрович Федорчук. – Я отслеживал ситуацию, я шёл впереди всех. Как действующего депутата, меня хорошо знают избиратели. Мой район вообще исторически «красный». И вдруг я задним числом оказываюсь позади вот этих господ. Хотелось бы услышать от них – пусть прокомментируют ситуацию.

        - А что тут комментировать? – холодно и высокомерно улыбнулся Красовецкий. – Нам просто больше повезло, вот и всё. Все боролись честно. Я постоянно держал руку на пульсе. Когда мои наблюдатели стали докладывать мне, что имеют место нарушения, я вовремя вмешался, потребовал пересчёта голосов и – вот… Я юрист – меня не проведёшь.

        - Да вы просто заплатили, - презрительно сказал Птицын. – Это смешно и грустно – то, что творилось с этими голосами. Ими жонглировали, как шариками. Вернее, продавали, как фантики. Я знаю, что, например, едроссы, которые поняли, что не проходят, продали свои голоса соперникам из других партий.

        - Я голоса не покупал, - презрительно пожал плечами Красовецкий.

        - Не вы, так другие.

        - Я не понимаю, о чём спорим вообще, - вступил в дискуссию Большаков. – Вы чего добиваетесь? Зачем нас здесь собрали? Может, вы хотите, чтобы мы уступили вам свои мандаты?

        - Мы заявляем, что подаём в суд. Пусть суд разбирается с голосами. Как люди честные, мы посчитали, что должны прямо заявить о своих намерениях, - Птицын начинал нервничать.

        - Да-да, в суд, - подхватил Федорчук.

        - Подавайте, - холодно изрёк Красовецкий. – Только вот моё мнение как юриста – вы ничего не добьётесь, только потратите время и деньги. И дадите повод нашим врагам говорить, что коммунисты судятся между собой за депутатские мандаты.

        - Проигрывать надо достойно, - подхватил Большаков.

        Пичугин молчал – ему было явно неловко. Он не считал себя коммунистом, депутатский мандат требовался ему для лоббирования собственного бизнеса.

        - А вы что скажете, господин Пичугин? – обратился к нему Птицын. – Вы шли в самом хвосте, вы – явный аутсайдер. Как оказалось, что вы «потеряли» и вдруг счастливо нашли аж семь тысяч голосов?! Благодаря чему вырвались в лидеры…

        - Я… как и господин Красовецкий… товарищ Красовецкий… держал руку на пульсе…

        - Давайте не превращать наше собрание в базар, - отрезал Федорчук. – Что скажете, товарищ Золотов?

        Золотов помолчал, нахмурившись. Затем, скрепя сердце, высказал своё мнение:

        - Товарищи, я так думаю – да, безобразий было много,  об этом написано и сказано немало. Были фальсификации, были подкупы… Но мы должны прежде всего думать не о нашем личном успехе или неуспехе, а о партии. Для партии это – успех. Семь мандатов вместо четырёх, как в прошлый раз. Вас, товарищи, которые победили, я поздравляю. А вам хочу сказать… Вы – достойнейшие люди, известные в городе, вы – мои давние товарищи… Но… Так получилось. Я призываю вас, как сказал товарищ Красовецкий, достойно принять поражение и не выносить сор из избы, не подавать в суд. Не давать тем самым повод нашим недругам говорить о расколе, вражде и подкупе в наших рядах. В нас, оппозицию, и так камни бросят, так зачем ещё самим повод давать…

        - Понятно, - тяжело изрёк Птицын. – Позвольте спросить – вам тоже заплатили, товарищ Золотов?

        - Сергей Иванович, не надо, -  нахмурился Золотов.

        - А что? Не исключаю. Как прошёл в первую тройку этот лощёный господин? – небрежный кивок в сторону Ветрова. - Тоже за красивые глаза? Как оказались в лидерах эти господа? Язык не поворачивается назвать их товарищами.

        - Послушайте! – выступил вдруг пролетарий Потапов. – Послушайте! Уж кому, как не мне возмущаться – я шёл  впереди и уже был уверен на все сто, что прошёл. Меня уже все знакомые поздравили. И вдруг… Но Вячеслав Тихонович прав – тут надо думать прежде всего о партии. Семь мандатов – это успех, товарищи! Вот об этом надо думать в первую очередь. А уже как они получены – да какая, к чёрту разница?! Главное,  наши прошли! А мы из-за каких-то больных амбиций в суд пойдём… Вы сами-то подумали, как некрасиво это будет выглядеть? Вся наша победа тогда – коту под хвост. Не надо в суд! Будьте выше этого.

        - Уж не знаю, чьи интересы будут проводить новоиспечённые депутаты, - прошипел Птицын. – Интересы партии или интересы своего бизнеса… Но я лично это так не оставлю.

        - Я тоже, - кивнул Федорчук.

        Они демонстративно вышли.

        Оставшиеся помолчали.

         - Я не знаю, будут ли они подавать в суд, - подал голос Красовецкий, - но врагов вы, Вячеслав Тихонович, нажили.

        - Так же, как и вы, прочем, - пожал плечами Золотов.

        После совещания Игорь предложил подвезти Асю до дому. Он сосредоточенно вёл машину, а мысли его витали далеко – он жаждал мести. «Так, одно дело я сделал – стал депутатом. Теперь второе… Ну, погоди, Глазурьев, гад… Ну, погоди! Вот бы тебя уделать так, как меня уделали твои головорезы… А ещё лучше - бизнеса тебя лишить!»

        А Ася вспоминала события вчерашнего сумасшедшего дня. Когда ей позвонили и сообщили, что она вылетает из списка, её охватило такое отчаяние, такая растерянность… Ведь она только что отпраздновала победу, всех своих знакомых ошарашила радостной вестью! Столько планов, столько проектов… И вдруг – конец! Нелепый, абсурдный, но такой реальный… В первый раз она поняла, что обстоятельства могут быть сильнее её…

         Первый, чей номер она набрала, был, конечно, Артём. Она, чуть не плача, рассказала ему всё. Он выслушал её, не перебивая, и единственное, что сказал: 

           - Ася, я в шоке… Н-да, видно, политика – действительно грязное дело. И, к сожалению, в нашей партии тоже грязи хватает. Ну, что ж… Я на самом деле не знаю, как тут можно помочь… Плетью обуха не перешибёшь. Что ты можешь сделать в этой ситуации? Ничего. Это – как игра. Выигрыш казался верным, но – игра проиграна. Будь выше этого! Не кисни.

        - Это всё, что ты можешь мне сказать? – взорвалась она. – Ты больше ничего не можешь предложить? Что, прям вообще никаких идей? Ты - талантливый креативщик?! Ну, придумай хоть что-нибудь! Должен же быть какой-то выход! Я не хочу проигрывать, не хочу! Понимаешь?!

        - В этой ситуации я не знаю, что придумать… Но неужели ты так расстроилась, что не стала депутатом?

        Ей показалось, что в его голосе прозвучала насмешка.

        - Артём, ты издеваешься?

        - Нет. Я просто тебя не понимаю. Ты - революционерка. Конечно, было бы неплохо побыть депутатом – новые возможности, головокружительные перспективы… Но удел депутата, просиживание штанов в парламенте -  не для тебя. Твое место – на баррикадах.

        - Сам лезь с голой задницей на баррикады!

        Она нажала «отбой», раздражённая его реакцией. Ну, а что, собственно, он может сделать? Пожалуй, и вправду ничего. И тогда она набрала Ветрова, который в тот же день решил её проблему, спас её, помог ей. «Вот он – настоящий мужчина! – с восхищением думала Ася. – Для него нет преград! Всё сметёт на пути! За таким – как за каменной стеной».

        Когда же она после того, как все утряслось, позвонила Артёму и поделилась своей радостью, её реакция и вовсе обозлила её. Он сказал только одно – «и что теперь – опять надо поздравлять?» Сам Артём тоже был раздосадован: «Ишь, как её задело то, что она могла вылететь из списка! А мне-то она казалась настоящей революционеркой, которая не от мира сего. Зачем ей депутатство? Я думал, для более эффективной борьбы. Но, судя по ее реакции, она тоже захотела депутатских благ,  захотела свои амбиции потешить. Может, и в политику она пришла только ради этого?.. Не хочется так думать. Наверно, я несправедлив. Она так радовалась! Столько сил, нервов ушло на предвыборную работу… Можно понять, что она сорвалась. Наверно, и я бы сорвался, и любой на ее месте. В конце концов, ее могла возмутить такая несправедливость. В самом деле – как можно это спокойно терпеть?»

        Автомобиль Ветрова затормозил у Асиной парадной.

        - Приехали, - улыбнулся он ей одними губами, взгляд оставался жёстким и холодным.

        - Игорь, - немного помявшись, сказала Ася. – Я так благодарна тебе!

        - Оставь! – отмахнулся он.

        - Нет, я хочу сказать! Я благодарна тебе так… Ну, словами не передашь. Но знай, что я за тебя – и в огонь, и в воду, и на край света…

        Игорь метнул на неё удивлённый взгляд. Смотрит-то как… страстно. Хороша! Однако пока он придумывал, что бы ей ответить, она быстро вышла из машины, захлопнула дверь и скрылась в парадной.

    

                                                                  Глава 32.

    

    

       

        Первое после выборов собрание первички решили сделать неофициальным –  просто отметить то, что двое их членов - Ася Ковалева и Игорь Ветров прошли в депутаты. Коммунистов заранее оповестили об этом. За час до начала мероприятия новоиспечённые депутаты  спустили в подвал ящик спиртного – водку и мартини, и несколько туго набитых закуской пакетов. Сдвинули столы и стали накрывать. Вернее, суетились, раскладывая нехитрую снедь на пластиковые тарелки, Ася и Павел.  Игорь, всем своим видом показывая, что не царское это дело, только снисходительно наблюдал за их приготовлениями и без остановки разговаривал по мобильному.

        Стали подтягиваться коммунисты. Некоторые, в основном старики, по-джентльменски дарили Асе скромные букеты красных гвоздик (словно сговорились). Наконец расселись. Игорь и Ася заняли места во главе стола. Рядом с отцом сел Павел, рядом с Асей – Артём. Он, единственный, преподнёс ей букет красных роз. Игорь по-хозяйски стал разливать спиртное.

        - Товарищи, как вам  новый проект на первом канале – «Время судит»? – спросил Волин.

         - Он уже не совсем новый…

         - К сожалению, лишь недавно открыл для себя.

        Кто-то одобрительно закивал головой, кто-то пожал плечами:

        - «Время судит»? А о чем там?

        - Это ток-шоу. По одну сторону барьера – известный либеральный прихвостень, махровый антисоветчик Егор Бабаянов, по другую – Иван Злобин.

        - А кто он такой?

        - Позвольте, это не тот, у которого какой-то экспериментальный театр?

        - Ну, начать с того, что это человек образованный – член РАН, доктор исторических наук. В политике, во взглядах - наш человек. Еще в 93-м отметился, защищая Белый Дом. Да, действительно, у него свой экспериментальный театр. Тоже политический. Политический театр абсурда. Вот так вернее.

        - И что он?

        - О, на него стоит посмотреть! Недаром человек имеет театр. Да, кажется, сам в нем и играет. Артист! А какая энергетика мощная! Беснуется, ну прямо как юродивый, в хорошем смысле этого слова. Этакое сочетание – энергетики, харизмы, и эрудиции, интеллекта. Он этого Бабаянова просто за пояс затыкает.

        - Так о чем ток-шоу?

        - Я видел передачу, посвященную Сталину. Бабаянов, как водится, грязью поливает нашего генералиссимуса, а Злобин с пеной у рта его защищает. Молодец! Вам, Артем и Ася, как публицистам, ну просто необходимо посмотреть это ток-шоу!

        - Да, - подтвердил Андрей Григорьевич. – Злобин – человек грамотный. Но помяните мое слово – власть не для того эту передачу запустила, чтобы Злобин защищал Советский Союз и социалистические ценности, а для того, чтобы наши противники в идейном споре забили нашего сторонника. Сейчас власти увидят, что наоборот получается, и прикроют передачу. Вот увидите!

        - Или нарочно этого Злобина запустили… - задумчиво произнес Волин. – Власть не дура. А вот нас за дураков держит. Не дадут такому яркому, харизматичному человеку, как Злобин, эфирное время, прайм-тайм, для того, чтобы он сторонников режима забивал.

        - Позвольте, товарищи, - подхватил Тихомирский со своей иезуитской улыбкой. – Я уже прочитал на каком-то сайте… не помню, где, так, может быть, слухи, что вот как раз из-за того, что Злобин так ярко выступил, власти спешно передачу закрывают.

        - Ну вот видите! – подхватил Андрей Григорьевич. – А я что говорил?

        Но тут слово взяла Ася:

        - Товарищи! Сегодня у нас необычное собрание. Мы не будем намечать планы борьбы и обсуждать партийные документы. Мы – славно поработали. И – вот результат – от нашей первички в ЗакС прошло аж два депутата! Это Игорь Геннадьевич Ветров, наш новый товарищ, и ваша покорная слуга. Мы все вместе работали на нашу победу и теперь имеем полное право её вместе отметить. Спасибо вам, товарищи, за помощь и поддержку! Я постараюсь не разочаровать вас, и в парламенте, как на баррикадах, отстаивать дело нашей партии!

        - Поздравляем!

        - Ура!

        Чокнулись пластиковыми стаканчиками, выпили. Руки потянулись за салатами и колбасой. Лица оживились.

        Поднялся старичок – вся грудь в медалях. В дрожащей руке – стакан с фронтовыми ста граммами.

        - Ну, как говорится, между первой и второй – пуля не пролетит, а потому разрешите тост. Дорогая наша Ася! И вы, наш новый товарищ, от всей души поздравляем вас с победой! С радостью мы восприняли это событие и считаем, что и Ася, и… Игорь Геннадьевич достойны звания избранников народных! Боритесь в парламенте за интересы народа! Борьба не закончена – борьба продолжается! До полной победы, товарищи!

        Выпили. За столом завязалась оживлённая беседа, зазвучали шутки.

        После пары тостов Тимур громко заявил, перекрывая шум голосов:

        - Извиняюсь, но мне хотелось бы запустить ложку дёгтя в нашу бочку мёда. Я, конечно, рад, что наша первичка дала ЗакСу двух депутатов, и всё такое, но не намерен делать вид, что с этими выборами всё хорошо.

        - А что такое? Что не так? - раздались недоумённые голоса. 

        - Как?! Кто-то ещё не в курсе? В таком случае рассказываю: все голоса куплены!

        - Куплены?

        - Ну разумеется! Нет, я не о том, что наш товарищ Ветров купил себе место, это и так всем понятно. Я не о тройке избранных, я об остальных участниках депутатской гонки. Смотрите, какой был расклад сразу после выборов… Заявляю совершенно официально, так как сам входил в комиссию на одном из участков и отслеживал ситуацию до конца. Итак, по итогам выборов,  в ЗАКС прошли: Птицын, Потапов, Федорчук и Ася. Однако не успели новоиспечённые депутаты отпраздновать победу, как вдруг выяснилось, что голоса посчитаны неправильно, а когда их посчитали как бы правильно,  четвёрка полностью поменялась: теперь  вперёд вырвались Большаков, Красовецкий и Пичугин. Большаков и Красовецкий подвинули Птицына и Федорчука, Пичугин – Асю. Причём аутсайдер Красовецкий неожиданно вырвался в явные лидеры. Наш матёрый коммунист, Потапов, который вообще должен был идти вне конкурса – в тройке лидеров,  переместился в конец списка. Но и это ещё не всё: Дальше наша Ася, подумала, видно, что чем она хуже, и  тоже  пересчитала голоса, и вновь  вошла в число депутатов, подвинув теперь уже Потапова. То есть получается, что товарищи, благодаря своему авторитету и долговременной успешной работе, заслуженно прошедшие в депутаты, - вдруг пролетели как фанера над Парижем, а господа, социальный статус которых – буржуа – отныне представляют нашу коммунистическую партию в ЗакСе. Вот такие дела, товарищи.

        Раздались возмущённые голоса, коммунисты удивлённо переглядывались.

        - А кто они – новые депутаты? Ну, эти – Красовецкий, Пичугин, Большаков?

        - Позвольте, Красовецкий – это наш партийный юрист, ну, может, помните, такой красивый мальчик… А Большаков и Пичугин – коммерсанты. Большаков давно на слуху – борец за права мелкого бизнеса. Вступил в партию год назад, когда под угрозой оказался рынок у метро. И сам вступил, и других коммерсантов сагитировал. Из них, буржуев, даже отдельную первичку сколотили.

        - Ах, это тот, который, когда в партию вступал, заявил, что партия их, предпринимателей, защищать должна…

        - Ну да, тот самый.

        - А Пичугин?

        - Да вроде вообще не коммунист.

        - Безобразие! До чего докатились…

        - Погодите-погодите, а Потапов что – вообще не прошёл?! Он же в тройке должен был быть.

        - Так его место нашему новому товарищу отдали – вот, Ветрову Игорю Геннадьевичу.

        - А-а-а… Обидели такого человека!

        - Буржуи проклятые! Уже места в ЗакС от СДПРФ покупают! – завопил Андрей Григорьевич, стуча клюкой о пол. 

        - Тимур, зачем ты этот разговор начал? – прошипела Ася.

        - Правильно сделал, что начал, - подхватил, до сих пор молчавший с коварной улыбкой, Юрий Тихомирский. – Оказывается, некоторые наши товарищи были не в курсе, какая грязь, какая мерзость творится в верхушке нашей партии. Рыба, как говорится, гниёт с головы.

        - Правильно, теперь будем знать! – поддержали его.

        - Товарищи, кто развёл всю эту мерзость, на которую порядочному человеку нельзя смотреть без гадливости? – продолжал Юрий. – Я назову вещи своими именами – развёл весь этот гадюшник наш лидер, дорогой товарищ Золотов.

        Повисла напряжённая тишина. Юрий поднялся и развернул несколько листов, отпечатанных на компьютере.

        - Юрий… - начала было Ася.

        - Товарищ Ася, не затыкайте мне рот…

        - Пусть говорит! Давайте послушаем…

        - Товарищи, душа болит за партию! Наиболее честные и принципиальные коммунисты не могут далее мириться  с тем, во что превратил нашу партию товарищ Золотов! А во что он её превратил? В рынок! В базар! В торжище, на котором свободно продаются-покупаются голоса избирателей, должности и депутатские мандаты! Товарищ Золотов – иудушка, который региональную партийную организацию превратил в свою вотчину, в источник прибыли…

        - Безобразие!

        - Да если бы только это… Он развалил всю партийную работу. На митинги не может собрать больше ста человек. Позор! Придумал точечные пикеты – и это ставит себе в заслугу. Но, товарищи, только многотысячный митинг может свалить эту власть! Вспомните перестройку! Несколько десятков тысяч – перед правительственным зданием! А не десяток человек на разрозненных пикетах…

       - Да, это так – народу всё меньше.

        - Вспомните, что он неоднократно высказывал пасквильную критику в адрес ЦК, охаивая «Русский лад» и «Русский вопрос». Он позволял себе глумиться над этими святыми для нас понятиями. Он – неотроцкист! Я предупреждал на прошлом собрании, что мы с товарищами из  первичек разных районов готовим резолюцию в ЦК с требованием снять Золотова с должности главного коммуниста Северной столицы, да и вообще гнать его из партии! Я готов зачитать резолюцию…

        - Я думаю, что сейчас не место и не время зачитывать резолюции! – гневно заявила Ася. – Сегодня мы собрались здесь, чтобы отметить…

        - Я шёл на собрание первичной организации коммунистической партии, а не на пьянку! – надменно заявил Юрий.

        - Пусть читает!

        Юрий зачитал ту резолюцию, которую ранее с большим вниманием изучил Кукловод.

        - Товарищи, вы должны знать – эта резолюция уже направлена в Москву. И уже есть информация, что наш призыв услышан и принимаются срочные меры. Под ней – подписи более пятисот наших единомышленников, возмущенных деяниями Золотова.

        - Это пасквиль! В Москве хорошо знают Золотова! И над вашей писулькой просто посмеются! – выкрикнула возмущенная Ася.

        - Смеется тот, кто, как говорится…

        - Я надеюсь, из наших никто не подписался? – Ася обвела присутствующих воспаленными глазами.

        - Отчего же? Я подписался! –  Тимур презрительно скрестил на груди руки.

        - И я! – неожиданно для всех воскликнул Павел, который за последнее время сдружился с Тимуром, даже попал под его влияние.

        - Пашка! – ахнула Ася. Ветров молчал, сдвинув брови и теребя льняную челку.

        - А что? – вскинулся Павел. – Я не так давно в партии, и не так хорошо ещё во всём разбираюсь. Но раз Тимур подписывает – и я с ним, потому что Тимуру я доверяю.

        - Молодец, ты наш человек! – подхватил Тимур, одобрительно похлопав Павла по плечу.

        - И я подписался! – неожиданно решился  до сих пор молчавший монархист Стариков. – Золотов против «Русского вопроса» - и для меня этого достаточно.

        - И я! – возбуждённо выкрикнул Константин Борисович. – В самом деле, никакой работы не ведётся! К революции ни на секунду не приблизились! Менять такого лидера!

        - Та-ак… Кто еще? – зловеще спросила Ася.

        - Ну, я, - спокойно признался Коля Рыбин. – Если Тихомирский это дело замутил, то дело верное. Тихомирский – голова!

        - И я подписался, - заявил Егор. – Ни на шаг к социализму не подвинулись! Кто виноват? Тот, кто у руля, конечно…

         Остальные подавленно молчали, опускали глаза, стараясь ни на кого не смотреть.     В момент всеобщей растерянности слово взял Волин.

        - Товарищи! Вот сейчас нашего лидера обвинили в том, что он продаёт мандаты… А что – только в нашем городе происходит такое? Не общая ли это политика высшего партийного руководства? ЦК мотивирует это тем, что нам нужны деньги. А также тем, что мы должны привлекать в партию не только пролетариат, но все сословия! Разве не так? А митинги… Да это всеобщая тенденция – народ больше не верит в политические игры, не верит нам, коммунистам! И правильно делает! Только вооружившись учением Маркса-Ленина можно добиться смены строя! А не играми в выборы… Я уже говорил не раз и снова повторю, что  верхушка нашей партии отходит от идей марксизма-ленинизма… Теперь все носятся с  «Русским вопросом»…  А в результате ищем врагов везде – в мировом сообществе, в мировой олигархии, только не у себя дома. Получается, что если буржуй – наш, русский, то он не враг пролетарию. А вот таджик, такой же работяга, враг, потому что не русский, и вообще мусульманин.

        - Как, Иван Сергеич, и вы туда же – за критику ЦК и «Русского вопроса»? – иезуитски улыбался  Тихомирский.

        - Здоровая критика необходима партии! И Золотов критикует по делу! Он импонирует мне лично тем, что он остаётся на позициях марксизма-ленинизма. Поэтому я не только не буду подписывать эту грязную бумажонку, но и составлю свою резолюцию – в защиту Золотова, и найду людей, которые подпишут её! А там посмотрим, чья возьмёт.

        - Волин прав! – стукнул клюкой о пол Андрей Григорьевич. – Золотов ни при чём! Он и так крутится, как уж на сковороде.

        - Составляйте! Я подпишусь, - отчётливо произнёс Артём, - потому что я полностью согласен с вами – в торге мандатами виноват не лично Золотов, это политика партийного руководства. А в том, что он критикует «Русский вопрос» и отстаивает марксизм-ленинизм – правильно делает. А деятельность ЦК я и сам могу раскритиковать в пух и прах.

        - И я подпишусь! – крикнула Ася. – Да Золотов… он для меня – идеал настоящего коммуниста!

        - Так давайте же выскажемся в защиту Золотова! – воодушевился Волин. –  Я уверен, что и в других первичках найдутся люди, готовые защитить нашего лидера, и их в разы больше! Неужели молча смотреть на эту вакханалию!

        … Через несколько дней на стол Кукловода легла папка с петицией в защиту Золотова и стоящими под ней подписями – он насчитал их больше тысячи.

        - А вот и фамилии, - потирая руки, промурлыкал Владислав Альбертович.

    

    

                                            Глава 33.

    

    

        Владислав Альбертович Кукловод размышлял… Перед его глазами на экране монитора висела табличка с итогами выборов прошлых и нынешних. Цепкий взгляд бархатных карих глаз главного политического манипулятора страны перебегал с одного столбца на другой, он бормотал вслух:

        - На прошлых выборах партия власти получила 64% голосов и 315 мест в парламенте, теперь – 49%  и 238 мандатов, главные оппозиционеры – СДПРФ – на прошлых выборах,  11% и 57 мест, на этих –  19% и 92 мандата, «справороссы» тогда получили  8% и 38 мест, теперь же13% и 64 мандата,  ЛДПР на прошлых – 8% и 40 мест в парламенте, теперь - почти 12% и 56 мандатов. Что касается правых – их время ушло. 3% у «Яблока»  и ноль с копейками у «Правого дела» - это несерьезно. Не прижилась идея западничества у нас, не прижилась…  Явка же по сравнению с прошлыми выборами уменьшилась на 3% . Хм… Почему уменьшилась явка? Возможно, люди стали лучше жить, а потому у них упал градус протестных настроений. Ведь если человек доволен обстановкой в стране, зачем ему тратить свое свободное время на, так сказать, волеизъявление? Как известно, голосуют ногами, то есть  приходят на выборы, те, кто недоволен  и наивно считает, что путем выборов можно переломить ход истории… Но, судя по итогам голосования, процент недовольных растет,  значит,  наивных становится меньше? Так, что ли? Все меньше людей верит, что от выборов что-то зависит?.. Но если электорат разочаруется в выборах, поймет, что власть таким образом не сменить, он захочет изменить власть другим путем? Он пойдет другим путем? Как предрек когда-то господин Ульянов. История имеет тенденцию повторяться – революция и контрреволюция, свержение монархии – реставрация монархии… Господин Ульянов мертв, но что, если найдется кто-то в наше время, кто скажет – «пойдем другим путем!». Но, все может быть не столь грустно. Возможно, народу просто не из чего выбирать? Традиционный партийный набор на зубах навяз? Выбирают, выбирают, а воз и ныне там. Одно сплошное сотрясение воздуха. Тогда необходимо расширить ассортимент, чтобы было, из чего выбрать. Например,  коммунисты-националисты, коммунисты-марксисты, коммунисты-монархисты… И  так далее, до полного абсурда. Ну, это мы сделаем в самое ближайшее время. А вообще цифры – вещь упрямая – показывают, что доверие к партии власти падает, а поддержка оппозиции растет. Все так называемые оппозиционные партии набрали вес по сравнению с прошлыми выборами. Это плохо, но – поправимо. Надо распылить голоса избирателей. Голоса-то распылим, но эти цифры показывают, что растет градус недовольства. Вот ведь что! Ох, надо, надо распылять, разъединять… Разделяй и властвуй! Этот античный лозунг по-прежнему актуален. Надо запускать новых лжепророков и новых лидеров, и пусть ведут за собой… куда-нибудь. А реальных революционеров – выявлять  и… уничтожать! То есть, не физически – пересуды пойдут, а – перетаскивать на свою сторону. Подкуп, например! Или, если человек не алчный, поманить властью, славой… Если он лидер, то, значит, есть и амбиции, и гордыня. Да и вообще, у каждого человека есть своя слабость, надо угадать ее и давить на нее, как на кнопку… Кстати, как там Злобин?

        Кукловод и Злобин не могли встречаться в публичных местах. Оба были людьми известными, особенно Злобин, который в последнее время, благодаря телевизионной раскрутке, стал настолько популярным, что его без труда узнавали. Понятно, что никто не должен был видеть их вдвоем! А потому встреча двух манипуляторов состоялась на нейтральной территории – в музее кукол. Владислав Альбертович подъехал первый. Был поздний вечер. Тихо падал снег, переливаясь золотыми искрами под светом фонарей. Окна музея черными глазницами смотрели на заснеженную улицу. Кукловод позвонил. Дверь открыл охранник.

        - Добрый вечер, Владислав Альбертович. Заходите.

        - Добрый вечер, Антон Васильевич… Минут через двадцать сюда подъедет один искусствовед, которому я хотел бы показать наших кукол в обстановке, так сказать, полной конфиденциальности. Поэтому я поднимусь в зал общей экспозиции, а вы, когда он подъедет, проводите его ко мне.

        - Понял.

        Владислав Альбертович поднялся в зал общей экспозиции, включил приглушенный свет. В этом тусклом свете, который не мог проникнуть в самые темные и потайные углы помещения, силуэты кукол, казалось, шевелятся, их неподвижные глаза пристально и недоверчиво прощупывают чужака.

        - Ну, здравствуйте, дети мои, - вполголоса произнес Кукловод, медленно направляясь к ним и присаживаясь рядом на ковер, - сейчас будем думать… «Лица стерты, краски тусклы, то ли люди, то ли куклы… - вполголоса запел он свою любимую песню Макаревича. - … все они марионетки в ловких и натруженных руках… - Владислав мельком взглянул на свои ухоженные руки. - Кукол дергают за нитки, на лице у них улыбки, и играет клоун на трубе. И в процессе представления создается впечатление, что куклы пляшут сами по себе»… Пляшут сами по себе! Как бы не так! «Ах, до чего ж порой обидно, что хозяина не видно…» Да ладно, чего уж там? Главное – дело... «Вверх и в темноту уходит нить…» Это точно, что вверх, вертикаль власти… «А куклы так ему послушны, и мы верим простодушно в то, что кукла может говорить. Но вот хозяин гасит свечи – кончен бал и кончен вечер… И кукол снимут с нитки длинной и, засыпав нафталином, в виде тряпок сложат в сундуках…»  
         Он взял ближе всех сидящую крупную куклу, усадил ее к себе на колени.

        - Итак…

        Но в этот момент внизу раздались приглушенные голоса, и в зал вошел Иван Злобин. Так он и застал Кукловода – сидящего на полу, с куклой на коленях. Однако Злобин не показал никаким образом, что удивлен.

        - Добрый вечер, Владислав Альбертович.

        - Рад видеть вас… Присаживайтесь.

        Злобин кинул взгляд вокруг себя, но, не увидев какого-либо подобия сидения, уселся рядом с политическим манипулятором и тоже посадил себе на колени первую попавшуюся куклу.

        - Знаете, Владислав Альбертович, как я рад, что вы вытащили меня сюда, что наша встреча происходит именно здесь. Я давно наслышан об этом уникальном в своем роде музее и сколько раз хотел заскочить сюда, но все как-то несподручно было.

        - Вы не обманетесь в своих ожиданиях. К примеру, эта кукла, на которую вы изволили обратить внимание, была сделана в середине девятнадцатого века, по заказу великого князя, для отпрысков царского дома. А теперь вот вы держите ее, потомственный крестьянин. Если бы вашему прадедушке сказали в свое время об этом, он, конечно, был бы потрясен и растроган… Кукла эта у меня обычно как раз и изображает партию монархистов. Но партия эта бутафорская, непопулярная, да и вымирающая, поэтому куклу эту редко использую…  А та кукла, которую держу я, олицетворяет собой, скажем так, некую третью силу,  лидера, властителя дум, гения, ведущего за собой толпу… в никуда.  Я говорю сейчас о вас.

         - Я так и понял.

         - Ваша популярность достигла апогея, как мне кажется.

         - Не жалуюсь. На улицах узнают. А в театр мой, ну, просто паломничество какое-то. И все благодаря вам, Владислав Альбертович.

        - Да, но может начаться спад. Поэтому, не дожидаясь этого спада, надо ковать железо, пока горячо. Пора действовать – осуществлять наш проект.

         - Я весь внимание.

         - Передачу вашу мы закрываем. Распустим в прессе слух, что закрывается проект из-за вашей харизмы, ну, забиваете вы сторонников режима – забиваете своим интеллектом, обаянием, вдохновением… и прочими своими замечательными качествами. Власть якобы испугалась вашего возросшего авторитета.

         - Иезуит вы, Владислав Альбертович.

         - Работа такая. Так вот, передача закрывается, а вы обращаетесь к своим поклонникам, сторонникам, единомышленникам  с призывом объединяться вокруг вашей персоны, чтобы вместе идти туда, куда вы укажете, вместе бороться, как вы скажете. Вы создадите свой сайт, на котором зарегистрируете всех своих сторонников и будете периодически вбрасывать свежие идеи, призывы, лозунги. Через свой сайт вы можете выявить настоящих бунтарей, революционеров, экстремистов.

         - Каким же образом?

         - Соображайте быстрее… Они будут зарегистрированы на вашем сайте – их аккаунты, номера мобильных телефонов… А проявят они себя обязательно. Очень скоро их не будет устраивать топтание на месте, захочется конкретики. Они будут торопить вас, выказывать возмущение, что, дескать, пора действовать, а мы бездействуем. И попадут под колпак.

        - Это понятно.

        - Тогда за работу… Идите! Идите же!

        Злобин вышел. А Владислав продолжал сидеть в темноте, держа на коленях куклу.

        - «В виде тряпок сложат в сундуках…» Когда свою роль сыграют.

        - Владислав Альбертович? – негромко окликнул его из-за двери охранник.

        - Я немного побуду один…

        Владислав продолжал сидеть неподвижно, устало склонив голову. Затем, повинуясь минутному порыву, вынул планшет, вошел в скайп. Через минуту на экране появилась стриженая головка его бывшей жены.

        - Здравствуй, Вера.

        - Привет, Владик! Ты где?

        - В твоем музее. Среди  кукол.

        - Я по ним очень скучаю!

        - А я скучаю по тебе. И сейчас так захотелось увидеть, услышать тебя!

        - Все в твоей власти, Владик! Я по-прежнему одна, и по-прежнему жду тебя. Брось все, приезжай!

        - Одна? В Париже? Это нереально.

        - Реально… Так что? Приедешь?

        - Ты же понимаешь, это невозможно.

        - Что ты заладил – нереально, невозможно? Я думала, что для тебя возможно все!

        - Это ты свободна, Вера! А я не свободен.

        - Что же тебя удерживает?

        - Ну, во-первых, моя работа.

        - Мне не нравится твоя работа. Она грязная и лживая. Такую можно и бросить!

        - Конечно, ты художник, ты всегда занималась тем, что тебе нравится. Ты хотела, чтобы вокруг тебя все было красиво и благородно. Но, понимаешь, и мою грязную, лживую  работу кто-то  должен делать…

        - Зачем? – в голосе зазвенела сталь, глаза глядят холодно.

        - Понимаешь, Вера, удерживать Россию на краю пропасти – вот моя работа. Пусть она грязная, лживая, но если бы я плохо выполнял эту работу,  всякие чистые и благородные господа столкнули бы Россию в пропасть, и она погибла бы под их высокую риторику о благе россиян и о светлом будущем.

        - Не преувеличивай свое значение, Владик! Россия идет своим путем. И если ей суждено куда-то упасть – не в твоих силах ее удержать.

        - Может быть… Но я именно так понимаю свой долг.

        - Это все, что держит тебя? – голос звучит устало, веки полуприкрыты.

        - Не все… Семья. Жена и дети.

        - Тоже долг?

        - Тоже долг.

        - Ты сам впутался в эти отношения.

        - Когда ты уехала, мне было так одиноко, так больно… Эти куклы – единственное, что спасало меня. И я…

        - Ну, конечно! И ты поступил, как и всякий мужчина на твоем месте – нашел другую женщину, чтобы она утешила тебя. А надо было всего лишь все бросить и ехать ко мне!

        - И кем бы я был там, в Париже? Мужем известной художницы?

        - Владик, это пустой разговор… Я так от него устала! В том, что случилось, никто не виноват – я пошла своим путем, а ты – своим. Наши пути разошлись, вот и все!

        - Вот и все, Вера, вот и все…

        Владислав выключил планшет, и темнота опустилась на него неожиданно, как холодный, тяжелый туман. Светящееся окошечко планшета – как окно в иной мир, волшебный мир, где живет его Вера.

    

    

                                  Действие 34.

    

    

          В комнате Дениса начало светать – хмурое серое утро просочилось сквозь золотистые, в восточном стиле, занавески. Марьяна и Денис лежали обнаженные на кровати, одеяло и простынь были сбиты на пол, подушки живописно подоткнуты под их юные красивые тела.

        Марьяна проснулась первая. Неуверенным движением нащупала будильник.

        - Половина одиннадцатого, - объявила она сонным голосом.

        - И что? – досадливо ответил Денис, не открывая глаз.

        - Мне пора.

        - Слушай, когда ты уже останешься со мной? Когда ты будешь здесь жить, а не приходить, как гостья?

        - Но ты же понимаешь – пока твои родители относятся ко мне враждебно, я не смогу жить здесь. Я не могу видеть их недовольные физиономии.

        - Тебя это напрягает?

        - Да.

        - Жаль… Я бы на твоем месте расслабился.

        - А я не могу.

        - Понимаешь, самое важное, это ты сам, твой комфорт, твои эмоции. Вот об этом надо заботиться в первую очередь. А то, что думают по этому поводу другие – это их проблемы.

        - И тем не менее я бы предпочла, чтобы мы ушли жить в твою квартиру.

        Марьяна резко встала, натянула трусики  и принялась раздраженно застегивать бюстгальтер. Денис сел, глядя на нее с неудовольствием.

        - Ушли жить в мою квартиру? А на что мы будем жить в моей квартире, скажи, пожалуйста? Сейчас там квартиранты, и я поставил перед отцом ультиматум, чтобы отныне деньги за аренду он отдавал мне. Папаша воспринял мое требование вполне адекватно. Я уверен, что так ему даже проще – ну, то, что я отсоединился от них и буду существовать самостоятельно. И все было бы замечательно, если бы не эта твоя дурацкая щепетильность. А если мы уйдем в мою квартиру – на что мы будем жить?!

        - Устроимся на работу, - неуверенно ответила Марьяна, натягивая колготки.

        - Ты сама понимаешь, что сказала глупость. Куда мы устроимся? Кем? Мы не имеем образования. Ты – поломойкой, а я – дворником?

        - Но мы даже не пробовали искать работу. Может, нам подвернулось бы и что-то получше.

        - Знаешь, зайка, скажу тебе честно – я не хочу работать. Я – свободный художник, и всякая работа – не для меня. И тебя я выбрал именно потому, что ты показалась мне близкой по духу, тоже – свободной художницей, творческим человеком. Если ты будешь работать – поломойкой, посудомойкой – ореол, который тебя окружает, рассеется. Ты не будешь уже так интересна. Поэтому единственное, что я могу тебе предложить – расслабься и живи здесь, со мной, наплевав на моих родичей. Денег за мою двушку нам вполне хватит.

        В этот момент в прихожей раздался звонок.

        - Кого там еще черт принес? – с неудовольствием поморщился Денис. – Впрочем, я никого не жду. Пусть папан и маман открывают.

        Однако папа с мамой тоже, очевидно, не поспешили впустить гостя, потому что звонок прозвенел снова, уже гораздо настойчивей.

        - Да откройте же кто-нибудь, черт возьми! – раздался окрик отца семейства.

        - Сейчас открою! – послышался откуда-то из глубины квартиры сонный голос Павла.

        Павел отворил дверь и увидел на пороге пожилую даму интеллигентного вида, одетую бедно, но аккуратно.

        - Добрый день! – поздоровалась дама вежливо, но голос ее дрожал от волнения, а сухонькие, нервно сложенные руки, дрожали.

        - Добрый день, - ответил Павел с недоумением. – А вам кого?

        - Игоря Геннадьевича или Дениса Игоревича могу видеть?

        - Можете… Пап! Денис! Это к вам!.. Да вы зайдите.

       Молодой человек пропустил даму в прихожую, зажег свет и закрыл входную дверь.

        Из своих берлог выползли отец с сыном, запахивая халаты и одинаково сонно щурясь – все-таки утро выходного дня. Следом за Денисом появилась Марьяна, которой не терпелось покинуть негостеприимный дом своего любовника. Из своей кельи высунула  любопытное лицо Татьяна.

        Игорь с недоумением воззрился на непрошеную гостью.

        - Это вы хотели меня видеть? А вы кто, простите?

        - Я ваша соседка из пятьдесят второй квартиры. Зовут меня Анастасия Львовна Берегова. Я – в прошлом учитель, теперь пенсионерка, ухаживаю за внучкой Надей Поклоновой. Она инвалид-колясочник.

        - Сочувствую. И чем я могу помочь? Вы пожертвования, что ли, собираете?

        - Нет, не пожертвования... – женщина вздохнула. – Да что тянуть? Скажу прямо - Игорь Геннадьевич, у меня грустное и неприятное известие для вас  – моя внучка беременна от вашего сына, Дениса.

        - Вы спятили, что ли? Скорую вызвать? – Игорь вспыхнул. Глазами он был готов испепелить пожилую женщину на месте.

        - Да нет, к сожалению, я не спятила. А вы лучше спросите вашего сына.

        - А я так думаю, что это шантаж, милая женщина! – начал закипать Игорь. – Вы узнали, что я, ваш сосед, довольно состоятельный человек, и придумали эту комедию для того, чтобы выманить у меня деньги?! Как вам не стыдно! Я и без того дал бы вам из сочувствия к вашему положению… А теперь – убирайтесь! Вон! Шантажистка… Да, может, вы и не живете тут?! Ни одна соседка не набралась бы подобной наглости! Как говорится, не гадь, где живешь…

        - Вот именно – не гадь, где живешь. Только это относится не ко мне, а к вашему сыну, вот к этому красавчику.

        - Игорь, эта женщина действительно здесь живет, я видела ее и на лестнице, и в нашем дворе, - вступилась за соседку Татьяна, - и действительно у нее внучка инвалид – она часто вывозит ее на коляске.

        - Так что – это дает ей право вымогать?

        - Уважаемый Игорь Геннадьевич, - повысила голос Анастасия Львовна.  Глаза ее засверкали. – Мы с внучкой – одинокие бедные женщины, живем на мою пенсию и на пенсию внучки по инвалидности. Она – сирота, к сожалению, некому за нее заступиться. Так вот у нее пока что есть я – я постою за нее! Я не дам ее в обиду! Если она – беспомощный инвалид – это все равно не дает право вашему богатенькому сынку растлевать ее. А если вы сейчас прогоните меня – знайте, что я это дело так не оставлю, я обращусь в суд! Или, что еще чувствительнее для вас, - в прессу! В конце концов, когда родится ребенок, можно произвести генетическую экспертизу и, установив, кто является отцом, потребовать уже через суд выплату алиментов и возмещения ущерба! А с учетом того, что девочка была изнасилована, то и уголовного наказания! Не думаю, что вам это понравится! Вы, насколько мне известно, стали депутатом, и подобный общественный резонанс вам ни к чему!

        Повисла пауза. Угрозы соседки охолодили Игоря. Тем более, что он все понял – опять сынок… А Татьяна уже готова была по-бабьи разрыдаться. Оба родителя повернулись к Денису.

        - Денис, ты слышал, в чем обвиняет тебя эта женщина? Так что ж ты молчишь?

        Денис пожал плечами с иронической улыбкой.

        - Да нет, вы промахнулись, - возразил Игорь, - неувязочка вышла! Мой сын привел в дом молодую жену – вот она, и он просто не мог…

        - Да нет, папа, мог, -  изрек Денис лениво.

        - Как – мог? Что – мог?!

        - Ох, отец, какой ты смешной… Ну, что могут взрослые люди?

        Татьяна наконец дала волю слезам, заскулив тихонько, по-бабьи. Марьяна же просто остолбенела, округлив и без того огромные черные глаза. Павел смущенно отвел взгляд, как будто стыдился за брата.

        - В общем, я действительно спал с ее внучкой.

        - Как!? Да ты… - Игорь бросился на сына с кулаками, Татьяна порывисто загородила сына. – Да ты в своем уме?! Как ты мог?

        - Она сама хотела.

        - Но она же инвалид, калека!

        - Ну и что? В определенный момент она выглядела даже очень ничего. А я был как раз в этаком особом сентиментальном настроении. И что тут особенного, не понимаю? Доставил удовольствие инвалиду, - Денис пожал плечами, - можно сказать, сделал доброе дело. Она хоть узнала, как это – быть женщиной.

        - Да ты… - Игорь ловил ртом воздух, глаза его налились кровью. В итоге он схватился за сердце.

        - Игорь, успокойся! Горе-то какое… - причитая таким образом, Татьяна побежала куда-то и через полминуты вернулась со стаканом, от которого исходил запах корвалола. Выпив, Игорь отдышался. К нему медленно возвращалась способность соображать.

        - Так, сынок… Бережешь ты нас с матерью, спасибо… Ну, с тобой мы отдельно поговорим, без посторонних… Анастасия Львовна, все это для меня неожиданно и драматично, простите мои… нервы…

        - Для меня тоже все это неожиданно и драматично, уж поверьте… - подхватила бабушка Нади.

        - Я… пока не могу придумать ничего более подходящего, чем… положить вашу внучку в хорошую дорогую клинику, естественно, за мой счет, и сделать… искусственное прерывание беременности.

        - Дело в том, - с усилием проговорила Анастасия Львовна, - что я то же самое предложила внучке, но она наотрез отказалась. Она приняла решение рожать.

        Игорь снова взорвался.

        - А ваша внучка не такая уж простая! Рожать она вздумала… Породниться с нашей семьей захотела? Через своего выродка деньги с меня доить всю оставшуюся жизнь?!

        Анастасия Львовна выпрямилась с достоинством.

        - Не называйте ребенка выродком – это ваш внук, Игорь Геннадьевич. Я тоже против родов – моя девочка больна и может не перенести... Но она взрослый человек – и это ее право, и ее решение.

        - Какая эта калека расчетливая! – жалобно подхватила Татьяна.

        - Так и я ж говорю –  сама под меня легла! – подхватила Денис с радостной улыбкой. Все происходящее забавляло его.

        - Так чего вы в итоге хотите?! – выкрикнул Игорь.

        - Я требую содержания моей девочки, - отчеканила Анастасия Львовна. –  Сама она хочет, чтобы Денис женился на ней, как и обещал. Но все мы понимаем, что он просто обманул ее и никогда не женится на ней.

        - Конечно, никогда! – усмехнулся Денис.

        - Поэтому я требую, чтобы моя внучка и ее ребенок - ваш будущий внук или внучка - были обеспечены всем необходимым. Иначе, повторяю, я, заслуженный учитель, имею кое-какие связи, и в противном случае добьюсь по закону то, что нам полагается.

        - Ну разумеется! – раздраженно крикнул Игорь, убегая в комнату. Через минуту он вернулся, неся в руках несколько купюр. – Вот, это для начала. В дальнейшем я готов оказывать ежемесячную помощь в таком же размере – на усиленное питание, на медицинское обслуживание… А когда родится внук… или внучка… то еще увеличить содержание… Что ж, если сынок нагрешил, я, как порядочный человек, готов… раз он  признал свою вину, я же не отказываюсь…

        Анастасия Львовна с достоинством взяла деньги.

        - В вашей порядочности, Игорь Геннадьевич, я не сомневаюсь.

        Она развернулась и вышла. И тут Игорь дал волю своему гневу. Некоторое время он стоял молча, сверля сына безумным взглядом, затем накинулся на него так стремительно, что ни он сам, ни присутствующие не ожидали этого. Он повалил Дениса и принялся избивать его, издавая нечленораздельные звуки, похожие на рычание. Женщины и брат стали разнимать их. Наконец Игорь взял себя в руки. С ненавистью глядя на сына, он процедил сквозь зубы:

        - Как же я тебя ненавижу, подонок! Сколько нервов ты мне испортил! Да как ты вообще мог – на калеку?... Я даже как мужчина не понимаю тебя.

        - У тебя нет воображения, - не мигнув, ответил Денис.

        - Грех-то какой… - причитала Татьяна. – Наказание Господне…

        Марьяна опрометью бросилась бежать. Никто ее не удерживал…

        Тем временем Анастасия Львовна вернулась к себе. Она застала Надежду в истерике.

        - Все-таки сходила? – выкрикнула Надин сквозь слезы. – Ты меня опозорила!

        - Ты сама себя опозорила! – парировала бабушка.

        - Я не могла иначе! Я его люблю!

        - И я не могла иначе. Не забывай, что ты кашу заварила, а мне расхлебывать, мне – содержать тебя и твоего ребенка! Вот деньги.

        - Дали?

        - Дали! А сначала упирались.

        Бабушка торжествующе потрясла купюрами.

        - Но мне не нужны деньги от них! – снова истерически зарыдала Надин. – Мне нужен Денис! Я хочу, чтобы он женился на мне! Он обещал!

        - Обещал…  Он уже женился!

        - Как? Нет, это неправда… - Надин зарыдала еще громче.

        - Когда я пришла, там с ним была та девчонка черненькая, которая к нему все время ходит. И его отец сказал мне, что он привел в дом жену.

        - Я должна поговорить с ней… Пока не поздно… Я должна с ней поговорить.

        - И что ты ей скажешь?

        - Я найду слова. Она меня послушает и уступит мне его.

        А Марьяна, прибежав домой, в свою маленькую комнатку, с силой хлопнула дверью, словно кто-то гнался за ней.

        Мать, лежавшая на диване, по своему обыкновению, с книгой,  с удивлением воззрилась на заплаканную дочь.

        - Что случилось-то? С Дениской поругалась?

        Марьяна, в состоянии возбуждения  меряя стремительными шагами  комнату, рассказала матери все, чему оказалась невольной свидетельницей.

        - … Так что вот он какой, мама, такой красивый, возвышенный, и переспал с какой-то гадкой калекой! Как это подло, низко, грязно! Как же я в нем разочаровалась! – закончила она свой рассказ и разрыдалась.

        - Ну и глупо с твоей стороны, - спокойно возразила мать. - Красивый мужчина! Естественно, что за него идет борьба между женщинами. Ты еще должна радоваться, что твоя соперница какая-то калека. Было бы хуже, если бы  на месте этой инвалидки  оказалась здоровая, симпатичная девушка. Ты должна сразу себя настроить, что и впредь за него будут бороться женщины. И, возможно, будущие соперницы окажутся куда опаснее. Ты должна быть к этому готова.

        - То есть, ты что, думаешь, что я, после всего, что я увидела, еще смогу к нему вернуться?!

        - Ну конечно! Не уступишь же ты его без борьбы! А если уступишь, то он, разумеется, с этой калекой связываться не будет, а подыщет себе уже здоровую и красивую жену. И она тебе спасибо скажет за твою щепетильность.

        - Но разве можно связывать свою жизнь с мужчиной, который  такой непостоянный?..

        - Все мужчины непостоянны.

        - Но ведь сам он должен…

        - И-и, милая, никому он ничего не должен! Он же мужчина – а любой мужчина не упустит возможность воспользоваться женскими слабостями. Такова уж ихняя природа, мужская. Так что и  ивалидка эта, не будь дура, под него легла, он и взял ее, не побрезговал. Еще и доброе дело сделал этой уродине, как он  сказал. Ведь он так сказал?

        - Так.

        - Ну вот! В конце концов это было еще до тебя. Верно?

        - Ну да.

        - Ну так вот! А инвалидка-то – добилась своего – теперь он ее и ее ребятенка всю жизнь содержать будет.

        - Так это же так противно! Всю жизнь жить с этим?

        - А что такого? Многие с этим живут. Повторяю – красивый мужчина, всякая его завоевать хочет. А ты собралась от него без боя отказываться…Глупо! Вот давай-ка выпьем валерьяночки и успокоимся.

        Мать налила в чашку валерьянки, разбавила водой. Марьяна послушно выпила, вытерла слезы и села потерянно, опустив голову на руки.

        - Так что мне делать?

        - Возвращайся к нему и живи с ним, как ни в чем не бывало. А всяких девок, которые около него крутятся, гони!

        - Но я не могу с ним жить, пока его родители косо на меня смотрят!

        - А ты приди к нему и увидишь, что после того, что произошло, они поласковее будут. Иди, иди к нему, доча…

    

    

    

                                             Действие 35.

    

             Очередное собрание  первичной организации №5 почтил своим присутствием второй человек после Золотова, член бюро горкома, депутат фракции коммунистов в законодательном собрании Козодоев Владимир Михайлович, прошедший в ЗАКС в первой тройке, наряду с Золотовым и Ветровым. Ася немного побаивалась этого жесткого властного человека. Уже то, что Козодоев решил посетить собрание именно их первички – настораживало. Может, до него дошли слухи, что Асины товарищи не выдержаны идеологически? Или что на собраниях кипят излишние страсти? А может, кто-то интригует против нее? В любом случае, опасного гостя надо встретить во всеоружии и быть настороже. С ним таких теплых отношений, как с Золотовым, не сложилось…

        Товарищи не подвели – пришли все как один, не зря она лично обзвонила каждого. Секретарь Волин и его заместитель, Ася, как обычно, заняли места в президиуме. Козодоев  скромно уселся за маленький столик справа от трибуны. Это был высокий, атлетически сложенный мужчина лет пятидесяти с небольшим, лысый, с лицом жестким и насмешливым, взглядом хищным и пронзительным. Он производил впечатление человека сильного и хваткого, и напоминал Асе какого-то известного актера.

        - Товарищи, - начал  собрание Волин, - в нашей первичной организации состоит на учете тридцать коммунистов. Сегодня присутствуют двадцать восемь – Певзнер Давид… то есть, Давыд Краснов и Кортиков Константин отсутствуют по болезни. Есть предложение собрание начать. Кто – за?.. Против?.. Воздержался?.. Итак, начинаем собрание. Сегодня в повестке дня – выступление нашего гостя – Козодоева Владимира Михайловича, а также разное. Кто – за?.. Против?.. Воздержался?.. Повестка принята единогласно. В таком случае, я предоставляю слово Владимиру Михайловичу. Он – депутат нашей фракции, член бюро горкома… Впрочем, не думаю, что он нуждается в особом представлении – все вы его хорошо знаете. Итак, пожалуйста, Владимир Михайлович.

        Козодоев во весь свой внушительный рост встал за кафедру, покрытую красным сукном.

        - Добрый вечер, рад всех видеть! Я решил посетить собрание именно вашей первички, так как наслышан о ней, как о наиболее боевой и активной. Кроме того, ваша первичка дала нашей фракции в ЗакСе аж двух депутатов. И поскольку вы все – на передовой нашей битвы за умы, за избирателей, то хочу расставить некоторые точки над i, в помощь, так сказать, вам, как пропагандистам и агитаторам. И, думаю, что имею на это право: не могу удержаться от комментария – да, я действительно депутат законодательного собрания, избран на второй срок. При этом я завоевал право быть депутатом  своим трудом, своим умением работать с людьми, влиять на их умы, располагать их к себе и к нашей партии. Я не имею возможности купить депутатский мандат, как некоторые наши уважаемые товарищи. Все, чего я добился – я добился сам. Итак, находясь на улицах, работая в полевых условиях, общаясь с людьми, я не понаслышке знаю, что нашу партию упрекают во многих грехах. И знаю, что некоторые наши товарищи пасуют, не знают, как отвечать на некоторые вопросы, как реагировать на некоторые вызовы. Ну, например, нас обвиняют в том, что мы чересчур увлечены выборами.

        - Это точно, - тяжкий вздох из зала.

        - Что нужно ответить на такой упрек?.. Наша партия должна действовать в соответствии с реалиями нашего времени. К примеру, власть загнала нашу страну в такое положение, что мы – на грани утери продовольственной независимости. Если, к примеру, сейчас нам и удалось бы совершить революцию и взять власть, вы представляете, что произошло бы с нашей страной? Запад наложил бы продовольственное эмбарго, и что тогда? Голод! Вот поэтому мы должны считаться…

        - Позвольте! – раздался выкрик с места. Это Артем тянул руку.

        - Артем, - заволновалась Ася, - может, мы сначала дадим высказаться Владимиру Михайловичу…

        - Но я так понял, что у нас что-то типа политучебы, а она предполагает живую дискуссию – вопрос, ответ.

        - Артем, и вы, товарищи, вы можете делать пометки и, когда наш гость закончит выступление, вы все сможете задать вопросы.

        - Потом может не хватить времени. Не лучше ли сразу обсуждать?

        - Конечно, давайте сразу, - оживился Козодоев. – Я рад, что наша встреча пройдет именно в таком формате. Итак, слушаю вас, молодой человек.

        - Меня зовут Артем Скорохватов… Владимир Михайлович, я решительно не согласен с вами! Если бы Ленин действовал также, то никакой революции бы не произошло. Тогда положение России было еще более опасным – война. Нашу страну также окружали со всех сторон враги. Однако Ленин не стал рассуждать о том, что власть брать нельзя, так как другие страны могут напасть на нас, блокировать и прочее.

        - В октябрьской революции не обошлось без везения. Да, России удалось одержать победу в гражданской войне, но ведь большевики могли и проиграть… К тому же – сколько жертв принесла гражданская война! Какой ценой досталась победа! Мы, коммунисты, не можем сегодня так рисковать.

        - Так, может, нам вообще отказаться от названия «коммунистическая партия», от учения Маркса-Ленина, а честно говорить людям, что мы – партия парламентского типа, отвергающая революционный захват власти?

        - Ну, это вы уже передергиваете. Если именно вам, молодой человек… Артем, так, кажется? Если вам не нравится политика, проводимая нашей партией – пожалуйста, вас никто не держит. Есть экстремистские силы, которые выступают за то, чтобы действовать более радикально. Присоединяйтесь к ним.

        - Вот как! Значит, вы, как и наша власть, тоже считаете, что люди, действующие решительно против антинародного режима, экстремисты?!

        - Ася, да это просто допрос какой-то… - Козодоев преувеличенно растерянно развел руками. – Какой товарищ ершистый.

        - Но вы же сами вызвались показать, как надо отвечать на неудобные вопросы из толпы, вот я и выступаю в роли такого вот дотошного, неудобного человека. Убедите меня! Покажите мастер-класс, чтобы мы на улицах не пасовали перед народом.

        - На самом деле Артем – активный и преданный партии коммунист, - вновь вмешалась Ася. – Он – как раз тот человек, который организовал нашумевший флэшмоб на Красной площади.

        Повисла удивленная пауза.

        - Вот как? Тот неизвестный герой? Ищут пожарные, ищет милиция?.. – Козодоев прищурился. – Рад познакомиться с героем!

        Члены первички с удивлением переглянулись. Это была новость для всех. Сам Артем воспринял  слова Аси с неудовольствием.

        - Ася! – вспыхнул он. – Я же просил…

        - А почему мы должны скрывать, что этот таинственный организатор – член нашей первички? Мы тут среди своих. А то, что у нас такие боевые товарищи – этим гордиться надо! А не скрывать.

        - Разумеется, гордиться, и, разумеется, не скрывать ! – подхватил Козодоев. – Что за секреты? Здесь вы среди своих товарищей, как верно заметила Ася! И ваша ложная скромность излишняя… И я, со своей стороны, рад, что неудобные вопросы от лица народа мне задает такой храбрый и идеологически подкованный человек!

        - Кроме того, - продолжала Ася. – Он очень помог мне в борьбе за депутатский мандат. Его идея была открыть депутатскую приемную…

        - Да, я наслышан…

        - Его идея – зарегистрировать оппозиционную газету «Товарищ». В этом месяце вышел первый номер. И Артем, как литератор, готовит много интересных материалов.

        - Газета? – Козодоев нахмурился.

        - Да, - с гордостью подтвердила Ася, -  газета нашей первички!

        - Ну, тут я не могу разделить ваш оптимизм. У нас есть официальная партийная пресса. Зачем же плодить мелкие газетки, в которых может быть идеологическая невыдержанность?.. Я бы так посоветовал: раз завелись в вашей первичке лишние деньги – отдайте их на усиление и развитие нашего официального органа.

        - Спасибо за совет, но у нас другое мнение, - возразил Артем. – Мы считаем, что газет должно быть как можно больше. Мы хотим, чтобы нашему примеру последовали и другие первичные организации, чтобы газетами, которые выпускаются снизу, из самой гущи народа, заполнился весь город. Чтобы их раздавали у всех станций метро, чтобы они лежали в парадных и магазинах…

        - Я категорически против! Как проверить содержание этих газет, если их действительно расплодится такое количество? А? А вдруг в них будет что-то, что идет вразрез с линией партии?

        - Понятно…

        - Что?.. Вы хотите еще что-то спросить?

        - Нет, хочу послушать вас.

        - Спасибо, - насмешливо поклонился Козодоев. – Однако, прежде, чем продолжить, еще позволю себе маленький комментарий… Наша партия должна придерживаться жесткой дисциплины. Есть лидеры, которые руководят ею, которые мыслят стратегически и, так сказать, лучше владеют ситуацией. А потому на будущее такие рвущиеся в бой товарищи, как вы, молодой человек…

        - Артем Скорохватов, - подсказала Ася.

        - В общем, вы, Артем, должны согласовывать ваши действия с партийным руководством. Никакой отсебятины и самодеятельности в наших рядах быть не может.

        - А как же инициатива снизу? Насколько я знаю, в нашей партии главное – люди,  а также первички, в которые эти люди объединяются. Разве не так написано в Уставе? Мы должны работать, бороться. А если мы будем пассивно ждать команды руководства – какие же мы коммунисты?

        - Нет, Артем, вы заблуждаетесь. То есть, инициатива, конечно, важна, но она должна согласовываться с руководством. А то, знаете ли, вы тут дров наломаете, а партию из-за таких горячих парней, как вы, в экстремизме обвинят.

        - Позвольте и мне… - решил высказаться до сих пор молчавший Волин. –  Так вот. Вам наверху, конечно, виднее, той ли дорогой мы идем к нашей победе, но у нас, внизу, накопилось немало вопросов. Например, эта увлеченность выборами. Создается впечатление, что у партии нет иной работы, как только подготовка к ним. За год до выборов работа кипит – агитационные материалы, пикеты, поиск и подготовка наблюдателей… Но стоит пройти выборам – и работа затухает. Партии уже нечего делать до следующих выборов. Высшее руководство уходит в ритуалы – день пионерии, день комсомольской организации, различные годовщины… Все это сопровождается возложением цветов, произнесением речей… Словом, создается видимость, имитация деятельности партии. Настоящей работы нет! Я уж молчу о том, что путем выборов власть не возьмешь. Власть защищается – административный ресурс, фальсификации… Это бесполезно!

        - Я понял вашу позицию, товарищ Волин… Наше партийное руководство делает ставку на выборы, чтобы цивилизованным путем прийти к власти. И это возможно – тому подтверждение пример Венесуэлы. А чтобы прийти к власти путем выборов – необходимо просвещать народ, рассказывать людям о нашей позиции, о наших планах. Если большая часть людей поверит нам и окажется на нашей стороне – мы победим на выборах и придем к власти. А чтобы власть не фальсифицировала результаты выборов, мы должны быть бдительны.

        - А не кажется вам странным, что чем больше мы людей просвещаем и агитируем, тем меньше они нам верят и ищут поддержку в других партиях, которые не прикормлены депутатскими мандатами? Наша же партия, в глазах народа, встроена во власть, и ее называют левой ногой режима. Посмотрите, как деградирует наша партия! В 90-е годы голосовало за нас 15 миллионов, сейчас – 8. Состояло в партии 500 тысяч человек, сейчас 150 тысяч… Количество депутатов снизилось почти в три раза, и наша фракция уже не может влиять на принятие антинародных законов.

        - Тому причина, товарищ Волин, то, что враги наши не дремлют и всячески компрометируют нас в глазах народа. А мы, стало быть, мало работаем, мало просвещаем и агитируем, раз народ отворачивается от нас. Мы зато, товарищ Волин, критиковать мастера. У вас нет больше вопросов?

        - У меня масса вопросов. Например, «русский вопрос», который теперь так муссируется. Не кажется ли вам, что мы отпугнем трудящихся другой национальности, если будем уходить в национализм? Не возникнет ли у них соблазн поставить «татарский вопрос», бурятский, якутский и так далее?

        - ЦК приняло решение объединить борьбу за социализм с национально-освободительной борьбой.

        - От кого же мы должны освобождаться? Мы что – в оккупации?

        - Наивный вы человек, товарищ Волин! – выкрикнул Тимур. – Чем больше я вас слушаю, тем больше удивляюсь. Конечно, мы в оккупации! А кто нас оккупировал? Достаточно посмотреть, какой национальный состав нашего правительства, какой национальности олигархи, приватизировавшие наши основные предприятия, наши недра…

        - Тимур, национализм в Германии привел к фашизму!

        - Да что вы говорите, товарищ Волин! Почему-то любой татарин или чеченец, бьющий себя в грудь и заявляющий: «Я – татарин!», «Я –чеченец!» - считается патриотом, а стоит русскому заявить «Я – русский!», как его тут же обвиняют в фашизме!

        - Товарищи, успокойтесь! – повысила голос Ася. – Давайте не будем спорить, а послушаем нашего гостя.

        - А мне уже пора, - с сожалением посмотрел на часы Козодоев. – У вас очень интересно, но – время.

       

       

    

    

    

                                          Действие 36.

    

    

       

    

       Марьяна, вся под впечатлением от разговора с матерью, возвращалась к Денису. Безрадостным было это возвращение. Она шла, нахмурившись, и едва справлялась с охватившим ее раздражением. Ну почему так? Она отдала этому человеку все!…  А что получила взамен? Счастье? Нет. Наоборот, встреча с ним привнесла горечь, ревность, обиду, унижение в ее жизнь, - чувства, которые до сих пор были ей неведомы. Ну неужели, неужели нельзя просто жить и радоваться?!

        С тяжелым сердцем поднималась она по лестнице, представляя, как он будет торжествующе усмехаться – ага, проглотила! А она что – тоже улыбнется в ответ? Или что? В щечку поцелует?  Фу, как противно! В самом деле, как ей вести себя? Умильно улыбаться, когда больше всего ей хочется плюнуть в его высокомерную физиономию и уйти?.. Уйти… Куда? В каморку к матери? Слушать ее нотации и ждать, когда же судьба подарит ей новую любовь, потому что с этой любовью ошибочка вышла? А что, новые отношения пойдут без сучка без задоринки? Может, мама права – надо побороться за свою любовь? Бросить – легко, а вот попробуй завоевать свое  счастье…

       На лестничной площадке Марьяна увидела инвалидную коляску, а в ней – бледную девушку со светлыми волосами, глядящую на нее исподлобья недобрым взглядом. Марьяна почувствовала удар в сердце, задохнулась, приостановилась. Это она! С трудом овладев собой, поднялась на площадку и хотела пройти мимо коляски, но девушка двинула колеса и перегородила ей путь.

        - Ну, здравствуй, - сказала она приятным чистым голосом

        - Здравствуйте, - хмуро ответила Марьяна.

        - Давай поговорим.

        - О чем?

        - О Денисе, конечно.

        - Что вы хотели?

        - Я хотела сказать, что Денис любил меня, мы собирались пожениться. На самом деле любил. И портрет он мой нарисовал, и говорил… Да много, чего говорил. И, самое главное, я жду от него ребенка.

        - Это ваши проблемы, - процедила Марьяна сквозь зубы.

        По-видимому, Надю смутил этот ответ. Она помолчала в замешательстве.

        - То есть, ты, все зная,  не отступишься от него?!

        - Чего ради? – сухо возразила Марьяна, чувствуя, как раздражение по отношению к Денису перетекает на эту незнакомку, как в ней закипает ненависть, и вспоминая слова матери – «борись за него!».

        - Чего ради? Ради нашего ребенка, вот ради чего! Мы были счастливы, пока ты не появилась. Как в старой песне – «красивая и смелая дорогу перешла»…

        - Значит, так он тебя любил, раз теперь знать не желает! Не желает он ни тебя, ни твоего ребенка, - насмешливо ответила Марьяна.

        - Но я его люблю, я беременная! – капризно, сама еще, как дитя, произнесла Надя и скривила губы,  готовая вот-вот расплакаться.

        - Так это твои проблемы! Пропусти меня! – выкрикнула Марьяна, теряя терпение.

        - Ты что – не понимаешь? Он – моя судьба, а не твоя! Бог дает мне от него ребенка!

        - Пропусти!

        - И потом, он не нужен тебе такой, ведь ты – здоровая и красивая! А он – он серьезно болен!

        - Чем он болен?

        - Не знаю. Он это скрывает. Но я готова жить с ним, с больным. А ты – не готова.

        - Какое наглое вранье! Уже не знаешь, что еще придумать?.. Пусти, уродина несчастная!

        - Не пущу!

        Марьяна попыталась протиснуться, но Надин снова крутанула колеса, на этот раз больше, чем было нужно, и наехала Марьяне на ногу.

        - Гадкая уродина! Это ты сама – больная! Да еще и на голову! Как ты вообще могла прикоснуться к Денису, ты, гусеница, тебя растоптать мало! – закричала Марьяна с ненавистью. Она  хотела откатить коляску, чтобы пройти, но толкнула ее сильнее, чем рассчитывала. Коляска резко сдвинулась с места и покатилась вниз по лестнице. Надин закричала. Марьяна увидела, как перевернулась коляска, вытряхнув девушку, как тряпочную куклу, и как та упала, потеряв сознание. На крик из квартиры выбежала Анастасия Львовна. Но Марьяна уже была далеко – она быстро запрыгнула в лифт и покинула поле битвы.

    

    

                                                Действие 37.

    

        Вот они – коридоры власти… Еще недавно Ася забегала сюда в качестве постороннего посетителя, если Золотов вызывал ее к себе по какому-то вопросу. И вот она сама – в какой-то мере полновластная хозяйка этих коридоров, депутат Законодательного собрания. Теперь Золотов – равный ей. Ну, понятно, что для партии он значит гораздо больше, чем она, еще бы – такой человечище! И все-таки в этом – в депутатстве – они отныне на равных. Так-то!

        Ася подошла к двери своего кабинета. На миг приостановилась, читая золотом выбитую надпись на элегантной дощечке – «Ковалева Ася Юрьевна». Вот это по-настоящему круто! Глаз не отвести! Ася конфузливо оглянулась – как бы кто не подсмотрел, как она любуется на собственное ФИО. Ася вошла в свой кабинет. Предбанник с двумя письменными столами и компьютерами. Здесь будут работать ее помощники. Надо подумать, кто это будет. Артем? Это было бы отлично! Всегда быть с ним, работать вместе! Что может быть лучше?.. Но он, конечно, откажется… Он гораздо больше зарабатывает в компании Ветрова в качестве маркетолога. Кроме того, он делает карьеру. А в карьере ведь как – выпал из обоймы – и все. И потом, в отношениях между мужчиной и женщиной мужчина должен быть лидером. Тем более такой, как Артем, с ярко выраженными лидерскими качествами. А здесь получится, что она – лидер, депутат, а его положение подчиненное - помощник… Значит, не Артем. Тогда кто? Понятно, что кто-то из первички. А почему бы не взять Тимура? Молод, энергичен, а в жизни, в профессиональном плане, кажется, не устроен. Да, он вполне подойдет. Надо ему предложить. Так, еще кто?

        Размышляя так, Ася из предбанника прошла в свой кабинет, с массивной мебелью из натурального дерева, с объемной хрустальной люстрой, с зеленой дорожкой на паркетном полу… И, в который уже раз, задохнулась от восторга и сознания своей значимости. Она раскинула руки и закружилась по кабинету.

        Да какая, в конце концов, разница, кто будет помощник! Свято место пусто не бывает – кто-нибудь да займет его. Скорее всего, партийное руководство предложит ей свои кандидатуры.  Главное, что она – Ася – теперь депутат, и именно она может осчастливить кого-то, взяв его на место помощника. Достойная работа с достойным окладом.

        Ася подошла к своему письменному столу и стала по-хозяйски расставлять предметы. Легкий стук в дверь отвлек ее. В кабинет вошел Игорь Ветров, как обычно, прекрасный, ослепительно улыбающийся, с иголочки одетый.

        - Можно к вам, соседка?

        - Соседка?

        - Не видела еще – мой кабинет по соседству, следующий по коридору к лестнице?

        - Отлично! Может, чаю? У меня есть домашние печенья.

        - Небось, мама пекла?

        - Не угадал, сама.

        - В таком случае, с удовольствием угощусь.

        Игорь присел в кресло у низенького журнального столика. Ася вскипятила чайник.

        - Порядок наводишь?

        - Как видишь.

        Ася придвинула к нему вазу с печеньем, разлила в чашечки чай.

        - Ты зеленый будешь или черный?

        - Зеленый, если можно.

        - Можно.

        Несколько минут прошло в молчании. Игорь делал вид, что с упоением поглощает печенье и больше его ничто не интересует. Ася же терпеливо ждала, когда он заговорит. Не за чаем же пришел. Наконец она прервала молчание.

        - Хочу рассказать, как вышел первый тираж нашей газеты, отчитаться, так сказать, на что пошли твои деньги.

        - Брось! То есть, насчет денег. А насчет газеты – валяй, интересно.

        Ася достала из ящика письменного стола газету.

        - Вот он, наш первый блин. Вроде, не комом.

        - Ну-ка, ну-ка… А что – симпатично получилось.

        - Газета зарегистрирована на меня, хотя бегал и хлопотал Артем. Дизайн – это тоже его идея. На первой полосе – его статья. На второй – моя, вот эта, про пикет. Несколько заметок дали члены нашей первички.

        - «Злой телеящик»… Волин написал?

        - Да. Он, оказывается, неплохо пишет. Мужик грамотный.

        - Это он про «Время судит»?

        - Да, восхищается Злобиным… А на последней полосе – советы юриста «Вопрос-Ответ». Мы посчитали, что, помимо политики, должно быть что-то полезное для людей. Если газетка будет простая агитка, чернушная, злая, она будет не так интересна для широких слоев, чем как полезная газета, помогающая людям, дающая какие-то советы, контакты благотворительных организаций… Например, мы наладили отношения с Комитетом по защите прав потребителей, с Комитетом по защите прав женщин.

        - Ну, супер, молодцы… - Игорь слушал ее с легким раздражением – ему совершенно неинтересна была эта газетенка.

        - Раздавал тираж Артем, перед работой, рано утром. Стоял у метро. Говорит, народ расхватывал газеты, как горячие пирожки. Особенно когда Артем стал выкрикивать, что это – настоящая оппозиционная газета, независимая. В первый же день у него ушло пятьсот экземпляров. Не каждый справится, скажу тебе… Ну, и другие наши товарищи вызвались пораздавать –  кто у себя на производстве, кто – в Совете ветеранов, молодые ребята – в своих вузах… А в плане отдачи…  Газета только появилась, и сразу пошли отклики: в интернете на сайте, где обратная связь, несколько человек написали что-то хорошее, вроде «Так держать!», «Ваша газета – бомба!», ну, и еще в том же духе. Артему позвонили три человека. Вызвались взять часть тиража и тоже помогать с раздачей. Кто-то звонил, предлагал написать  о наболевшем…

        Пока она говорила, Игорь внимательно наблюдал за ней – неслучайно, неслучайно она так нахваливает этого Артема…

        - Мне кажется, что  Артем – необыкновенный везунчик. Такое впечатление, что все, за что он берется – приносит успех… Он далеко пойдет. Думаю, что дальше моего отдела маркетинга.

        - Ну почему? Артему так нравится работать в твоей команде! Он столько всего придумал для тебя… У него просто глаза горят, когда он рассказывает что-нибудь о своей, о вашей работе.

        - Он профессионал, это – да. Мне повезло с таким сотрудником… Думаю, что если бы он задумал завоевать женщину – она просто обречена была бы в него влюбиться. Как ты считаешь?

        - Ну, мне об этом судить трудно… Меня он не завоевывал.

        - Сама не устояла?

        - В смысле…

        - Он нравится тебе?

        - А как он может не нравиться? – осторожно возразила Ася, не понимая, к чему клонит Игорь. – Умен, энергичен, просто фантанирует идеями… Тебе повезло, что у тебя такой работник, а  мне повезло, что такой ценный кадр попал в мою, в нашу, первичку.

        - Это понятно. Но я спрашиваю не об этом – мне показалось, что в твоем отношении к нему есть что-то личное… Ну, что он нравится тебе, как мужчина.

        - А почему ты об этом спрашиваешь?

        - Скажу, почему, в зависимости от того, что ты ответишь. Итак, он тебе нравится? Или, может, у вас уже что-то есть? Сашка говорил, что он зачастил к вам.

        - Да он потому зачастил, что мы в домашней обстановке обсуждаем все наши партийные дела! – осторожно ответила Ася, прощупывая его взглядом. - Нет, Игорь, между нами ничего нет. Мне кажется, что Артему не до личной жизни – он весь в работе, в политике… Возможно, именно поэтому он разошелся с женой. Что касается меня – мне он нравится исключительно как товарищ и человек.

        - В таком случае откровенность за  откровенность… Ася, я ухожу из семьи.

        - Да ну! – Ася внутренне напряглась. – А что случилось?

        - Ну, я тебе и раньше говорил, что с женой мы чужие люди, что со старшим сыном у нас нет взаимопонимания… А тут – переполнилась чаша терпения. Ладно, расскажу… Дело в том, что Денис – старшенький – привел девку.

        - В смысле – жить?

        - Ну да… Какая-то маргиналка типа моего сынка. Живет в коммуналке, не работает… А жить голуби собрались на деньги от аренды квартиры, которую я ему купил. До сих пор эти деньги я себе брал. Ну, ясно же – моя квартира, да и записана на меня. Будет себя плохо вести – вообще лишу его этой квартиры!

        - Она беременная?

        - Вроде нет… Беременная оказалась другая девка.

        - Другая? Да твой сын просто сексуальный террорист какой-то! Впрочем, если он в папочку, не удивительно.

        - Что значит в папочку? Ну да, внешне он – моя копия. Но я – примерный семьянин. Я никогда не имел женщин, кроме Татьяны! Некогда было! Я всегда делом занимался, а этот – бездельник… Так вот. Девка-то эта… Ой, ну, тут просто «Санта Барбара»… Понимаешь, она – соседка. Живет с бабкой. Нищие обе. Да-да, у нас дом старый и есть такие квартиры, в которых беднота живет, которой жилье по наследству досталось… Так вот, девка эта – инвалид-колясочник! Но ты только подумай, до каких извращений дошел мой мерзавец!  Влез на калеку и… искалечил еще больше. Она – в положении. Бабка приходила, вымогала деньги. Я так понял, что это теперь – на всю жизнь.

        - Если попробовать отвертеться? Врет, типа, калека, нафантазировала в своей больной голове.

        - Понятно, что каждый адекватный парень так бы и поступил. Но не этот подонок! Он прямо при бабке и при своей сожительнице сознался, что имел ее!

        - Н-да… У него с головой все в порядке вообще?

        - Думаю, нет… Я предложил бабке положить ее в дорогую клинику, чтобы ее… э, освободили и все дела, бабка отказалась – сказала, что внучка рожать будет, ну, и понятное дело, деньги стала клянчить.

        - Какие же подлые люди бывают!  Но погоди, если эта девка – калека, она может и не выносить ребенка.

        - Как в воду глядишь! Эта опасность, к счастью миновала. Слушай дальше. Обе соперницы пересеклись как-то на лестнице, сцепились, слово за слово, и  сожительница сына столкнула коляску с беременной калекой!

        - Ой! Горячая сожительница! И… что калека?

        - Калека осталась жива, сейчас лежит в дорогой клинике – опять, заметь, на мои деньги, но ребенка она потеряла.

        - Так и отлично! Да простит меня Господь за такие слова, но это действительно для всех хорошо – и для калеки в первую очередь!

        - Да, только я после этого не могу видеть мою семейку.

        - Понимаю.

        - Нет, ты послушай, что я пережил! Столько позора, нервов… Я понял, что не могу больше оставаться с ними на одной территории. Я ухожу от них, это точно! И я хотел предложить… Я к тебе давно приглядываюсь, у нас много общего, ты – потрясающая женщина… А я, в сущности, давно без женщины, без любви… Так вот, если я тебе не совсем противен, может, нам начать жить вместе?

        Ася достала сигареты, подошла к окну, приоткрыла форточку, прикурила, выпустила струю дыма, прищурилась… Сделав  несколько торопливых затяжек, бросила недокуренную сигарету в форточку. Вернулась к Игорю.

        - Как ты это себе представляешь?

        - Ну, во-первых, хорошо, что не сразу «нет», - Игорь улыбался, но как-то через силу. Видно было, что волнуется. – А представляю я это так: я ухожу к тебе, если примешь на первое время; подаю на развод; выселяю жильцов из квартиры сына – она двухкомнатная, у метро; пока в квартире делается ремонт, поживем у тебя, а как ремонт закончится – переедем… Разумеется, как будущая хозяйка, ты можешь все сделать в нашем доме по своему вкусу.

        Ася молчала, загадочно улыбаясь. Ее забавляло волнение Игоря, который нервно дул на чай. Забавляло, что в эту минуту она как бы решает его судьбу… «Надо соглашаться, чего там раздумывать? Должен же быть в жизни разумный расчет! Игорь богат, успешен, крут… А какая карьера!.. Жена депутата Ветрова… Неплохо звучит!.. Лучше, чем, к примеру, Ася – сама депутат, а замуж вышла – за какого-то клерка…  А еще прямо слышу, как подружки трещат: «Ой, Аська, ты и вправду выходишь замуж за владельца «Копеечки», той самой, где мы все продукты покупаем? Везет же!» Н-да, подруги обзавидуются… Мечтать только можно о таком женихе! За ним – как за каменной стеной! У него все схвачено – ведь именно он помог мне разделаться с конкурентами, он, а не Артем… Да и что Артем? Квартиры нет, в материальном плане зависит опять же от Игоря. Он – его подчиненный, его офисный раб. А Игорь – хозяин. Хочет – казнит, хочет – милует… А Артем так и будет вечно с голым задом на баррикады… »

        - Твое предложение неожиданно, но - я согласна! – решилась Ася. – Ты тоже давно нравишься мне. Но я скрывала это и от тебя, и от себя, так как не хотела разрушать твою семью.

        - А разрушать уже было нечего – само все разрушилось.

        Игорь и Ася уже потянулись друг к другу, как очень некстати в предбаннике раздались чьи-то стремительные шаги, дверь бесцеремонно распахнулась, и в кабинет влетел Козодоев. Мигом оценив обстановку, он насмешливо улыбнулся:

        - Не помешал?

        - Что вы! Милости прошу к нашему шалашу. А мы тут плюшками балуемся да чаи гоняем. И параллельно обсуждаем наши партийные  дела.

        Козодоев присел на край дивана так, словно готов был в любую минуту сорваться с места.

        - Ну, тогда и мне чаю. Тоже хочу обсудить с вами кое-какие партийные дела.

        Ася налила ему чашечку, пододвинула печенье.

        - Угощайтесь – сама пекла.

        - Спасибо… Ну, как – обживаетесь?

        - Да, представьте, мы с Асей оказались соседями по кабинетам, - вымолвил  Игорь с недовольной миной.

        - Не волнуйтесь, я вас надолго не отвлеку. Но и пройти мимо не мог. Уж очень важные новости. Новости, которые могут повлиять на судьбу всей городской организации СДПРФ.

        - А что случилось? – напряглась Ася.

        - Случилось кое-что… Информация конфиденциальная, поэтому попрошу пока воздержаться от публичных комментариев. То есть, вы меня не видели – я вам ничего не говорил.

        - Заинтриговали.

        - Короче, из центра пришло распоряжение исключить из партии Золотова.

        Ася открыла рот.

        - Я в шоке…

        - Все мы в шоке.

        - Это недоразумение! Золотов – настоящий коммунист! Это же он возрождал в начале 90-х нашу организацию, он столько сделал для партии…

        - Троцкий тоже в свое время много сделал для партии, тем не менее от ледоруба это его  не спасло… А думать, что исключение Золотова недоразумение, значит, недооценивать товарищей из ЦК, которые лучше нас с вами обо всем информированы.

        - Но – за что?!

        - За что… Нашлось, за что… За «русский вопрос», за неотроцкизм, за деструктивную критику партийного руководства…  Но это не все: есть распоряжение исключить из партии и особо приближенных к Золотову, ну, например, тех, кто подписывал в его защиту петицию.

        Ася с ужасом смотрела на Козодоева.

        - Но… петицию подписывали товарищи и из нашей первички!

        - Не только из вашей. Все они взяты на контроль.

        - Но я тоже подписывала эту петицию!

        - Знаю. Потому и пришел. Потерять вас не хотелось бы. Вы для партии представляете большую ценность. Вы – талантливы, вы – наш собкор в «Правде». Вы – депутат, получивший мандат в честной борьбе. Сейчас Золотов выпадет из нашей фракции. До следующих выборов он будет, так сказать, бесхозный депутат. Если еще и вы выпадете из фракции… Нежелательно! Наконец, вы обладаете авторитетом, харизмой. За вами идут люди! Нет, терять вас мы не хотим.

        - Я тоже не хочу расставаться с партией, - Ася судорожно сглотнула. – Я… Что вы мне посоветуете, Владимир Михайлович?

        - Я бы посоветовал вам определиться, с кем вы – с нами, с ЦК, с руководством партии, или с Золотовым.

        - С вами, с партией… - лепетала Ася, хлопая ресницами.

        - Если с нами, то на собрании, на котором будет заслушано дело Золотова, необходимо обозначить свою позицию.

        - Как?

         - Вот и подумайте, как…

         - Хорошо.

         - Вот и отлично! Я в вас не сомневался. А теперь позвольте откланяться.

      

    

    

                                            Действие 38.

    

    

        Политическая казнь состоялась… Массовое «избиение» проходило в зале заседаний горкома – самом крупном помещении, находящимся в распоряжении партии. Ни одно другое помещение не смогло бы вместить столько обвиняемых - на скамьях подсудимых оказались те коммунисты, которые поставили свои подписи под петицией в защиту Золотова, а таких набралось человек двести. На самом деле их было гораздо больше, около тысячи, но вызвали не всех, а только тех, кого хотелось  публично унизить. Мелкие сошки, не имеющие никакого значения для партийной борьбы, не интересовали руководство. На то, что они где-то не там подписались, предпочли закрыть глаза.

        В зале собрались популярные, уважаемые партийцы. От Асиной первички присутствовали – сама Ася, Артем и Волин. Они сели в первом ряду, рядом с Золотовым. Это никого не удивило – все знали, что Ася – его любимица, правая рука, а потому в трудный момент будет рядом со своим покровителем.

        Перед подсудимыми, как водится, восседали судьи. На возвышении, чтобы наказуемые снизу вверх на них взирали, а те, соответственно, снисходили до них с высоты своего авторитета. Партийные боссы  обеспечили себе комфорт в виде бутылок с минеральной водой и стульев с мягкими седушками.  Массовка тревожно ерзала на жестких сиденьях. В центре президиума возвышалась лысая голова Козодоева, по обе стороны от него разместились  члены бюро горкома и Контрольно-ревизионной комиссии – главного карательного органа партии, партийной инквизиции.

        Золотов держался с достоинством, был, как всегда, вальяжный,  надменный, а в этот драматический момент казался даже величественным. Он сурово обозревал президиум, за которым собрались судьи. Под его взыскательным, насмешливым и презрительным взглядом они отводили глаза и, видно, чувствовали себя неловко, словно это они очутились на скамье подсудимых, а человек, которого они пришли обвинять,- напротив, он - обвинитель.

        Артем сидел, скрестив руки на груди, на его губах застыла ироничная, невеселая усмешка. Волин заметно нервничал. Ася выглядела подавленной и расстроенной. Она даже платье для этого мероприятия выбрала траурное, черное. Лицо без косметики выглядело бледным и болезненным. Волосы она  собрала узлом на затылке. Золотов, бросив на нее сочувственный взгляд, решил подбодрить ее. Он улыбнулся ей:

        - Ася, выше нос! У этих интриганов ничего не получится. Я прочитал, в чем меня обвиняют. Все надуманно, а что касается «неотроцкизма» - так и вообще смешно! Да и «русский вопрос»… Ну, как можно меня, русского человека, обвинить в неотроцкизме, в том, что я против русского вопроса?.. Абсурд! В общем, я тщательно подготовился и в ответ на их лживые и нелепые обвинения произнесу такую речь, что они вынуждены будут со мной считаться! С нами считаться! Я уверен, что своей речью сниму все обвинения и против остальных наших товарищей. Я понимаю, как вам, молодым, тяжело видеть, что партия, вместо борьбы, занимается склоками и интригами. Но, к сожалению, в партию вступают не только беззаветные борцы, но и карьеристы. И в этом, может быть, минус нашей партии – теперь, вместо привилегии погибнуть на баррикадах первыми, она предлагает  депутатские мандаты и хорошо оплачиваемые должности партийных лидеров. Вот Козодоев… Не сомневаюсь, что именно он – главный интриган, метит на мое место. Все просто!

        В этот момент на трибуну поднялся  «главный интриган» и напористо начал:

        - Товарищи! Сегодняшнее наше мероприятие, к сожалению, радостным не назовешь… Собрались мы здесь для того, чтобы рассмотреть дело Золотова Вячеслава Тихоновича, а также других присутствующих здесь товарищей. Но сначала немного предыстории. Итак, часть коммунистов, обеспокоенных  политикой, которую проводит товарищ Золотов,  составили петицию в ЦК, где тезисно изложили все неправомерные деяния, высказывания, поступки Золотова…

        - То, что он взносы требовал со злостных неплательщиков – это ему в вину поставили? – яростный выкрик с места.

        - Контрольно-ревизионная комиссия в Москве рассмотрела их обращение и, - повысил голос Козодоев, - собрав всю необходимую информацию, убедилась, что все изложенное  верно. В связи с этим ЦК посчитал, что товарищ Золотов не только не может возглавлять партийное отделение в Северной столице, но и вообще не достоин называться коммунистом.

        - А кто после этого достоин называться коммунистом, ты, что ли? – опять чей-то выкрик из зала.

        - Спокойно, спокойно! Итак, к нам пришло распоряжение ЦК исключить товарища Золотова Вячеслава Тихоновича из рядов СДПРФ и лишить его всех занимаемых им должностей. Разумеется, до следующего созыва он остается депутатом Законодательного собрания, но уже не в составе нашей фракции. А это значит, что предлагаемые им законы, поправки к ним,  его голосование - не имеют к нам никакого отношения. Он отвечает сам за себя. До окончания срока своего депутатства. Однако! Почти сразу же вслед за петицией, направленной против товарища Золотова, его единомышленники, возможно, с его подачи, направили в ЦК петицию в его защиту, тоже за многочисленными подписями.

        - А вы думали, что все такие мерзавцы, как вы? – выкрик из зала.

         - … Таким образом, в нашей партийной организации наметился раскол, что недопустимо для партии. И этот факт – факт спровоцированного раскола – тоже можно поставить в вину товарищу Золотову. Тем не менее Контрольно-ревизионная комиссия разобралась с этой второй петицией, сделала вывод, что не все подписавшиеся – враги партии. Среди них есть неразобравшиеся, или же такие, кто находится под влиянием личности нашего бывшего партийного лидера. Они исключаться из партии не будут. И не приглашены на сегодняшнее собрание. Соответственно, те, кто приглашен, то есть, все те, кто здесь присутствуют, исключаются из рядов СДПРФ…

        - То есть это как – скопом? – выкрик  с места. – Без рассмотрения персонально каждого?

        - Но, товарищи, - развел руками Козодоев. – Это же физически невозможно – за пару часов рассмотреть персональное дело каждого. К тому же – а зачем рассматривать? Это пустая формальность – ваше дело решенное. Но у вас будет возможность выступить, если вы готовы пересмотреть свою позицию…  А теперь постановление президиума ЦК. Итак, товарищ Золотов Вячеслав Тихонович исключается из рядов СДПРФ и в вину ему ставятся (Козодоев взял приготовленный листок и близоруко приблизил к глазам):

   1. Неотроцкизм.

   2. Критика и шельмование «русского вопроса», который является основополагающим в современной борьбе коммунистической партии.

   3. Оголтелая критика ЦК партии и лично нашего партийного лидера. Стремление подорвать доверие коммунистов к деятельности партийного руководства.

   4. Саботаж партийной работы, а именно – неумение вывести на митинги и демонстрации достаточное количество коммунистов, организовать их протестные действия, пренебрежение к партийной прессе.

   5. Проявление самодеятельности в работе, несогласование своих действий  с партийным руководством.

   6. Вождизм.

   Также из партии исключаются следующие товарищи… Скорохватов Артем Вениаминович, в вину которому, помимо перечисленных выше моментов, ставится также то, что он проявляет самодеятельность во вред партии, излишнюю независимость, очевидно, считая себя умнее нашего партийного руководства. Налицо признаки вождизма и карьеризма, которыми заражен этот молодой товарищ… Из партии исключаются…

        Козодоев принялся перечислять написанные на нескольких листах бумаги фамилии коммунистов. В зале стояла зловещая тишина.  Закончив читать, Козодоев с облегчением перевел дыхание, обвел присутствующих гневным, мечущим молнии взглядом, и, возвысив голос, воззвал:

        - Но руководство искренне переживает по поводу того, что из-за раскола партия лишается стольких своих членов, а потому дает вам шанс покаяться, осознав свои ошибки. Есть такие?

        С места поднялся Золотов:

        - Позвольте! А как же ответное слово? По Уставу вы должны предоставить мне, и не только мне, - каждому,  нет, не шанс покаяться, а право опровергнуть предъявленные мне, нам обвинения.

        - Хотите покаяться?

        - Нет! Не хочу каяться! Я не принимаю ни одного из предъявленных мне обвинений и готов в своем выступлении все расставить на свои места!

        - В таком случае ни о каком ответном слове речи быть не может.

        - Но это беззаконие! Это нарушение Устава!

        - Сядьте, товарищ Золотов! С вами все ясно, а потому никакого ответного слова! Зачем? Чтобы вы, воспользовавшись возможностью вещать с трибуны, опять опустились до клеветы партийного руководства? Не надо! Мы знаем все, что вы можете сказать. Нам ваша позиция слишком хорошо известна!

        - Вы никому не дадите ответного слова?

        - Никому. Только тем товарищам, которые раскаиваются в своих заблуждениях. Есть такие?

        В зале глухо зашумели.

        С места поднялся Волин.

        - Товарищи! – заговорил он своим зычным голосом, который сейчас заметно дрожал от волнения. – Я не бессловесная рыба, а потому промолчать не могу!

        - Товарищ Волин… - обеспокоенно попытался прервать его Козодоев.

        - Попрошу рот мне не затыкать! Перед казнью даже преступникам дают последнее слово, я же себя преступником не считаю, выше перечисленные обвинения – отвергаю! А моя партийная деятельность, кажется, заслуживает того, чтобы мне предоставили слово…

        - Ой, не надо, товарищ Волин, невинным младенцем представляться! – раздраженно прервал его Козодоев. – Как вы можете находиться в нашей партии, когда на партийном собрании, в присутствии своих коммунистов, вы заявляете, что наша партия – деградирует!

        - Слово «деградация» означает ухудшение, понижение, снижение. Ухудшение ряда показателей деятельности партии я подтвердил фактами. Я, как и многие другие, озабочен состоянием СДПРФ, я опасаюсь повторения ошибок КПСС 80-х годов, когда партия вместе с СССР развалилась. Да, я критикую кадровую политику ЦК за то, что среди членов ЦК, среди депутатов Гос. Думы нет ни одного рабочего, хотя мы себя позиционируем партией трудящихся. Где здесь клевета или критиканство?

        - А что это, по-вашему? Что это, как не подрыв авторитета партии в массах?

        - Никогда с критикой деятельности СДПРФ и ее руководства во внепартийной аудитории не выступал! В СМИ, в интернете никаких критических высказываний не делал!

        - Садитесь, товарищ Волин! Уж вы-то первый кандидат на исключение! Ваши излишне эмоциональные речи вам не помогут!..

        - Вот именно! – выкрикнул Артем. – Товарищ Волин, разве вы еще не поняли – выступать перед этими господами, а товарищами их назвать язык не поворачивается, так вот, выступать перед этими господами и что-то им доказывать – это все равно, что метать бисер перед свиньями!

        - Попрошу без хамства! – побагровел Козодоев. – Вы – известный экстремист, господин Скорохватов! А теперь еще и показали себя, как хам. Так вот… Я хочу обратиться к остальным присутствующим – есть такие, которые готовы признать свои ошибки и заблуждения?

        Ответом было зловещее молчание. И тут вверх взметнулась тонкая рука Аси.

        - Есть!

        - Слушаем вас!

        - Спокойно, девочка, спокойно… - тепло прошептал ей Золотов, сжав ее руку.

         Ася порывисто встала и звонко выкрикнула:

        - Я, Ковалева, заместитель секретаря первичной организации номер пять, собкор «Правды», депутат Законодательного собрания, заявляю, что искренне раскаиваюсь в своих заблуждениях, в том, что, находясь под влиянием товарища Золотова, недооценивала русский вопрос, соглашалась с  мнением Вячеслава Тихоновича относительно ЦК и разделяла его ошибочные взгляды в идеологии, стратегии и тактике коммунистического движения! – дружеское пожатие  Золотова ослабело, он убрал руку. - В сложившейся ситуации я, очень сочувствуя Вячеславу Тихоновичу и другим своим товарищам, которые сегодня исключаются из рядов СДПРФ, тем не менее прошу оставить меня в рядах коммунистической партии! Быть с партией для меня важнее личных отношений и симпатий!

        - Ну, разумеется, Ася, вы остаетесь с нами, с партией! – расплылся в улыбке довольный Козодоев. – Кто-то еще осознал свои заблуждения?

        Однако опальные коммунисты хмуро молчали.

        - Не ожидал я от тебя, не ожидал… - процедил сквозь зубы Вячеслав Тихонович. – Далеко пойдешь с такими способностями.

        - Вы меня не так поняли! Я просто хочу остаться с партией… Партия – выше личного… - возразила Ася, надменно улыбаясь дрожащими губами.

        - Я понял тебя как надо.

        - Браво! – три раза хлопнув в ладоши, насмешливо произнес Артем.

        - Жаль, что и ты, Артем, не понял меня. Я просто предпочла остаться с партией. Это мой долг.

        - На долг как-то не очень тянет - больше  на предательство.

         Золотов поднялся и, гордо распрямив плечи, заявил:

        - Настоящим коммунистам на этом судилище делать нечего! Это – фарс!

        Бывший лидер пошел к выходу. Как по команде, опальные коммунисты последовали за ним.

        - Собрание можно считать законченным, - поспешно объявил Козодоев.

        В холле к Асе подошел  Артем, едко и презрительно усмехнулся:

        - Что, так хочешь остаться депутатом? Пойти на второй срок?

        - Не твое дело!

        - Правильно. Больше  с тобой никаких дел я иметь не хочу.

        - И не надо. Твой поезд ушел. Я сошлась с Ветровым. Вот он мужик так мужик, а ты – пустозвон.

        - Я ему не завидую. А в моем поезде для тебя места нет. Нам не по пути.

        Дневник Артема Скорохватова: «Сегодня был тяжелый день… То, что до сих пор составляло смысл моей жизни – партия и любимая женщина – предали, разочаровали. Мне казалось, что я полезен партии – а меня вот так легко, походя, выкинули вон. Я думал, что встретил идеал женщины, даже жениться собрался, дурачок, а она… Ну, и ладно! Жизнь продолжается. От своих взглядов не отступлю, все равно буду всеми  силами приближать революцию. А что касается женщин – не стоят они, вернее, такие, как Ася, чтобы сохли по ним. Прощай, дорогая партия, дороги наши разошлись. Видно, такие, как я, неугомонные и инициативные, ныне не ко двору. Прощай,  Ася, зла не держу. Ты такая, какая есть, как миллионы таких же продажных, расчетливых женщин. Я желаю тебе карьерного роста, успеха на депутатском поприще, и комфортного проживания  с твоим избранником. Я ошибся в тебе – ну, что ж, сам виноват».

        Артем хотел, по обыкновению,  написать что-то на злобу дня, но на душе было так тягостно, что  и не написал ничего… Впервые в жизни ему показалось, что все бессмысленно, бесполезно и никому не нужно. И нет того, ради чего стоит жить.

    

       

                                              Действие 39.

    

    

    

        О приезде лидера СДПРФ было известно заранее – о нем восторженно сообщал официальный городской сайт, широко анонсировалась программа пребывания главного коммуниста в Северной столице. Однако в кулуарах ходили разговоры, что визит связан не с чем иным, как с желанием поддержать нового лидера ленинградских коммунистов – Козодоева.

        Сторонники Золотова, исключенные из партии, со своей стороны тоже подготовились к приезду коммунистического лидера. Они хотели  показать, что не все ленинградские коммунисты «твари дрожащие», которые  мнения своего не имеют и готовы безропотно шельмование сносить.

        К приезду московского поезда на платформе выстроилось человек двадцать «золотовских». Они угрюмо прогуливались туда-сюда, бросая недобрые взгляды в ту сторону, откуда должен был показаться состав.

        И вот  состав прибыл. На платформе возникла обычная в таких случаях суета – спешили к вагонам встречающие, между ними сновали с тележками грузчики. Среди прибывших показался лидер коммунистов, широко улыбающийся, бодро шагающий в красном шарфе, небрежно повязанном поверх пальто. Чуть позади следовала свита. А рядом семенил, сияя в свете фонарей лысой головой, Козодоев, подобострастно наклоняясь с высоты своего роста к своему, более низенькому, шефу. По другую сторону шла Ася, пряча руки в карманы кокетливой норковой шубки (подарок Ветрова). От ленинградской организации рядом шествовали также два сына Козодоева, такие же крепкие здоровяки, как и отец, оба в красных шарфиках с символикой СДПРФ, и еще несколько человек молодежи. Как только группа товарищей поравнялась с  «золотовскими», как те одновременно выступили вперед и подняли плакаты с лозунгами: «Зубанов – вон из СДПРФ!», «Зубанов – агент Кремля», «В депутаты от СДПРФ – трудящихся, а не толстосумов!». Сторонники Зубанова отреагировали молниеносно – они как коршуны налетели на группу протестующих, стали вырывать у них  плакаты, рвать  и топтать их. Больше всех старался Козодоев – он не ограничился отбиранием плакатов, а ткнул нескольких оппозиционеров в бок, а когда один молодой протестующий попытался оказать ему сопротивление – сбил его с ног и начал пинать, в том числе и по лицу. Сшиб с него очки и раздавил их. Ася старалась не отставать от своего нового покровителя – она подбежала к ближе всех стоящему мужчине и, выдернув из его рук плакат, ударила его этим плакатом по лицу. И тут увидела, что лицо это, опешившее и оскорбленное, не чье иное, как лицо бывшего ее возлюбленного, Артема Скорохватова. Не растерявшись, она разорвала плакат и бросила ему в лицо обрывки.

        - Как вам не стыдно… товарищ Артем! – прерывисто выкрикивала она. – Умейте проигрывать достойно! Своей провокацией… вы нанесли удар по рейтингу нашего лидера, вы… сыграли на руку «ЕдРу»!

        - Плевать я хотел на вашего лидера! – выкрикнул Артем, с презрением глядя на нее.

        Ася выхватила плакат из рук рядом стоящего оппозиционера, и хлестнула его этим плакатом по лицу. С крайне неприятным чувством она узнала в человеке, попытавшемся спасти сползающие от удара очки, бывшего секретаря своей первички, товарища Волина.

        - А вам не стыдно, товарищ Волин? – крикнула она как можно более возмущенно, чтобы скрыть свою неловкость. – С кем связались, а еще интеллигенцией себя считаете…

        - Браво, товарищ Ася, - не унимался Артем. – далеко пойдете! Вы, как и вся ваша партия, только со стариками сражаться умеете! Более серьезный противник вам не по зубам! Не по зубам вашему Зубанову!

        Но Ася поспешила ретироваться и оставила его насмешливый возглас без ответа. Расправившись таким образом с опальными коммунистами – распинав и растолкав стариков, разорвав плакаты, - преданные зубановцы, как ни в чем не бывало, подхватили под руки остолбеневшего  от неожиданности лидера, и повлекли его к выходу с платформы, возбужденно повторяя, что это – провокация, происки врагов революции, проделки антинародного режима.

        Вернувшись домой и оставшись наедине с компьютером, Артем выплеснул свои эмоции в виртуальное пространство, разместив статью:

        «Мнимые друзья опаснее открытых врагов!

         Враги  открыто восстают против коммунистической идеи. С ними все ясно – враги и есть враги. По-другому поступают мнимые друзья. Они, наоборот, объявляют себя сторонниками коммунистической идеи, коммунистами (иногда даже и сами верят, что они коммунисты). При этом полностью извращают коммунистическую идею. Так вот, эти «коммунисты» — вреднее для дела коммунизма, чем откровенные враги. Враги отрицают, а эти -  опошляют и искажают. Поэтому-то якобы коммунистическая зубановская ЗуПРФ теперь вреднее для нашего дела, чем все откровенно антикоммунистические партии. Зубановщина – настоящая «антиреклама» коммунизма, золотое дно для антикоммунистической пропаганды. Обыватель видит каких-то бестолковых, суетливых соглашателей, которые так же, как все прочие буржуазные партии, гоняются за «электоратом», так же готовы обещать что угодно, и так же, как все прочие, мечтают мирно (и очень полезно для своего кармана) заседать в буржуазном парламенте. Буржуазная пропаганда пользуется этим, со злорадством указывает:
        - Вот они, коммунисты, смотрите! Такие же корыстные, как все,  такие же демагоги, как все! Чем же они отличаются от прочих?
        И обыватель верит. Обыватель убежден, что зубановщина – это и есть коммунизм.
        На самом деле подавляющее большинство членов СДПРФ не то что не коммунисты – а вообще не имеют никакой внятной идеологии. В этом отношении зубановская партия – вроде мусорной корзины, в которую кидают что попало, лишь бы побольше.
        Большинство членов партии – это ностальгирующие мещане. Твердо знают и понимают они только одно: что при советской власти было лучше. При советской власти они получали сто рублей и на все хватало, а теперь у них пенсия пять тысяч и не хватает даже на лекарства. Это, по большей части, люди неплохие, всю жизнь трудились, буржуазный строй инстинктивно не принимают. Но не имея никакого понятия о том, что такое научный коммунизм и что в действительности происходит в нашем обществе – они верят, что зубановщина и есть коммунизм, и что они состоят в коммунистической партии.
        Маркс и Ленин стояли на твердых классовых позициях – на позициях пролетариата.. Они прекрасно знали, что именно размытость и неопределенность рано или поздно приводят к предательству. Зубановцам, наоборот, милей всего размытость и размазанность.
        Зубановская партия представляет собой  идеологическую окрошку. Могут возразить, что Зубанов хочет объединить в своей партии разные идеологии. Но ведь как раз это и есть оппортунизм. Желание ни с кем не поссориться, всем угодить, а для этого свалить в одну кучу противоположные идеи — и получить не идеологию, а обывательскую размазню.
        Я убедился, что СДПРФ, называющая себя коммунистической,  есть антикоммунистическая партия. Вот их тактика: описав бедственное положение дел в стране, они заявляют, что терпение народа уже на пределе, и единственный способ предотвратить революцию – это выбрать их во власть. Да, оказывается, и такое бывает — «коммунисты», которые пугают народ революцией! А себя эти «коммунисты» предлагают как средство спасения ОТ революции!
        Эх, господин Зубанов! Понимаете ли вы хоть сами, до какого позора докатились? Ленин и его товарищи проповедовали революцию, говорили о ее необходимости, готовили к ней сознание людей – а вы пугаете революцией! А ведь что есть революция? Это кардинальное, прогрессивное  изменение во всех сферах общественной жизни – в политике,  экономике и социальной сфере! Выступая против революции, вы выступаете против перемен в обществе. Большевики готовили революцию, чтобы освободить трудящихся от власти буржуазии, а вы спасаете от революции … кого? Буржуазный строй?
        Ничего себе «коммунисты»!

        И откуда вы взяли, господин Зубанов, что революция так вот прямо завтра и готова свалиться на нас? Революцию надо готовить упорно и целенаправленно. А кто этим у нас занимается? Вы? Нет, вы, как и прочие мелкобуржуазные партии, сделали из революции пугало и потрясаете им, выпрашивая у населения голоса на буржуазных выборах, которые ничего в стране не изменят и изменить не могут.
        Да, пока за дело коммунизма борется Зубанов – буржуазия может спать спокойно…»

    

    

                                             Действие 40.

    

        В то же время Артем понимал, что одними статьями в интернете бороться бесполезно. Надо что-то делать – что-то конкретное, важное и полезное, нельзя опускать руки, иначе закиснешь, но – что? И с кем? На эти вопросы ответа не находилось. На некоторое время его чаяния устремились к Золотову.

        Дневник Артема Скорохватова: «Золотов никогда не был моим кумиром, но надо отдать ему должное – после того судилища он действительно возвысился до уровня вождя – вождя всех опальных коммунистов. Зная, что он теперь – как на арене, что  к нему приковано внимание, от него ждут каких-то действий, и есть те, кто готов закидать его тухлыми яйцами, радуясь его проигрышу, и есть те, кто готов пойти за ним в огонь и воду, - он начал действовать. Первое, что он сделал – сайт, на котором он и его сторонники на всю страну разоблачают вредную деятельность партийной верхушки, рассказывают  правду о том, как подло поступили с коммунистами в городе трех революций. А ведь среди тех, кого вот так, походя, изгнали из партии, есть ветераны войны и труда, заслуженные люди, орденоносцы. Есть и такие, которые состоят в партии по сорок, пятьдесят лет… Сейчас задача Золотова – собрать вокруг себя всех недовольных по всей стране. Завтра – первое после исключения собрание. Я тоже приглашен… Посмотрим, какие планы у Золотова».

        Собрание проходило в зале затрапезного дома культуры, стоящего на окраине. Пришли не только порядка двухсот исключенных из партии коммунистов, но также и те, кто продолжал состоять в партии, но был возмущен тем произволом, который сейчас в ней творится, те, что остались преданны своему лидеру и готовы были из солидарности с ним побросать партбилеты. Но сначала всем хотелось послушать, что он предложит, куда позовет. Присутствовали и беспартийные, но горячо сочувствующие идеалам коммунизма, и не доверявшие официальной компартии. Мелькали также и лица активных членов других оппозиционных партий, а также лидеров независимых рабочих профсоюзов, которые до сих пор боролись за свои права в одиночку, не видя в СДПРФ представительницу интересов рабочих.

        На сцене стоял длинный стол, за которым сидели  Золотов и три его помощника по Законодательному собранию. Один из них  должен был фиксировать все, что произойдет сегодня, чтобы к вечеру вывесить итоги на новом сайте. Понятно, что и сайт, и аренда зала – все финансировал  Вячеслав Тихонович, который в одночасье из респектабельного политика превратился в изгоя. Новая роль была ему непривычна, а потому наряду с обычной важностью в его облике проскальзывала не то, чтобы  растерянность, а некоторая подавленность. Тем не менее, выйдя на трибуну, он начал говорить уверенно, мощно, заряжая зал своей энергетикой:

        - Товарищи, а я убежден на все сто, что в этом зале я сегодня действительно среди товарищей и единомышленников (аплодисменты)! Товарищи! Сегодня мы собрались для того, чтобы в новых условиях выработать стратегию и тактику коммунистической борьбы! А условия таковы: СДПРФ показала свое истинное лицо – показала, что она на самом деле является левой ногой правящего антинародного режима, а оппозиционная деятельность является лишь имитацией, чтобы ввести в заблуждение мыслящих людей, и способствовать выхлопу пара у недовольных. Исторически сложилось, что именно Ленинград – самый прогрессивный город, в котором сильно противодействие реакции, сильна оппозиция, сильно революционное движение. Мы с вами хорошо поработали в последние годы, настолько хорошо, что испугали власть, которая приказала послушной оппозиции ослабить, уничтожить непокорное городское отделение!  Что и было сделано - грубо, наспех, с циничным нарушением Устава партии. Виданное ли дело – людям даже не удосужились предоставить ответное слово! А почему? Потому что испугались услышать обличающую правду. Виданное ли дело – исключать из партии людей скопом, без рассмотрения персонального дела каждого, без возможности для человека слово сказать в свое оправдание. Это говорит о том, что личности партии не нужны – мы все представляемся партийной верхушке безликой массой, которая только должна послушно голосовать, как ей прикажут сверху. После этого фарса я, товарищи, не сидел, сложа руки. Чтобы исключить возможность того, что наш лидер не владеет всей информацией, не ведает, что произошло в нашей городской партийной организации… Ну, мало ли! Занят человек написанием новых трудов, вскрывающих сущность антинародного режима, зарылся в рукописях, оторвался от живого дела… Так вот, я попытался выйти на него лично, не на замов, не на помов, на него! И вот, мне удалось до него дозвониться (оживление в зале). Да-да, и что? Мой звонок только подтвердил, что наш лидер прекрасно осведомлен о том, что у нас происходит, что все  происходит не только с его ведома, но и при его поддержке! И я сделал вывод, что все это тщательно спланировано и никакого недоразумения в том, что произошло, нет. Возникает вопрос – что нам, настоящим коммунистам, не имитаторам, не карьеристам, делать в такой ситуации? Товарищи, у меня есть свои соображения, если вы меня поддержите, буду рад. Я предлагаю создать настоящую коммунистическую партию (аплодисменты, шум в зале)! Да, мы будем находиться в подполье, да, нас будут преследовать и обвинять в экстремизме, потому что в нас увидят реальную оппозицию. Я не предлагаю вам теплые места депутатов в Думе или Заксобрании, потому что их не будет, я предлагаю вам борьбу!..

        В этом месте его речи зал взорвался аплодисментами, многие не просто хлопали, но даже топали ногами.

        - Так вот, если кто-то ищет мандатов, ищет карьерного роста в партии – вы ошиблись адресом и можете прямо сейчас покинуть зал. Сейчас я хочу говорить с теми, кто выбирает борьбу!

        Золотов замолчал, обводя присутствующих обличающим взглядом, как будто и вправду ждал, что найдутся такие, которые покинут зал. Но, понятное дело, таких не нашлось, и Золотов продолжил:

        - Отлично! Итак, я предлагаю создать новую коммунистическую партию. Сейчас по рядам мы пустим списки – просьба к тем, кто хочет примкнуть к нам, поставить свои ФИО и контакты для связи. Было бы здорово, если бы среди присутствующих уже нашлись такие, кто вызвался бы создавать первичные организации в своих районах. Товарищи, времени у нас мало, мы не можем тратить месяцы на организационные вопросы. Сейчас готовится Устав и Программа нашей новой партии. В ближайшие дни предварительные проекты будут размещены на нашем сайте. И мы приглашаем всех  принять участие в их обсуждении, дополнении, корректировке. Также предлагайте свои названия для новой партии. И вот еще важный момент – мы не должны быть местечковой партией, мы должны объединить коммунистов по всей России, чтобы в каждой области, а в перспективе и в каждом населенном пункте у нас нашлись  сторонники! Поэтому я обращаюсь к нашей молодежи – все вы дружите с интернетом: ищите наших сторонников через социальные сети! Только если у нас наберется достаточное количество потенциальных членов, мы можем требовать, чтобы с нами считались, можем требовать регистрации нашей партии.  Сегодня мы выберем членов актива. А пока собираются подписи, я предлагаю высказаться всем желающим! Приветствуются выступления с мест. Никакого регламента, никакого официоза. Пусть сегодня у нас будет живое обсуждение, живое общение.

        С места поднялся ветеран – высокий, худощавый, с седой головой и грудью, украшенной медалями:

        - Зотов Николай Иванович, член КПСС, а затем и СДПРФ – с 1954 года. Ветеран Великой Отечественной войны… Вячеслав Тихонович, я хочу только сказать, что поддерживаю вас, я приветствую создание новой коммунистической партии, способной на борьбу, а не на имитацию оппозиционной деятельности и ритуальные возложения цветов. Я – с вами! Надеюсь, что, несмотря на свой солидный возраст, буду вам полезен!

        Следующим с места поднялся мужчина средних лет:

        - Никандров Валерий, член рабочей партии… Товарищи, я рад, что у многих из вас открылись, наконец, глаза на сущность, так называемой, главной оппозиционной силы! Но только зачем создавать новую партию, когда уже существует наша, рабочая партия, имеющая в своих рядах десятки тысяч людей, готовых бороться! Разочаровались в вашей партии? Вступайте в нашу! Милости просим! Коммунисты должны объединяться, а не дробиться.

        Выкрик с места:

        - Ваша партия двадцать лет существует, а ушла не дальше СДПРФ в борьбе за социализм!

        С места поднялся пожилой мужчина с внешностью преподавателя – интеллигентный, подтянутый, в костюме и толстых очках:

        - Гонцов Виктор Витальевич, преподаватель физики в СПб ГУ… Товарищи, я вот что хочу сказать – зачем нам с нуля создавать партию? Хватит ли у нас ресурсов? По силам ли нам это? Чтобы создать партию, нужен значительный политический вес лидера, нужно, чтобы лидер этот был раскручен, популярен. Да и социальные сети – не то средство массовой информации, которое привлечет большое количество сторонников. Что я предлагаю?.. Все мы с нетерпением ждали программы «Время судит», а после взахлеб обсуждали то, что там происходило. Все мы восхищались гражданским мужеством Ивана Злобина, который, не жалея себя, с пеной у рта отстаивал идеалы социализма, терпел нападки дерьмократов. Как вам известно, программа закрыта. Власть испугалась зашкаливающего рейтинга этой передачи! Власти не понравилось, что Иван Злобин своей энергетикой, своим интеллектом и эрудицией забивал своих противников! Власти не понравилось, что в интер-голосовании большинство неизменно высказывалось за социалистические ценности! В итоге программа закрыта. Что и следовало ожидать. Но Злобин не сдался – он создает свое движение, уже заработал сайт, одноименный передаче. На этом сайте уже тысячи зарегистрировавшихся сторонников Злобина. Я уверен, что Злобин близок к тому, чтобы создать свою партию. И я хочу предложить примкнуть к нему, а не создавать с нуля.

        Предложение Гонцова вызвало эмоциональный взрыв. Часть присутствующих кричала, что он прав – и надо примкнуть к Злобину, а не создавать новую партию, которую не раскрутить в масштабах страны, часть высказывалась резко против. Конец спорам положил Золотов:

        - Товарищи, я не знаю господина Злобина, не знаю, какие у него планы. Лично мне весь этот проект изначально казался подозрителен. Объясню, почему… Ну, смотрите – власть знала, что господин Злобин, опытный, яркий актер, затмит своих бледных оппонентов, однако пошла на то, чтобы предоставить его передаче самое рейтинговое время. Случайно ли это? Вы говорите, что это просчет власти. А я думаю, что это не просчет, а дальновидный расчет… Я ничего не хочу сейчас говорить против Злобина, у меня просто нет фактов. Сейчас я призываю всех присоединиться ко мне. Если кто-то считает меня фигурой с недостаточным политическим весом, если кто-то считает, что у нас недостанет ресурсов раскрутить новую партию, если кто-то очарован личностью господина Злобина и видит свое место рядом с ним – пожалуйста, мы никого не держим. Членство в нашей партии – дело добровольное.

        Из президиума к трибуне выскочил один из помощников Золотова, его правая рука, один из создателей сайта и  Программы новой партии:

        - Товарищи, друзья! Для нас сейчас главное – объединение всех левых, оппозиционных сил, всех недовольных властью! А потому я предлагаю на данном этапе не придираться особо к тому, каких взглядов кто придерживается, а принимать всех, кто против! Только так мы можем нарастить достаточную численность!

         Тут с места поднялся Артем:

        - Достаточную численность – для чего?

        - Для регистрации новой партии.

        - Так мы бороться хотим или легализоваться?

        - Ну, разумеется, бороться!

        - Тогда зачем легализовываться? Чтобы «одобрямс» от власти на нашу борьбу получить? Тогда грош цена нашей борьбе – скатимся, как и СДПРФ, на ритуальное возложение цветов… Или легализовываться, чтобы в парламенте свою задницу с комфортом устроить?

        - Ленин тоже не отрицал парламентские формы борьбы…

        - Ясно. И еще вопрос – кого будем принимать в свои ряды? Ты сказал – всех, кто против. А если геи захотят примкнуть к нам – тоже примем?

        - А почему нет? Геи – задавленные режимом, недовольные властью. Ну, пусть и они будут!

        - А националистов?

        - А что такое «националист»? Сейчас в националисты записывают всех, кого ни попадя, в том числе и патриотов тоже! Поэтому надо рассматривать каждый отдельный случай.

        - Больше вопросов нет, - Артем сел.

        Было еще много выкриков с мест, но в основном народ выражал радость по поводу создания новой партии и с нетерпением спрашивал, когда можно будет ознакомиться с Программой и Уставом, какие планы по срокам регистрации и прочее.

        Затем Золотов предложил выбрать актив. Среди прочих фамилий прозвучала и фамилия Артема. Но, когда хотели приступить к голосованию, он поднял руку, поднялся и сказал:

        - Спасибо за оказанное мне доверие. Но я воздержусь от участия в вашем проекте.

        Золотов с удивлением и неудовольствием вскинул брови:

        - Как же так, Артем Вениаминович? Вы для нас – очень ценный товарищ! Мы готовы предоставить вам полную свободу действий, творчества! В конце концов, ваши усилия не останутся незамеченными…

        - Еще раз спасибо. Но – пока воздержусь.

        На выходе из метро Артем увидел Волина.

        - Иван Сергеевич! – окликнул он его. Волин обернулся.

        - Артем, здравствуй! Рад видеть тебя!

        - Иван Сергеевич, а я только что с собрания Золотова. Золотов – партию коммунистическую организовывает! Так что звоните ему – то-то он обрадуется! Ему единомышленники и помощники – во, как нужны!

       - Нет, Артем, не хочу я больше политикой заниматься. Как-то все перегорело.

        - Да как же, Иван Сергеевич? С вашей энергией – и делом не заниматься?

        - Вот я и решил свою энергию направить на семейные дела – на даче работать, внуков воспитывать… В общем, интересов много, не все в политику упирается.

        - То есть, вы разочаровались?

        - Разочаровался! Впрочем, очарован никогда не был. Все видел, но полагал, что здоровая критика еще может что-то исправить. Ошибся! А другой оппозиционной силы не вижу.

        - То есть, в попытку Золотова не верите?

        - Честно? Нет! Что мы будем делать под руководства Золотова? То же, что делали, когда он был у руля – кое-когда пикеты, собрания первичек… Это все не то.

        - А вы знаете, как надо?

        - Имею представление.

        - Ну, так создайте свою партию! С вашим умом, энергией…

        - Нет, Артем, куда мне, старому? Революция - дело молодых! Пусть молодые создают новые партии, что-то придумывают, действуют.

        - То есть, вы считаете, что все бесполезно? И в ближайшем будущем ничего не изменится?

        - Ничего! – развел руками Волин. – Как там, у поэта? Жаль, что в то время прекрасное жить не придется ни мне, ни тебе.

        Дневник Артема:

        «Встретил Волина. Перегорел он и разочаровался. Эх, какая ошибка наших партийных товарищей – такого человека из своих рядов исключить! Вот только не согласен я с ним – нельзя прятаться от жизни в своей раковине! Нельзя замыкаться на своих семейных делах, когда в стране непорядок! Нельзя быть счастливым, когда кто-то несчастен! Каюсь, и у меня было такое настроение. Но эта встреча как-то встряхнула меня, заставила посмотреть на себя со стороны. Эх, ты, товарищ Артем! Раскис из-за предателей, раскис из-за бабенки! Нет, не раскис! Готов действовать! Но – как? С кем? С Золотовым? Нет, это не то… Тогда – что? И вообще, мне обязательно по чьей-то указке действовать надо? Обязательно к авторитетам прислушиваться? У меня своей головы нет или что?.. Да, но один в поле не воин, команда нужна, поддержка единомышленников, чувство локтя… Пока я не знаю, как быть, но я обязательно что-то придумаю! Ну, а пока я придумываю, к кому примкнуть, работа не должна на месте стоять…»

        Артем открыл сайт газеты «Товарищ». Ася отошла от нее, а ему жалко было бросить свое детище, жалко отказаться от идеи. Он стал набирать материал на первую полосу:

     «Россия занимает 1 место в мире по абсолютной величине убыли населения. За последние 20 лет в России вымерло более 7 млн. русских.

     30 тысяч россиян ежегодно гибнет от наркотической передозировки (население небольшого городка). В год от водки погибают 70 000 человек.
     Цифры, отражающие кризис семьи в России, тоже ужасают:

-  8 из 10 стариков, проживающих в домах престарелых, имеют родственников, способных их содержать. В одном из районов Питера произошел вопиющий случай, но является ли он исключением? Мужчина выгнал из квартиры свою престарелую мать, отобрав у нее ключи. Пожилая женщина, проживавшая с сыном, невесткой и внуком, вынуждена была ночевать в парадных, кутаясь в старенькое одеяло, которое дал ей кто-то из соседей. Соседи пытались накормить ее, приносили ей чай, но женщина, находясь в глубокой депрессии, отказывалась от еды. Соседи советовали судиться, но легко говорить, а как осуществить, когда ты без паспорта, без ключей и вещей на холодном ветру? Вызывали полицию, но полицейские возразили, что не могут вселить женщину насильно… Интересно, а с каким лицом проходил мимо своей матери, сидящей на грязном полу, в холоде и голоде, ее сын?! А как внуку объяснили то, что бабушку выгнали из дома? И что получится из ребенка, который живет в такой атмосфере?.. В итоге скорая помощь увезла пенсионерку в социальный приют, где ей предоставили чистую постель и еду. На следующий день женщина скончалась… Правоохранительные органы заявили, что претензий к родственникам умершей не имеют… И что – этому парню, выгнавшему мать зимой на улицу, все сойдет с рук? О времена, о нравы…

     Но не только к старикам такое отношение:
- у нас от 2 до 5 миллионов беспризорников (после Великой Отечественной войны их было 700 тысяч). К примеру, в Китае на полтора миллиарда населения беспризорных только 200 тыс., – т.е. в 100 раз меньше, чем у нас!  А ведь забота о стариках и детях – это залог процветающей нации.
     Мы занимаем 1-е место в мире по числу детей, брошенных родителями.
Все эти цифры свидетельствуют о распаде семейных ценностей у нас в стране…
     А теперь – знаете ли вы, что:
За последние 10лет в Сибири исчезло 11.000 деревень и 290 городов.
Средняя плотность Сибири и Дальнего Востока – 2 человека на 1 кв. км.
Средняя плотность населения Китая – 140 чел./кв. км.
Средняя плотность населения Японии – 338 чел./кв. км.
Для кого мы завоёвывали и развивали Сибирь и Курилы?
Для китайцев или японцев, так получается!
      Но, как это ни трагично, я думаю, что народ наш ещё не созрел до того,  чтобы спросить, «почему мы так живём?». Мы привыкли к тому, что убивают вокруг нас. Мы привыкли к тому, что люди по российским городам и весям буквально сражаются за свою жизнь. РАВНОДУШИЕ – ВОТ ЧТО САМОЕ СТРАШНОЕ! И еще – сейчас время торжествующего мещанства, когда идеология нации  - обогащайся! Вещизм, страсть накопительства обуяла весь народ. Все находятся как бы в гонке – еще больше, еще! А предела обогащению нет! Если ты купил крутую машину – тебе станет мало, и ты захочешь еще более крутую. А бедные тянутся за богатыми. Какой социализм? Пусть будет капитализм, нас он вполне устраивает, лишь бы мы каким-то чудом тоже стали богатыми… Вот так-то – зависть  к богатым, желание  если не догнать их, то хотя бы уподобиться им. И тут как нельзя кстати выручают кредиты. Обладание дорогими игрушками – это часть имиджа, степень престижа. Вот и получается, что бедняк не имеет квартиры, снимает угол, зато ездит на иномарке, взятой в кредит, пользуется айпадом, взятым также в кредит, словом, живет в долг, под домокловым мечом расплаты за эту призрачную, показушную  роскошь. Он страшно боится потерять работу – надо регулярно выплачивать кредит, надо платить за снятый угол, а то окажешься на улице – и вся твоя имитация роскошной жизни закончится. Не редки случаи, когда  бедолага, изо всех сил тянущийся за богатыми, оказавшись в безвыходной ситуации,  вынужден просто покончить с собой…
    Для того, чтобы изменить жизнь, прежде всего необходимо изменить самосознание народа! Сделать это возможно – ведь произвели же демократы в конце 80-х революционную смену сознания советского человека – в массе своей думающего, начитанного, живущего широкими интересами, отзывчивого и т.д. Но когда очнется русский человек? Когда одумается?  Неужели должна вымереть половина нации, чтобы народ наконец очнулся?

      Сегодня Россия приближается к демографической и моральной катастрофе, которой никогда не испытывала! Что делать?.. Извечный русский вопрос…
Не знаю, что еще делать, кроме как попытаться встряхнуть вас! Только честное, вдохновляющее на борьбу,  пусть безжалостное, но живое, искреннее слово может способствовать  национальному пробуждению!»

 

 

 

                                    Действие 41.

 

 

     Ася торопилась на заседание своей первички. После того, как Волин был исключен из партии, секретарем единогласно избрали ее.  Войдя в комнату для собраний, она громко поздоровалась и тут же недоуменно замолчала.

     - Ой, и это все?

     Если раньше коммунисты занимали несколько рядов, то теперь все уместились на одном, заднем. На нее скучающими глазами смотрели Тимур с неизменным крестиком в ухе, Егор в своей кепке, Коля Рыбин, еще больше опустившийся, монархист Стариков, и как всегда самоуверенный Тихомирский.

     - Товарищи, похоже, у нас нет кворума.

     - Есть кворум,- возразил Юрий. – Первичка-то обезлюдела. Часть исключена за сочувствие Золотову, часть – просто разочаровалась, глядя на наши внутрипартийные дрязги.

     - Да-да, действительно, ко мне поступали заявления… - заявления-то поступали, но Ася все как-то недосуг было вникнуть в них или хотя бы составить список тех, кто ушел. – Хм,  все равно это как-то неожиданно. Давно не собирались. А собрались – и вот…

     - Вот, остались самые стойкие.

     - Танки грязи не боятся! – заявил Тимур.

     - А… Константин Борисович?

     - Вот от него заявление.

     Ася зачитала заявление вслух: В связи с тем, что в партии не ведется активная работа, а руководство больше занимается внутрипартийные разборками и интригами…

     - А Певзнер?

     - Вот и от него заявление. В связи с тем, что его национальность  не соответствует «русскому вопросу».

     - И скатертью дорога! – подал голос Стариков. – Древнейшей нации не место в наших рядах.

    - Не велика потеря, - подтвердил Егор. – Тихоня человек – молчал больше. Никакой пользы от него!

     - А вот Константина жалко! – с вызовом заявил Коля Рыбин. – Что, неправ он был? Мы ругали Золотова за бездействие, а все познается в сравнении – Золотова не стало, и - вот оно где, настоящее бездействие-то! При Золотове, да при Волине хоть какая-то работа велась, а сейчас что? Ни черта не делаем! Собрание – и то собрать не можем. Когда последний раз пикет проводили? Перед выборами еще! Как выборы – еще какая-то движуха, а так – тоска…

    - Коля, подожди, сейчас все утрясется, и мы опять работать будем.

    - А каких людей из партии выдворили! Волин – золотая голова, эрудит, прекрасный организатор… А Артем? Сколько он всего дельного предложил! Газету свою стали выпускать… Где она теперь – эта газета?  Всего один выпуск-то и был…

    - Ты не прав, Коля, - снисходительно возразил Тихомирский. – Таких людей, как Волин, надо выдавливать из партии. Именно потому, что он – светлая голова. Критика партии со стороны таких людей вдвойне опасна.

    - Так он же почему критиковал – он как лучше хотел!

     - Понятно, что хотел, как лучше. А в ЦК посчитали, что этим он только хуже делал для партии.

   - А Артем? Тоже не зря исключили?

     - Тоже не зря! Больно самостоятелен. Нам такие лидеры не нужны. У нас товарищ Зубанов – лидер, и других нам не надо!

     - Такие лидеры, как Козодоев, значит, в чести… Эх, чувствую я, что и мне не место в вашей партии! – Коля поднялся и вышел, не прощаясь.

     - Это что же? – растерянно развела руками Ася.

     - Не переживай, - усмехнулся Тихомирский. – Партии сейчас не надо много членов. Нам важнее, чтобы члены  были преданны нашему лидеру. И еще нам важно, чтобы народ исправно за нас голосовал. А народу наплевать на наши внутренние разборки. Тем более, что всегда все можно свалить на происки врагов.

     - Да, Юрий, ты, как всегда, прав. И, кстати,  поздравляю тебя с назначением на должность идеолога партии.

     - Ишь, дела ему захотелось, - процедил сквозь зубы Тимур, - перепост  и работа в соцсетях – вот настоящая работа!

     - Товарищи, - сказал Тихомирский, - мы сейчас все – как солдаты в запасе. Скажет партия – и пойдем! А пока особого задания нет – сидим, ждем. Выжидаем.

 

 

 

                                               Действие 42.

 

     На рабочий стол Кукловода легла папка. Открыв ее и наскоро перелистав, он широким жестом указал Зубанову на стоящее рядом кресло и, усмехнулся:

     - «Ленинградское дело-2» закрыто?… Посмотрим…

     - Итоги такие… Исключено около двухсот коммунистов. Главой городского комитета выбран Козодоев.

     - Это тот, который на Московском вокзале стариков пинал? Ну-ну…

     - Продемонстрировал преданность. Согласен, что перестарался.

     - Да нет, все нормально. В таких делах перестараться нельзя.

     - Среди исключенных – тот самый организатор акции на Красной площади, ну, помните, вы просили узнать.

     - Еще бы не помнить! Так он питерский?

     - Нет. Приехал из провинции. Артем Скорохватов.

     Кукловод пометил в рабочем журнале: «Собрать досье на Артема Скорохватова».

     - Как же узнали, что он – тот таинственный организатор? Да точно ли это он?

     - Точно он. А как узнали… Да он особо и не скрывал. Рассказал членам своей первички, они и передали, кому следует.

     - Это хорошо… хорошо… Кстати, не тот ли это Артем Скорохватов, который распространил по социальным сетям статью о мнимых друзьях коммунизма?

     - Да, он самый.

     - Хм… Ну, и каково теперь состояние партии в Северной столице?

     - Городская организация парализована – коммунисты в растерянности, очень много обсуждений и практически нет работы.

     - А вот это неправильно! Работа должна вестись! Иначе найдутся те, кто будет работать вместо вас, и народ к ним потянется. Тот же Артем… Чувствуется, что активный товарищ.

     - Да уж… Чересчур активный.

     - Нажили вы себе врага. Видать, парень злопамятный, скоро не успокоится… Может, его, наоборот, следовало прикормить? Видно же, что человек с амбициями. Выдвинуть куда-нибудь, ну, там, вынести благодарность…

     - Что сделано, то сделано. Тут еще другие активисты  нашлись – Золотов и компания. Золотов создает новую партию. Уже заработал сайт. Не так давно прошло учредительное собрание. Начали образовываться первые первичные организации. Они хотят консолидировать все оппозиционные силы, включая и правых, и даже такие одиозные структуры как ЛГБТ. Сейчас они работают над Уставом и Программой.

     - Нет-нет-нет, только не консолидация! Наша задача – разъединить оппозиционеров, чтобы они между собой грызлись, как собачки из подворотни, и не тявкали на власть. Поэтому… Новую партию, значит, создает? Пусть создает. Власть, как оплот свободы и демократии, дает добро на создание любых партий. Набралось пятьсот любителей пива – пусть будет партия любителей пива, набралось пятьсот любителей морских котиков – пусть создают партию защиты морских котиков.

     - Но это ослабит позиции нашей партии! На текущий момент нам удается подбирать голоса всех недовольных, которые, может, и не сильно нам симпатизируют, но им деваться некуда – альтернативы нет. Либо голосуй за прорежимные партии, либо – за единственную оппозиционную, то есть за СДПРФ. А если появится альтернатива в виде множества оппозиционных партий, то и все голоса протестного электората распылятся. Можно будет выбрать партию на любой вкус, как… любой сорт сыра в магазине!

     - На то оно и демократия – иметь возможность выбрать – сыр ли, или партию. Я понимаю ваше недовольство. За каждый отданный вам голос вы получаете деньги. Если голосов будет меньше, соответственно, и финансирование уменьшится. Но у нас нет другого выхода. Имейте смелость признать, что ваша партия теряет своих сторонников. И если не легализовать несколько оппозиционных партий, недовольные уйдут в подполье, в тень, и мы уже не сможем их контролировать. И тогда действительно не исключена возможность революции. А если наш строй будет уничтожен, согласитесь,  вам тоже есть, что терять – вашу депутатскую зарплату, льготы, возможность неконтролируемой траты партийных денег. Ведь вы – богатый человек. И дети ваши, и внуки обеспечены благодаря вам на всю оставшуюся жизнь. Если даже уменьшится число ваших сторонников, все равно, на ваш век хватит. А вот если произойдет революция – кто знает, что ждет вас… Вы, конечно, оптимистично выразились в свое время, что в России лимит на революции исчерпан, но – как знать, как знать…

     - Я все понимаю. Разумеется, вы правы.

     - Да, и вот еще что… В Питере в Законодательное Собрание прошел по спискам некий Игорь Ветров, коммерсант.

     - Все верно. Он очень помог партии.

     - Ну, пусть еще раз поможет… Я поговорю с губернатором, и Ветрову вашему предложат такое место в правительстве города, что он не сможет отказаться. В обмен на депутатский мандат.

     Главный оппозиционер поморщился:

     - Не вижу, каким образом это может помочь нам… У нас и так слишком много перебежчиков – в «Единую Россию», или на высокие должности. Коммерсанты из карьерных побуждений с легкостью отказываются от депутатства, выходят из партии – все это порождает невыгодную нам шумиху в прессе и ропот недовольства в наших рядах. И в итоге влияет на наш имидж.

     - Вы уж слишком отождествляете себя с вашей партией. Согласен, в СДПРФ вы монополист, эту партию смело можно назвать вашим акционерным обществом. Но главное – это не ваши интересы, а интересы власти, которой я – и вы – служим. А власти выгодно, чтобы подобным образом дискредитировалась репутация главной оппозиционной партии. Вот почему надо усилить скандал вокруг вашей питерской организации. Согласитесь, я мог бы и не ставить вас в известность. Но я решил заранее предупредить вас. Ну, отдайте его мандат, кто там следующий…

     - Хм, а это мысль! Следующий – это давний коммунист, настоящий пролетарий, Потапов.

     - Пролетарий – это хорошо! Это то, что надо! И вообще – что вы все с офисным планктоном да с интеллигенцией возитесь? Займитесь же наконец рабочим классом! Коммунистическая партия – по определению, партия рабочих. Иначе, слышите, иначе рабочим классом займутся другие, а тогда неизвестно, что из этого выйдет. До меня доходит информация, что на предприятиях создаются альтернативные профсоюзы, которые реально борются за права рабочих. И эти альтернативные профсоюзы либо свою партию создадут, либо примкнут к каким-нибудь экстремистским организациям. Булыжник – оружие пролетариата, и все такое… И вообще, правильно вас ваша оппозиция критикует – не дорабатываете вы с рабочими, не охвачены они у вас…

     - Исправимся! Сейчас же сяду за доклад  о значении работы с рабочим классом. Как только будет готов – обнародуем в «Советской России», дескать, партия учла критику.

     - Ну вот видите… Но вернемся к нашим баранам, то бишь, к депутату Ветрову…  Эту неприятность – ну, с его выходом из партии, вы вполне можете валить на опального Золотова – не разборчив был, дескать, лидер, гнался за деньгами.

     - И это верно.

    

 

                                      Акт второй.

 

                                              Действие 43.

 

 

     Манежная площадь наполнялась толпой. Становилось понятно, что митингующих – не просто несколько тысяч, а несколько десятков тысяч. У многих в руках были плакаты: «Правительство – в отставку!», «Газ, нефть, землю – народу!», «Будущее России – социализм!», «Власть – народу, а не буржуям!» и так далее,  были и такие плакаты: «Мы – за честные выборы!», «Место России – в Евросоюзе!», «Долой партию жуликов и воров!».

     Митинг начался с того, что на трибуну поднялся человек лет пятидесяти, с породистым лицом, пронзительными черными глазами, сверкающими из-под начинающих седеть волос. Одет он был дорого, держался вальяжно.

     - Друзья! – крикнул он, мягко картавя. – Думаю, представляться не надо - все вы прекрасно меня знаете, моя позиция известна уже больше двадцати лет. Я – враг нашего неуважаемого президента и его партии жуликов и воров! Я – за свободную демократическую Россию! Наше поколение в конце восьмидесятых услышало призыв незабвенного Виктора Цоя «Перемен требуют наши сердца!», и мы выступили против лицемерной авторитарной власти, чтобы не участвовать больше в социальных экспериментах, а жить, свободно жить, как живет уже несколько столетий свободная Европа! Однако наша революция была предана, власть вновь оказалась в руках деспота, который закручивает гайки, обманывает народ и только отдаляет нас от торжества общечеловеческих ценностей! Все мы исполнили свой гражданский долг – пришли на выборы и проголосовали. И что? Наши голоса были украдены, подтасованы, итоги выборов сфальсифицированы! Мы не смиримся с этим, друзья! Давайте докажем, что мы живем в свободной стране! Давайте докажем, что с нами нельзя поступать, как с быдлом!

     Из толпы раздались одобрительные возгласы, однако много было и таких:

     - Хватит врать, Денис!

     - Убирайся, Тарновский! Ваша шайка-братия младореформаторов уже была у власти! Ничего хорошего от вас мы не видели!

     - Что, опять порулить захотелось? Не верим! Не хотим!

     - Да что там говорить – Злобина хотим послушать! Пусть говорит! Зло-бин! Зло-бин!

     Это кричали  последователи Злобина, которых на площади собралась значительная часть. Их можно было узнать по  плакатам: «Временщики! Время вас осудит!», «Злобина – в президенты!», «Злобин, веди нас в Кремль!»

     Толпа бурлила. Со всех сторон стягивались полицейские, зажимая людей в кольцо.

    - Зло-бин! Зло-бин!

     На сцену поднялся Злобин. Многие узнали его и приветствовали громкими криками:

    - Ура! Злобин – покажи им! Злобин – веди нас в Кремль! Злобина – в президенты!

     Однако куда подевалась ироничность и самоуверенность Ивана Злобина? Сегодня он  выглядел растерянным и даже несколько испуганным. От вальяжности  богемного человека не осталось и следа! Он дрожащей рукой придвинул к себе микрофон и затараторил:

     - Господа, господа, товарищи! Я прошу выслушать меня! – Толпа притихла. – Я вижу, что некоторые или не так меня поняли, или используют мое имя в своих целях. Я никогда, слышите, никогда не выступал против нынешней власти! Да, я считаю, что Советский Союз был великой страной, но я считаю  также, что только нынешней власти под силу вернуть России былое могущество! Да, именно так! А потому я прошу своих сторонников оставить в покое как правительство, так и нашего президента!..

     На этом месте Кукловод нажал на паузу – Злобин застыл на трибуне в неестественной позе, с выгнутыми назад локтями и перекошенным ртом на бледном от испуга лице… Кукловод  проворчал сквозь зубы:

     - Все. Это политический труп. Ох, как некстати! Именно когда пятая колонна начала активно воду мутить…

     Кукловод вновь нажал на «play». Застывшая толпа ожила, зашевелилась. Динамики дрогнули от пронзительного свиста. В актера полетели помидоры и  яйца.

     - Долой!

     - Наконец-то ты показал свое лицо, иуда!

     - Проект Кремля!

     В то же время сторонники Ивана Злобина заступились за своего лидера:

     - Руки прочь от Злобина! Он знает, что говорит! Раз так говорит, значит, есть причины!

     Злобин поспешил удалиться в страхе и тревоге.

     На трибуну поднялся высокий блондин с сияющими голубыми глазами и одухотворенным лицом. На его спортивной фигуре ладно сидел по моде узенький, короткий пиджачок. Вместо брюк – джинсы. Респектабельность в сочетании с демократизмом.

     - Ааа, вот и Ярослав Коротков… Ну-ну, слушаем вас, Ярослав Борисович.

 

     -  Всем привет! От меня всегда ждут, что я что-то такое новое скажу. А нового сказать мне нечего – еще со старым не разобрались! И вообще, а надо ли вам что-то говорить, когда и так все ясно? Это как в известном анекдоте о парне, который разбрасывал пустые листовки. Когда его спросили, почему листовки пустые, он сказал: ну и так же все понятно! (Смех и оживление в толпе) Так вот. Пройдясь по сегодняшней Москве, сразу все понятно. Понятно, что на улицы  вышло что-то огромное, мощное, кому-то страшное. Это огромное –  народ. Это мы все, кто вышел сегодня на улицу. Но есть те, которые не с нами, есть те, кто нас боится. Те, кто не любят этот самый народ. Ведь этот народ вечно чего-то хочет и чего-то просит, и чего-то требует.  У нас – у народа - хватает наглости требовать прекращения воровства и коррупции! У нас хватает наглости требовать, чтоб дороги строились по нормальной цене, а не с откатом в 300%. Что же мы за люди-то такие? Когда мы успокоимся? Успокоимся или нет?! (Смех и одобрительные возгласы в толпе) Смиримся - или нет?! Забудем о чувстве собственного достоинства?! Может быть, мы проголосуем за «Единую Россию»?! (Выкрики из толпы: Нет! Ни за что!) Нет? Ну, значит, я оказался в правильное время в правильном месте и с правильными людьми. С вами. И я вместе с вами ничего не боюсь! Я понимаю, за что я борюсь. Я борюсь за новое будущее для своей семьи, для своих детей. И вы боретесь за это же. Так же, как и вы, я никогда не сдамся и никогда не уйду. Год назад, когда я был здесь на митинге, у меня было 0 уголовных дел… Сейчас у меня их то ли 4, то ли 6. Я уже сам сбился и запутался. И мне наплевать! Пусть их будет 400. Я всё равно буду говорить то, что хочу и  что думаю. Уверен, Вы не хотите от меня слышать ничего другого, кроме правды. И если я называл эту партию, правящую партию «Партией жуликов и воров», я продолжу это делать. И мне наплевать на уголовные дела. Наша задача – сделать так, чтобы 99% людей знали, что «Единая Россия» - это партия жуликов и..? Партия жуликов и…? И если я говорю, что наш президент - вор!, то и всегда буду говорить: «Наш президент - …», «Наш президент - …» (Из толпы с упоением неслось «вор, вор») Мы будем говорить каждому гражданину России, что власть в стране захватил человек, который вор, коррупционер, лицемер. Мы выгоним его, вышвырнем его из Кремля. Мы не хотим, чтоб он командовал нами. Мы не сдадимся, пока не сделаем это. Не сдадимся? («Неет» - выкрики из толпы). И пусть он с презрением говорит: «Идите ко мне, бандерлоги!», к нему пойдут те бараны, которые не умеют думать, но не мы! Подумаешь, питон нашелся! Питон, который с помощью зомбоящика зомбирует несчастных бандерлогов, баранов, и они идут к нему… в пасть! Но мы – не бараны…

     Кукловод, поморщившись, нажал на «стоп».

     - Вот о чем говорил человек?... Бараны – не мы, мы – не бараны… Говорил много и ни о чем… А ведь слушают его! Боготворят! Куда до такого Злобину? Этот – молод, красив, опять же, славянской внешности – так доверия больше. А то достали все эти радетели за русский народ – кучерявые да картавые… А харизма какая! Н-да… Ну, вот как с такими бороться?

     Владислав Альбертович, вздохнув, потянулся за личным делом Ярослава Короткова. Родился в Одинцове, высшее образование в области экономики и финансов. Да вот только с бизнесом почему-то молодому финансисту не заладилось: основал ООО, сдавал нулевые отчеты, закрыл… Открыл еще одно ООО, через два года оно разорилось. И так еще с парой фирмочек. Параллельно стал увлекаться политикой. Тут ему больше повезло. Нашел себя человек. Тяготел к правым. Создал еще одну фирму, на этот раз ее деятельность протекала крайне успешно, под крылом покровителей-то – фирма полностью взяла на себя рекламное и информационное обеспечение партии «Союз правых». При этом они  настолько очаровались Ярославом Борисовичем, что походатайствовали, чтобы он прошел обучение в Америке, в Йельском университете… Хм, очень интересный факт… Возвратившись, Коротков полностью посвящает себя политике. Выбирает вечно-зеленую тему – коррупция, и – буквально житья никому не дает. Создает несколько виртуальных проектов – «Коррупция но пасаран»: в дорожном строительстве,  образовании, даже в нефтедобывающей отрасли… Находит факты коррупции (каким образом, интересно) и разоблачает. При этом с народом играет – соберем сто тысяч подписей, и в прокуратуру, и пусть только попробуют ходу делу не дать, проект-то общественно-значимый, публичный. Хватает же энергии у человека… А вот и уголовные дела… Вот сюрприз: «Союз правых» подали в суд на господина Короткова, так ими любимого, и инкриминируют ему растрату средств, выделенных на выборы. Да и другие дела тоже – обвинение в мошенничестве, коррупции… Коррупции?! Что же это получается – хочешь спокойно воровать, объяви себя на весь мир борцом с воровством, и воруй себе под железобетонным прикрытием общественного мнения, а по поводу любого уголовного дела заявляй, что это месть за разоблачения?.. Да уж… Тот еще остап бендер этот господин Коротков. Впрочем, Владислава Альбертовича не темные стороны его биографии интересуют, а то, что в политике это опасный противник. Ему надо кого-то противопоставить. Срочно! Кого?

      На трибуну поднялся персонаж, незнакомый Владиславу Альбертовичу – высокий, темноволосый, в развевающемся кожаном плаще.

     - Меня зовут Артем Скорохватов. Я из города-героя Ленинграда… («Артем? Скорохватов? – Кукловод наморщил лоб, пытаясь вспомнить. – Ах, да… говорил  я в свое время Зубанову, что его надо прикормить…») – А Артем продолжал все крепнущим голосом. - Все слышали Ивана Злобина? Вот он и скинул маску! Он – ставленник Кремля, игравший свою роль, чтобы обмануть вас! Кто еще хочет быть обманутым? Обманутым так называемыми оппозиционными партиями, роль которых – увести вас подальше от революции, завести в болото, чтобы вы завязли там на десятилетия, крича злые, но бесполезные лозунги и славя вождя! Только что мы слушали и известного борца с коррупцией Ярослава Короткова. Его позиция – сменить президента, которого он называет «плохим человеком, лицемером» и заменить его – на кого, на хорошего человека? А если этот «хороший» опять обманет и окажется «плохим»?! (Смех в толпе, выкрики: «правильно говорит») Хватит быть обманутыми! Помните! Не человека надо менять, а систему! Только мы сами, а не вождь, не шоумен, не партийный лидер, сможем изменить нашу жизнь! Хватит ждать, когда кто-то придет и укажет, что нам делать! Помните – не царь и не герой, а только мы сами, своею собственной рукой, сможем повернуть наш корабль по заданному курсу! Не по тому курсу, по которому ведут нас крысы, заседающие в правительстве, которые первыми же и побегут с корабля, имя которому «Россия», побегут в разные там лондоны и прочие оффшорные зоны, спасая свою шкуру, ибо курс их – на рифы! А по тому курсу, где ждет нас земля обетованная – новая, возрожденная  Россия! Вперед, товарищи!..

     В этот момент на сцену поднялись полицейские и надели на Артема наручники. Однако толпа и не думала расходиться. Напротив, арест смелого оратора только подогрел страсти. Следом за Артемом на сцену поднялся еще один храбрец, которого тоже, едва он начал говорить, арестовали за призывы к смене власти и строя. И таким же образом поступили еще с пятью ораторами. В полицейских полетели яйца и помидоры. И тогда их агрессия направилась против народа. Из толпы выхватывали самых активных, или же тех, кто просто попался под руку. Задержанных вели к полицейским фургонам с зарешеченными окошками, заталкивали внутрь и увозили.

     Владислав Альбертович  вздохнул и нажал на «Стоп».

     - Артем Скорохватов! Вот кто мне нужен!

 

 

 

                                         Действие 45.

 

     … Черный BMW притормозил у пропускного пункта СИЗО «Водник». Из салона автомобиля вышел Кукловод. Он тщательно подготовился к встрече и продумал свой образ до мелочей. Во-первых, никаких официальных дорогих костюмов. Образ должен быть предельно демократичным -  этакий «свой парень». А потому Владислав нарядился в потертые джинсы и скромный серый пуловер.

     Его уже ждали и сопроводили  в помещение для свиданий. Через несколько минут по другую сторону перегородки из пуленепробиваемого стекла появился тот самый нарушитель спокойствия, мысли о котором занимали Владислава Альбертовича несколько последних дней. Высокий, худощавый, типичный интеллигент – так определил его Кукловод с первого взгляда. Манипулятор изобразил на лице добрую открытую улыбку, доверительно наклонился к собеседнику и даже руки сложил на столе ладонями наружу, демонстрируя открытость и готовность идти навстречу.

     Артем Скорохватов занял свое место по ту сторону стеклянной перегородки и в упор внимательно посмотрел на человека, который его вызвал. Через минуту во взгляде его появилось удивление. Значит, узнал…

     - Владислав Альбертович? Неужели вы?

     - Да, я, собственной персоной (открытая обезоруживающая улыбка).

     - Чему обязан? (легкий, чуть насмешливый поклон).

     - Насколько я знаю, вы обвиняетесь по части второй статьи 212 Уголовного Кодекса РФ – «массовые беспорядки», что грозит вам сроком заключения до восьми лет.

     - Сам знаю, - нетерпеливое движение плеча, - и ничуть не удивляюсь. У нас преступники и убийцы на свободе, а добропорядочные граждане, которые болеют душой за судьбу Отечества, которые  вышли, чтобы выразить свое мнение, как и положено в свободной стране, - они заключаются под стражу, как опасные для общества элементы. И их грозят держать за решеткой восемь лет, хотя единственное их «преступление» - то, что они прошли несколько кварталов со знаменами. Отсюда вопрос:  кто безопаснее для государства – убийца или свободомыслящий человек? И ответ – пусть лучше убийца! Ну, замочит он с десяток граждан, зато на власть не посягает…

     - Вы не на трибуне, товарищ Артем.

      - Извините, увлекся… Откуда такой интерес к моей скромной персоне?

     - Как я понял, восьмилетнего заключения вы не боитесь.

     - Нет, - просто и весело ответил Артем.

     - Буду откровенен – такой человек, как вы, мне и нужен.

     - Слушаю вас внимательно.

     - Хорошо… Вы, конечно, уже поняли, что у оппозиции нет стремления кардинально поменять ситуацию в государстве.

     - Понял.

     - Более того – вы сами – пострадавший, так сказать, за идею. Инициативный и креативный, независимо мыслящий человек –  вы оказались не нужны вашей партии. Но я умею ценить таких людей! Давайте вместе откроем людям глаза на так называемую оппозицию! Давайте представим вас как настоящего лидера, борца! Если вам понадобятся деньги на организации ваших акций – пожалуйста! Мы вам их предоставим.

     - Деньги – это хорошо, их никогда не хватает.

     - Отныне забудьте о нехватке денег навсегда! Но и это не все. Я знаю, что вы – человек амбициозный. Так вот,  лидер вновь созданной партии… Да что хотите!

     - Заманчиво. А взамен?

     - Вы согласовываете ваши акции, и вообще все  ваши действия со мной. Только и всего.

     - То есть, вы и из меня хотите сделать подконтрольную оппозицию? – Артем глумливо рассмеялся.

     - Послушайте, Артем, революции вы все равно не совершите. Нет революционной ситуации, нет, и не предвидится в ближайшие десятилетия. Зато ваша жизнь, брошенная на алтарь этой самой призрачной революции, будет загублена – преследования, тюрьма… Вы же понимаете – власть защищается. Ну, и зачем это вам? Ведь один раз живем! Так давайте проживем жизнь так, чтобы не было мучительно больно… Проживем ее красиво! Ну, не нравится вам правительство – ругайте его, сколько угодно. Оппозиция полезна для общества, она стимулирует власть, не дает ей расслабляться. Ну, хотите провести митинг, шествие – да пожалуйста! Но только чтобы я был в курсе: состав участников, настроения, лозунги…

     - Моя цель – свергнуть режим, а не покрикивать на него, как это делают наши легальные оппозиционеры, поругивая его и получая от него за выхлоп пара подачки. Или ордена к юбилею, как был недавно удостоен лидер коммунистов. Орден от режима за оппозиционную деятельность!

     - А чем плох режим, скажите, пожалуйста?

     - Своей антинародной сущностью, прежде всего.

     - Но смотрите – мы с вами – оба из народа. Однако антинародный режим не помешал каждому из нас, в зависимости от способностей, сделать неплохую карьеру.

     - Нууу, ваша карьера не сравнится с моей.

     - Тем не менее стартовые условия у нас были одинаковые - вы из провинциального городка, я вообще из райцентра Рязанской области. Доводилось и мне в юности подрабатывать тем, что во времена дефицита модные джинсы шил. Литературным рабом подрабатывал, в Москве уже, во времена студенчества. Писал сексуальные романы вместе с такими же ремесленниками, а потом они издавались под именем раскрученного автора… Отслужил, как и вы, в армии.

     - Вот только мне не повезло служить в спецназе ГРУ.

     - Согласен. А если бы повезло - возможно, вы сейчас были бы на моем месте. Везение и случай!
      - Не трудитесь рассказывать мне вашу биографию, она достаточно хорошо известна.

     - Ну вот! Не мальчик-мажор, а стал... тем, кем стал. Так что дело не в режиме.

     - Вам просто повезло. Вы - исключение из правил. А я добиваюсь того, чтобы такие возможности были у миллионов молодых людей, не везение, не слепой случай, а равные возможности. Социалистический строй - это именно тот строй, который предоставляет всем равные возможности, вне зависимости от наличия денег, покровительства или феноменального везения.

     - Равенства на этой земле быть не может. И ваш социалистический строй - тому пример: был блат, были мохнатые руки, покровители, тот же элемент везения. Но все это прикрывалось лицемерием о равенстве и братстве. Сейчас все то же самое, только лжи меньше. Называем вещи своими именами - человек человеку - волк, а не брат. Каждый сам за себя. Разве не так?

     - Тот строй, который был в нашей стране, имел недостатки и отклонения. И именно потому он  рухнул, что особо везучим показалось тесно в его рамках. Я бы хотел участвовать в создании такого строя, который был бы более совершенным, и учитывал ошибки прошлого. Например, не допускал безграничной власти предателей. Наша страна первая, на ощупь, строила социализм. Это был эксперимент. Не избежали ошибок - и вот результат.

     - Какие же ошибки сыграли, по-вашему, столь роковую роль?

     - Их много. Во внешней политике - несоразмерные траты на гонку вооружения и поддержку карликовых, иногда и людоедских режимов, которые объявляли себя социалистическими, чтобы получить от нас щедрую помощь. Во внутренней политике - превращение идеологии в мертвую догму, фарисейство. К тому моменту, как рухнул Союз, идеология не работала, политучебы проводились для галочки и ничего, кроме зевоты, ни у кого не вызывали. Далее - пренебрежение к человеку. Недостаточное внимание к отечественной легкой промышленности, отсюда - прочные, но некрасивые вещи. Да что говорить - на любом предприятии 90% работало на военную промышленность, и только 10% - на нужды людей. И это касалось любого предприятия - завод по производству калош выпускал резину для танков, и лишь на 10% - непосредственно калоши. Радиозавод выпускал высокоточную аппаратуру для вооружения, и лишь на 10% радиоприемники. Да и что это были за радиоприемники... Ниже всякой конкуренции. И бесконечный дефицит - невозможность купить красивую нужную вещь, унизительные барахолки. Невозможность достать, купить вещь породила фетишизм, вещизм! А поезда за колбасой, а вопиющее неравенство, когда только Москва и Ленинград жили как при коммунизме, и все это видели...

     - Ну вот видите! Теперь, по крайней мере, в магазинах - изобилие, купить можно все.

     - Все, только теперь обратная ситуация - все в магазинах есть, а денег у населения нет.

     - Все просто - совершенства не может быть.

     - Но к нему надо стремиться! Надо учесть ошибки прошлого, и построить справедливое, ориентированное на людей, общество. Человек - вот что должно быть прежде всего! Его счастье, уверенность  в завтрашнем дне, возможность работать и легко получать жилье, возможность приобрести любую вещь, не считаясь с деньгами и не ища покровительства. И главное, его развитие, образование, духовное здоровье! Да, одна из самых главных ошибок, как обычно, касается душевного мира человека. Потому что все из души. Все помыслы, а затем и действия. Так вот - со времен Хрущева наше социалистическое государство взяло курс на то, чтобы догнать и перегнать Америку, то есть состязаться с ней в потребительстве, в накоплении барахла. Этот курс породил общество мещан и обывателей, для которых смыслом жизни стало - потреблять. В итоге за колбасу они продали Советский Союз. А главными  должны быть не материальные, а духовные ценности! Справедливое общество должно удовлетворять стремление людей заниматься самообразованием, иметь доступ к ценностям культуры и искусства, к науке,  открытиям,  творчеству, и поощрять это стремление. Вот тогда люди будут счастливы и спокойны.

     - Однако еще Достоевский предупреждал, что такое общество невозможно, и именно из-за людской природы. Никуда не деть несчастную любовь, к примеру, или крушение надежд...

     - Да, на то и человек, чтобы от страдания переходить к счастью и наоборот. Это работа души. Но главное, чтобы человеку было комфортно в обществе. А страдание, неразделенная любовь - чтобы были частными и редкими эмоциями. Сейчас же не несчастная любовь, а целый океан горя, страданий захлестывают нашу страну. Так вот. Как сказал Иван Ефремов в своем "Часе быка", я не могу быть счастлив, пока в мире столько людей несчастны, не могу строить счастье в отдельно взятой квартире. Или лучше сказать, в отдельно взятой каюте тонущего корабля. А наша страна – как корабль, она действительно тонет. Как сказал тот же Ефремов - или мы выбираем коммунистический путь, или гибнем. Третьего не дано.

     - Ефремова, значит, цитируете... Мечтатель! Хочу напомнить пословицу - один в поле не воин. Вы обречены.

     - Ошибаетесь. Я не одинок. У меня есть единомышленники. Поэтому не тратьте на меня свое драгоценное время. Ведь для таких, как вы, время - деньги.

     - Послушайте, Артем, вы – человек талантливый и амбициозный… Не спорьте! Подумайте, что нельзя зацикливаться на одной политике. Надо жить! Вы стали выпускать газету… Да, был всего один выпуск, знаю, единомышленники оставили вас, ваша идея, ваша инициатива им  оказалась не нужна. Я помогу вам продолжить выпуск этой газеты. Она станет регулярной, а вы сможете полностью отдаться любимому делу, не работая на дядю, а работая на себя – творя, публикуясь…

     - Но творя и публикуясь, я буду работать на другого дядю, то есть на вас. Так ведь? На таком условии вы будете финансировать проект?

     - Ну, скажем так, у вас будет достаточная свобода для творчества, но при условии, что я буду отсматривать каждый выпуск и если вы чересчур увлечетесь, то я буду иметь полное право вас приостановить. Экстремизм мне, понятное дело, не нужен. Да и вам тоже.

     - На коротком поводке меня хотите держать? Да нет, спасибо, конечно, но я откажусь. Понимаете, без полной свободы мне этот проект неинтересен.

     - Какой же вы несговорчивый… Ну, хорошо. Хотите полную свободу творчества – творите, я помогу вам издать книгу. Каждому автору хочется, чтобы его творчество стало доступно людям.

     - Спасибо. Но мне нечего предложить людям такого достойного, чтобы это можно было увековечить на бумаге. Мое творчество – это оружие, это – для интернет-сообществ, для перепоста, это мелкий формат, который легко и неутомительно читать.  Фолианты для потомков – это не мое.

     - Вижу, что вы человек упрямый… А жаль… Что ж! Приятно было побеседовать. И все-таки, прежде чем проститься, хочу дать вам шанс - сутки на размышление. Сейчас вы под властью эмоций, вы увлеклись вашими прожектами. Возможно, завтра вы посмотрите на все другими глазами. Итак, завтра, ровно в два, я буду здесь. Вам будет достаточно лишь сказать дежурному, и вас проводят ко мне.

     - Спасибо за шанс. Вряд ли я им воспользуюсь.

     Выходя из СИЗО, Кукловод подошел к начальнику:

     - Завтра в половине третьего заключенного Скорохватова можно выпустить. Он больше не нужен.

     - Так если не нужен, может, сегодня?

     - Да нет. Пусть посидит, подумает.

     На другой день Кукловод вновь сидел у проходной СИЗО в "BMW". Стрелка медленно подползла к трем часам, когда из ворот вышел Артем Скорохватов, приостановился, подставил улыбающееся лицо порыву теплого ветра и энергично зашагал прочь. И тут Владислав Альбертович с удивлением увидел, как к нему со всех сторон бегут люди - несколько десятков - мужчины, женщины, разных возрастов – пенсионеры и молодежь, и в руках у них самодельные плакаты "Свободу Артему Скорохватову!", "Артем, мы с тобой!", "Нас не сломить!". Подбежав, они окружили Артема, обнимали его, жали ему руки, похлопывали по спине. Владислав устало закрыл глаза. "Это бесполезно, - подумал он, - придумывать проекты, отвлекающие маневры, взращивать новых лидеров, которые лопаются, как мыльные пузыри...  Ситуация выходит из-под контроля".

 

 

 

                               Глава 46.

 

     Марьяна вкатила коляску с маленьким Арсением во двор. И споткнулась, словно получила удар сзади, - около крыльца парадной стояла инвалидная коляска, в которой, как живой укор, сидела Надя. Она, не мигая, каким-то жадным, остановившимся взглядом, смотрела на сына Дениса. «Ведьма, - подумала Марьяна, которой всегда не по себе становилось от этого напряженного взгляда. – Жалкая тварь! Как же ты достала!» Каждый раз, когда Марьяна выходила с ребенком гулять, эта убогая, словно каким-то шестым чувством угадывая, что может их встретить, тоже выползала во двор. 

     Как только коляска с ребенком поравнялась с ней, она протянула малышу конфету:

     - Здравствуй, мой принц! Тетка Надя тебе конфетку припасла – возьми.

     Ребенок оживился, издал что-то вроде короткого смеха и протянул руку за лакомством.

     - Нельзя! – раздраженно одернула его Марьяна. – Это бяка!

     Она стукнула  по маленькой ручке – конфета упала. Малыш скуксился и собрался заплакать. Марьяна принялась затаскивать коляску на крыльцо, в сердцах толкая ее из стороны в сторону, так что ребенок несколько раз чуть не вывалился, и в итоге отчаянно разревелся.

     - Заткнись! – выходила из себя мамаша. – Говорю тебе – нельзя! Нельзя ничего брать у этой тетки – она тебя отравить может!

     - Ну зачем ты так? – укоризненно возразила Надя. – Это ведь мог быть мой  ребенок.

     Но Марьяна уже не слышала ее – она вкатила коляску в парадную и вызвала лифт.

     Денис, как обычно, проводил время, лежа на диване в восточном халате и курил кальян. Сколько раз просила – не курить в комнате, где находится малыш! Марьяна стала раздевать сына, не в силах подавить раздражение. Испуганный ребенок продолжал плакать.

     - А что мы плааачем? – выпуская струю ароматного дыма, протянул Денис. – Нам гулять не понравилось?

     - Там опять эта твоя… Как будто подкарауливает, честное слово!

     - Да и хрен с ней…

     - Но она пытается заговорить с Сенечкой, сунуть ему конфету!

     - И что?

     - Как – что?! А вдруг она его отравит? От злости?

     - Скорее ты отравишь от злости.

     - Я?!  Пока что ты его травишь! Сколько раз я просила тебя не курить в нашей комнате!

     - Хочу – и курю. От дыма ему ничего не будет. Сейчас такая экология, что кругом – дым. Вы гуляете – и дыма нигде нет? От машин, например?

     Однако Денис загасил кальян. Взял сына на руки. Маленький Арсений уродился в отца – те же светлые, почти белые, волосы, фарфоровое личико, огромные карие глаза, мелкие, пока что кукольные черты, обещавшие в будущем принять классически правильную форму.

     - Иди к папе, посиди со мной.

     - Надо сходить в магазин, - объявила Марьяна.

     - Сходи.

     - А, может, все-таки ты сходишь?

     - Почему я, старушка?

     - Во-первых, потому, что я гуляла с Сенькой, пока ты отдыхал, во-вторых, потому, что ты можешь больше унести.

     - Ты гуляла с Сенечкой, теперь папа хочет с ним понянчиться. И не покупай много – бери столько, сколько сможешь унести.

     Стиснув зубы, Марьяна полезла в шкаф, где они хранили деньги. Вытащив несколько купюр и пересчитав их, она вспыхнула:

     - А где остальные?

     - Ну какие еще остальные, старушка?

     - Твой отец позавчера принес деньги на месяц. Осталось меньше половины. Где остальное?

     - Раз их нет – значит, я их потратил. Не могли же они сами убежать. Правда, Арсений? У денежек же нет ножек?

     - Куда ты их потратил?!

     - На свои развлечения.

     - Это тот раз, когда ты уходил вечером?

     - Да.

     - А можно узнать, куда?

     - Просто посидел в кафе, отдохнул от семейной жизни.

     - До полуночи сидел в кафе?

     - Старушка, в кафе как раз и сидят до полуночи.

     - Ты был с женщиной?

     - О my god! Мне одной тебя хватает по горло!

     Марьяна видела его ироническую улыбку и понимала, что тут что-то не так. Однако никаких доказательств в том, что он лжет, у нее не было.

     - Ты всякий раз тратишь деньги на свои развлечения, а потом нам не хватает, чтобы прожить до следующего визита твоего папаши!

     - Боже, какая же ты скучная! В конце концов, если тебе что-то не нравится – ты можешь сваливать отсюда! Ты мне не жена, ты живешь здесь только потому, что ты родила Арсения. Ты не смеешь указывать, куда мне тратить деньги и как развлекаться! Это не твои деньги. Ты ничего не вносишь в семейный бюджет.

     - Как не вношу! А деньги за аренду моей комнаты?

     - Тем более! И ты еще чем-то недовольна? Да денег просто завались!  Что тебе не нравится?

     - Да мне все не нравится! Мне не нравится, что мы живем на иждивении твоего отца!

     - Мы жили бы от сдачи внаем моей квартиры, но папику угодно было забрать ее, так как он, видите ли, захотел жениться. А раз так – пусть платит!

     - Но он каждый раз смотрит на меня с таким презрением… Так что никаких денег от него не захочешь!

     - А как еще смотреть на тебя, старушка? Ты – нищая, дочь поломойки, внедрилась в приличную семью, родила… Скажи спасибо, что я соизволил усыновить твоего ребенка.

     - Моего?! Как будто ты тут ни при чем?! Это и твой ребенок тоже! – Марьяну затрясло, слезы брызнули от обиды. – И ты привел меня в свой дом как жену! Ты же сам сказал, что мы поженимся!

     - Я это и Наде говорил… А потом – взял, и передумал. Упс!

     Марьяна задохнулась от ревности.

     - Ах, вот как! А может, ты до сих пор любишь эту полудохлую курицу?! Так  иди к ней! Иди!

     Арсений заплакал, жалобно прижимаясь к отцу. Денис повысил голос:

     - Слушай, ты! Мне надоели твои вечные истерики! Я думал, что встретил творческую личность, единомышленницу,   которая сможет разделить со мной радость творчества и богемной жизни… Как же я разочаровался! Ты – обыкновенная банальная женщина! Сама уходи! Ты мне надоела!

     - И уйду! Сейчас же!

     - Сделай милость!

     - И Арсения заберу!

     - Как тебе угодно!

     Денис оттолкнул сына, который отчаянно ревел, протягивая к нему ручки, но папаша отвернулся к стене, положив на голову подушку.

     С каким удовольствием Марьяна сейчас гордо удалилась бы, прижав к себе ребенка и хлопнув дверью! Какой бы это был красивый жест! Главное, после этого Денис зауважал бы ее. Он первый  позвонил бы ей, прося вернуться. И в следующий раз попридержал бы язык… Но дело в том, что уйти она не может. С тех пор, как умерла ее мать, Марьяна сдавала комнату внаем, и эти деньги очень выручали, так как та подачка, которую ежемесячно давал свекор, почти полностью уходила на непонятные «развлечения» Дениса.  Итак, идти ей некуда…

     Марьяна бессильно опустилась на пол, беззвучно плача от уязвленной гордости и невозможности что-то предпринять. «Мама, мамочка, - горестно думала она, - так и не дожила ты до Сенькиного рождения… И хорошо, что ты не видишь, как меня здесь унижают… Так и не дождалась ты, чтобы я добилась чего-то в этой жизни… И хорошо – ты умерла с надеждой, с верой в меня… А ведь ничего из меня не получилось. И уже не получится… Ничего я не пишу, ничего не сочиняю… Мечты – их больше нет. Ничего нет, мама! Только нищета, унижения, и полный беспросвет впереди…»

     Немного успокоившись, она прижала к себе малыша, качая его, пока тот не затих, затем вкрадчивым голосом обратилась к Денису:

     - Дэн, прости меня.

     Он не отреагировал.

     - Дэн, я обещаю тебе, что больше не буду психовать. Только не гони меня, нас… Нам некуда идти. После того, как умерла мама, я осталась совсем одна. У меня никого нет, кроме тебя, Дэн. Я так благодарна тебе,  твоему отцу за то, что он помог с похоронами. Мне некуда идти. Пожалуйста, разреши нам остаться.

     Денис повернулся.

     - То-то же… А сейчас уйди, мне надо успокоиться. Моя тонкая натура не выдерживает твоих истерик.

     Марьяна положила уснувшего ребенка в кроватку.

     - Да, конечно, я схожу в магазин.

     Когда за Марьяной захлопнулась дверь, Денис вскочил, нетерпеливо отодвинул диван, за которым оказался тайник в виде плоской коробки. Денис вытащил оттуда порошок, шприц и, задвинув диван, стал готовить зелье. Подумав, он увеличил дозу – в последний раз как-то не сильно подействовало. Введя себе наркотик, он вернул все, как было, лег и стал ждать…

     Он занимался этим, не обращая внимания на Марьяну. Вводил себе дозу, пока ее не было. И ловил кайф. Она возвращалась, а он лежал, закрыв глаза. Его здесь нет – он за тысячу лет… Оторванная от жизни, мечтательная Марьяна ни о чем не догадывалась. Даже синяки на взбухших венах не вызывали у нее никаких подозрений. Разумеется, она как-то спросила, что у него с руками, - он ответил ей, что периодически ставит себе инъекции от давления. Это объяснение вполне удовлетворило Марьяну. Ну, ставит и ставит… Она даже стала оправдывать его за то, что он не работает – не здоров, оказывается, вот в чем дело. Да и калека что-то такое говорила… А не распространяется о своем недуге – так это понятно, мужчины не любят показывать свою слабость. Куда ему работать? Занервничает, давление подскочит… Разумеется, она видела, что иногда он бывает странным. На это у него тоже находился ответ – он медитирует. И это объяснение она приняла. Медитации вполне вписывались в круг его увлечений востоком.

     Но вот она ушла, сын спит, и можно расслабиться. Денис лег на диван, закрыл глаза и стал ждать, когда его понесет по волне релакса, умиротворения и покоя.

    Каждый раз все происходило по-разному… В этот раз он летел на космическом корабле к зеленой планете. Она медленно приближалась – сначала виднелась  точкой среди мириадов звезд, затем – крупным изумрудом, и вот уже она предстала перед ним во всей красе – нависающая громада. Денис уже почти различал бесконечные изумрудные леса, цвета морской волны ослепительные океаны, зеленоватые облака, легкой дымкой покрывающие поверхность неведомой планеты. Ну, уж сегодня он обязательно приземлится на эту землю обетованную! Однако, как только его космический корабль начал, дрейфуя, опускаться, что-то вдруг тряхнуло его так, что он вылетел наружу и  понесся в неизвестном направлении. Его крутило и швыряло из стороны в сторону, тяжелая темнота давила. Мертвая темнота – без звезд, и уж тем более без сияния его изумрудной планеты. Через некоторое время Денис ощутил, что он не плывет и не летит, а опускается вниз. Словно его спускают на веревке в бездонную пропасть. Чем ниже, тем непрогляднее тьма и разряженнее воздух. Вроде, разряженным воздух становится, наоборот, с высотой – лениво шевельнулась мысль. А тут, как будто чем ниже, тем выше… Перед ним, кривляясь и хохоча,  предстал хозяин его всегдашних видений – черноволосый, с зелеными кошачьими глазами и длинными острыми зрачками.

     - Эй! – окликнул его Денис. – Опять ты мне помешал? Когда ты, наконец, дашь мне приземлиться на эту загадочную зеленую планету?

     - Никогда! Сегодня твои путешествия закончились. Мне было приятно сопровождать тебя. Ты был моим гостем…

     - А теперь?

     - А теперь… Добро пожаловать в ад!

     И тут Денис увидел, что он на самом деле висит на веревке – светящаяся, тонкая, как луч, она уходила ввысь, соединяя его с реальным миром.

     - Добро пожаловать в ад! –  светящаяся струна лопнула – и погасла. Денис с головокружительной скоростью полетел в вязкую, как смола, черноту…

     Вернувшись из магазина, Марьяна выгрузила покупки в холодильник, затем вошла в комнату. Сын и муж спали. Тихо, только посапывает ребенок. Марьяна вернулась на кухню, стала готовить обед. Через некоторое время Арсений заворочался и захныкал. Она вытащила его из кроватки, сняла мокрый подгузник. Он вырвался из ее рук и пошлепал к отцу. Тот продолжал лежать в той же позе, отвернувшись к стене. Малыш стал дергать его за рукав.

     - Сеня, дай папе поспать.

     Однако ребенок настойчиво продолжал тянуть отца за рукав, пока исколотая  рука безвольно не соскользнула с дивана. Почувствовав неладное, Марьяна тихонько позвала:

     - Дэн!

     Тишина. Она наклонилась над ним. Вроде спит – лицо безмятежно спокойное, длинные ресницы сомкнуты… И вроде это не сон – уж слишком застывшее это лицо. А дыхание? Он не дышит - или это ее болезненное воображение? Охваченная ужасом, Марьяна стала трясти мужа за плечо.

     - Дэн, проснись! Дэн, с тобой все нормально?!

     Его тело безвольно моталось по кровати. Трясущимися руками она набрала номер скорой. Скорее! Мужу плохо! Он в глубоком обмороке.

     В мучительном ожидании врача она пыталась что-то предпринять – подносила к его носу нашатырь, щупала пульс. Пульса нет…  Он в обмороке, ну конечно, наверное, поэтому пульс такой слабый.

     Наконец скорая приехала.

     - Сюда! Скорее! Муж потерял сознание! Уже давно!

     Усталый доктор с обвисшими усами прошел в комнату, внимательно посмотрел  на тело, распахнул на нем восточный халат и послушал сердце. Затем стал прилаживать к ногам и рукам прибор для измерения ЭКГ. Приподняв рукав, увидел исколотые вены, нахмурился.

     - Э, да тут вот что…

     - А что?

     - Он был наркоман?

     - Почему наркоман? Почему – был?!

     - Он умер. Вы жена?

     -  Как – умер? Вы уверены?

     Марьяну заколотило, из груди вырвалось короткое рыдание.

     - Смотрите. – На экране тянулась ровная полоса. – Умер, скорее всего, от передозировки. Придется вызывать  милицию. – Он что-то коротко сообщил по мобильнику, продиктовал адрес. – Я сразу вызову машину, чтобы перевезти его в морг. («В морг?.. Какой к черту морг?! Дэн, очнись, засмейся, пошли его подальше…») Они могут подъехать в течение дня, так что лучше вызвать сейчас. («Кто это - они?.. Что, надо куда-то ехать?.. В больницу?..») … И напишу заключение… Вы жена?

     - Я живу с ним. Вот наш ребенок.

     - Мои соболезнования… Но, если вы не жена, вам лучше срочно вызвать кого-то из близких родственников.

     - Да-да, конечно. Я сейчас позвоню. Но вы уверены? Если вы ошибаетесь, его родственники  не простят мне такого… недоразумения…

     - Девушка, звоните, - устало вздохнул врач.

     Марьяна, находясь в состоянии шока и еще не до конца понимая, что произошло, увела сына в кухню и включила ему мультики. Затем дрожащими руками набрала по мобильнику номер Игоря.

     - Игорь Геннадьевич!

     - Да, Марьяна? Только недолго…

     - Извините, но, кажется, Денис умер!

     - А? Связь плохая…

     - Денис умер! – завопила она и разрыдалась. – Приезжайте быстрее! Здесь скорая…

     - Спокойно! Сейчас буду! – голос по-деловому ровен и тверд.

     - Сейчас приедет отец.

     - Хорошо. Выпейте чего-нибудь успокоительного.

     Марьяна, пошатываясь, побрела на кухню. Несколько раз ей становилось так дурно, что она боялась  упасть в обморок. Боялась – и хотела этого. Отключиться – и не принимать участие в этом кошмаре… Ничего не видеть, не слышать, уйти из этого враждебного мира. Хитрый ты, Денис… Ты ушел, а я?

     Однако  голова по-прежнему сохраняла ясность. Марьяна выпила лекарство. Вернулась в комнату, где лежало неподвижное тело.  В комнате ощущалась  торжественность – в гости пришла смерть.

     Марьяна сидела, глядя на Дениса, и тихо плакала.

     Приехали Игорь и Павел. Павел – потрясенный и расстроенный, Игорь – как-то сразу осевший. Они переговорили с врачом. Он продемонстрировал им исколотые руки Дениса.

     - Нет-нет, этого не может быть, - растерянно повторял Павел.

     - Ну, что ж… Как жил – так и умер, - жестко подвел итог Игорь. И строго обратился к Марьяне: - А ты что же молчала?

     - Я не знала, правда-правда! Даже в мыслях не было…

     - Но ты же видела!

     - Инъекции от давления… Он так говорил… От давления! Болен, потому и не работал…

     - Надо позвонить  матери, - повернулся Игорь к Павлу. – Думаю, из монастыря ее отпустят на похороны сына… А ты, Марьяна, вот что... Я буду и дальше давать деньги на содержание Арсения.   

 

 

                                    Действие 47.

 

    

       Когда Игорь вернулся с похорон, на столе его уже ждали  блинчики с красной икрой, кутья, щедро сдобренная медом,  состоящая не столько из риса, сколько из грецких орехов и изюма. Из холодильника Ася извлекла запотевшую бутылочку водки. Игорь сел за стол, разлил напиток в стопки.

     - Как все прошло? – спросила Ася, чтобы вывести его из состояния тяжелого молчания.

     - А?.. Да нормально все. Народу было мало, - Дениска же вел замкнутый образ жизни, да и смерть такая, что ни родственников, ни знакомых на таком мероприятии видеть не хотелось… Спасибо твоему брату – он так меня поддержал!

     Молча выпили.

     - Как Паша?

     - В шоке, конечно.

     - Татьяна приехала?

     - Да…

     - Как она пережила все это?

     - А ты знаешь, нормально. Она настолько погрузилась в свой религиозный дурман, что во всем видит перст божий. Она говорит, что то, что я с ней расстался – это наказание за ее грехи. А теперь и в смерти сына винит себя. Ну, тут, положим, я с ней согласен: я деньги для семьи добывал, а она дома торчала. Если бы она меньше молилась, а за сыновьями приглядывала, глядишь, и Дениску бы не проморгали. Теперь она твердо решила из трудниц перейти в монашки. Ну, то есть, сейчас она живет при монастыре вроде как по своей воле, а уж если постриг примет – все, труба. Из монастыря ей ни ногой. Но, видишь ли, она считает, что это ее долг – молиться за погибшую душу сына.

     - Ее дело… А Марьяна как?

     - А что Марьяна? Ревет. Я ее понимаю.

     - Его квартира на кого записана?

     - М-м? Соображаешь… На меня, конечно. Так что ее сынок никаких прав на эту квартиру не имеет.

     - Она теперь уйдет к себе?

     - Ей, конечно, не хотелось бы. Она же сдает комнату. Все какие-то деньги. Но мне, сама понимаешь, такая родственница не нужна. Она насильно вторглась в нашу семью. Ни я, ни Татьяна ее не хотели… Поэтому я сказал ей, чтобы уходила. Разумеется, я их не оставлю, буду помогать. Все-таки внук.

     - Это очень великодушно с твоей стороны. Другой на твоем месте просто стал бы ее игнорировать, и  был бы прав. Какая-то авантюристка, маргиналка.

     - Такой уж я…

     Игорь  принялся за еду.

     - М-м! Твоя кутья гораздо вкуснее, чем в ресторане, там просто размазня какая-то… Ну, давай выпьем еще – помянем Дениску. Эх, какую жизнь мог бы прожить! Уж я ли ему не помог бы! Но если человек – враг себе – тут уж ничего не поделаешь… Дурак Дениска! Не тем будь помянут…

     Выпили.

     - А у меня есть для тебя новость, - улыбнулся Игорь.

     - Хорошая или плохая?

     - Хорошая. Очень! Я еще три дня назад хотел тебе сказать, но, видишь, сын в очередной раз подвел. Надеюсь, теперь уж в последний.

     - Что за новость?

     - Мне поступило предложение от губернатора – занять должность вице-губернатора, курирующего промышленность. Не так давно она освободилась… Вице-губернатора перевели… А, не важно! Главное, что освободилась, и что я согласился. С отказом от депутатства, разумеется.  Оклад гораздо больше, чем  наша депутатская зарплата. К тому же, это нехилый карьерный рост, связи, возможность влиять на бизнес. И это стабильность. Это – на года. А депутатский срок истечет – и неизвестно, выберут  или не выберут.

     - Новость отличная!  Просто феерическая! Поздравляю! Вице-губернатор… Звучит неплохо!  Быть женой вице-губернатора – это круто!… А правда – когда мы поженимся? Мы уже почти два года вместе.

     - Ну, вот теперь можно и пожениться. Теперь на мою карьеру не повлияет семейное положение. Тем более, что я как бы и ни при чем – жена в монастырь ушла. Развод оформим – и вперед!

     - Как все-таки тебя волнует общественное мнение!

     - А как иначе? Я человек публичный и не хочу, чтобы вокруг моего имени ходили сплетни.

     - Я очень-очень рада! Единственно, твое новое назначение  нанесет удар по нашей партии.

     - По твоей партии, малышка. Ты знаешь, для меня главное – карьера, деньги, мой бизнес. Чтобы их спасти, я и связался с вашей партией. И ваше руководство об этом знало. Я никого не обманывал, не лицемерил. Мне надо, могу заплатить, устраивает? Устраивает. Значит, по рукам. Заплатил, сколько сказали. А теперь – извиняйте.

     - Впрочем, на эту ситуацию как посмотреть… - Ася задумчиво кромсала ножиком блин. - Во-первых, ты передашь свой мандат Потапову. Это уже большой плюс. Депутатское кресло займет настоящий пролетарий, трудяга.

     - Во-вторых, можно валить все на бедолагу Золотова. С его же подачи я депутатом стал.

     - Кстати, да! Бедный Золотов… Как не повезло! Впрочем, он еще что-то пытается - свою партию создал.

     - Да и Бог с ним! Я еще вот что хотел тебе сказать – эту квартиру я намерен сдавать, а мы с тобой переберемся в мою прежнюю квартиру.

     - Жалко! Я здесь все сделала с такой любовью… Весь этот уют…

     - А я там все сделал с любовью. И там еще больше уюта. Тебе понравится.

     - Но это обязательно – переезжать?

     - Ну, смотри… Моя квартира больше, чем эта, в нее вложены немалые деньги.  Она – в центре. Ну, и вообще, я хочу жить там. Марьяна уберется оттуда, да и Пашка тоже. Он закончил институт, у него есть квартира – пусть живет самостоятельно.

 

 

 

                                   Действие 48.

 

    Пока Артем находился в заключении, он  познакомился с товарищем по несчастью, таким же политзаключенным, как и он сам, Стасом Хлебовым. Стас примкнул к  правым. Однако, несмотря на разницу в идейных взглядах, Артему понравился этот обаятельный, отважный человек.

     - Стас, ты такой классный парень, почему ты с правыми? Брось, ну их!

     - А ты, тоже классный парень, а примкнул к коммунякам, да я их ненавижу!

     - Больше я не с ними – недостоин, видишь ли,  оказался, выгнали из партии.

     - Тем более! Давай к нам!

     - Ну, к вам, не к вам, а ты, Стас, не теряйся.

    Их выпустили в одно время, и они обменялись контактами.  

    Через некоторое время Стас написал в соцсетях Артему предложение встретиться в офисе их партии.  

     Петербургский филиал партии «Союз правых» собирался раз в месяц на Каменном острове. Артем пошел ради любопытства. «Во вражеский стан, стало быть, иду… Ну-ну…»

     «Вражеский стан» располагался в просторном светлом помещении с удобными креслами и знаменем с названием партии, растянутом на стене, где размещался импровизированный президиум. В помещении уже находилось около тридцати человек. В основном среднего возраста. Было несколько пожилых мужчин, по виду напоминавших профессоров. Женщины тоже присутствовали, но в малом количестве. Как обычно в политике. Увидев новичка, все оглянулись и осмотрели его несколько надменно. Артем  замялся на пороге, выглядывая Стаса. Но тот уже увидел его и помахал рукой. Артем сразу даже не узнал Стаса – в заключении его новый знакомый выглядел небритым и помятым, а сейчас к нему  подошел молодой ухоженный мужчина с ослепительной улыбкой.

     - Привет, Артем! Милости прошу к нашему шалашу!.. Друзья, это тот самый Артем Скорохватов, с которым я познакомился в тюряге после событий на Манежной. Тот самый, ну, помните, флэшмоб на Красной площади... Даже сам Кукловод пытался перевербовать его… Не меня, заметьте, хотя тоже, кажется, активен… Ну? Вспомнили? Блестящий блогер, писатель, журналист… В общем, рады, рады.

     - Очень приятно! – раздались вежливые голоса. – Наслышаны, как же.

     - А я не только наслышана, я с плакатом на Марсовом поле стояла – свободу Артему Скорохватову и Стасу Хлебову, - заявила экстравагантная девица. – У меня, Артем, знаете ли, свой креатив – я каждый день в общественных местах стою с плакатами. Требую освободить политзаключенных!

      - Это здорово. Мне тоже очень приятно, - осторожно сказал Артем.

      - А вот и наш лидер, Роман.

     К Артему подошел полноватый мужчина одного с ним возраста, в элегантном костюме серебристого цвета. Пожал руку.

      - Давайте знакомиться. Я  возглавляю питерское отделение партии «Союз правых», Роман Лайкин. А это – наши товарищи, замечательные люди… - Роман стал называть имена присутствующих. Артем сначала пытался запоминать, а потом, поняв, что это бесполезно, лишь кивал, как болванчик, изобразив на лице приветливую улыбку. Наконец он решил нарушить эту благостность:

     - Мне, конечно, безумно приятно, однако мы с вами – по разные стороны баррикад. Взгляды-то у нас разные!

     - Не такие уж разные, - назидательно произнес Роман. – И мы, и вы - за смену правительства, за смену курса и за то, чтобы Россия стала процветающей великой державой. Так?

     - С этим не поспоришь.

     - Ну, вот. Знаем, что вы были с коммунистами. И что? Убедились в их гнилости?

     - Ну, да…

     - То-то же!

     - Но при чем здесь коммунизм? Я столкнулся с гнилостью отдельных товарищей, но саму идею  по-прежнему считаю самой перспективной и правильной.

      - Так вас никто и не заставляет отказываться от вашей идеи. Мы, в отличие от коммунистов, за полную свободу – идей, взглядов… На том и стоим. То и отстаиваем. Разве мы в этом с вами не единомышленники?

     - Единомышленники.

     - Ну, вот видите! Разве вы не хотите примкнуть к единомышленникам для эффективности борьбы?

     - Да я, может, и хочу. Но вам-то какой во мне интерес? Деньгами не богат.

     - Фуу, как грубо! С деньгами у нас и без вас все нормально. Нас привлекло другое ваше богатство. Вы богаты на идеи! Вы – творческий, активный человек. Да что говорить, если даже сам Кукловод вами заинтересовался, нам сам Бог велел привлечь вас на нашу сторону. Для совместной борьбы, для эффективности, для… Да что я вас уговариваю, как красную девицу. Не хотите – не держим, чайку попьем, побалакаем на политические темы и разойдемся.

     «Разругаться с ними сейчас – это недальновидно, - размышлял Артем. – Надо бы к ним присмотреться, поработать с вражеским материалом… Революцию совершим, а там и разойдемся. Еще Ленин говорил о попутчиках, о том, что до определенного предела можно эффективно сотрудничать с идейными противниками. Хоть я и сказал Кукловоду, что я не одинок – одинок. А здесь ребята, вроде, деловые. Опять же Стас… Просто не развитый политически. А если с ним поработать, наш человек будет. Вообще, может, мой прямой долг – перевоспитать и заразить нашими идеями побольше этих, так называемых, правых».

     - А в чем проявляется ваша деятельность? – задал он вслух вопрос, крайне интересовавший его.

     - Ну, по-разному… Боремся за права политзаключенных. Вот, Наташа наша каждый божий день с плакатами в общественных местах появляется… Вообще правозащитная деятельность у нас во главе угла. Еще народ просвещаем. Газету выпускаем, раздаем. Шествия тридцать первого числа каждого месяца проводим… Благотворительность опять же для создания положительного имиджа партии. Ну, и в повседневной жизни стараемся рядом с народом быть, например, вместе с людьми с ЖКХ боремся. Организовали консультационную приемную.

     - В этом вы не одиноки. Одна моя знакомая депутат – Ася Ковалева – тоже борец с ЖКХ.

     - И правильно делает. Выигрышная тема. На ней можно очки заработать. А главное для нас, конечно, взятие власти путем выборов.

     - И в этом вы не одиноки. Для коммунистов тоже главное – власть взять на выборах.

     - Вообще мы открыты для любой формы протеста. Придумывайте, предлагайте, у нас инициатива приветствуется. А мы поможем, чем можем – советом, людьми, деньгами.

     - А деньги у вас откуда?

     - Как – откуда? – воскликнула Наташа. – Нас из-за рубежа финансируют неравнодушные люди, чтобы наша страна тоже скорее вошла в мировую семью демократических свободных стран. Странный вопрос – вся оппозиция на эти деньги живет.

     - Наташа… - Лайкин нахмурился.

     - А что? Это же всем известно.

     - Кому-то известно, кому-то нет. Но лучше об этом не распространяться. Нас и так называют пятой колонной.

     - Так я и не кричу об этом на каждом углу. Но если человек к нам пришел работать… Ведь так?

     - Так.  Постараюсь быть полезным.

      - Вот и отлично! Может, кого из товарищей приведете, из тех, кто в коммуняках разочаровался.

     - Может, и приведу.

 

 

                                Действие 49.

 

      Ветров приступил к новой должности. За ним каждое утро приезжала служебная машина с личным водителем, и он уезжал на работу. Возвращался вечером, полный радужных надежд.

     - Эх, Аська! Мог ли я еще недавно подумать, что так высоко взлечу? Собственный кабинет в Смольном! А власть, а полномочия… Ну, держитесь теперь у меня все, особенно ты, Глазурьев!

     Для Аси тоже наступил счастливый период – она готовилась к свадьбе. Уже были поданы заявления. По вечерам жених и невеста составляли список гостей, обсуждали, в каком ресторане отмечать, какую заказывать программу – всеми этими приятными хлопотами занималась Ася. Но больше всего ей нравился процесс выбора свадебного платья. Она часами гуляла по интернету, изучая всевозможные сайты, знакомясь с различными фасонами подвенечных нарядов, подбирая аксессуары к каждому из них в виде букетика, украшений, фаты, вуали, заколок и прочего. Тот вариант, на котором она в итоге остановилась, стоил около ста тысяч. Ну, и что? Она сама купит себе платье, депутатская зарплата позволяет. И сделает мужу сюрприз. Пусть видит, как она прекрасна, какой у нее вкус, а остальные – пусть будут в шоке и зависти от ее красоты и роскоши.

     В тот день Ася, вернувшись домой с депутатской службы, приготовила ужин и, в ожидании Игоря, включила телевизор. Должны были начаться местные новости. Ася считала своим долгом по возможности отсматривать все новостные каналы, быть в курсе всех событий, особенно политических. Началось «Местное время». После заставки ведущий встревоженно произнес:

     - Чрезвычайное происшествие! Сегодня в ДТП погиб вице-губернатор Ветров Игорь Геннадьевич. Он совсем недавно заступил на эту должность по приглашению губернатора Санкт-Петербурга, и должен был курировать промышленность города. До недавнего времени Ветров Игорь Геннадьевич возглавлял торговую сеть «Копеечка», затем был избран депутатом Законодательного Собрания от СДПРФ.

     Ася застыла у экрана. Пошел сюжет: трасса, покореженная машина, тело на носилках скорой помощи, закрытое простыней. Голос за кадром говорил что-то о неисправных тормозах, о том, что водитель не справился с управлением, ранен, но остался жив, что будет проведено расследование и заведено уголовное дело…

     Нет, это какое-то недоразумение, этого не может быть… Ася схватилась за мобильник, дрожащей рукой набрала номер Игоря. Вот сейчас она услышит его спокойный твердый голос. Он скажет, что это очередные происки врагов, завистников, Глазурьева… Гудки… Бесконечные гудки… Затем автоответчик бесстрастным женским голосом объявляет, что в настоящее время абонент не может говорить, пожалуйста, оставьте сообщение… Ася набрала Павла.

     - Паша, привет! Я тут сейчас по телевизору увидела…

     - Да, - поникший голос, - да, Ася. В наш дом опять пришла беда.

     В это же время  новости смотрел в своем рабочем кабинете  Глазурьев. Когда сюжет закончился, он удовлетворенно кивнул и выключил телевизор:

     - Молодцы, ребята. Чисто сработано. Не зря я им деньги плачу. Так-то, прекрасный мясник, от Глазурьева еще никто не уходил. Как веревочке не виться…

     Глазурьев набрал по внутреннему номеру секретаршу:

     - Юриста ко мне.

     Через несколько минут в его кабинет поскреблись:

     - Можно?

     - Входи.

     Вошел юрист. Вид у него был напуганный и прибитый.

     - Присаживайся. Тут надо одну вещь обсудить.

     - Да, я слушаю вас.

     Юрист крадучись присел на краешек кресла, открыл свой рабочий журнал, занес ручку, как бы собираясь записывать, на самом же деле стараясь спрятать глаза от пристального взгляда хозяина.

     - Тут такое дело, не знаю, слышал ты или нет – Ветров погиб сегодня в ДТП. Такая жалость, право…

     - Да, я уже слышал эту страшную новость.

     - Действительно страшную. Эх… А ведь он был мой ровесник… Как же не повезло человеку – только-только такую должность занял! Везунчик был, что и говорить… Но жизнь продолжается. И я хочу вернуться к нашей старой теме относительно бизнеса Ветрова. Сейчас, когда он больше не депутат, когда его вообще уже нет, можно возобновить процесс.

     - Его бизнес возглавил сын, Павел Игоревич Ветров.

     - Да знаю. Под отцовской-то крышей что бы не возглавить! Но мы-то с вами понимаем, кто на самом деле рулил.

     - Разумеется.

     - Так вот. Я этого щенка не боюсь. Он очень молод, совершенно неопытен, как все папенькины сынки, к тому же идеалист – в политику  играет. Только что у него погиб брат, от передозировки. А теперь отец – его опора, защита, его советчик и так далее. Думаю, он в дикой растерянности и трансе. Поэтому взять сосунка, пока не оправился  и запугать, устроить показательное выступление, как в прошлый раз с Ветровым старшим. Окей? Ну, тогда договорились. Только на этот раз – никакого аудита. Ясно?

    

 

                                     Действие 50.

 

     На другой день после похорон отца Павел Игоревич вошел в бывший отцовский кабинет, сел за его стол, включил ноутбук. «Отца нет – значит, теперь я полноправный владелец его бизнеса, продолжатель его дела, нашего семейного дела».

     Светочка принесла на подносе чашечку кофе и пару конфет – новый Генеральный директор любил сладкое. Она с сочувствием посмотрела на него, всхлипнула и, кажется, хотела что-то сказать. Но Павел поблагодарил так хмуро, что у нее отпала всякая охота что-либо говорить. Она повернулась на каблучках и поспешно вышла. То-то же, он не намерен выслушивать соболезнования.

     Мобильный просигналил о новой смс. Павел прочитал сообщение от Аси: «Читай на центральном сайте». Ага, значит, ей удалось напечатать статью, посвященную отцу. Он открыл центральный сайт СДПРФ.

     «Ася Ковалева, собственный корреспондент из Санкт-Петербурга. Памяти товарища.

     Погиб Игорь Ветров… Наша партия потеряла преданного борца за торжество социализма. Игорь Геннадьевич Ветров принадлежал к тому потерянному поколению советской молодежи, которую готовили для продолжения строительства социалистического общества, а, когда они выучились,  бесплатно получили нужное для страны образование, и уже готовы были занять места на промышленных предприятиях, в колхозных хозяйствах, грянула перестройка. И молодежь 80-х вошла во взрослую жизнь в совсем другом обществе, обществе дикого капитализма, где человек человеку не брат, а враг, где все те идеалы, которые были им внушены, оказались выброшены на свалку истории, где их встретили совсем иные реалии нового, жестокого времени. Сколько их, вчерашних мальчишек и девчонок, выросших в гуманном социалистическом обществе, потерялись в пучине дикого капитализма!? Только не Игорь Ветров. Закончив политехнический институт, он успел получить распределение на промышленное предприятие, которое вскоре разорилось, как и тысячи предприятий по всей стране. Однако Игорь Ветров, всей душой сожалея о разрушенном предателями родины гуманном социальном строе, не растерялся, а с нуля начал и развил собственный бизнес. Он долгое время возглавлял крупнейшую продуктовую сеть Санкт-Петербурга «Копеечка». Даже сам характер бизнеса говорит о том, каким человеком был Игорь Геннадьевич:  для него главное было – накормить людей. Чтобы поддержать местного производителя, он распахнул двери для аграрных хозяйств Ленинградской области. Он стремился к тому, чтобы накормить людей не импортными второсортными продуктами, а экологически чистыми, недорогими продуктами местных производителей. Однако душа его продолжала болеть за то, что происходит в нашей стране. За то, например, что страна теряет продовольственную независимость. Кому, как не ему, было хорошо известно, чем нас пытаются накормить наши «благодетели» из-за рубежа, сплавляя нам бросовые, генно-модифицированные продукты. И владелец «Копеечки» вступил в СДПРФ, единственную партию, которая, по его мнению, может исправить ситуацию в стране. Он с такой страстью окунулся в партийную борьбу, так много сделал для нашей партии, что ему было оказано высокое доверие – он стал депутатом Законодательного собрания Санкт-Петербурга. И в парламентской деятельности Игорь Геннадьевич также показал себя принципиальным, честным, страстным борцом за права трудящихся. Такой человек не мог быть не замечен властями. И администрация города предложила ему занять должность вице-губернатора, курирующего промышленность. Партийное руководство посоветовало Ветрову принять это предложение, так как на столь высокой должности он мог еще больше пользы принести нашему партийному движению. Промышленность! Как это важно для страны, и в каком плачевном положении она находится сегодня! Какие надежды возлагало на Ветрова партийное руководство! Однако наши политические враги тоже поняли, какую угрозу несет им назначение преданного коммуниста, талантливого и опытного человека на эту стратегически важную должность. И  они ловко подстроили автомобильную аварию, в результате которой Игорь Геннадьевич Ветров погиб… Разумеется, официальная версия происшествия нейтральна – водитель не справился с управлением, отказали тормоза, будет произведено расследование, заведено уголовное дело… Но мы-то понимаем, что власти постараются «замолчать» громкое преступление, списав все на случай и обыкновенную аварию. Но есть Высший Суд! Спи спокойно, дорогой товарищ! Мы продолжим твое дело!»

     Браво! Аська молодец! К какому выводу она подвела – происки мирового капитала… Однако Павел знает, что не «политические враги» подстроили аварию… Зазвонил телефон. В трубке испуганный голос Светочки:

     - Павел Игоревич, вас – Глазурьев.

     - Вот как, уже! Легок на помине…  Не терпится батин бизнес пригрести? – подумал Павел, вслух же произнес: - Соединяй.

     - Здорово, малыш! Глазурьев на проводе.

     - Слушаю вас.

     - Во-первых, прими мои соболезнования. Это ужасно! Я потрясен. Искренне сочувствую и сопереживаю.

     - Благодарю.

     - Однако бизнес – вне личных отношений.

     - Конечно.

     - Полагаю, ты догадываешься, о чем я.

     - П-римерно.

      - Рад, что ты такой понятливый. Так вот. Условия те же.

     - Какие условия? Я не в курсе.

     - Ну, как же? Отец же должен был ввести тебя в курс наших  с ним отношений.

     - Я знаю только то, что у вас был какой-то конфликт, который, как он сам мне сказал, потом был исчерпан. Больше отец не посчитал нужным ничего объяснять. Поэтому я совершенно не понимаю вас.

     - Ну, так спроси у своего юриста.

     - Я спрошу, но полагаю, что такие вопросы решаются не через подчиненных.

     - Как тебе угодно. Ну, давай обсудим   при личной встрече. Бери своего юриста и, допустим, завтра к одиннадцати, у меня.

     - Завтра? Нет. Я не могу еще  отойти после внезапной гибели отца. Я понимаю ваше желание побыстрее присвоить наш бизнес, но прошу, слышите, прошу об отсрочке.

     - Ага, значит, кое-что все-таки знаешь… Бизнес присвоить… ну-ну… Итак, завтра.

     - Я вас прошу об отсрочке.

     - Ну вот, опять двадцать пять… И этот об отсрочке.

     - Я все равно у вас в руках. Что вам еще надо? Если будете еще… настаивать – подам на вас за шантаж.

     - А я подам в суд.

     - Ну вот видите – не вам, не мне это не надо. Я прошу отсрочку… Да дайте вы, в конце концов, в себя прийти после смерти отца! Креста на вас нет, что ли?!

     - Ладно, сынок, твоя взяла. Я же не подлец какой, понимаю: две такие утраты – брат и отец, а тут еще бизнес отдать надо… Ладно. Отсрочку дам. Сколько?

     - Да не знаю я!

     - Ну ладно, ладно, не кипятись. Отсрочку получишь. Только без глупостей. Куда бы ты ни кинулся – все бесполезно.

     - Да куда мне кидаться? В депутаты – и то не время.

     - То-то. Ну, прощевай пока.

    Павел положил трубку и с силой принялся колотить кулаками по столу:

     - Гад! Тварь! Скотина! – в бессильной ярости орал он.

    В этот момент зазвонил мобильный. Высветился номер Тимура.

     - Да! – рявкнул еще не успокоившийся Павел.

     - Здорово, Паш! Говорить можешь? Или я не вовремя?

     - Привет… Ну? Только недолго.

     - Слушай, я понимаю, тебе сейчас не до чего, но завтра мы собираемся пикет провести. В семь. У Старой Деревни. Сможешь?

     - Нет, Тимур, тут отец после себя столько работы оставил - буду разгребать несколько дней до ночи.

     - Жаль! Ну, пока!

     - Пока! Разгребусь – и можете опять на меня рассчитывать.

    Нажав отбой, Павел произнес вслух:

     - Не, ребята, баста! Вам бы все в революцию играться, а у меня дела серьезные – бизнес.

 

    

 

                                   Действие 51.

 

 

     Марьяна возвращалась с прогулки, катя коляску с Арсением. Заехала во двор… О Боже! Опять эта калека подкарауливает ее!

     - Привет! – Надя смотрит на нее снизу вверх  небесно голубыми невинными глазами. – Разговор есть.

     - О чем мне с тобой говорить?

     - Послушай, почему ты меня так ненавидишь? Уж если на то пошло, то это я должна тебя ненавидеть... Однако я абсолютно не ненавижу тебя.

     - Чего надо?

     - Я хочу помочь тебе.

     - Ты-ы? – Марьяна скривилась. – Интересно,  каким образом?

     - Я разговаривала с Пашкой – он сказал, что опять позвал тебя жить сюда. Все равно квартира простаивает. Он сюда пока не хочет, будет жить в своей квартире.

     - Да, как видишь. Спасибо ему! Теперь я опять могу сдавать свою комнату. Все какие-то деньги.

     - Он говорил, что ты собираешься работать.

     - Ну, собираюсь… А что толку? Пока Сеня маленький, я не могу работать.

     - То есть, некому с ним сидеть?

     - Да. Я совсем одна…

     - Ты не одна.

     - Что?

     -  Ты не одна! Я могу сидеть с Сенечкой.

     - Что?!

     - Ну, смотри – ты каждое утро просто заносишь его ко мне, и мы с бабушкой будем за ним ухаживать, кормить, гулять с ним, все, что требуется. Вечером, возвращаясь с работы, ты забираешь его домой. Вот и все.

     Марьяна молчала, подозрительно глядя на калеку. Наконец процедила сквозь зубы:

     - Ты ошиблась адресом – денег у меня нет, чтобы твои услуги няньки оплачивать.

     - Мне от тебя деньги не нужны. Я готова сидеть с твоим ребенком просто так.

     - Но зачем? Какая тебе от этого выгода?

     - А что, обязательно во всем должна быть выгода? А представить, что человек делает что-то просто так, без выгоды, без денег, нельзя?

     Марьяна смотрела на Надю ошеломленная, потрясенная, и, наконец, опустившись на колени перед ней, прижалась к ее больным ногам пылающим от переполнявших ее чувств  лицом, и расплакалась.

     - Прости меня!

     - Забудь!

     - Я была такая злая, я так ненавидела тебя, ревновала… Из-за меня ты потеряла ребенка. И ты! Ты, вместо того, чтобы мстить мне, ненавидеть меня…

     - Я совершенно не ненавижу тебя! Ах, перестань… - Надя своими тонкими, но неожиданно сильными руками, принялась трясти за плечи рыдающую девушку, и та безвольно болталась от рыданий и этой тряски. – Перестань! Не реви! Успокойся!

     - Да как же?.. Как же я могу успокоиться?.. Ведь я… я такая несчастная! Я знаю, это расплата за то зло, которое я тебе причинила.

   - Я давно простила тебя!

    - Ну почему мне так не повезло?! Скажи, почему?

     - Жизнь – полосатая. Сегодня – плохо, завтра – хорошо. И наоборот. Тебе обязательно повезет! Ты – замечательная! Если Денис влюбился в тебя, значит, ты – действительно необыкновенная! Вот увидишь, тебе повезет! Не переживай!

     Марьяна вдруг увидела эту сцену со стороны: она, красивая, здоровая, припала к инвалидной коляске и плачется, жалуется  на свою жизнь – кому? Калеке! Больная, убогая девушка ее же и утешает! Марьяна резко поднялась, вытерла слезы.

     - Спасибо тебе, Надя! Спасибо огромное за твое предложение! Вот только… Я даже не представляю, куда я смогу устроиться? Я же ничего не умею, ничего не знаю… Честно говоря, я себя чувствую такой беспомощной, заброшенной и никому не нужной  в этом чужом  мире…

     - А другого мира нет ни у меня, ни у тебя. Значит, как-то надо жить здесь.

     - Да… Может, поэтому я хотела казаться злой. Это что-то вроде самозащиты.

     - Я всегда именно так и думала.

     - Прости, что я так разоткровенничалась, но столько бед на меня навалилось, а мне ведь не с кем даже поговорить – у меня совсем нет подруг.

     - У меня тоже.

     - Не знаю, не знаю, когда я найду работу и найду ли вообще. Видно, так и придется нам с Арсением жить в нищете.

     - Слушай, а почему бы тебе не поговорить с Пашкой? Все-таки он – руководитель большого предприятия.

     - А зачем я ему? Что он может для меня найти?

     - Найдет! Все-таки ты – мама его племянника, это просто его святой долг – устроить ваше благополучие. Так просто давать тебе деньги ему неудобно, а если бы ты работала на него – тогда другое дело.

     - Ну, может, из жалости и устроит. Только кем? Поломойкой?

     - Зачем же поломойкой…  Не прибедняйся. Ты – писательница. Как же ты ничего не умеешь? Ты писать умеешь! Сочинять! Сочини для него что-нибудь хорошее, нужное!

     Уже через несколько дней сияющая Марьяна вкатила коляску с ребенком в квартиру к Наде и ее бабушке. Она разложила перед ними вещи сына, дала последние наставления:

     - Подгузники одевайте, только когда он ляжет спать. А так – не злоупотребляйте. Пусть к горшку приучается… Вот и горшок… Это бутылочка с соской. Он из нее сосет кефир. Можно давать, чтобы засыпал лучше. Ну, а это – сменные штанишки, рубашки. Вот это смеси. Но вообще он уже почти все ест – кашки, овощное и мясное пюре… Пельмени очень любит. Вот, тут продуктов, наверно, дня на три. Здесь – немного игрушек.

     - Ну, игрушками мы тоже запаслись.

     - Работайте спокойно – присмотрим за вашим малышом.

     Когда за Марьяной закрылась дверь, Надя прижала малыша и с обожанием прошептала:

    - О, мой принц! Дитя мое!... Бабушка, доставай игрушки! Его надо чем-то занять, а то он уже начинает хныкать – к маме хочет…

 

 

                                 Действие 52.

 

          Марьяна, робея, толкнула стеклянную дверь и вошла в просторный холл. Девушка, сидящая на ресепшене, подняла голову,  оценивающе оглядела посетительницу в старых немодных джинсах, растянутой кофточке, с клеенчатой сумкой на плече, и не очень любезно осведомилась:

     - Добрый день, вы к кому?

     - К Павлу… Игоревичу.

     - Вам назначена встреча?

     - Да.

     - Как вас представить?

     - Марьяна… - и тут  Марьяну затрясло от внезапно появившегося раздражения. - Девушка, Павел Игоревич – мой родственник! Куда мне пройти? - В пренебрежительном взгляде секретарши появилось удивление и любопытство.

     - Один момент… - она набрала номер местного телефона. – Павел Игоревич,  к вам Марьяна… Да? Поняла… Проходите, - неопределенный жест рукой.

     - Куда проходить-то? – Марьяна растерялась при виде бесконечного коридора с закрытыми дверями.

     - Крайняя дверь налево, там табличка будет.

     Марьяна неуверенно пошла вдоль коридора, затылком чувствуя  любопытный взгляд этой надменной девчонки, толкнула нужную дверь, оказалась в приемной, где  сидела на страже еще одна молодая особа. Увидев, что она уже открывает рот, чтобы что-то сказать, Марьяна опередила ее:

     - К Ветрову. Знает. Ждет.

     Секретарша кивнула и махнула рукой на дверь. Марьяна вошла в кабинет генерального директора. Павел сидел во главе длинного стола и внимательно смотрел в ноутбук.

     - Привет! – кивнул он.

     - Привет.

     - Присаживайся.

     Марьяна села на ближайший к нему стул.

     - На работу, значит, собралась?

     - Угу.

     - Ну, и куда мы тебя пристроим? Есть какие-то соображения?

     - Есть. Я сочинять могу. Еще писать.

     - Лучше бы – продавать. Хорошие продажники – везде на вес золота. А сочинять, писать… Кому это сейчас надо?.. И вообще, насколько я знаю, у тебя ни образования, ни опыта.

     - У меня другое есть, более ценное – я человек творческий. Ну, вот сейчас у вас есть кто-то, кто пишет о вас статьи, или, скажем, что-то для вас сочиняет?

     - Нет, заказываем в основном.

     - Вот! А так я могу всем этим заниматься. Я же писательница, художник.

     - Хм… В отдел рекламы, что ли, тебя пристроить? Погоди-ка, сейчас Артема приглашу… Светик, Артема Вениаминовича ко мне.

     Через минуту в кабинет вошел тот самый молодой человек, с которым она познакомилась  на литературной студии и который сначала так понравился ей, и тут же разонравился из-за какого-то хамского замечания.

     - Вот, Артем Вениаминович, прошу любить и жаловать – Марьяна, вдова моего брата. Племяша моего растит.

     - А-а, - со скорбной миной протянул было Артем, но, взглянув на нее более внимательно, спросил:

     - А мы с вами нигде раньше не встречались?

     - Встречались!  На литературной студии. А я вас сразу узнала.

     - Как же! - Артем по-дружески улыбнулся. – Теперь и я узнаю.

     - Так вы знакомы? Ну, и что вы можете сказать о  литературных способностях моей родственницы? Вопрос не праздный.

     - Литераторы  ее называют первой леди прозы.

     - То есть, действительно талантлива? Написать может?

     - Талантлива. Может.

     Марьяна, вспомнив, как критиковал ее  Артем, метнула на него благодарный взгляд.

     - Хорошо, что писать может… Артем Вениаминович, я вас вызвал потому, что      хочу взять Марьяну к нам на работу, и как раз в ваш отдел – пусть креативит с вами на пару, статьи пишет, ну, и там…

     - А, криэйтером! – кивнул Артем. – Это правильно. Я, конечно, тоже написать могу, но – на все меня не хватает.

     - Кем? Криэйтером? Ну, и хорошо. Проводите ее на рабочее место.

     Марьяна и Артем вышли из кабинета, прошли по коридору и остановились перед кабинетом с табличкой «Отдел маркетинга и рекламы». Артем открыл дверь, и Марьяна попала в помещение, которое на ближайшее время, а, возможно, и на долгие годы, должно было стать тем местом, где будет проходить большая часть ее жизни.

     - Вот это наш офис. Вот здесь я сижу, это – Кирилл, мой помощник. Завтра, надеюсь, мы тебе сообразим  рабочее место… Ты не против, если мы на «ты» перейдем?

     - Господи, да нет, конечно.

      - Кирилл, познакомься, это Марьяна. Родственница нашего Павла Игоревича.

     - Я вдова его брата.

     - А! Очень приятно. Наслышаны. Соболезнуем… А у нас что делать будете?

     - К нам она криэйтером, - пояснил Артем.

     Видя, с какой опаской Марьяна смотрит на компьютер,  поинтересовался:

     - Ты хоть с компьютером-то знакома?

     - Нет, - честно призналась Марьяна. – Мы с мамой все хотели купить, да все… денег не хватало.

     - В общем, так – нянчиться мне с тобой некогда. А потому  осваивайся сама. Чем смогу – помогу, а так- ну, правда, не до тебя.

     - А я и не прошу со мной нянчиться! – дернула плечом Марьяна. – Подумаешь! Сама справлюсь. Уж наверняка вся эта ваша бодяга не труднее, чем прозу писать!

     - А то! – весело поддакнул Артем.

      …Как только за Артемом и Марьяной закрылась дверь, зазвонил телефон. Павел снял трубку:

     - Да!

     - Павел Игоревич, - в трубке голосок Светочки. – Тут вас опять этот, Глазурьев. Говорить будете?

     - Нет! Нету меня! И сегодня не будет.

     - Поняла.

     Павел с яростью бросил трубку, зажал голову между ладоней, простонал:

     - Опять достает! Опять! Да когда же это кончится?..

      В этот момент запел голосом леди Гаги мобильник.

     - «La-la-la… ga-ga-ga… Its bad roman»

     - Але!

     - Что, сынок, прятаться вздумал от меня? Нехорошо. А главное, бесполезно.

     - Что вам надо?

     - Сам знаешь. В общем, так. Чувствую, что инициативу надо брать в свои руки. Завтра, в одиннадцать, у меня. И смотри, без глупостей.

     Короткие гудки. Павел громко выругался.

     Затем, подумав, набрал по внутреннему Светочку:

     - Через час ко мне всех топ-менеджеров.

     Ровно через час в  кабинет вошли: первый зам Егор Яковлевич, коммерческий директор Александр Юрьевич,  маркетолог Кирилл, юрист Владимир Петрович, начальник отдела маркетинга Артем Скорохватов. Молча расселись, раскрыли рабочие журналы.

     - Здравствуйте, кого не видел… Друзья, дело такое… Возобновил свою атаку Глазурьев. Завтра хочет видеть у себя нас с Владимиром. Говорит, что условия прежние. Я, конечно, прикинулся веником, что знать ничего не знаю, хотя, конечно, я в курсе. Ну, что скажете? У кого какие соображения?

    За столом повисло неловкое молчание. Павел поймал несколько сочувственных, даже жалостливых взглядов. «Что так смотрите, коллеги? Хотите сказать, как вам меня жалко? Сначала брат, потом отец, теперь вот – бизнес отбирают у бедолаги? В лузеры меня записали? А не рано?»

     - Что вы на меня смотрите, как на покойника? Что, так все плохо?.. Говори, Владимир. Завтра нам с тобой вместе отдуваться. Давай разработаем какую-то стратегию, что ли… А коллеги нам помогут. Две головы хорошо, а коллективный разум – лучше.

     - Я, конечно, освежу в памяти все нюансы этого дела, - нехотя разлепил тонкие губы юрист, - однако, насколько я помню, дело было бесперспективное для нас. Мы с Игорем Геннадьевичем и так прикидывали, и эдак, и неслучайно он остановился на депутатстве. Других вариантов мы не нашли.

     - Ну, до очередных выборов далеко. Поэтому надо придумать что-то еще.

     - Я не знаю, что тут можно придумать. Извините, - сказал юрист.

     - Может, у кого-то есть хоть какие-то соображения?

    Однако все молчали.

     - Александр Юрьевич? Вы были не только коллегой папы, но и его другом. Что вы мне можете посоветовать?

     Александр угрюмо молчал. Смерть Игоря его подкосила. Ему страшно жаль было друга и покровителя, но еще больше болела у него душа за сестру. Как ей не повезло! Она так радовались тому, что встретила наконец мужчину своей мечты, так радовалась, что теперь она – без пяти минут вице-губернаторша, готовилась к свадьбе… И вдруг!

     - Паша, дорогой, к сожалению, я ничем не могу помочь тебе! Я могу поддержать тебя морально, могу дать практический совет, как выйти из этой неприятности с минимальными потерями, но как вообще ее избежать – прости, я не знаю.

     - Артем? Ты у нас человек творческий. Придумай что-нибудь креативное!

     - А что тут думать? Дело ясное! – насмешливо ответил Артем.

     - Вот как? Ну?

     - В нашем государстве, к сожалению, торжествуют не честные и порядочные, а бесчестные ловкачи, жулики и воры. С такими нельзя по закону! Ты к ним – с открытым забралом, а они тебя – дубиной из-за угла. Я так понял, что этот господин ничем не брезгует, значит, надо с ним не по закону, а – по понятиям, его же методами.

     - А конкретно?

     - А конкретно – не знаю. Я стратегию предложил, а в тактике я пас, ну, не учился я на жулика и вора. К тому же здесь я, чтобы прибыль компании увеличивать, а не схемы криминальные строить. Да и никто тебе из нас не советчик. Не наша преференция. Поговори с профи, например, с секьюрити нашими. Может, что дельное и подскажут.

     - Так-так-так… Понял вас… Всем спасибо. Все свободны. Возвращайтесь на рабочие места.

     Сотрудники разошлись с видимым облегчением. А Павел остался наедине со своими проблемами. Он опустил голову на руки, застыл в скорбном бездействии. Наконец вздрогнул и простонал:

     - Ну не могу я, не могу завтра ехать к этому уроду! Махнуть отсюда куда-нибудь… на край света… Пусть ищет!

     Павел дрожащими руками набрал номер первой попавшейся в интернете турфирмы:

     - Алло, девушка, мне срочно необходимо улететь… по горящей путевке… Куда? Да хоть куда…

 

 

                                          Действие 53.

 

 

     - Вон опять эта колхозница идет… Смотри, что она на себя напялила – клеши. Все прогрессивное человечество уже который год  джинсы скинни носит, а у этой все девяностые на дворе.

     - И не говори! Колхоз «Красный лапоть».

     - Ага, лапотница.

     - Прихлебательница. Говорят, ни фига она замужем за братом Павла Игоревича и не была.

     - Да ладно!

     - Так, потаскушка, подставила ему, да и родила, не будь дура. А теперь спекулирует на этом. Пользуется добротой Павла Игоревича.

     - Так она просто проходимка какая-то… Девочки, сумочки прячьте от нее.

     - Вот-вот, от такой всего можно ожидать.

     Этот диалог происходил в столовой, куда Марьяна пришла пообедать, и хотя ее сослуживицы сплетничали вполголоса,  она все прекрасно слышала, стоя к ним спиной, в ожидании, когда в микроволновке разогреется принесенный ею скромный обед. Ей так хотелось обернуться и кинуть им в лицо какие-нибудь оскорбления, но она сдерживалась. Она не может потерять работу. Ей надо содержать сына. Поэтому надо терпеть. Марьяна достала разогретый контейнер, обернулась к группке своих недоброжелательниц и, через силу  улыбнулась:

     - Приятного аппетита!

     - Спасибо! – с лучезарными улыбками ответили ей. – Может, составишь компанию?

     - Спасибо, но я пойду на рабочее место. Работы много.

     На самом деле работы у Марьяны не было. Несколько первых дней она изо всех сил пыталась освоить компьютер. Ей все казалось сложным: не слушалась мышь, от значков, каждый из которых нес какую-то важную функцию, рябило в глазах.  На то, чтобы напечатать страницу текста, уходила уйма времени, так как буквы на клавиатуре разбегались, и она неуклюже стучала одним пальцем, что ужасно смешило и раздражало Кирилла.

     - Какая же ты дремучая! Я думал, что таких уже нет. Прошлый век!

     - Чем смеяться, лучше помоги.

     - Мне не платят за то, чтобы я тебя учил. Это раз. И у меня полно своей работы. Это два.

     Артему  она тоже была в тягость. Он иногда посматривал на нее с сожалением, но по большей части не обращал внимания. Да и как иначе? Посадить эту неумеху к нему в отдел – прихоть хозяина. Надо ему, видите ли, родню пристроить. Ну, что ж, он, Артем, не против, пусть сидит. Стол ей выделили, компьютер подключили. А дальше не его дело. Пусть, в конце концов, сам хозяин и вникает, чем там его протеже занимается, и за что он ей деньги платит. Или ни за что. В любом случае это его, Артема, не касается. Вот только прошло уже две недели, а от Павла не было никаких вестей. Все понимали, что он скрывается от Глазурьева, жалели его, но ведь бесконечно это продолжаться не может... Заместителем Павел оставил Александра. Всякий раз, когда звонил Глазурьев, Александр монотонно отвечал:

     - Павла Игоревича нет на месте… Он в отъезде… Да, можно сказать, что в отпуске, восстанавливается после потери двух близких людей… Когда будет, не сообщал… Нет, никто не знает, где… Улетел куда-то по горящей путевке…

     … А между тем наступила весна. Черные зимние дни, с серым низким тяжелым небом, которое вот-вот грозит рухнуть на головы петербуржцев, а иногда и обрушивается потоками такого же серого дождя, стали светлеть и удлиняться, в окно офиса, даже сквозь щели жалюзи, стало все чаще проглядывать мартовское солнце. В один из таких дней Артем вбежал в кабинет возбужденный, со сбитым на сторону галстуком.

     - Ура, коллеги! – воскликнул он и, даже не сняв пальто, дрожащими руками стал доставать из шкафа бокалы, подаренные когда-то каким-то благодарным подрядчиком и с тех пор стоявшие там красоты ради, так как пить на рабочем месте запрещено в любом офисе. Достав три бокала, он вытащил бутылку мартини и разлил, при этом волнуясь и половину разливая мимо.

     - Давай помогу, - вызвалась Марьяна.

     - Ага, доставай из пакета – фрукты, сыр, все дела…

     - По какому поводу банкет? – поинтересовался Кирилл. – День рождения?

     - Нет. Лучше. Крым наш!

     - В смысле?

     - Эх, темнота… Референдум в Крыму прошел. Вы хоть про это-то слышали?

     - А то!

     - Слава Богу… Так вот, 97% проголосовало за воссоединение с Россией. Россия признала Крым, и теперь он опять – наш!

     - Ну и что? Нам-то что до этого?

     - А вот сейчас по лбу получишь, тогда и узнаешь, что нам до этого.

     - Нет-нет, я, конечно, рад… Но не так, как ты. Я тебе удивляюсь просто, никогда не видел тебя в таком состоянии.

     - Я уже давно в таком состоянии… Эх, ребята, ведь исторический момент переживаем. Без единой капли крови наша родная территория, наш Крым – к нам вернулся. Вот за это я и предлагаю выпить.

     Зазвенели бокалы.

     - За Крым!

     - За Крым.

     - За Россию!

     - Ура!

     - Вы еще увидите, как дальше события развиваться будут! – продолжал возбужденно вещать Артем. – Эти майдановцы на Украине разбудили спящего зверя. Ну, то есть народ – довели людей, и теперь люди молчать не будут. На Украине сейчас – революционная ситуация! Мы – свидетели революции! Это – русская весна!

     - Ну, это пока еще не революция, - скептически возразил Кирилл. – Ведь революция – это что? Смена социальных формаций. А украинцы, насколько я могу судить, против капитализма не выступают.

     - Так это до поры до времени! Народ восстал против олигархов – предателей национальных интересов, против фашистской власти, а спасителем и защитником он видит  Россию. Это сейчас главное! А дальше – надо повернуть стихийный протест в нужное русло…

     - Власть в России не даст повернуть в нужное русло. У нас что – своих олигархов нет? А ну, как народ с украинскими разберется, да за наших примется?

     - Да погодите вы! Не сразу все делается… Наш президент разочаровался в западных ценностях, да и олигархов не жалует… И потом, он же видит, что капиталистическая Россия движется к пропасти! Он же видит, что надо что-то менять!

     - Э, куда хватил: нашего президента – да  главным революционером, да главным патриотом!

     - А что? Ты знаешь, что я всегда был в оппозиции, так вот, последние события – победа на Олимпиаде, а теперь вот поддержка Крыма, поддержка русской весны… В общем, я пересмотрел свое отношение к нашему президенту.

     - Я, конечно, от политики далек, но даже и я вижу…

     «Как же вы надоели со своей политикой! – тоскливо думала Марьяна, потягивая мартини. – Да какое вам до этого всего дело? Где Украина, и где мы… Лучше бы домой пораньше отпустил, на радостях-то…»

 

 

                                          Действие 54.

                                           

 

     На очередное собрание партии «Союз правых» Артем шел со своим бывшим товарищем по первичке, коммунистом-монархистом, Стариковым Ильей Борисовичем.

     - …Так что занимаются почти тем же самым, что и коммунисты, - по дороге вводил в курс дела Артем. – Готовятся к выборам, власть критикуют, повседневные нужды горожан, ну, там, ЖКХ, экология…

     - Как в этом все наши партии похожи! И не понять, чем коммунист от либерала отличается.

     - И не говорите, Илья Борисович. Но среди них есть хорошие ребята, которым я постепенно мозги промываю, склоняю их в сторону коммунизма.

     - А у нас работа в первичке совершенно затухла. Собираемся редко, посидим, поговорим, да и расходимся. Может, у этих поживее? А то сидим сиднем, а сидеть, бездействовать нельзя,  враг уже близко, уже при дверях.

     - Согласен с вами, то есть не в плане врага, вы же сатану имеете в виду, а я атеист все-таки, а в плане бездействия... Сейчас, когда на Украине, можно сказать, происходит революция, оппозиция не должна отсиживаться! Ну, вот где наши коммунисты? Где их коммунисты? Почему не направят протест в классовое русло? Когда еще такой уникальный случай представится? Ведь сам же папа Зуб говорит, что как только народ созреет к протесту, дело компартии – возглавить этот протест… Ну, вот и пришли.

     Народу было больше, чем обычно. Все казались возбужденными.

     - Привет, Артем! – раздалось со всех сторон.

     - Всем привет! А я не один, товарища привел, посмотреть он хочет на вас, на нас, да и  присоединиться, если понравимся. Стариков Илья Борисович.

     - Тоже разочаровавшийся коммунист?

     - Я вообще-то монархист. Но поскольку монархическая партия у нас в зачаточном состоянии, и не имеет политического веса и влияния, то я – с теми, кто наиболее эффективен.

     - Монархист! Ну и ну… Такие ископаемые еще бывают?

     - Господа, давайте уважительно относиться к взглядам каждого. Мы же за свободу. Добро пожаловать к нам, Илья Борисович.

     - Господа, господа, - обратился к присутствующим поднявшийся на импровизированную трибуну Роман Лайкин. – Господа, начинаем и никого уже не ждем. Нам надо много чего сегодня обсудить. Итак, необходимо срочно выработать нашу позицию в связи с последними очень важными событиями – это победа майдана в Украине, аннексия Крыма Россией, зашкаливающий рейтинг нашего президента.

     Все притихли.

     - Итак, события разворачиваются со скоростью курьерского поезда. Думаю, что раз в месяц собираться – это значит плестись в хвосте. За время, прошедшее с последнего нашего собрания, произошли важные события исторического масштаба. Первое – победа майдана в Украине. Это, конечно, здорово! Но до окончательной победы еще далеко. Коротко о сути происшедшего… Янукович не пустил Украину в Евросоюз, и это вызвало такой протест у прогрессивно мыслящих людей, что был стихийно создан майдан, создалось противостояние прогрессивной общественности и реакционного правительства.

     - Это узко, так говорить! – выкрикнул Артем. – Протест вызвало не только то, что с Евросоюзом затормозили… Вернее, это стало поводом. Протест вызвало, главным образом, бездарное управление страной, коррупция и распоясавшиеся олигархи!

      - Попрошу реплики с мест придержать! Да… Власть показала свою полную импотенцию – милиция ничего не смогла сделать с напором масс. И в итоге режим Януковича пал… Слезы на глазах стояли, когда показывали всю эту эйфорию, весь этот праздник, это торжество демократии и свободы!

     - По вашему, это праздник был, когда вооруженные люди убивали и живьем сжигали безоружных милиционеров?

     -  Правозащитники из Америки и Европы, - повысив голос, продолжал Роман, проигнорировав выкрик Артема, -  которые искренне радовались вместе с украинским народом, эти трогательные кадры, когда они раздавали булочки героям майдана… А кадры, когда на свободу выходит жертва Януковича Тимошенко, из цветущей женщины превратившаяся в калеку?.. До чего довели ее в застенках режима!… Но как все-таки  судьба играет человеком! Еще вчера жертва, узница, а сегодня – вновь свободная, вновь на вершине политического олимпа, готовая побороться за президентство! А Яценюк, который только и мог в трубу своего мобильника произнести одно слово «Юля… Юля…» Н-дааа! Они победили! Господа, это очень важно и очень обнадеживающе! Победа майдана показала, что в принципе революция возможна! Возможно взятие власти не путем выборов, а путем протеста! То же может, и должно произойти у нас, и Запад нам поможет! Запад – за нас, господа! Однако в этой бочке меда завелась и ложка дегтя… Это вмешательство российского режима в дела свободной Украины. Подумать только, на глазах у всего мирового сообщества наш президент аннексирует Крым! Вот так вот просто берет и отхватывает кусок территории у суверенного государства! И тем самым провоцирует к отделению весь Юго-Восток, который не понимает, что, присоединившись к России, они попадают не в рай, а в авторитарное государство, где столько политзаключенных! Где людям дают тюремные сроки только за то, что они, видите ли, станцевали в храме, выражая свою гражданскую позицию. Я рад, что девочки из «Пусси райот», выйдя на свободу, показали, что они поднялись в своем развитии от стихийного протеста до сознательной борьбы с авторитарным режимом. То, что они поехали в Сочи и попытались  испортить весь этот пир во время чумы… Но нам сейчас надо выработать план действий в сложившейся обстановке. Уверен, что наши лидеры тоже не сидят, сложа руки, но и нам, на местах,  надо думать и действовать, возможно, у нас появятся удачные идеи, которые мы сможем предложить руководству нашей партии. Итак, мое мнение – надо пользоваться сложившейся в Украине обстановкой, чтобы подобный майдан осуществить у нас. Надо ковать железо, пока горячо, бездействие преступно! Но при этом рейтинг, общественная поддержка нашего президента высоки, как никогда. Победа на Олимпиаде, присоединение Крыма… Очень сложно в этих условиях повлиять на общественное мнение… Но надо! Каким образом? Я предлагаю больше выступать в соцсетях, увеличить периодичность и тираж нашей газеты. Если у кого-то есть какие-то соображения – не держите при себе, высказывайтесь!

     - Да уж… Сейчас все в эйфории, рейтинг президента зашкаливает, как тут действовать? Да нас никто и слушать не станет!

     - А я говорю – погодите, наш президент все равно обмишурится, никуда не денется. Да, сейчас в Крыму эйфория, но она пройдет – а проблемы останутся, а проблем много. Кстати, уже сейчас можно развеивать пелену радости по поводу Крыма – надо больше писать в соцсетях, в блогах о том, что в Крыму, к примеру, повышаются цены до уровня российских, что рублевая зона еще обернется для них головной болью…

   В этот момент на импровизированную трибуну выбежал Артем, которого, видно, не устроило выкрикивать с места под шиканье рядом сидящих, и заговорил взволнованно и эмоционально:

     - Погодите, я не ослышался? Вы действительно радуетесь тому, что на Украине к власти пришло фашистское правительство? Что миллионам русских запрещают говорить на родном языке?

     - Но, Артем, Украина – молодое государство, щепетильно отстаивающее свою самостийность, свою национальную самоидентификацию. Совершенно естественно, что патриотически настроенным украинцам хочется, чтобы украинский язык был единственным государственным, чтобы он активнее внедрялся в повседневную жизнь и вытеснял русский язык, как язык имперский…

     - Стоп! Вот вы говорите, что вы за свободу, за права человека, как же вы не видите, что, когда миллионам русских запрещают говорить на родном языке – это уже нарушение прав и несвобода! А возвращение Крыма – это, напротив,  торжество исторической справедливости, это справедливое возвращение русских земель – «Севастополь, Севастополь город русских моряков…». А вы называете это аннексией?!

     - Так весь мир, Европа считают это аннексией, а наш Артем – не считает…

     - Не ваш! Да,  я приветствую «русскую весну» и уверен, что в ближайшее время вся Новороссия присоединится к России! Сейчас в Донецкой и Луганской республиках готовятся референдумы, и, как только народ проголосует за присоединение к России, мы заберем Новороссию, мы спасем ее от гибели, потому что оставаться в составе фашистской Украины – это гибель! Новая украинская власть хочет, чтобы народ юго-востока или забыл, откуда он родом и превратился в послушных и бессловесных рабов, или был уничтожен! Но – не выйдет! Наш президент, который никогда не был моим кумиром, на весь мир заявил, что мы – своих не бросаем! И после этого я ему многое простил.

     - Артем, ты с ума сошел? Санитаров вызывать?

     - Что за бред ты несешь, парень?

     - Да он просто прихвостень этой власти, а внедрился к нам, как провокатор…

     - Чего вы меня оскорбляете? Если я не прав – разубедите!

     - Бесполезно! Такое не лечится…

     И тут рядом с Артемом возник Стариков. Он был взволнован, руки у него лихорадочно дрожали:

     - Это вы – прихвостни оскотинившейся Европы! На всех сайтах  только и крику, что в защиту геев, как будто других проблем нет.  Вот в чем для вас заключается настоящая свобода – упиваться пороками, вседозволенностью… Вперед, в царство сатаны! Вперед, к апокалипсису, который Европа приближает своими мерзостями! Да наша страна пока что из последних сил противостоит царству зверя! Но вы, холуи Европы, делаете все, чтобы и Россия оскотинилась! Война царства зла против нас – она уже на нашем пороге, потому что Украина –  это наш дом, захваченный ворюгами! Вчера Югославия, сегодня – Украина, завтра – мы, а вы хотите приблизить наш, свой конец…

     - Этот бред невозможно слушать! Слушай, Роман, ты здесь главный, почему ты их не заткнешь?

     - А чего еще от них было ждать – Артем  коммуняка, а этот старикан – вообще какой-то сумасшедший! Монархист… Такое и в страшном сне не представить…

     - Вы не правы! – крикнул с места Стас Хлебов. – Артем – настоящий борец! Он сидел, а вы только языком болтать горазды…

     - Вот именно, что пока сидел, его Кукловод, президентский прихвостень, завербовал!

     Однако что было дальше - Артем и Илья Борисович уже не слышали, они спешно покинули собрание «правых».

     А на улице радостно сияло солнце, снег таял, и ручьи стремительно бежали вдоль тротуаров. Артем подставил разгоряченное лицо свежему  ветерку, глубоко вдохнул пьянящий весенний воздух.

     - Ох, простите, Илья Борисович, за то, что привел вас сюда. Но, поверьте, раньше они не были такие агрессивные, занимались себе проблемами экологии, да власть костерили.

     - А теперь наступил момент истины. Обстановка накаляется, все противоречия резче обозначаются… Впрочем, я на их счет особо не обольщался. Это же либералы-дерьмократы, они в свое время по указке Запада страну развалили.

     - Да это понятно, но я думал, что и с ними возможны компромиссы, до поры до времени.

     - Вот это время и наступило.

     - «Я ждал это время, и вот это время пришло – те, кто молчал, перестали молчать. Те, кому нечего ждать, садятся в седло – их не догнать, уже не догнать…» - тихо запел Артем. – Это песня Виктора Цоя. Помогает его творчество, особенно когда руки опускаются… Вот как сейчас.

    Блог Артема Скорохватова: «Ну, вот и показали «правые» свою истинную сущность. Усилили оголтелую пропаганду в сетях, и, кроме того, вышли из виртуала в реал – провели демонстрацию по Невскому, шествовали с ленточками цвета украинского флага – желто-синими, и всячески демонстрировали солидарность с майданом и новой властью. Да и не  только у нас – в других городах тоже, а Москве в рядах демонстрантов отметилась и наша, так называемая, интеллектуальная «элита» - актеры, музыканты, писатели… Причем многие из них запомнились по публичным выступлениям еще в начале 90-х, когда они с пеной у рта призывали к уничтожению Советского Союза, теперь – с той же пеной – призывают к уничтожению России, а именно это произойдет в случае победы российского «майдана». Выходит, дело не в идеологии – ну, почил коммунизм, что же им все неймется? Дело в ненависти к самой России, в желании ее распада, ее подпадания под власть Запада, лишения ее самобытности и самостоятельности… И, с другой стороны, марш «злобинцев» - сторонники Ивана Злобина взяли за основу идею державности, президента представляют отцом нации и хранителем русских традиций. Нашли свою нишу… Так вот, в пику «правым», они прошли по Москве маршем, бия в барабаны, чеканя шаг, все в одинаковых красных жилетках и даже, кажется, в каких-то одинаковых красных колпачках. Ну, просто театр абсурда какой-то! Впрочем, Иван Злобин – режиссер известный, видно, и в своей политической деятельности не может отойти от театральности. А вообще мы живем в великое время – освобождение началось с Украины! И неужели я проведу это время, протирая штаны в офисе?..»

 

 

                                        Действие 55.

 

    

     Сидеть в офисе в то время, когда вовсю разгоралась «украинская весна», Артем не стал. Хотелось действия, участия в том, чтоб происходит, совершается в этот исторический момент совсем рядом, у порога.

     - Возьму отпуск… даже без содержания, - мечтательно рассуждал он, сидя за компьютером в своем кабинете. – И махну на Украину!

     - А почему не за границу куда-нибудь? – поинтересовался Кирилл.

     - Да что мне твоя «заграница»… На Украине – вот где сейчас интересно, вот где кипят события, иам все наэлектризовано революцией!

     - Скажешь тоже – революция… - пожал плечами Кирилл. – Ну, поменяют одного презика на другого… И все останется по-прежнему.

     - Так все революции именно так и начинаются – взрыв масс, которые не хотят жить по-старому, и импотенция правительства, которое не способно этими массами управлять. И вот тут важно подхватить и возглавить народный протест, повести его в нужное русло. Именно так коммунисты в 17-м году…

     - Да твоих коммунистов на Украине никто и слушать не стал! Лидера их избили, дом его сожгли – и ни один человек не встал на его защиту. Вся партия их распалась, разбежалась, рассосалась.

     - Это говорит только о том, что компартия на Украине не имела ни веса, ни авторитета, ни реальной поддержки масс. Значит, она – не та сила, которая в состоянии возглавить протест. И это говорит о том, что случись то же самое у нас, - наш Зубанов со товарищи тоже не сможет повести за собой.

     - А другой силы-то и нет.

     - Посмотрим…Тем и интересно это время – своей неизвестностью, непредсказуемостью…

     - И куда ты ехать собираешься?

     - В Одессу. Непокорный город, Малороссия! Представляю, какой там сейчас накал энергии, протеста, какая вера в победу и будущее! И все это происходит без меня!

    - Что ж, выбор неплохой. Наверно, не хуже Турции – тоже море и солнце. Сейчас конец апреля… Там, наверно, уже тепло. Ты по путевке?

     - Да нет, родственники у меня там. Я всегда у них останавливаюсь… Марьяна, а ты что молчишь?

     - Я от политики далека. Скучно.

     - Давай про отпуск поговорим. Эта тема повеселее?

     - Повеселее…

     Марьяна представила, как она останется одна, без поддержки Артема, на растерзание  недоброжелательным коллегам, и ее такая тоска охватила… Хоть увольняйся! Павла нет, Артема не будет – а все-таки он так поддерживает, ободряет, заступается… Ее же заклюют! А что, если поговорить с ним, пусть замолвит словечко в отделе кадров, чтобы ей тоже разрешили взять отпуск, ну, пусть тоже без содержания, она справится, только бы пересидеть это время без своего начальника и заступника! Дождавшись, когда Кирилл вышел из кабинета, Марьяна решилась:

     - Артем…

     - Да?

     - Мне бы тоже отпуск…

     - Ты еще не заработала.

     - Знаю. Ну, хоть без содержания… Ты бы поговорил с кадровиками…

     - Чего ты вдруг собралась так скоропалительно? Сиди, летом сходишь.

     - Летом?.. Да я до лета не доживу! – в отчаянии выкрикнула Марьяна.

     Артем оторвался от компьютера, внимательно посмотрел на нее.

     - Что случилось? Ты чего?

     - Ничего! А только… мне хоть увольняйся. Работы нет. Все надо мной смеются. Мне без тебя страшно. Так хоть ты за меня заступаешься.

     - Ты говоришь, как ребенок. Обижают ее, видите ли… Отпор надо уметь давать!

     - Не хочу я никакой отпор давать! А только уволюсь я! Пашки нет… Чего я тут сижу, как посмешище?

     - Ну, ладно, ладно… Если без содержания, например, по семейным обстоятельствам, кадровиков уговорить нетрудно будет. Тем более, что у нас сейчас безвластие… И куда ты планируешь?

     - Дома буду сидеть. А куда мне еще? Денег не хватает, родни нет. Никого нет. Ехать некуда…

     Артем словно по-новому увидел эту девушку – плохо одетая, грустная, вся какая-то непутевая… Ему стало жалко ее, как бездомную, бесприютную собаку, которую все пинают и гонят, и которая вдруг прижмется к грязном ботинку и посмотрит тоскливыми глазами – неужели и ты пнешь, прогонишь?..

     - Слушай, а давай вместе махнем в Одессу!

     - Ты это серьезно?

     - А что? У моих места достаточно – найдем, где тебя разместить.

     - Спасибо, наверно, это здорово, но… Я не одна. Я с сыном.

     - Так в чем же дело? Давай и его возьмем!

     Марьяна удивленно взглянула на Артема. А он продолжал:

     - А что? Соглашайся, пока я добрый. Тебе и по деньгам так выгоднее – за проживание не платить, и не одна, а за компанию, и люди не посторонние…

     - Спасибо, - нахмурилась Марьяна. - но милостыню мне подавать не надо. Обузой быть не желаю.

     - Какой обузой? Ты это брось… Я уже и сам этой идеей загорелся - мне веселее будет. Родня-то работает, что я буду один? А ты мне компанию составишь. Ну, так как?

      - Я – за! - на обычно угрюмом лице девушки просияла улыбка.

     - Вот и отлично! Только ты, пожалуйста, не думай ничего такого…

     - А я ничего и не думаю.

     - В таком случае, решено. Едем!

 

 

 

                                         Действие 56.

 

    Артему казалось, что юг начинается уже с Витебского вокзала. Витебский -  это не такой вокзал, как, к примеру, Московский или Ладожский: в нем нет столичного пафоса, масштаба, уходящих ввысь куполов и бесконечных пространств, подавляющих пассажиров, особенно иногородних, которых легко узнать по слегка потерянному виду. Он - более камерный и компактный, уютный и нарядный. От названий  городов, которые озвучивают диспетчеры, уже веет теплым южным ветром, ветром перемен и отпусков, отдыха и новых впечатлений. В вестибюлях и на платформах, кажется, слышен мягкий говор малороссов.

     До отхода поезда оставалось каких-то пятнадцать минут, а Марьяны все не было. Артем начал нервничать, достал мобильный, и наконец-то увидел ее. Без офисной одежды она показалась ему непривычной – бежит какая-то незнакомка в рваных джинсах, с распущенными волосами, на спине  подпрыгивает большая сумка, а на руках – белоголовый малыш. Большой уже – видно, что бежать с ним тяжело.

     - Опаздываете, опаздываете! – строго крикнул Артем, на ходу подхватив сумку Марьяны.

     - Прости… - задыхалась от бега Марьяна. – П-прости! Это все Сенька… Куда-то засунул своего динозавра, а без него… ни в какую…

     - Это все мама! – возразил малыш. – Она засунула динозавлика в замок, а ему там  нельзя… Я его  долго искал.

     Но вот дорожные хлопоты позади. Нашли  свой вагон,  купе, загрузили сумки в ящики под нижними полками, уселись в ожидании отъезда.

     - Ффу, успели… - выдохнула Марьяна.

     - Ну, давай знакомиться, - весело сказал Артем, протягивая мальчику руку. – Артем!

     - Алсений, - важно представился тот. – Я знаю, ты мамин начальник.

     - В отпуске я не начальник.

     - Понятно. В отпуске ты – мой папа!

     Артем смутился. Марьяна покраснела и шлепнула сына по губам:

     - Глупости говоришь! Дядя рассердится на тебя!

     - Ну зачем ты так? – мягко возразил Артем. – Арсений, если ты хочешь, я на отдыхе действительно буду как бы твоим папой?

     - Хочу, - деловито произнес малыш, укоризненно глядя на мать.

     - Не надо нам одолжений, - проворчала Марьяна. А Арсений уже кричал, прижавшись к окну:

     - Едем! Едем!

     - На отца похож? – спросил Артем, разглядывая ребенка.

     - Угу.

     - Ты его все еще помнишь?

     - А разве можно иначе? – с вызовом возразила Марьяна.

     - Я не так выразился… Ты его все еще любишь?

     - Н-нет… Уже нет.

   … Утро встретило их веселым перестуком колес и ярким солнцем, бьющим в окно. Проезжали через дремучие леса Беларуси. Мимо мелькали полустанки и маленькие станции.

     - Вот сразу видно, что мы не в России, - рассуждал Артем. – Какие же молодцы белорусы! Посмотри, какая чистота на станциях – ни одной бумажки, цветы… Ну почему они любят свою землю, обихаживают ее, а мы – нет?

     - У нас земли много, поэтому и нет ощущения, что надо каждый пятачок обиходить, - предположила Марьяна. – У нас этакая русская бесшабашность: земли – конца краю не видать, здесь намусорим – в другое место жить уйдем. А когда уходить некуда – волей-неволей будешь свой пятачок обустраивать.

     Когда переезжали границу, пришлось понервничать. Дело в том, что в СМИ  прошел слух, что украинцы ввели запрет на въезд мужчин от 16 до 60 лет, которых, если что-то покажется подозрительным, завернут обратно. Однако все обошлось. Хмурые пограничники дольше, чем обычно, рассматривали паспорта, даже сфотографировали их. Однако, приняв Марьяну и Артема за семейную пару, коли путешествуют с ребенком, да еще после того, как Артем предъявил приглашение от родственников, разрешили ехать дальше. Ну, слава Богу! Процедура по досмотру – позади, впереди – отдых!

     А солнце над Украиной светило так ярко! В приоткрытые окна проникал теплый, почти летний, несмотря на конец апреля, воздух, напоенный ароматом луговых трав. На перронах суетились бабульки с  кастрюлями, в которых благоухало что-то вкусное – у кого масленые вареники, у кого – вареная картошка, обильно посыпанная укропом…

     Вечером ложились спать с предвкушением скорого окончания путешествия. А утром – здравствуй, Одесса, жемчужина у моря!

     - Ты увидишь, какой это колоритный город! – возбужденно рассказывал Артем, не менее увлеченно, чем маленький Арсений, прильнув к окну, за которым разворачивались пригороды. – Арсений, ты же не видел моря!  Оно такое широкое, что, представляешь, берега не видно… Обязательно поедем в порт. Там настоящие корабли, которые плавают по морям и океанам…

     - Мы плокатимся на колаблике?

     - Обязательно! И на кораблике прокатимся, и побываем на всех пляжах, потому что у каждого - своя изюминка. Особенно красива Аркадия с роскошным парком… Там растут настоящие пальмы. Ты же еще не видел пальм… Это деревья такие, южные… У нас в Питере их нет. Эх, Арсений, сколько  всего ты увидишь в первый раз! Я прямо завидую тебе!..  А еще сходим на знаменитый Привоз, и, конечно, в оперный театр… Одесский театр входит в пятерку красивейших театров Европы.

     - Значит, не зря я захватила вечернее платье, - улыбнулась Марьяна, и Артем с удовлетворением отметил, что напряженное, угрюмое выражение покинуло ее лицо, а улыбка у нее, оказывается, совсем детская и беззащитная.

     … И вот путешествие окончилось. Поезд, отдуваясь и пыхтя, прибыл на платформу, вздрогнул и остановился. Пассажиры, все в приподнятом, радостном настроении, предвкушая – кто встречу с родными, кто – долгожданный отдых, высыпали на перрон. Артем махал обеими руками, крича:

     - Дядь Вася, мы тут!

     К ним  поспешно приближался пожилой, подтянутый мужчина с улыбчивым добродушным лицом.

     - Здорово, Артемка!

     Мужчины пожали друг другу руки, крепко обнялись.

     - Как доехали?

     - Отлично!

     - На границе не сильно доставали?

     - Ничего. Все нормально… Вот, познакомься, Марьяна, моя коллега. А это сынок ее, Арсений.

     Малыш серьезно протянул руку незнакомцу.

     - Меня можно звать просто – дядя Вася. Ну, коли все тут – тогда вперед.

     Миновав вокзал, нашли припаркованный старенький «жигуль» дяди Васи, загрузились, поехали.

     - Тут недалеко, - объяснял дядя Вася Марьяне,- мы в центре живем.

     - Самый ближний пляж – Отрада, - рассказывал Артем, - там фуникулер есть, ну, подвесная дорога. На ней к пляжу можно спуститься. А можно и пешком, по парку. Но на подвесной  интереснее. Так что, Сенька, будем с тобой на море по воздуху плыть.

     - Ух, ты! – ребенок, не избалованный впечатлениями и радостными событиями, возбужденно ерзал, стремясь смотреть во все стороны сразу.

     Дома гостей уже ждали. С самого порога их обдало горячим ароматом только что испеченных пирогов. Раздались восклицания, чмокания, смех.

     - Привет, тетя Тома!

     - Привет, Артемка!

     - Привет, Жорик, братан! Привет, Оксанка! Сколько зим, сколько лет…  А где племяш мой?

     - А вот он. Заждался уже.

     - Чего ж ты прячешься, Егорка? Давай пожму твою лапу!

    - Заходите, располагайтесь, будьте, как дома! Сейчас обедать сядем.

     - А это коллега моя, Марьяна, с сынишкой, его Арсений зовут… Прошу любить и жаловать.

     - Я вам комнату приготовила, которая с балконом, - тетя Тома сразу повела показывать комнату. – Идемте, покажу.

     - Что значит - вам! – вспыхнул Артем. – Говорю же – мы просто коллеги, сослуживцы, ну, и хорошие товарищи, разумеется… Но жить мы будем в разных комнатах. Марьяна с Арсением пусть в этой, с балконом. А я в зале, на полу… Ничего, ничего, мне не привыкать. Я же в Питере по съемным хатам мотаюсь, ко всему привык.

     Артем стал доставать подарки. Марьяна, смущенная и оробевшая, удалилась в отведенную ей комнату, и появилась только к обеду.

     На Украине покушать любят, пожалуй, больше, чем в России. Там существует настоящий культ еды. К каждому приему пищи относятся как к какому-то священнодействию. Может, именно поэтому среди украинок так много пышных красавиц? И женщина в теле там  пользуется большим успехом. На завтрак, который в России ограничивается, как правило, дежурной яичницей или банальным бутербродом, выставляется  несколько блюд – и салатик из свежих овощей, и творожок с рынка, и что-нибудь посущественнее, типа колбаски, сальца, вареников или галушек. А в сезон овощей – и баклажановая икра – «из синеньких», и вареная золотистая кукуруза. Обед – это вообще настоящий ритуал. Помимо овощных закусок и салатов, обязательно украинский борщ с плавающими в нем кусочками сала, и полноценное мясное или рыбное блюдо, а после – десерт в виде пирожков, печенья, тортика. В изобилии – фрукты, как-никак край-то южный. Ужин – все то, что осталось от обеда, плюс еще что-то свежеприготовленное, для разнообразия стола, и бокал вина, для придания ужину торжественности, праздничности, изобилия. Ужин растягивается надолго, ограничивать его несколькими минутами просто неприлично: подаются новые блюда,  пригубляется вино, затем выносятся десерты, на столе появляется чайник с настоящей заваркой, а не с пакетиками, молоко или жирная ряженка, тоже с рынка.

     Это если говорить о повседневной трапезе, а уж когда дело доходит до праздничного стола – ресторан отдыхает, столько изобилия, гастрономической роскоши, и обязательно каждая хозяйка считает своим долгом удивить гостей чем-то необычным, каким-то изыском. Вот и в день приезда Артема и Марьяны тетя Тома постаралась от души – раскрасневшаяся, полная, в нарядном просторном халате, она только и успевала выносить из кухни блюда и устанавливать их на обеденном столе.

     - Теть Том, - урезонивал ее Артем. – куда столько? Уже и места на столе нет. Да мы и наелись. Присядь, сама покушай, отдохни.

     - Кушайте, кушайте! Где вас еще так накормят? Кушайте, а то дивчина вон какая худенькая!

 

 

 

 

                                                   Действие 57.

 

    

    И потянулись счастливые дни отдыха. С утра – пляжи, каждый день новый – «Дельфин», «Аркадия», «Отрада»... Как и обещал Артем – поездка на фуникулере вызвала целый шквал эмоций: сначала Арсений боялся запрыгнуть в неустойчивую кабинку, тем более, что сделать это предстояло на ходу, затем, когда кабинка, покачиваясь, поплыла над верхушками деревьев, и земля стала постепенно уходить вниз, он сначала завизжал от страха, затем – когда увидел, что кабинка плывет себе по воздуху и ничего опасного в ее полете нет, а зато какой вид открывается – зеленое море листвы приморского парка, вдали – корпуса санаториев, а главное – море, приближающееся и предстающее во всей своей бескрайности, он уже визжал от восторга, удивления, и все время поворачивался к матери, чтобы убедиться, что она разделяет его восторг.

     Несмотря на солнечную, по-летнему жаркую погоду, вода в море прогрелась еще недостаточно, поэтому  на пляжах было малолюдно. Марьяна не купалась, а только ходила по колено в воде, закатав джинсы. Арсению, как и всякому ребенку, прохладная вода не могла затмить радость от купания, от знакомства с морем. Он постоянно просился в воду, однако мать оставалась непреклонна и, позволив ему ненадолго окунуться, тут же кутала в махровое полотенце. Зато Артем, на зависть малышу, купался от души, совершал заплывы до волнореза и, стоя на них, оттуда махал Арсению руками, а тот бегал по кромке воды и срывал голосок, прося его вернуться. А еще просто сидели  и, глядя в безбрежную даль, молчали. Ребенок возился в песке, и каждый из них думал о своем.

     После пляжа ехали в порт. Катались  на катере, обдаваемые прохладными брызгами. Мимо проплывали пляжи, над ними – зеленая волна парков. Вечером – гуляли по городу. Весело было среди праздничной толчеи, под свист стрижей, пройти вдоль всей Дерибасовской, короткой,  нарядной улицы, где каждый дом красив по-своему  – словно резная шкатулка, искусно выполненная гигантским мастером.

  - Как тебе Одесса? – тревожно спрашивал Артем, ему так хотелось, чтобы Марьяна разделила его любовь к этому городу.

     - Одесса – как Питер, только меньше, уютнее. И еще Питер – северный город, с его холодной Невой, суровыми пасмурными небесами, а Одесса – как бы его южный вариант, более светлый, нарядный, радостный... Конечно, она мне нравится – в ней есть что-то родное.

     А разве можно пройти по Дерибасовской - и не заглянуть в легендарный «Гамбринус», о котором уже более сотни лет, как сложена разгульная песенка «На Дерибасовской открылася пивная, там собиралася компания блатная…». Незаметный вход в подвальчик, а там… Стены из мореного дуба,  просмоленные бочки и якоря,  столы и скамьи, как в каюте брига. И тягучая мелодия скрипочки в исполнении седого музыканта в потертых джинсах… И пиво под  сушеную рыбу.

     Чтобы не напрягать с готовкой тетю Тому, старались питаться в кафе и закусочных, благо их было полно и на пляжах, и в городе. По российским меркам все там казалось дешевым. Но кафешки кафешками, а ужин в кругу семьи – это  святое. Разговоры же за столом велись тревожные, и вращались в основном вокруг украинских событий.

     Первого мая Гоша с Оксаной были на демонстрации. Вернулись радостные, полные надежды.

     - Народу было – ну, тысяч двадцать точно! – возбужденно рассказывал Георгий. – Прошлись с георгиевскими ленточками, с российскими флагами, с лозунгами «Одесса – это Россия»… И, главное, никто нам не мешал. Ожидали провокаций от майданутых – но ничего, обошлось.

     - Вот дожили! - сокрушалась тетя Тома. – Думала ли я, что на Украине захватят власть фашисты, и начнется гражданская война?

     - В Одессе фашизм не пройдет! – гудел дядя Вася. – Одесситы такого не потерпят!

     - В Киеве-то что эти майданутые сотворили! – возмущалась тетя Тома. – Во что они центр Киева превратили! Дома - обгорелые, почерневшие… А сам майдан – помойка и антисанитария. Мы бы в Одессе такого не допустили!

     - Ничего, - обнадеживал их Артем.  – Скоро вся Малороссия обратно в Россию вернется! Крым вернули, референдум на юго-востоке прошел, так что скоро юго-восток наш будет, а там и Одесса подтянется.

     - Хорошо бы, - недоверчиво улыбалась тетя Тома.

     - Хорошо! Да вот только Россия не спешит признать эти народные республики - донецкую и луганскую, - хмурился Георгий. – Если Россия не поддержит – не знаю, что там будет…

     - Когда они провели референдум и решили отделяться, я прямо испугалась за них – ну, как не боятся? Разве власть потерпит их отделения? Без помощи России они просто самоубийцы… - взволнованно подхватила Оксана.

     - Россия вмешается, - возражал Артем. – Наш президент сказал, что своих не бросаем и войска введем, если русское население притесняться будет.

     - Дай-то Бог… - вздыхал Георгий.

    - Жора у нас – активист Куликова поля, - пояснила тетя Тома. – Там, на Куликовом поле, собираются те, кто против майдана.

     - А как же иначе? – вскинулся Георгий. - Злу надо противостоять!  Если все отсиживаться будут – фашистская власть и до нас дойдет, на русском разговаривать запретят, на колени поставят. Наше Куликово поле стоит с 24 февраля. Мы  разбили палаточный городок, и там теперь постоянное место проведения  антимайдановских митингов.

     - А кто организаторы? Какие политические партии, движения? – интересовался Артем.

     - Ну, это и  «Молодёжное единство», и «Народная альтернатива», еще активисты партии «Родина», общественной организации «Единая Одесса», «Союза воинов Афганистана»… Да много их.

    - А где же доблестная КПУ? Я вижу, что в боевой оппозиции – множество партий и движений, а коммунисты опять в стороне.

     - КПУ у нас не популярна. Это партия, встроенная в систему. – повел плечом Георгий.

     - Так же, как у нас.

     - «Одесская альтернатива» обратилась к гражданам России, Белоруссии и Приднестровья с призывом поддержать одесское сопротивление и прийти на помощь Одессе. Мы пытались донести до всех, что на наших глазах происходит государственный переворот, захватываются органы государственной власти во всех городах Украины, что весь этот беспредел приведет к гражданской войне. Ведь к власти дорывается кто?  Боевики - националисты, фашисты! Люди не хотят смириться с этим. В нашу организацию „Одесская альтернатива“ уже вступило больше 2 тысяч человек. Наша цель – не допустить в Одессе переворота, не допустить фашизм. Мы настроены стоять до конца… - взволнованно рассказывал Георгий.

     - А что конкретно вы делаете?

     - Проводим митинги. Требуем, чтобы русский язык приобрел статус  второго государственного, чтобы за вандализм – порчу и уничтожение памятников – следовало уголовное наказание…

     - Вот-вот! Свою ненависть майданутые направили против памятников Ленину. Во всех украинских городах им досталось – сносили, разбивали… - подхватила тетя Тома.

     - Не во всех. У нас, в Донецке, Днепропетровске отстояли памятники. Люди дежурства устраивали. Даже по ночам караулили, - возразил дядя Вася.

     - Подумать только! Человек еще когда умер, а его до сих пор боятся! Вот что значит, Ленин умер – но дело его живет! – заметил Артем.

     - Тут дело не в политике, - возразил Георгий, - просто памятники Ленину для людей – это воплощение всего русского. На защиту памятников приходят люди,  для которых Ленин с его коммунистической идеей был далек. Много молодых, а они вообще смутно представляли, кто он такой, и при социализме не жили.

     - Майданутые не знают истории, - подхватила Оксана. - Ведь именно благодаря Ленину Украина обрела статус республики. До Ленина такого государства, такой территории, как Украина, отдельной от России, и в помине не было. Так что майданутые, наоборот, должны быть благодарны ему.

   - Постепенно на митинги стало приходить все больше народу – до тридцати тысяч человек! – с гордостью заявил Георгий.

     - А мы слышали, что прямо перед нашим приездом ваши активисты, в знак солидарности с пророссийским Юго-Востоком, заявили о создании Одесской народной республики Новороссии. Молодцы! – улыбнулся Артем.

     - Да, процесс идет, набирает обороты. Все больше людей к нам присоединяется, у всех накипело… - кивнул Георгий.

     - Но ведь и майданутые не сидят, сложа руки, - заметил Артем.

     - Да. Кстати, завтра, 2-го мая, майданутые решили провести свое шествие, что-то вроде «Одесса – это Украина» или «За едину Украину». Ожидается, что к ним примкнут фанаты – завтра играют харьковский «Металлист» и наш «Черноморец». Так что марш ожидается многолюдный. А мы решили им ответить – тоже пройтись. Пусть знают, что нас тоже много… Пойдешь?

     - Обязательно! – воскликнул Артем. - А ты, Марьяна? Или ты по-прежнему от политики далека?

     - Да нет, я с вами.  Если только… тетя Тома с Сеней посидит.

     - И не только посижу, а погуляю с ним в парке. Пойдешь со мной?

     - Пойду! – малыш преданно взглянул на добрую тетю, дожевывая очередное печенье.

    - Тогда в три собираемся на Куликовом поле. Майданутые в это же время пойдут от Соборной. Папа, ты с нами?

     - А то!

     - Смотрите, осторожнее, - предупредила тетя Тома. – Я слышала, что к ним могут примкнуть самообороновцы майдана, или как их там?.. А они могут быть вооружены.

     - Ничего, мать, прорвемся.

     - И к ужину чтобы вернулись – будет пирог с семгой. Все-таки праздники –первомай. Надо  как следует отметить.

    

 

 

                                                Действие 58.

 

     2-го мая, три часа… Теплый, солнечный день, праздничный, сияющий, весенний…   А вот и Куликово поле. На небольшой площади перед Домом Профсоюзов - палаточный лагерь. Со всех сторон собираются люди. Почти у всех на груди приколоты Георгиевские ленточки, у многих в руках - воздушные шары, флаги России. Настроение у всех  приподнятое, радостное. Когда собралось около пятисот человек, кто-то дал команду двигаться. Однако человек двести остались у палаток. В основном – пенсионеры,  женщины, молодежь.

     - Все не уходите! Кому-то надо и здесь подежурить, - взывала пожилая дама боевого вида. – Майданутые спят и видят, как бы наш лагерь уничтожить.

     - Это точно. Вы идите, а мы, пожалуй, здесь останемся, - предложил Артем. – Мне вот интересно с людьми пообщаться, так сказать, пропитаться духом Куликова поля.

     Гоша с дядей Васей ушли, а Артем и Марьяна стали ходить вдоль палаток, знакомиться и беседовать с людьми. Их внимание привлекла группа, человек сто,  окружившая пожилого мужчину с коротко стриженной седеющей головой и простым, добрым лицом. Люди внимательно слушали его, кивали головами. Он  говорил очень эмоционально, доверительно,  стремясь заглянуть в глаза каждому, и взволнованно жестикулировал:

     - …Ведь что самое страшное – то, что фашистская киевская власть натравливает друг на друга братские народы – русских и украинцев. А кто стоит за этой новоиспеченной властью – враги наши давние, американцы, для которых существование сильной и самостоятельной державы, я о России говорю, кость поперек горла. Но американцы же предпочитают чужими руками жар загребать. Вот они и решили нашу многострадальную Украину на Россию натравить. А сами режиссируют из-за океана. Это все не ново. Это еще Гитлер говорил: «Мы тогда победим Россию, когда украинцы и белорусы поверят, что они не русские».

     - Не дождутся! – раздались выкрики из толпы.

     - Да здравствует Новороссия!

     - От Одессы до Донбасса – Новороссии быть!

     - И, знаете, я на днях гимн написал – гимн Куликова поля. Вернее, мне хотелось бы, чтобы мое творение стало гимном, нашим гимном. Потому что дело наше - важное. Дело святое. А коли так – гимн нужен. Наш гимн. Для поддержки нашей, для вдохновения… Я уже в сеть его выложил, - мужчина волновался.

     - Давай, читай! – раздались голоса.

     - Читать?

     - Читай! Читай!

     Поэт возвысил голос и стал декламировать, разрезая воздух жесткой ладонью:

«Зубы сжав от обид, изнывая от ран,

Русь полки собирала молитвой…

Кто хозяин Руси – Славянин или Хан?-

- пусть решит Куликовская Битва.

 

И, сразив Челубея, упал Пересвет,

Но взметнулись знамена Христовы!

Русь Святая! Прологом имперских побед

Стало Поле твое Куликово!

 

Русичи, вперед! Русичи, вперед!

Сокрушим орду поганой нечисти!

Снова Русь в опасности! Сегодня – наш черед

Доказать любовь свою к Отечеству!

 

Русь святая! Шагая сквозь пламень веков,

Не искала ты в пламени броды,

Сил своих не щадя, побеждала врагов

И спасала другие народы.

Светом Правды, что дарит нам Бог в небеси,

Возрождалась славянская сила,

Укреплялись в единстве три части Руси –

Беларусь, Украина, Россия…

 

С небоскребов заморских, от схроновых нор

Ядом стелется мрак сатанинский,

Чтобы Русь отравить, чтоб посеять раздор

Меж Славян в их соборном единстве.

 

Но врага, будь он даже хоть дьявола злей,

На Руси ждут с терпеньем суровым

Сталинград, и Полтава, и доблесть Полей

Бородинского и Куликова!

 

     Мужчина замолк. Люди, слушавшие его с суровыми, задумчивыми лицами, нестройно зааплодировали.

     - Как вас зовут? Кто вы? Вы поэт? – взволнованно спросил Артем, протиснувшись к мужчине.

     - Ой, кем я только не был – и строителем, и кочегаром, и преподавателем, и научным сотрудником… Стихи же сочинял всегда. Но с недавнего времени действительно занимаюсь поэзией серьезно. Так что, наверно, можно сказать – да, поэт.

     - Как вас зовут? – настойчиво повторил Артем.

     - Вадим Негатуров… Но не думаю, что мое имя вам что-то скажет…

     - После этого гимна, я уверен, о вас узнают миллионы!

     - Да я разве ради этого писал?.. Я об этом  не думал.

     - А еще что-нибудь почитайте, - застенчиво попросила белокурая девушка, стоявшая рядом с улыбчивым парнем.

      - Читайте! – поддержали ее.

      - Ну, коли хотите еще послушать, так вот, одно из последних…

     Мужчина нахмурился и, возвысив голос, продекламировал:

                                           

    
Когда войной на мирный край обрушит
Свирепый хан безжалостную рать, -
- Дай, Боже, право в руки взять оружье,
Благослови врагу противостать.

Дай, Господи, возможность причаститься
В преддверии загробного пути,
А коль в бою внезапно смерть случится -
- Помилуй и заранее прости…

Мужчина помолчал, задумавшись, и добавил, простодушно улыбаясь:

     - Дай, Господи, коли внезапно смерть случится… А лучше, конечно, еще пожить!

     - Хорошие стихи! – серьезно сказал спутник белокурой девушки.

      - День-то какой задался отличный! – веселым возгласом нарушила лирическое настроение круглолицая женщина. – Солнышко светит, стихи вот слушаем… И, главное, все мы здесь единомышленники! Все как будто родные!

     - Да, все, как родные, - тряхнув белокурой кудрявой головкой, с улыбкой подтвердила девушка.

     - А вас что сюда привело? – спросил ее Артем, невольно залюбовавшись ее застенчивой улыбкой и ясными голубыми глазами.

     - Она вообще-то неслучайно здесь, - вступил в беседу ее спутник. – Кристина – наша активистка, организатор всего этого, - он кивнул на палаточный городок. – Она вместе с другими начинала противостояние майдану здесь,  на Куликовом поле. Кристина у нас тоже человек творческий, - с любовью добавил он, обнимая ее. – Вадим вот стихи пишет для поднятия боевого духа, а она ролики снимает и монтирует. А потом в сеть выкладывает. Вы наберите в социальных сетях ее – Кристина Бережницкая. Посмотрите.

     - Ой, Игорь, ладно тебе, - смутилась Кристина. И добавила серьезно: - Я здесь потому, что иначе совесть меня мучить будет. У меня дедушка против фашистов воевал и погиб, как герой. Что бы он сказал, если бы я дома в такое время отсиживалась…

     - Ну, удачи вам, ребята!

     Артем пожал руку Игорю, дружески кивнул Кристине, и они с Марьяной пошли дальше, переходя от одной группы людей к другой, прислушиваясь к разговорам.

     Их внимание привлекло среди полотнищ с триколором – красное знамя с серпом и молотом. Его держал в руках худенький паренек.

     - А ну, давай подойдем – наш человек, судя по всему.

     Паренька звали Влад. Оказалось, что он – комсомолец.

     - Я лично, как марксист, вижу во всей этой истории возможное начало революции, - пояснил он. – Мы, коммунисты, не должны сидеть в такое время, сложа руки! Мы должны воспользоваться ситуацией, чтобы направить протестные настроения против существующего капиталистического строя. Потому что смена президента – одного буржуя на другого – ничего не даст людям. А присоединение к России? В России такой же капитализм. Нет, надо из этой заварушки раздувать пожар революции!

     - Согласен! – с жаром подхватил Артем, горячо пожимая руку пареньку с небесно голубыми глазами.

     В этот момент у Артема зазвонил мобильник.

     - Это Жорка… Але, Гош, ну, где вы?

     Однако то, что он услышал, очевидно, показалось ему настолько тревожным, что лицо у него вытянулось и напряглось. Нажав «отбой», он провел рукой по лбу, словно желая стряхнуть что-то.

     - Что? Что случилось? – забеспокоилась Марьяна.

     - Случилось… Жорка говорит, что они схлестнулись с националистами. Были провокации. К примеру, все они, чтобы отличать своих, повязали на руку красную ленту. И вот, говорит, что какие-то подонки, с красными лентами, но не наши точно, стали стрелять в националистов. И уже есть… ну, раненые точно. А те, понятно, разъярились, кто-то крикнул, что надо на Куликово поле идти, палатки уничтожить, а всех нас отметелить как следует. В общем, Гоша и дядя Вася сюда идут, на подмогу.

     - Какой ужас! И что теперь делать?

     - Предупредить надо… Эй, ребята, товарищи! – закричал Артем. – Внимание! Сюда майданутые идут!

     Мобильные зазвонили и у других сторонников Куликова поля. Люди, тревожно переговариваясь, собрались вокруг центральной палатки.

     - Товарищи! Друзья! – надрывая голос, кричал крепкий мужчина, забравшись на раскладной стол. – Тревога! Сюда идут майданутые! Их много! Имели место провокации. Толпа настроена крайне агрессивно! Хотят разнести наш лагерь к чертовой матери!

     - Это кто? – спросил Артем у паренька, стоявшего рядом.

     - Это депутат наш, Игорь Ильич.

     - Надо расходиться! – раздались голоса. – Они нас поубивают!

     - Без паники! – размахивая триколором, крикнула какая-то пожилая женщина. – Неужели мы вот так разбежимся, как испуганные крысы? Неужели мы дадим этим нелюдям разнести наш лагерь? Давайте дадим им отпор!

     - Правильно! Думают, мы испугались!

     - Не дадим снести наш лагерь! Будем стоять! – поддержали ее десятки голосов.

     - Да вы что – не понимаете? Они настроены агрессивно! Никакой пользы для нашего движения не будет, если нас всех здесь покалечат…

      Пока спорили – оставаться или нет, до них донесся шум приближающейся толпы – гул голосов, скандирование лозунгов, свист, глухой топот тысяч ног. И вот Куликово поле стало стремительно заполняться нестройной толпой – десятки, сотни разъяренных, ополоумевших в слепой ярости людей, в основном молодых крепких парней, в накинутых на плечи украинских сине-желтых флагах. Они со всех ног налетали на растерявшихся и не ожидавших такого напора защитников Куликова поля, состоявших в основном из пенсионеров, сбивали их с ног, топтали. Сметали палатки и плясали на них, выкрикивая:

    - Кто не скачет, тот москаль!

     Все это напоминало сатанинский шабаш – нечеловеческая ярость, искаженные и оскаленные лица. Как будто бесы вселились в этих мечущихся в желто-синих накидках людей. Откуда-то взялись бутылки с зажигательной смесью,  полетели в палатки. Вспыхнул огонь. И эти костры, и беснующиеся повсюду осатанелые молодчики уже напоминали не шабаш – ад.

     - Ребята, уходим! – крикнул кто-то. – В Дом профсоюзов!

      Защитники Куликова поля стали отступать и скрываться за высокими дубовыми дверями Дома профсоюзов.

      - Отсидимся, а там милиция приедет и разгонит их, - слышались голоса.

      Безоружные защитники Куликова поля, оказавшиеся в меньшинстве перед вооруженными чем попало озверевшими националистами, вошли в здание, в тот момент казавшееся им надежным  убежищем от ярости обезумевшей толпы. Поспешно закрыли за собой двери… На какое-то время показалось, что они спасены. Беснующаяся толпа, крики, свист – все осталось за этими прочными дверями. По толстому дереву колотили чем-то, но открыть, выбить - не могли. Десятки людей стояли плечом к плечу, напряженно прислушиваясь к звукам, доносившимся снаружи. Дом профсоюзов казался спасительной крепостью, способной защитить одесситов от врагов. Прохлада и тишина широких коридоров, высоких лестниц, пустые в этот праздничный день кабинеты… Но вдруг тишина нарушилась топотом и голосами откуда-то сверху, и вот люди, решившие, что они в безопасности, с ужасом увидели, что к ним бегом спускаются по лестнице, перепрыгивая через несколько ступеней,  вооруженные чем-то вроде палок, бит, десятки молодчиков.

     - Да это засада! – закричал Игорь.

      - Мамочка! – по-детски крикнула белокурая девушка Кристина, прижимаясь к нему.

      - Бежим! – Артем дернул Марьяну за руку, но, свернув в ближайший коридор, они услышали и с этой стороны шум приближающейся толпы, казалось, что преследователи стекаются  отовсюду, отрезая возможность убежать, укрыться.

     - Похоже, мы в западне! – прошептал Артем и, увлекая за собой Марьяну, заскочил в ближайший кабинет. Они вовремя спрятались – через несколько мгновений за дверями  раздались топот и гиканье. Тут же до них донеслись звуки расправы – глумящиеся вопли убийц, крики ужаса их жертв… Марьяна побледнела и смотрела на Артема расширившимися глазами.

     - Нельзя так стоять! – прошептала она. – Там людей убивают… Я видела там ребенка.

     Она попыталась вырваться, но Артем стиснул ей руку.

     - Стой! Ты ничего не сможешь сделать, только сама пропадешь.

    - Пусть! Пусти! Я не могу здесь стоять и ничего не делать.

     У нее начиналась истерика. В этот момент потянуло дымом.

      - Да они дом подожгли! Надо выбираться….

      Артем приоткрыл дверь. То, что он увидел, так явно выразилось на его лице, что Марьяна вскрикнула. Он с сомнением посмотрел на нее и прошептал:

      - Держись, детка, держись, там… Но нам надо как-то выбираться… Подумай об Арсении, соберись…

      Марьяна кивнула. Артем крепко сжал ее руку, и они, приоткрыв дверь, проскользнули в коридор, который уже заволокло дымом так, что все виднелось как сквозь серый туман. Они увидели завершение бойни. На полу лежали люди, вернее, то, что от них осталось – растерзанные, полуобгорелые. Среди них - и неестественно выгнутые тела Кристины и Игоря. Белокурые волосы девушки слиплись от крови… Те, что еще были живы, пытались спастись, однако преследователи настигали их, плескали им на голову горящую смесь, головы вспыхивали как факел, несчастные пытались затушить пламя, хватаясь за огонь руками, обжигались, и через миг, уже мертвые, падали на пол. У всех трупов головы походили на обгорелые головешки, а тела, одежда были целые. Какой-то парень пытался отползти в сторону, однако подонки безжалостно глумились над ним, пинали, наконец, кто-то прекратил его мучения, вонзив ему в шею нож.

     - Вот тебе, колорад!

     - Хороши колорадские шашлычки!

     Артем и Марьяна со всех ног бросились к лестнице. Была надежда, что убийцы, добивая безоружных людей, упиваясь казнью, не заметят их. Тем более, что все заволакивал дым.  Вместе с ними к лестнице побежал высокий мужчина с бородой. Однако их заметили.

     - Эй, смотрите, колорады убегают! За ними!

     Несколько убийц бросились им наперерез.

     - Ребята, бегите! – крикнул  бородатый. А сам развернулся к преследователям и, подняв руки с нательным крестом, большим, медным, заговорил, повысив голос:

     - Остановитесь! Я священник. Побойтесь Бога! Прекратите убийство!

     Пробежав два пролета, Артем, обернувшись, увидел, как священника повалили на пол. Взмах чего-то сверкающего – и его руки с крестом лежат отдельно, в наливающейся луже крови…

    Отвлекшись на убийство священника, подонки упустили их, дали возможность убежать. И вот они на втором этаже.

     - Сюда! – Артем указал на приоткрытую дверь ближайшего кабинета.

     Но, заглянув в кабинет, они увидели такое, от чего  Марьяну тут же стошнило, а у Артема как будто в ледяной ком превратилось сердце, так холодно, пусто и страшно стало ему: они увидели распростертую на столе пожилую женщину, которую душил проводом какой-то подонок. Спина ее была неестественно подогнута, скорее всего, сломана. Однако женщина была еще жива – она издавала хрипение, и ее ноги, обутые в стоптанные тапки, судорожно дергались. Удовлетворенный содеянным, убийца выпустил свою жертву и, стянув с плеч украинский флаг,  кинулся к окну, выставил наружу забрызганное кровью желто-синее полотнище, некогда символизирующее безоблачное небо и золотое пшеничное поле Украины, а теперь  оскверненное убийством и залитое кровью невинной жертвы. Толпа снизу ответила ему ликующим воплем и возгласами:

     - Слава Украине!  Героям слава!

    Воспользовавшись тем, что «герой» этот не заметил их, Артем и Марьяна побежали прочь, дальше, вверх по лестнице.

     На третьем этаже они забежали в первый же кабинет. Оказалось, что там уже есть несколько человек, которым так же, как и им, удалось избежать бойни около входа. Среди них оказался  поэт, автор гимна Куликова поля, Вадим, и юный комсомолец Влад, мечтавший раздуть пожар революции.

     - Ребята, без паники, - взывал Вадим. – Сохраняем спокойствие. Это главное.

     - Да что же милиция не едет… - лихорадочно повторяла рыдающая женщина.

     Вездесущий дым уже заволакивал помещение. Люди стали кашлять, придвигаться ближе к окну, в надежде хлебнуть спасительный глоток воздуха. А толпа на площади продолжала бесноваться. В окна Дома профсоюзов летели бутылки с зажигательной смесью. Группа девочек, в накинутых на плечи украинских флагах, разливала «коктейли Молотова», которые подхватывались и, словно гранаты, летели в разбитые окна здания, когда-то символизировавшего мирный труд, а теперь ставшего местом гибели тех, кто пытался защитить и мир, и труд, и возможность просто жить и радоваться этой и без того такой короткой жизни. Но сегодня не их время. Сегодня торжествует Зло…

     - Я попробую прыгнуть, - сказал комсомолец Влад. – Не дожидаться же, когда мы все здесь задохнемся.

     Он встал на подоконник. Неуверенно обернулся и по-детски прошептал, виновато улыбаясь:

     - Страшно…

     И прыгнул. Казалось, он падает медленно, словно в замедленном кадре. Упал…

     - Мамочка, он разбился, - заголосила женщина.

     К ледащему без сознания Владу со всех сторон бросились майдановцы.

      - Помогите ему! Вызовите скорую! – крикнула женщина, задыхаясь и кашляя от едкого дыма. Однако, вместо того, чтобы оказать мальчику помощь, двое подонков стали изо всех сил колотить его по голове битами. Словно дрова рубили – широко замахивались и били наотмашь, пока его лицо не превратилось в кровавое месиво.

     - Они сейчас убьют его! – женщина заголосила, зарыдала, в бессильной ярости потрясая кулаками.

     - Что ж вы делаете, подонки! – закричал Вадим, высовываясь до пояса из окна. Звук выстрела. И поэт, автор гимна, медленно перевалился через подоконник,  и через миг тело его неподвижно распростерлось на асфальте. К нему подбежали было майдановцы, поигрывая битами, не для того, чтобы помочь, а для того, чтобы добить, но, убедившись, что он мертв, потеряли интерес и, разочарованные, отошли.

     - Этот готов…

  Женщина, только что кричавшая и махавшая кулаками, потеряла сознание.

     - Вам плохо? – кинулась к ней Марьяна, сама заходящаяся в кашле.

     - Идем! – решительно дернул ее за руку Артем.

     - Но ей плохо!

     - Ты ей ничем не поможешь! Уже ничем… Надо уходить…

     Они выбежали из кабинета.

     - Куда? – безнадежно спросила Марьяна.

     - Надо на другую сторону! Там, где их нет!

     И они опять бежали куда-то, а дым все сгущался, и дышать становилось все труднее… Один поворот, другой, вереница дверей, за которыми, возможно, притаилась смерть… Они были не одни в этом здании. До них долетали голоса, неподалеку мелькали плохо различимые в дыму фигуры… Наугад спустились по какой-то лестнице, заскочили в первую попавшуюся дверь… Никого. Подбежали к окну, распахнули, увидели, что  находятся в торцевой части здания. Здесь, с торца, было относительно спокойно. Толпа бесновалась с фасада. Сюда лишь долетали отголоски шабаша.  

     - Второй этаж. Надо прыгать… - Артем решительно поставил Марьяну на подоконник.

     - Да… Надо прыгать… - машинально повторила она.

     Артем забрался на подоконник, встал рядом с ней, крепко сжал ее руку.

     - Ну!

     И они полетели вниз, на миг ощутив невесомость полета…

 

                                       Действие 60.

 

     Асфальт, стремительно летевший им навстречу, со страшной силой ударил по ногам. Артем и Марьяна, ошеломленные резкой болью,  беспомощно распростерлись на земле… Однако затуманенное сознание продолжало воспринимать окружающее, и несмотря на, казалось бы, полную отключку, Артем разглядел  бегущую к ним фигуру с развевающимся за плечами украинским флагом.  У Артема зашевелилось чувство самосохранения – укрыться, спастись! Он попытался подняться – безуспешно. Ноги безвольно лежали на земле, чужие, непослушные. Артем стал искать взглядом на земле что-то, чем можно было вооружиться, не нашел – кругом на несколько метров голый асфальт. Однако в тот момент, когда неизвестный подбежал, замахнулся битой, и Артем уже мысленно попрощался с жизнью, ожидая смертельного удара, с другой стороны появился еще один, тоже с накинутым на плечи украинским флагом.

     - Оставь этих мне! – крикнул он. – Я их знаю! У меня с ними свои счеты!

     И, поскольку обладатель биты внешне выглядел хлипким, а второй  казался покрепче, то хлипкий и покинул поле боя, вернее, расправы. «Этот только и может, что беззащитных добивать…» - подумалось Артему. И он тут же перевел вопрошающий взгляд на своего… спасителя? Убийцу?

     - Тебе повезло, сепаратист, что я рядом оказался, - сказал парень. – А то бы замочили тебя, как многих ваших здесь… Девчонка твоя жива?.. Да, шевелится вроде. Я вас ненавижу, сепары, колорады, но считаю, что убивать – это неправильно. Погодьте, ща скорую вызову…

     Он накрыл их украинским флагом, как если бы это были тела поверженных националистов, и исчез. Через несколько минут вернулся, ведя за собой каких-то людей. Артема и Марьяну уложили на носилки, и они поплыли, покачиваясь, увлекаемые куда-то…

     Очевидно, Артем потерял сознание, потому что, очнувшись, не сразу понял, где он. Белые стены, голубоватый свет лампы… Больница! Над ним склонился человек в белом халате, поднес к носу вату с нашатырем. Артем скривился и отвернулся.

     - А, очнулся! – облегченно вздохнул врач. – Как вы себя чувствуете?

     - Ноги… Они сломаны?

     - Нет. Просто ушиб. Повезло вам. Дешево отделались – руки целы, ноги целы.

     - А где Марьяна?..

     - Ваша спутница… не знаю, кто она вам – жена?.. тоже здесь. С ней все в порядке.

     Ободренный, Артем попытался подняться. Он лежал на кушетке, очевидно, в приемном покое. Повернув голову, он увидел на другой кушетке  Марьяну.

     - Марьяна!

     Она медленно повернула голову.

     - Ты как, Марьяна, дружок?

     - Живы! Слава Богу! – слабым голосом произнесла она. – Даже не верится…

     Артем засунул руку в карман джинсов, нащупал мобильник, вытащил, посмотрел. Вроде цел. Значит, удачно упал, а то бы телефон – всмятку. Проверил – работает. На дисплее – с десяток неотвеченных вызовов.

     - Пока я тут лежал – Гошка телефон разбивал своими звонками…

     Артем набрал номер брата.

     - Але, Жора! Не ожидал поди услышать?

     - Артем!!! Господи! Живой! А что с Марьяной?

     - В порядке.

     - Где вы?!

     - Где мы? – задал этот же вопрос Артем доктору. – Нас заберут.

     - В городской больнице.

     - Мы в городской больнице.

     - Ждите! Сейчас будем!

     Когда Гоша с дядей Васей приехали, Артем и Марьяна уже не лежали на кушетках, а сидели на стульях. Марьяну напоили успокоительными, так как она то и дело срывалась на истерику. И теперь она дремала, положив голову Артему на плечо.

     Артем и Георгий обнялись так крепко, словно вернулись с того света и уже не чаяли увидеть друг друга. Дядя Вася тихонько плакал, стесняясь своих слез и отворачиваясь.

     Пока ехали в машине – делились впечатлениями.

     - Мы когда пришли на Куликово, - возбужденно рассказывал Гоша, - уже заварушка началась – палатки порушены, горят. Из окон Дома профсоюзов пламя, дым… И озверелая толпа. Ужас! Мы, понятное дело, красные повязки сняли, чтобы нас тоже не замочили. И стали ходить вокруг да около, чтобы выяснить, где вы и вообще понять, что происходит. Из разговоров мы поняли, что все наши в Доме профсоюзов укрылись. Звонил тебе – ты не отвечал. А потом мы видели, как люди стали из задымленных окон на карнизы вылазить. Какой-то подонок, жирный кабан такой, из настоящего пистолета давай по ним стрелять!

     - А, наверно, это он поэта Вадима подстрелил.

     - Поэт? Вадим?.. Знаю его! Так Вадим застрелен? Или ранен?

     - Да нет, не ранен. Этот отморозок голову ему прострелил, и он из окна выпал.

     Георгий в бессильной ярости сжал кулаки.

     - Слышал, папа?

     Но дядя Вася только беззвучно, по-стариковски плакал.

     - Ну, царство небесное тебе, Вадим… А знаешь, они не уйдут от нашей мести. Найдем сволочей, будем по одному уничтожать! Я, пока среди этих майданутых ходил, старался их лица запомнить… А потом люди стали из окон прыгать. А эти твари – битами их добивать!

     - Знаю, Гош, знаю…

     - Еще мы слышали, как какая-то женщина так страшно кричала в здании и просила помощи, а потом замолкла, и из окна украинский флаг…

     - Мы видели, что с ней сделали, - нахмурился Артем и провел рукой по лицу.

     - Мы ужасно боялись, что с вами… ну, что-то случилось.

     - Чудом выбрались.

     - Мамка звонила постоянно, все о вас спрашивала. И Оксанка… А мы толком и говорить с ними не могли, боялись, что эти подонки услышат что и заподозрят. Как вам удалось выбраться-то оттуда?

     Артем рассказал о том, что им удалось увидеть и пережить. На лицах дяди Васи и Гоши  выражение ужаса сменялось  бессильной яростью.

     - Как?! В нашем городе? В нашем городе! –  повторял Гоша.

     Дома их ждала такая встреча, словно их уже не чаяли в живых увидеть. Тетя Тоня и Оксана обнимали и Артема, и Марьяну, и рыдали в голос. Марьяна тоже дала волю слезам. Хорошо, что маленького Арсения уложили спать, и он не видел их слез.

     Однако и в такой трагической ситуации проявилась сущность украинской хозяйки. Не успели встретиться, как следует выплакаться и выговориться, как она потянула всех за стол.

     - Ну, дорогие мои! Война... Но подкрепить силы надо! Пусть не думают майданутые, что могут нас заморить!

     На столе тут же появилась водочка.

     - Я не смогу есть, - лепетала Марьяна, - у меня просто кусок в горло не полезет. У меня эти картины перед глазами стоят. Трупы! Обгорелые, обугленные… Меня тошнит.

     - Вот и надо  выпить, снять нервное напряжение.

     - Там сегодня люди умерли! А мы…

     - А мы продолжаем жить! Надо выпить за их упокой. Святое дело.

     И, как ни кощунственно это звучит, но Артем и Марьяна, только что чудом избежавшие  смерти, видя вокруг родные лица, выпивая и закусывая, остро ощутили, как это чудесно – жить!      

     На другой день поехали к месту трагедии.

 

                       Действие 61.

 

     Возле Дома профсоюзов бурлила толпа. Одесситы с встревоженными скорбными лицами ходили по площади, на которой еще вчера стояли палатки защитников Куликова поля, как символ того, что жители Города-Героя не сдались, не смирились с приходом к власти фашистов. Теперь всякие следы противостояния были сметены. На ступенях Дома профсоюзов, почерневшего, с выбитыми стеклами и обугленными остовами дверей, лежали цветы, целое море букетов. Горели свечи. Родственники  принесли сюда фотографии погибших. Улыбающиеся лица еще вчера живых людей – беззаботно улыбающихся парней, веселых хорошеньких девушек, пожилых женщин, домашний и уютный вид которых так не соответствовал их участи, солидных мужчин… Все они  еще вчера даже предположить не могли, что умрут мученической смертью, погибнут, как герои.

     Люди заходили через сгоревшие двери в здание, словно в преисподнюю. А как еще назвать это место? Огненный ад, с дьяволами, поджидавшими в засаде, чтобы мучить и убивать! Место страданий и мучительной смерти… Артем, Марьяна, Георгий, его жена Оксана, родители тетя Тоня и дядя Вася, тоже возложили на ступеньки цветы. Марьяна и Оксана приглушенно плакали. Однако когда они переступили порог, Марьяне стало дурно. Она облокотилась на почерневшую от копоти стену, и страшными, расширенными глазами смотрела на пол Дома профсоюзов, словно вновь видела трупы, изуродованные и обгоревшие.

     - Как можно после этого жить? Как?! Я не смогу… Не смогу! Теперь ЭТО всегда будет стоять у меня перед глазами.

    Маленький Арсений потянул ее за руку к выходу.

     - Мама, пойдем отсюда! Я хочу на моле! Хочу гулять! Не хочу сюда!

     - Да… Сейчас идем…

     Сын вывел Марьяну из состояния прострации, она вынуждена была улыбаться ему и казаться веселой. И это спасло ее.

    Артем и Марьяна  решили прогуляться по Приморскому проспекту.

     - Такой ясный,  солнечный, радостный город, - взволнованно говорила Марьяна. – Я не понимаю, как здесь могло произойти вчерашнее… Как вообще можно было безнаказанно, среди бела дня,  убить людей?!

     - Это стало возможно, потому что эти люди – опасны для новой власти. Потому что  нужно было сломить сопротивление в Одессе, запугать людей! – горячо воскликнул Артем.

     - Ты думаешь, одесситов удалось запугать?

     - Не знаю… Не хотелось бы так думать…

     Их внимание привлекло оживление на Потемкинской лестнице. Подойдя ближе, Марьяна и Артем увидели толпу в несколько сотен, состоящую в основном из молодежи, где каждый второй или размахивал украинским флагом, или был завернут в него. Во главе же этой толпы Артем с удивлением увидел своего знакомого по партии «Союз правых» - Романа Лайкина! Он стоял на парапете лестницы и вещал, размахивая руками. Тут же крутились представители прессы – операторы с камерами и вездесущие журналисты:

     - Друзья! Прогрессивно настроенная общественность России – с вами! Мы поддерживаем ваш протест, ваше стремление к свободе и торжеству демократических ценностей! Мы поддерживаем ваш революционный дух!

     - Ура! – нестройными выкриками ответила ему толпа.

     - Не беспокойтесь – прогнивший режим сегодняшней России не сможет вам помешать!

     - Ура!

     - Тем более, когда с вами, за вас  – весь свободный западный мир! Запад вам поможет! А мы мечтаем о том, чтобы такой же «майдан» поскорее произошел бы и победил и в нашей стране! Мы с вами!

     - Ура!

     - Слава Украине!

     - Героям слава!

      - Кто не скачет – тот москаль! – неожиданно выкрикнул Лайкин и, такой  респектабельный, с солидным брюшком, заскакал на парапете. – Кто не скачет – тот москаль!

    - Гыыыы! Ура! – ответила ему гоготом и свистом толпа и тоже принялась скакать, размахивая желто-синими полотнищами…

     - Я сплю и вижу сон? – ошарашено воскликнул Артем.

     - Как ни странно, нет, - усмехнулась Марьяна.

      – Нет, это точно театр абсурда какой-то. Чтобы гражданин России встал на сторону тех, кто ненавидит Россию! Да уж… Это та самая пятая колонна космополитов, которая в свое время развалила Союз. А сейчас они хотят то же самое сделать с Россией. Украина – это генеральная репетиция. Сербия, Ирак, Ливия, потом Сирия – а теперь Украина.

     - Как же я всегда боялась жизни, - вздохнула Марьяна, - хотела спрятаться от нее, укрыться в своем мире. Но, наверно, это невозможно.

     …Вечером за семейным ужином говорили только о вчерашних событиях. Посмотрели было новости, однако тут же с возмущением выключили их.

     - Это же надо! – возмущалась тетя Тоня. – Заявлять, что эти несчастные сами себя подожгли!

     - Погоди – вранья много еще будет! – философски заметил дядя Вася.

     - А вот что пишут в социальных сетях, - взволнованно рассказывал Гоша, глядя в монитор компьютера. – По официальной информации, погибло сорок восемь человек. Говорят, что гораздо больше. Помимо поджога был еще какой-то газ, так что, кто не сгорел – отравились этим газом.

     - Так и зарезанные, и задушенные были, - взволнованно вставила тетя Тоня.

     - Да!

     - Говорю же – там была засада! – подтвердил Артем.

     - А сейчас, - продолжал Гоша. – майдаунская власть не унимается: из больниц забирают тех, кто получше себя чувствует, и арестовывают за беспорядки, представляете? Их же, пострадавших, чудом спасшихся! Ходят слухи, что майдауны будут проникать в больницы и добивать раненых!

     - Нет, это точно конец света! – запричитала тетя Тоня.

     - Силы неравны – надо уходить в подполье, - подытожил Гоша. – А ты, Артем, что думаешь?

     - Не знаю, что вы будете делать, но знаю, что буду делать я, - загадочно улыбнулся Артем.

 

  

.                              Действие 62.

 

   Меня забанили на радио "Свобода". Радиостанция, ратующая за свободу слова, банит тех, кто выражает свое мнение, отличное от мнения редакции. Вот тебе и свобода слова! Вернее, вот она - свобода слова по-западному, когда можно все, что угодно - хоть в церкви плясать, но только не выражать свое мнение, расходящееся с мнением гнилого Запада. А ранее меня забанили товарищи-коммунисты на сайте КПРФ, так как они до сих пор продолжают традиции прогнившей и в итоге проигравшей КПСС, с ее "одобрямс", а кто не "одобрямс", того - в бан!     «Меня забанили на радио «Свобода»! Радиостанция, ратующая за свободу слова, банит тех, кто выражает свое мнение, отличное от мнения редакции. Вот тебе и свобода слова! Вернее, вот она, свобода слова по-западному, когда можно все, что угодно – содомии предаваться или в церкви плясать, но только не выражать свое мнение, расходящееся с мнением гнилого Запада. А ранее меня забанили товарищи коммунисты на сайте СДПРФ, так как они до сих пор продолжают традиции прогнившей и, в итоге, проигравшей КПСС с ее «одобрямс», а кто не «одобрямс», того в бан!» - написал Артем в своем блоге. Теперь он стал врагом и для правых, и для левых. Однако его деятельная натура не могла смириться лишь с войнами в сети… Меня забанили на радио "Свобода". Радиостанция, ратующая за свободу слова, банит тех, кто выражает свое мнение, отличное от мнения редакции. Вот тебе и свобода слова! Вернее, вот она - свобода слова по-западному, когда можно все, что угодно - хоть в церкви плясать, но только не выражать свое мнение, расходящееся с мнением гнилого Запада. А ранее меня забанили товарищи-коммунисты на сайте КПРФ, так как они до сих пор продолжают традиции прогнившей и в итоге проигравшей КПСС, с ее "одобрямс", а кто не "одобрямс", того - в бан!Меня забанили на радио "Свобода". Радиостанция, ратующая за свободу слова, банит тех, кто выражает свое мнение, отличное от мнения редакции. Вот тебе и свобода слова! Вернее, вот она - свобода слова по-западному, когда можно все, что угодно - хоть в церкви плясать, но только не выражать свое мнение, расходящееся с мнением гнилого Запада. А ранее меня забанили товарищи-коммунисты на сайте КПРФ, так как они до сих пор продолжают традиции прогнившей и в итоге проигравшей КПСС, с ее "одобрямс", а кто не "одобрямс", того - в бан!

     Артем что-то задумал – это видели все. Вернувшись из отпуска, главный маркетолог вновь приступил к работе, и вроде вел себя, как обычно, однако по выражению его лица можно было догадаться, что он крайне озабочен чем-то,  мысли его где-то не здесь, и вообще он словно бы вынашивает какой-то план.  С Марьяной  Артем старался не общаться. И  это ее огорчало. Ведь сидят в одном кабинете, в полутора метрах друг от друга, уже не говоря о том, что вместе пережили такое, что должно их объединить, породнить  – но нет… Ей казалось, что никогда еще они не были так далеки.  «После всего кошмара, который мы пережили, он  стал мне… как брат. Как будто что-то навек связало нас… Разве он не чувствует того же, что и я? А может, я наоборот стала ему неприятна? Может, он, напротив, хочет забыть весь этот ужас, а посмотрит на меня – и сразу все вспомнит…»

     Однако недолго она пребывала в  недоумениях и обидах. Их объяснение произошло в самом конце рабочего дня, когда уже и Кирилл, бодро попрощавшись, покинул  офис. Артем метнул на Марьяну быстрый взгляд и тихо проговорил:

     - Ты не торопишься?

     - Нет, - сердце замерло.

     - Разговор есть.

     - Ну?

     Артем придвинул свое  кресло поближе к ней и, глядя в пол, заговорил:

     - Понимаешь, после всего того, что случилось в Одессе…

     - Ну?

     - Ну, я не могу жить, как раньше. То есть, ходить на работу, думать о том, как продвигать бизнес Ветрова, составлять всякие бизнес-планы, выступать на планерках и так далее… Не могу. Мне кажется, что это такая фигня…

     - По сравнению с мировой революцией, - невпопад вставила Марьяна.

     - Ну при чем тут это?

     - Так, поговорка такая была в советское время.

     - Ну, если хочешь, то – да, по сравнению с революцией, с тем, что происходит в мире, и вообще… И я принял решение ехать на Донбасс, защищать их революцию, защищать Новороссию. Я хочу помочь им, чем могу.

     - Ты? Ты хочешь воевать? Но ты не военный!

     - Да. Но сидеть на диване перед компьютером уже не могу. Понимаешь, они поверили нам. Наш президент вернул Крым,  сказал, что мы своих не бросаем,  пообещал,  что если украинская власть будет творить беспредел на Юго-Востоке, он не даст людей в обиду,  и они нам поверили. И там, на Донбассе, провели референдумы, как и в Крыму, и также, как  в Крыму, люди проголосовали  за присоединение к России, и также попросились в состав России,  но им – им он отказал. А на Юго-Востоке думали, что Европа, которая так громко кричит о свободе, что если Европа увидит волеизъявление народа, то  весь мир поддержит их и не даст украинской власти на растерзание. Но они не учли, что в этом «свободном» мире двойные стандарты. В Косово было волеизъявление, на Донбассе – сепаратизм. В Сирии бандиты – это  оппозиция,  а на Донбассе герои, защищающие свои дома,  – бандиты и террористы.

     - Но при чем здесь ты?  Все это так далеко!

     - Далеко? Да уже ближе некуда! Жителей Юго-Востока кинули! Наших кинули! И они воюют, хотя знают, что обречены.

     - Но может, все не  так плохо?

     - Не так плохо? А что у них есть? Автоматы, пара танков времен второй мировой из музеев,  а против них – вся мощь регулярной армии… В общем, я решил ехать к ним, помогать. Я списался через социальные сети с лидерами ополченцев, они ждут меня. Только что я написал заявление на отпуск без содержания. На свои небольшие сбережения я уже купил лекарств, кое-каких продуктов... Знакомый один подбросит меня до границы с Украиной. А там меня встретят. Я передам им… Ну, что поместится в багажнике. Да, это капля в море, но все же…  

     - Передай и возвращайся.

     - Нет. Погоди. К тебе  у меня вот какая просьба… Я считаю, что обязан информировать людей о том, что там, в Новороссии, сейчас  происходит. Да, во всех новостях подробно рассказывают и показывают, все газеты реагируют… Но больше надо, больше! Надо, чтобы не было равнодушных, надо, чтобы люди всем миром встали на защиту малороссов! Так вот. Мы, ну, то есть коммунисты, в свое время начали было выпускать газету «Товарищ». Я это делал для Аси...

     - Которая стала жить с Ветровым?

     -  Да… Я хотел  помочь ей стать депутатом. Потом Асе эта газета стала не нужна. Зачем? Она – депутат, у нее и так все в шоколаде.

     - Ты ее любил?

     - Что?

     - Асю ты любил?

     - С чего ты взяла? Ну, да, она мне нравилась…

     - А сейчас?

     - Сейчас – нет.  Я думал,  что она моя единомышленница, революционерка, а она оказалась просто карьеристкой… Так вот… Блин, я тебе о деле, а ты о каких-то бабьих глупостях!

     - Я слушаю.

     - Я хочу попросить тебя продолжить выпуск газеты… Подожди, не перебивай! Это будет выглядеть так. Я оставлю тебе денег. Дам координаты типографии и верстальщика. Выпускай каждую неделю. Нанимай раздатчиков, но следи, чтобы не халтурили, нельзя, чтобы газета уходила на помойку. Я возьму ноутбук и постоянно буду слать тебе статьи, сводки, интервью и так далее. Ну? Что скажешь? Согласна помочь?

     - Нет!

     - Нет? Почему?

     -  Потому что я поеду с тобой! – выпалила Марьяна.

     - Что?!

     - Я поеду с тобой. Как только ты сказал, что решил ехать, тут же и я  решила, в ту же секунду. Потому что куда ты – туда и я.

     - Но это не прогулка в Одессу! Я еду на войну.

     - И я поеду на войну.

     - Меня могут убить, я знаю это и спокойно принимаю. И тебя могут убить, там вообще-то стреляют.

     - Ну и пусть!

     - А Арсений?

     - Пока ты говорил, я уже все придумала. Он будет с Надей.

     - А если с тобой что случится?

     - Он будет с Надей.

     - А газета?

      - Надя и газету будет издавать. На нее можно положиться.

     - Она такая твоя хорошая подруга?

     - Да.

     - Но ты еще не говорила с ней, может, она откажется.

     - Я поговорю. Ты когда едешь?

     - Послезавтра.

     - Ну, так я тоже сейчас же напишу заявление.

     - Не торопись, обдумай все как следует. Это очень серьезно.

     - Я обдумала. Если там каждые руки на счету,  я буду воевать, буду медсестрой,  поварихой, кем угодно, но я буду там.

     - Не перестаю тебе удивляться! Не думал, что ты такая… боевая.

     - Да я вовсе не боевая. Мне ужасно страшно! Но, говорю же – я буду там, где ты.  

     Артем молчал, глядя на нее с удивлением.

     - Понимаешь, после того, что мы вместе пережили в Одессе, я поняла, что никуда я тебя не отпущу! Мы вместе чуть не погибли в Доме профсоюзов, и ты решил, что можешь ехать без меня? Никогда!

    - Боже мой! Марьяна!

     На его глазах показались слезы, он обнял ее и с силой прижал к себе.

     - Ты мне – как брат, - шептала Марьяна, с упоением обнимая его.

     - А ты – мой единственный настоящий друг. Ни один друг не сделал бы того, что делаешь ты…

     И вот наступил день отъезда. Марьяна в камуфляжных штанах и рубашке защитного цвета, с подстриженными до плеч волосами, из-за чего она походила на худенького большеглазого мальчишку, сидела на кровати рядом с Надин. На полу Арсений перебирал игрушки. Бабушка пекла пироги.

     - Итак, интернет тебе провели. Осваивай ноутбук, это не трудно. На твою электронную почту я буду присылать материалы.  

     - Да-да, я все сделаю, как надо.

     - Не сомневаюсь… Только  ты уж, пожалуйста, пиши поподробнее о Сенечке…

     - Обязательно!

    - Давай проверим еще раз! Контакты верстальщика…

     - Есть.

     - Типографии…

     - Есть.

     - Вот деньги… Ну, с Богом!

     - Не волнуйся! - Голубые глаза Надин смотрят твердо. – Езжай спокойно. За Арсением присмотрим. Твои поручения выполню. Будем на связи. Храни вас Бог! И тебя, и Артема!

     Девушки крепко обнялись.

      - Если не вернусь, вот… Тут все написано, чего куда, - Марьяна смущенно протянула Наде исписанные листы.

     - Не думай об этом! Мы обязательно увидимся! – Надя нахмурила белесые брови.

     - Обязательно увидимся! – с деланной улыбкой не очень уверенно воскликнула Марьяна. – А все-таки возьми… Ты это, почту, почту проверяй каждый день!

     - Каждый час буду смотреть!

     - Ну, пока!

     - Пока!

     - А вот и пироги!

     Бабушка поспешно вышла из кухни, неся завернутые в чистое полотенце горячие свежие пироги и на ходу укладывая их в сумку. Марьяна бросила отчаянный взгляд на сына и вышла, не оглядываясь.

     …Дней через десять прохожие, спешащие к метро, бросали  удивленные взгляды на девушку, сидящую в инвалидной коляске и раздающую газеты. Девушка размахивала газетами и выкрикивала слабеньким голосом:

     - Сводки с украинского фронта! Из первых рук! Нам пишут очевидцы и участники боевых действий! То,  о чем молчит официальная пресса…

     Многие пробегали мимо, цедя сквозь зубы – «Достали с этой Украиной…» Но большинство людей подходили, брали газеты и уносили с собой, с суровыми лицами пробегая кричащие и взывающие к их совести заголовки.

     А что же на самом деле происходило в Новороссии?

 

 

 

 

                                          Действие 63.

 

 

      Черный джип подъехал к границе, затормозил и остановился. Из него вышли Артем, Марьяна, Тимур и сопровождавший их водитель. Солнце уже садилось, но все равно пекло. По обе стороны от границы широко раскинулись русские поля, усыпанные разноцветными мелкими цветами, над которыми  порхали белые бабочки. Поле, русское поле… Ты одно и то же и по одну, и по другую сторону границы. И там, и здесь одинаково зеленая трава, одни и те же цветы, и бабочки, перелетая с цветка на цветок, пересекают границу, даже не подозревая о том, что они попадают на территорию чужого государства. Чужого… Кто разделил тебя, русское поле, искусственной и чуждой и природе, и разуму границей? Кто постановил, что по эту сторону русская земля, а по эту – не русская? Не русская… А чья? Не ходят ли по ней люди, у которых родственники, дети, родители, по эту сторону границы, и называются русскими? Не считают ли они сами русский язык – родным? Так почему они – чужие? Почему они – граждане чужого государства? Абсурд! И почему ради суверенитета искусственно созданного государства должны погибать люди, жизнь которых бесценна, в сравнении с этим самым «суверенитетом», который не нужен никому, кроме политиков, придумавших его, чтобы держать граждан в узде? Но этот вопрос – риторический, так как жизнь любого человека  – ничто, пока существует такой порядок вещей, который еще называют «мировым порядком» те, кому это выгодно, чтобы создать видимость, что так и должно быть.

     Из белого здания КПП вышел молоденький пограничник, лениво подошел к джипу.

     - Здравия желаю! Вы откуда?

     - Из Питера.

     - Ого! Занесло вас… Куда направляетесь-то?

     - В Н-ск.

     Паренек, прищурившись, оглядел их камуфляжи. Бросив беглый взгляд на Марьяну, спросил:

      - Не страшно?

     - С такими ребятами – конечно, нет! – весело ответила она.

      - Документы, - устало произнес паренек.

     Артем протянул пограничнику документы, прищурившись, поглядел вдаль и выдохнул облегченно:

      - А вон и за нами, видимо.

      С украинской стороны к ним приближался микроавтобус.  Затормозил. Из него вышли три человека, тоже в камуфляже. Направились к ним. Тот, что шел впереди, помахал рукой, крикнул:

     - Товарищ Артем?

     - Да! Пока документы оформляют, сгрузите себе все, что у нас в багажнике… Леонид, - обратился он к водителю, - помоги.

     Из джипа выгрузили коробки с лекарствами, упаковки с продуктами, бутыли с водой.

     Когда формальности были закончены, Артем, Марьяна, Тимур по очереди пожали руку Леониду, который привез их сюда.

     - Держитесь там, ребята! – напутствовал он их. – Ну, с Богом!

     Леонид сел в машину и уехал, а они, бросив прощальный взгляд на русскую сторону, перешли границу и направились к ожидавшему их микроавтобусу.

     - Давайте знакомиться, - сказал тот, который окликнул Артема. – Юрий.

     - Андрей, - представился небритый суровый человек с голубыми глазами на смуглом лице.

     - Сергей, - весело улыбнулся веснушчатый паренек.

     - Я Артем. Это Марьяна. Тимур.

     - Я коммунист, - с вызовом подчеркнул Тимур.

     - Это хорошо, - похлопал его по плечу Юрий. – Здесь ты среди своих. Мы вот тоже против олигархов всяких, у нас народные республики – Донецкая и Луганская. Их мы и защищаем… Ну, загружаемся,  да и поехали.

     Во время пути Артем расспрашивал Юрия:

     - Как обстановка в городе?

      - Да как… Нормально. Выдюжим.

      - Город в блокаде, - хмуро вставил Андрей. – Продукты не подвозятся. Последняя машина, которая пыталась продукты подвезти, была обстреляна. Снаряд в пекарню попал, так что и без хлеба остались. Полки в магазинах пустеют. Водопровод не работает. Воды в городе нет. Электричества – тоже. Многие уехали. Остались в основном те, кому податься некуда.

      - Ничего, выдюжим, - прищурившись, протянул Юрий.

     - Стреляют? – осторожно спросил Артем.

      - Постреливают… - кивнул Юрий. – Да скоро сами все увидите. Дивчине, может, страшно будет. С непривычки. А мы ничего, привыкли.

     - Сил-то город оборонять хватает?

     - Сейчас ничего, - кивнул Юрий. – А поначалу, конечно, полная растерянность была… Укры атакуют, надо защищаться, как? С чем? С кем?.. Регулярной армии у наших республик нет, пошли дома свои защищать простые люди, невоенные. У меня хоть какой-то опыт –  в милиции всю жизнь проработал. А другим поначалу тяжко пришлось… Но ничего, привыкли помаленьку. Мы в ополчение пошли – я да десять моих друзей, кто не испугался. Сейчас у меня батальон. И оружие появилось. Ничего, выдержим…

     - Выдержите, а дальше что? – продолжал расспрашивать Артем. – Планы-то какие у вас?

     Юрий закурил, прищурился и задумчиво посмотрел в проносившуюся за окном машины даль.

     - Планы-то? Ну, лично я считаю, что если только обороняться – это поражение. Укроповская армия все равно нас сильнее. Их больше, они лучше вооружены. Им вся Европа - и Америка – помогает. Оружием, наемниками… Нас мало. Это как один процент к ста.

     - Что ж делать?

     - Наступать.

     - То есть?

     - А вот смотри…  - Юрий выпустил длинную струю дыма. – Ничего, что при даме курю?

     - Да конечно, - отмахнулась Марьяна.

     - Вот смотри, - продолжал Юрий, оценивающе разглядывая Артема. – Сначала Новороссией себя объявила большая часть Украины. То есть все территории, которые всегда исторически были  русскими. Это, кроме нас, и Одесса, и Харьков… А теперь Новороссия скукожилась до размера наших республик. Остальных запугали. Но протест зреет. Слышал, в Одессе постоянно взрывают?

     - А то! – Артем улыбнулся, вспомнив брата Георгия.

     - Вот я и думаю – на Киев надо идти. Наступать надо, а не обороняться. Когда наши люди увидят, что мы идем освобождать их от фашисткой власти, поддержат.

     - Верно! – воскликнул Тимур. – И тогда можно не просто фашистскую власть свергнуть, но и строй поменять! Совершить революцию! Возродить социализм!

     - Ну, - снисходительно улыбнулся Юрий. – Я так далеко не заглядываю – строй сменить… Я в этом, в политике, ничего не понимаю – капитализм там, или социализм. По мне, так пусть и богатые будут, только пусть не наглеют. А для этого – да, сильная власть нужна. Что-то типа царя.

     - Вы не правы! – горячо воскликнул Тимур. – Нельзя уповать на царя! А если, к примеру, царь плохой попадется? Что тогда? Система должна быть, а не личность! Система, при которой «плохой» правитель смещается по воле народа.

     - Не знаю… Я так далеко не заглядываю, - упрямо повторил Юрий. – для меня главное – державность, патриотизм, русский мир наш, и сильная рука, которая не допустила бы такого майдана. Это – главное.

     Но тут въехали в город. И спор прекратился. Артем и Тимур прилипли к окнам в ожидании увидеть, как выглядит осажденный город. С первого взгляда не заметно было, что  здесь что-то не так. Высятся многоэтажки, проплывают районы пятиэтажек. В парках гуляют люди, мамочки с колясками. По улицам проносятся автомобили, неспешно движется общественный транспорт. Но чем дальше, тем больше примет того, что в город, такой с виду мирный, зеленый, пестрящий рекламными объявлениями, пришла беда. Вот мимо проплыла пятиэтажка, половина верхнего этажа которой  выбита снарядом: обнажившаяся стена квартиры с обгоревшими желтыми обоями, обугленные кирпичи, провода, торчащие из крыши с зияющей дырой… Мимо проехал танк… Их автобус резко объехал воронку от снаряда, прямо посреди дороги…

     Но вот и приехали. Двухэтажный дом с палисадником перед двумя подъездами.  Люди в камуфляже у крыльца. Когда стали  выгружать продукты и лекарства, подошли, стали помогать.

     - Спасибо, ребята, за помощь.

     - Да что?.. Понимаем, что мало.

     - У нас каждая капля воды на счету, каждая крошка хлеба. Война…

     - Лекарства сразу в больницу везите, - распорядился Юрий и махнул рукой в сторону здания. – Продукты – тоже. Здесь не так много, больницу бы обеспечить… А вы, ребята, тут пока остановитесь. Ненадолго. На днях уже выдвигаться будем. А пока располагайтесь.

     - Идемте, провожу, - кивнул Андрей.

     Поднялись на второй  этаж. Андрей показал их комнаты.

     - Здесь мужчины… А здесь – женщины. Марьяна, с вами в комнате повариха наша будет – Вера. Не против?

     - Нет, конечно. Спасибо.

     Мужчины вошли в отведенную им комнату, а Марьяна – в свою. В комнате – только самое необходимое.  Две кровати. Возле каждой – тумбочка. В углу – узкий шифоньер. На стене – овальное зеркало, под ним – раковина. Видно, бывшая гостиница. Скорее, общежитие. Одна кровать явно обжита – покрывало примято, на него  небрежно брошен халатик. Марьяна скинула свой рюкзак на незанятую кровать. В душ бы… Вспотевшее под камуфляжем тело просит воды, свободы, жаждет освежиться. Но – она не дома. Где здесь душ? Да и есть ли в нем вода? Вряд ли… Что ж, придется привыкать к неудобствам походной жизни.  

     Дверь распахнулась, в комнату влетела полная кучерявая блондинка. Увидев незнакомку, громко ойкнула:

     - Ой! Простите… А, вы, которая из Питера?

     - Да. Здравствуйте. Стесню вас ненадолго.

     - Да ладно, стеснит она… Располагайся! Ничего, что на «ты»? Некогда нам тут политесы разводить. Меня Вера зовут.

     - Марьяна.

     - Красивое имя, редкое… Голодная, поди?

     - Поела бы.

     - Поела бы она… А то! С дороги-то!

     - Но сначала душ бы…

     - Давай так -  я тебя накормлю, а потом сбегаем искупаемся. С водой-то у нас напряженка. Ты с кем?

      - С ребятами…

     - Дак давай заберем твоих ребят - и в столовку. Тоже, поди, голодные.

      Вышли во двор. Артем и Тимур уже были там и беседовали с ополченцами:

     - Мы же это… - прикуривая, говорил Андрей, - понадеялись, конечно, на Россию. Пример Крыма нас вдохновил, окрылил просто. Мы тоже провели референдум, тоже за отделение от Украины проголосовало больше 90% населения. Но России мы оказались не нужны, - он горько усмехнулся. – Не поддержал нас ваш президент. Но когда укропы бомбить нас начали, мы подумали, что вот тут-то он точно за нас заступится. Он же сам говорил, что если население юго-востока будет притесняться, Россия вмешается. Но – нет… И тогда мы поняли, что помощи не будет. Самим придется себя защищать. Ну, что ж… Мы все равно ни о чем не жалеем. Жить под фашистским правительством, когда нам на родном языке говорить не разрешают… когда нам указывают, какие мы праздники можем отмечать, а какие – нет… Никогда! Мы здесь на своей земле, свою землю защищаем… Вам, ребята, спасибо. Приехали к нам, хотите помочь… К нам из России много едут. Вчера вот из Москвы двое рябят приехали.

      - Вот как? И где они?

     - Да где… - Андрей поежился. – Только познакомились, всего день они у нас пробыли, и… погибли оба… Ну, царство небесное.

      Все замолчали, думая об одном и том же и пряча друг от друга глаза. Вера нарушила неловкое молчание:

     - Здорово, новенькие! Чего пригорюнились? Айда в столовку! Подкрепитесь с дороги!

      Щавелевый суп и вареники с вишней и картошкой показались сказочно вкусными. Запивали ужин холодным квасом.

     - Очень вкусно! Спасибо, Верочка! – нахваливали мужчины.

     - А ведь все сготовлено, можно сказать, из топора. Воду  из колодца брала – водопровод не работает. Щавель в саду нарвала, вишню тоже. Картошка еще с прошлого года. Квас сама настаивала. А получилось ничего!

     После ужина всей компанией отправились купаться на озера.

     - Озера наши уникальные, целебные. Окунешься – и станешь красавица, как в сказке... У нас мужики как делают? Намыливаются прям поверх одежды – и в воду. За одним и постираются, и помоются.

      Купание освежило, придало сил. Даже настроение улучшилось. Казалось, что они здесь, у этих простых, радушных людей, просто в гостях. Решили прогуляться, познакомиться с городом.

     - Вон водовоз приехал! – махнула Вера в сторону машины с цистерной. Возле нее уже образовалась очередь. И народ – с канистрами, пластиковыми пятилитровыми бутылями – все прибывал.

      Горожане изо всех сил, назло войне, старались жить мирной жизнью. Вон, примостившись на ящике, сидит пожилая женщина, с головой, повязанной белым платком. А на другом ящике перед ней расставлены «полторашки» с молоком. Народ подходит, интересуется. А стена, к которой прислонилась торговка молоком, изрешечена пулями…

    А вот свадьба: молодые – невеста, как водится, в белом платье, с декольтированными плечами, смоляные локоны покрыты прозрачной фатой, а жених – в камуфляже, с пистолетом на поясе. Их окружают гости, смеются, разливают шампанское в бокалы. Памятное фото на фоне горы, занятой украинскими войсками, откуда методично ведутся обстрелы непокорного города. Молодые позируют на фоне этого страшного места, ставшего для многих источником смерти. Смеются. Завтра, сразу после брачной ночи, молодой муж отправится в ополчение, противостоять не на жизнь, а на смерть, в сотни раз превосходящим силам украинской армии.

      - Вот это славянка! – воскликнул Артем, залюбовавшись сочной красотой невесты. – Такую славянку не запугать! За такую и умереть не страшно!

     После прогулки медленно возвращались в приютивший их дом. Теплый ветерок лениво шевелил  цветы в парке, монотонно стрекотали кузнечики…

     - Розы-то, розы… - причитала какая-то старушка, остановившись над клумбой с засыхающими цветами. – Их же поливать надо!

     - Эк, нашла, чего жалеть, - на ходу бросил прохожий. – Тут люди гибнут, а ты – цветы пожалела…

     - А как же! – возразила старушка. – Их вот посадили весной, на радость людям, а тут – война эта проклятая. А цветы – они ни при чем…

     Солнце багровым шаром нависло над горизонтом. Природа готовилась к мирному сну. Все разошлись по своим комнатам.

      Марьяна уткнулась носом в прохладную, пахнущую мылом, наволочку, и крепко уснула.

     Однако сон ее был недолгим. Проснулась она от страшного грохота. Марьяна в ужасе вскочила, выглянула в окно. Ночь. Темнота взрывалась ослепительными вспышками. И грохот. Такой, что натужно звенят стекла, дрожит мелкой дрожью кровать. Марьяна, как завороженная, не могла оторваться от зловещего и все-таки притягивающего какой-то страшной красотой, зрелища.

     - Марьянка! – дернула ее за руку Вера, пытаясь увлечь куда-то. – Бомбят! Айда в подвал!

     - Вот так, наверно, будет выглядеть апокалипсис, -  прошептала Марьяна.

     - Что? Не до поэзии тут! Тут взаправду помереть можно!  Прятаться надо! В подвал! В подвал!

      Какой-то шальной снаряд разорвался совсем неподалеку, ослепив и оглушив. Девушки завизжали, инстинктивно прикрывая головы руками, отпрянули, упали на пол и прижались к доскам, словно доски могли спасти. Теперь уже и Марьяна поняла масштаб грозившей им опасности. Оторваться от пола было страшно, но Вера первая нашла в себе мужество подняться:

     - Давай за мной, девонька! Не бойся! Вставай!

     Марьяна, испугавшись, что Вера исчезнет, и она останется совсем одна в этом грохоте и вое, вскочила и кинулась  прочь из комнаты.

     - Вера, Верочка! А как же мои ребята?  Их надо предупредить…

     - Не боись – наши их не бросят. Ты себя лучше спаси. А о ребятах позаботятся.

      Поспешно спустились в подвал. Туда уже набилось много народу. Сидели, привалившись к стене, неровно мерцали свечи. Марьяна лихорадочно оглядела незнакомые суровые лица.

      - А Артем? Его здесь нет!

      Марьяна  повернулась, чтобы бежать из подвала, но в дверях столкнулась с Артемом.

      - Артем! Слава Богу! А я за тобой…

      - Ты здесь? Ффу… А я за тобой уже сбегал. Комната пустая. Стекло разбито.

      Артем и Марьяна притулились в углу и, прижавшись друг к другу, вслушивались в долетавшие до них разрывы снарядов, грохот, свист…

     

 

                                          Действие 64

 

      Утром выползали из подвала невыспавшиеся, подавленные. Когда Марьяна и Вера вошли в свою комнату,  им предсталоневеселое зрелище:  зияющее рваной дырой окно, разбитое стекло, осколки которого усыпали пол и разобранные постели. Вера всплеснула руками и, убежав куда-то, вернулась с совком и веником.

      - Ой, беда-то какая! – причитала она.

     Марьяна некоторое время постояла молча, но решив, что она не только не помогает Вере, но, возможно, мешает своей праздностью, развернулась и вышла на улицу. Почти сразу она увидела Артема.

     - Идем в город! – подбежав к ней, сказал он. – Фотик взял. Пора фотооотчет для газеты готовить. И вообще, мало ли что, может, помощь кому нужна… У меня аптечка с собой.

     Безлюдный город встретил их зловещей тишиной, которую время от времени нарушал тревожный вой сирены скорой помощи. Земля была взорвана снарядами – вот рваная дыра в асфальте, вот ощерился обнаженной черной ямой зеленый газон с  вырванными   цветами.  А вот снаряд угодил в детскую площадку – дымится домик около песочницы, искорежены качели. Прошли чуть дальше – поваленные, расколотые в щепы, деревья… В жилом доме пожар – угодило прямиком в квартиру, отвалилась стена, обнажив стены,  из дверного проема  валит густой дым. Артем достал фотоаппарат и стал снимать.

     Еще несколько шагов…

 – Что это? – недоуменно спросила Марьяна и, поняв, дико вскрикнула: на земле лежало то, что еще несколько часов назад было  человеком, а теперь это  – обугленные останки, с оторванными ногами, лежащими в луже потемневшей крови, неестественно вывороченными руками, в скорбном жесте поднятыми к небу… Еще несколько метров – страшная в своей неподвижности женщина, которую накрывают картоном сосредоточенно молчащие люди…  Еще десяток шагов – на земле лежит девушка, белокурые волосы разметались, короткая джинсовая юбка задралась, обнажая длинные стройные ноги. Рядом – малыш в ползунках и распахнутой распашонке, на крошечной головке кружевной чепчик… Марьяна бросилась к ним, опустилась на колени перед девушкой.

     -  Сейчас я помогу вам… Вы ранены?

     Она подняла безжизненную руку, попыталась нащупать пульс – не слышно… Но, может, она ошибается? Ведь она не врач… А ребенок? Если раненая мама упала, то он мог и ушибиться. Осторожно перевернув малыша, она дико закричала – вся его спинка была изодрана, органы обнажены… Марьяна дико закричала и заплакала, раскачиваясь в бессильном отчаянии над этой незнакомой девушкой и этим младенцем.  Артем продолжал снимать, затем, посуровевший, с влажными глазами, твердо произнес:

     -  Перестань! Пойдем отсюда…

      До них донесся пронзительный,  все нарастающий сигнал скорой помощи, вскоре они увидели и саму машину. Марьяна бросилась ей наперерез. Машина затормозила. Высунулся водитель:

     - Ну, что там?

     - Девушка… И ребенок… Мертвые.

     - Ну, раз мертвые… Что вы от нас хотите?

      - Их забрать надо. И в морг.

     - В какой морг?.. Электричества нет, холодильники не работают. Надо закопать их, где лежат. Жара…

     - А опознать? Родственники ведь волнуются, наверно, ищут… Девушка совсем молоденькая, малыш…

      Мужчина только рукой махнул.

     - Некогда нам, девонька… Нам к живым бы поспеть.

     Машина газанула и скрылась за поворотом.

     Марьяна и Артем шли дальше, переступая через оторванные руки, обугленные тела, головы с распахнутыми в немом ужасе ртами… По дороге им опять встретилась та же молочница, отрешенно привалившаяся к стене, изрешеченной пулями. Увидев их, она лениво крикнула:

     - Свежего молочка! Ряженки!

     Заметив, что люди идут куда-то в одну сторону, Артем и Марьяна присоединились к этой веренице скорбно и сосредоточенно молчавших мужчин, женщин, детей. Оказалось, что путь их лежал в церковь. Голубые купола с золотыми звездами, потемневшая от времени кирпичная кладка церковных стен, высокое крыльцо, ведущее в храм… Вместе с другими, Артем и Марьяна вошли в прохладное помещение. Купол уходил ввысь, как бы в самое небо, а оттуда, сверху сожалеюще смотрел на своих бесприютных детей Господь Бог, раскинув руки, словно хотел всех обнять и защитить. А в церкви было тесно от множества народа, который лежал, сидел на матрасах, мешках с тряпьем… Священник в черной рясе медленно переходил от иконе к иконе, зажигая свечи перед образами. Поравнявшись с Марьяной и Артемом, ласково щурясь, улыбнулся:

     - Здравствуйте! Тоже приют ищете?

     - Здравствуйте. Да нет, просто зашли.

     - Вы местные?

     - Нет. Мы из России. Из Питера.

     - Вон оно как… Давайте знакомиться, - священник протянул Артему руку, - Георгий.

      - Артем… Вас зовут, как моего брата. Он в Одессе. Не сладко им там сейчас… Но он у меня боевой.

     - А как же иначе – имя обязывает. Георгий Победоносец. Так-то… А вы не в доброе время к нам приехали.

     - Потому и приехали, что время тревожное… Как тесно тут у вас…

     - Так ведь народ отовсюду сюда стекается. И те, кто дома лишился, и те, кто просто считает, что раз храм божий – здесь безопаснее. В лихую годину всегда так – где люди спасения ищут? В храме. И батюшка для них –  и утешение, и  помощь. Я для каждого и слово доброе найду, и рану перевяжу, и до больницы добраться помогу. Как увидят мою бороду – так все им спокойнее. Я вчера в больнице был. Подошел ко мне парнишка, показывает – руку, мол, оторвало. А ему – ничего, мы с тобой и одной рукой обнимемся, и рюмку поднимем за мир и за здравие, одной рукой.

     - Правительственные войска прямым попаданием разрушили храм Иоанна Кронштадского в Донецке, - медленно произнес Артем, - прямо во время службы. Погибли прихожане, ранен настоятель… Не уберег их ваш бог.

     - Все в воле Божьей, - смиренно возразил священник.

     - Вообще очень много нападений на православных священников, - продолжал Артем. – Наверно, в них, как и в памятниках Ленину,  видят олицетворение России, которую они ненавидят.

     - Россию, говорите, ненавидят? – оживился священник. – Как вы правы! А кто научил их ненавидеть Россию? Двадцать лет их воспитывали по учебникам истории, что Россия – враг, что Киевская Русь – это и была изначально Украина, а Московская Русь – это соседнее, враждебное государство. А они, молодежь, что? Они всю эту пропаганду впитали.

     - Да, ненависть украинцев к русским –  это что-то новое, - невесело усмехнулся Артем.

     - Новое? – вскинулся батюшка. – Да это все старое, этому вашему «новому» тысяча лет! Изначально целят в Святую Русь, понимаете? Украинцы – не враги русским! Они – марионетки в руках западных кукловодов! Поймите – не Украина заокеанским кукловодам нужна, а Россия!

    - Да, - согласился Артем. – Наши богатства, наши природные ресурсы.

     - И это тоже. Только главное-то не это… Главное – дух наш сломить, душу нашу изгадить и в грязь втоптать. Потому что здесь – духовное противостояние прежде всего! И удается им покуда, удается… Читал в интернете репортаж иностранного репортера… Пишет он, что довелось побывать и на той стороне, и на этой. И – что вы думаете, он подметил? И на той, и на другой стороне говорят по-русски, и там, и там – в блиндажах русские книги и записи на русском языке. И там, и там – православные иконы! И на тех, и на других – православные кресты! Вот что страшно!

     - Да, это страшно, - кивнул Артем.

     - А если шире смотреть, - продолжал Георгий, - то сейчас идет  давление на всех православных христиан. Сербию уничтожили. Сейчас вот Сирию уничтожить пытаются – каждый день молюсь, чтобы выстояла. Вырезают там христиан целыми поселениями, уничтожают православные святыни. Или на днях – мусульмане поймали и казнили пятьдесят египетских коптов. За что? За то, что христиане. Если раньше, лет тридцать назад, на острие бритвы были социальные противоречия – противостояли системы, капитализм и социализм, и борьба велась за то, какую систему выбрать – социалистическую или капиталистическую, то сейчас на острие – религиозно-духовное противостояние. Силы зла ополчились на православие.

     - Да уж, - вздохнул Артем, - религиозные войны… Как это все устарело, прямо как в средние века. Вообще  мы переживаем сейчас эпоху регресса.

     - Ничего не устарело! И в средние века, и в наше время, и в будущем – всегда эта тема религиозно-духовного противостояния будет актуальна, пока апокалипсис не произойдет.

     - Благословите, отец, - вдруг смущенно сказал Артем, неловко опускаясь на колени перед священником. Тот  мелко перекрестил его, добродушно улыбнулся:

     - Ну, ничего, ничего, жить долго будешь, я чувствую. Давай, парень, дерзай, на добрые дела тебя благословляю!

     Когда вышли из храма, Марьяна удивленно обратилась к Артему:

     - Не думала, что ты верующий.

     - Я не верующий.

     - Тогда  с чего ты вдруг?..

     - Не знаю, - нахмурился Артем. – Вдруг почувствовал, что надо. Предчувствие, что ли…

       В тот же день отправились на передовую.

 

 

                                     Действие 65

 

          Прошел месяц с тех пор, как Марьяна, Артем и Тимур находились на линии фронта. Война показалась им делом нудным и кропотливым, и совсем негероическим. Постоянно переходили с места на место, чтобы противник не смог пристреляться. А там рыли траншею, ставили тент, под которым спали или укрывались от дождя. Марьяна готовила еду на костре. Дым от костра и эта, пропахшая дымом, еда – суп, каша с тушенкой - напоминали туристические походы, пение под гитару на привале. Только здесь вместо гитарных переборов звучали разрывы снарядов. Монотонная работа, забота о хлебе насущном притупляли чувство опасности, помогали забыть о близости смерти. А она незримо присутствовала совсем рядом… Вот шальная пуля пролетела с тихим свистом – и упал боец, который только что шутил, прикуривая… Или совсем молоденький парень, задетый снарядом, умер от потери крови, до последнего вздоха с надеждой глядевший на Марьяну – помоги!  Она перевязывала его раны, то и дело меняя бинты,  и видела, как быстро уходит из него жизнь… И все-таки жертв было мало. Умело прятались, переходили с места на место.

     Однако скоро эта игра в войну, переходы и перебежки закончились. Война бродила рядом да около, играла с ними в прятки, но настал момент, когда она  объявила им – «Игра окончена!».

     В то утро спокойно позавтракали, и каждый принялся заниматься своим делом – Марьяна вычищала кастрюльки, ополченцы – кто чистил оружие, кто, в который раз, укреплял блокпост, наворачивая один на другой мешки с землей, передвигая тяжелые плиты, которые должны были служить дополнительной защитой, укладывая сверху и с боков покрышки, ставшие символом украинской революции. Ласково светило солнце. Легкий ветерок лениво шевелил траву на полях, за которыми в смутной дымке виднелась лесополоса. День обещал быть жарким.

     - Как думаете, отстоим город? – спросил Андрей, задумчиво глядя вдаль.

     - Должны отстоять, - твердо сказал пожилой мужчина с добродушным лицом и проницательным, умным взглядом. Звали его просто Виктор. Марьяна и Артем знали, что он кандидат математических наук, преподаватель вуза. – Отступать некуда. Силовики заходят в села, которые мы вынуждены были оставить, и расправляются с местными жителями. Рассказывают, в одном поселке расстреляли мальчишек четырнадцати-пятнадцати лет за то, что какое-то оружие у них нашли. А в другом, - голос его дрогнул, - расправились с семьей ополченца… Согнали местных жителей, и на их глазах мальчонку трехлетнего прибили на доску, распяли, как Христа, да еще кожу подмышками надрезали, чтобы крови больше вытекло… Уж там визгу, крику было… Люди сознание теряли. И все это на глазах у матери. В итоге ее, когда она уже в глубоком обмороке была, в упор расстреляли.

     - С семьями ополченцев везде расправляются, - горько усмехнулся один из слушавших. – Рассказывают, что в Дмитровке дочь и жену ополченца изнасиловали и расстреляли… Да и не только. Боязно за своих…

     Все угрюмо молчали.

     -Мои в Россию перебрались, - глухо сказал один боец.

     - Мои тоже, - добавил другой. – Мать вот только ехать отказалась… Ээх…

     - Вот они что думают, власти украинские? – заговорил немолодой ополченец. - Они думают, что после того, что они с нами сотворили, еще есть возможность какого-то, пусть даже худого, мира?! Да разве люди им такое простят?! Никогда! Если они нас задавят – будет партизанская война… Месть будет. Но мира, и Украины, какой она была, и какой ее хотят видеть новые власти, не будет!

  - Или люди разбегутся все, - тряхнул головой веснушчатый парнишка Сергей. – В Россию.

     - Больно нужны мы России – там и своих проблем хватает.

     - А правду говорят, что всю эту бодягу укроповские власти затеяли, чтобы нас с этой земли выжить? – спросил высокий, смуглый ополченец Тарас. – Говорят, продана наша земля компании этой американской… ну, которая добычей нефти занимается. Так вот, чтобы не мешать ей нашу землю осваивать, нас и сгоняют.

     - Ерунда это, - возразил Андрей. – Причина в том, что мы покориться не хотим… И бежать мы никуда не будем. Мы создали народные республики – за них и стоим… Эй, почему флаг наш до сих пор не установлен? Это же наш символ, ребята!

    Он торопливо принес  флаг Новороссии, триколор с привычными красной, синей полосой, и непривычной черной, как бы символизирующей трагическую судьбу непризнанного государства, укрепил знамя между плитами.

     - То-то, - сказал он. – Надо видеть, за что воюем.

    Тимур тут же нырнул под тент и вернулся с советским флагом – красным, с золотым серпом и молотом в верхнем углу. Красное знамя он приладил рядом с флагом Новороссии.

     - Вот так-то лучше, - заметил он. – Красное знамя нашим дедам помогло фашиста победить в 45-м, поможет и теперь с новыми фашистами справиться. А вы – с каким-то триколором… Имперский флаг!

     - Ну, и что? – пожал плечами Андрей. – Я – за империю! За российскую империю!

     - А в российской империи у самих проблем хватает. Ишь, к России они присоединиться захотели… А Россия-то сама – капиталистическая! Буржуазное государство, со своими пороками, олигархами, и прочей нечистью. Советскую Новороссию создавать надо, вот что! Вот смотрите, у вас произошла настоящая революция. Против чего восстал народ? Против олигархов, коррупции и прочих пороков капиталистического строя.  И где была ваша компартия? Почему не возглавила протест? Ведь и у нас коммунисты также рассуждают – вот произойдет революция, народ восстанет, тогда мы и выйдем на сцену, тут как тут, возглавим протест и поведем народ к светлому будущему. Да только не пойдет народ за нашими коммунистами, как не пошел за вашими! Ну, запретили украинскую компартию – кто за нее заступился? Запретят нашу – все утрутся.

     Вдруг тишину разорвал грохот близкого взрыва. Земля содрогнулась. Все повскакали с мест, вгляделись в ту сторону, где прогремел взрыв.

     - Ребята, укры наступают! Вон от лесополосы бронетехника их ползет!

     - Три… пять… восемь БТР-ов. И еще, и еще!

     - Гляньте, пехота с ними!

     - Ну и ну… Как же это они не побоялись? Они же предпочитают в открытый бой не вступать.

     - А вон и вертолеты. Прикрывают их.

     - Ну, с вертолетами мы быстро справимся. Ребята, заряжай нашу «малышку»!

     Так ласково называли единственную имеющуюся в их распоряжении ПЗРК. Приволокли ящик со снарядами. На снарядах от руки написано было – «За Одессу!», «За Славянск!», «За Краматорск!»

          После девяти часов утра началось выдвижение бронетехники минимум с трех направлений. Три бронегруппы, от шести до тринадцати машин, сопровождаемые  ротой пехоты каждая, начали наступление по ведущим к городу дорогам.

     В ходе боя три бронетранспортера встали. Солдаты укрылись в лесополосе.

     - Бегут…, - констатировал факт Андрей, приникший к дулу Калашникова. – Вот смотрите, - обернулся он к Артему, Тимуру и Марьяне, которые находились рядом и тоже держали по автомату. – Никакого энтузиазма у укров! При первых же выстрелах с нашей стороны – техника встает или откатывается. Бойцы разбегаются. Вот потому-то и не могут нас одолеть, хотя силы – несопоставимы. Нас – несколько сотен, три танка да пара ПЗРК. У них – тысячи солдат, десятки вертолетов, самолетов, сотни танков и БТР-ов… Боевой дух – главное! Он – сильнее мертвого железа! Мы – свою землю защищаем, а они – понимают, что преступление совершают, что права морального не имеют против нас воевать…

     - Так ведь это отличительная черта украинских нациков, - подхватил Артем. – Они никогда не умирали за свою идею! Бить в спину, грабить, устраивать резню беззащитных – это пожалуйста.  

     - Ребята! Осторожно! Новая атака! – крикнул Андрей.

     Атака началась не со стороны основной трассы, ведущей к городу, где уже стояли брошенные бронетранспортеры, а с боковой проселочной дороги, выходящей из примыкавшей к блокпосту лесополосы.

     - Раз… два… три… пять… - считала Марьяна выползавшие из рощи железные смертоносные чудовища. В воздухе застрекотал вертолет. Ополченцы переместились к тем укреплениям, откуда исходила первостепенная опасность. Вертолет, подбитый из ПЗРК, выпустив столб черного дыма, стремительно полетел к земле и рухнул в каких-то сотнях метров. Грохот от взрыва был чудовищный. Земля содрогнулась. Несколько секунд оглушенные бойцы ничего не слышали. А танки неумолимо подползали… Снаряды берегли, поэтому технику подпускали совсем близко, и били наверняка. Но танки все ползли и ползли.

     - Да чего вы не стреляете? – закричал Андрей, подползая к ополченцам, которые оборонялись с этой стороны.

     - Снарядов нет, - растерянно пожал плечами веснушчатый Сергей, моргая белесыми ресницами.

     - И что теперь? Сдаваться? – рявкнул Андрей, хотя на его суровом и мужественном лице промелькнула тень растерянности и замешательства.

     - Да нет, не сдаваться, - горько усмехнулся преподаватель математики Виктор. – Держитесь, ребята! Я пошел…

    Он вскинул связку гранат, перевалился через укрепление блок-поста и с криком «Смерть фашистам, мать вашу…!», бросился под ближайший танк.

     - Пригнись! – истошно закричал Андрей. Все попадали на землю, втискиваясь в нее, зажимая уши, чтобы не оглохнуть окончательно…

     - Виктор! – дико крикнул Андрей и вдруг заплакал, что так не вязалось с его суровым лицом.

     - Царство небесное! – перекрестился Сергей, побледнев.

     Другие ополченцы, с посуровевшими лицами, тоже тяжело перекрестились, у некоторых дрожали руки.

     - Какой человек был! – вздохнул кто-то.

      - Я, когда в детстве читала про войну, всегда думала – да что это за люди тогда были такие особенные, - медленно произнесла Марьяна, обращаясь к Артему, но широко открытыми глазами глядя куда-то сквозь него. –   Сейчас, думала, люди не те…  Не способны ни на что такое… И вот… - По ее лицу покатились слезы.      

     - Да… - начал было Артем, как вдруг что-то с такой силой грохнуло совсем рядом, даже как будто внутри него самого, что он потерял сознание, погрузился темноту и, такая спасительная, желанная, тишина накрыла его…                              

                                          Действие 66.

 

     Ситуация выходила из-под контроля. Впервые Владислав Альбертович, который всегда считал себя хозяином жизни, везунчиком, почувствовал себя неуютно. Почва уходила из-под ног, казалось, скоро все рухнет…

     Рабочий день Кукловода начинался с того, что он проверял валютный курс и цены на нефть. Увидев, что доллар и евро продолжают ползти вверх, а цена на нефть упала ниже себестоимости, он привычно чертыхнулся. Раздался вкрадчивый стук в дверь, Владислав крикнул «Войдите» несколько более нервно, чем обычно. Вошел его помощник.

      - Ну, что там? Рассказывай… - Владислав устало прикрыл веки.

       - Новые санкции, Владислав Альбертович…

        - Ну?

         - Европа прекратила поставлять нам молочные и мясные продукты…

          - Значит, будем наших производителей поощрять…

      - В Финляндии молочная продукция, которая шла к нам на экспорт, теперь выставлена в магазинах на специальных полочках. Бесплатно. А вот после запрета на ввоз к нам польских яблок в Польше прошла забастовка фермеров. Они привезли несколько фур с яблоками и вывалили их перед зданием правительства…

     - Главное, чтобы у нас из-за этих чертовых санкций забастовка не произошла… Да, кстати! – преувеличенно весело воскликнул Владислав. – Я в социальных сетях такую смешную фотографию видел: представь, сидят наши мужики за столом, на столе – икра красная, черная, балыки разные, рыба красная, водочка, понятно, а они сидят, пригорюнившись, и подпись – «Как же мы теперь без польских яблок?»

     Помощник сдержанно улыбнулся.

      - Ты мне вот что, - посуровел Владислав, - ты мне не про забастовки польских фермеров рассказывай, а о том, как наши коммерсанты на все это безобразие реагируют, нет ли у нас забастовок…

      -Насчет забастовок пока тихо…  Очень много банкротств. Привыкли брать кредиты, а теперь – не взять, санкции. Соответственно, деньги потрачены, в расчете на кредит, новых взять неоткуда – банкротство.

     - Вот он – русский «авось», не на чем не обоснованная уверенность, что кредиты будут всегда, как смена дня и ночи. Идиоты…

      - Особенно турфирмы пострадали. Объявили, что не могут выполнить обязательства перед клиентами…

      - А клиенты, наш средний класс, в это время где-нибудь в Тайланде или на Бали матюгаются, что из отелей выселяют, домой добраться не на что, - подхватил Владислав. – Да еще и цены на продукты повышаются, доллар растет… Что, градус недовольства зашкаливает?

     - В некоторых секторах хозяйства происходят массовые увольнения и снижения зарплат. А топ-менеджеры государствообразующих компаний, наоборот, требуют повышения окладов, так как из-за большого доллара им стало сложнее содержать яхты и виллы, то есть, поддерживать привычный уровень жизни.

     - Но в целом пока спокойно.

     - Народ, в общем, относится с пониманием. Рейтинг нашего президента по-прежнему высок, как никогда. Трудные времена всегда сплачивали наш народ.

     - Народ-то, может, и сплачивается, только это до поры до времени. Народ, он что? Под влиянием пропаганды его в момент раскачать можно. Достаточно вспомнить 80-е в Советском Союзе.

     - Пропаганда против нашего президента и его политики усиливается, это так, - согласился помощник. – Активизировались радиостанции «Свобода», «Дождь», «Эхо»… Многие наши творческие деятели открыто заняли антироссийскую позицию.

     - Надеются, что и у нас майдан будет... Только через мой труп! Если это произойдет, я почувствую личный проигрыш, как профессионал. Знаешь, с тех пор, как американцы заслали к нам посла, специалиста по цветным революциям, я при встрече с ним прямо какое-то личное соперничество чувствую. Так и хочется ему сказать: «Ну,  кто кого?»… Так, Злобин здесь?

     - Ждет.

     - Пусть заходит. Через час – Зубанов.

     - Да, я передал ему. Будет.

     - Свободен.

     - Владислав Альбертович, это еще не все.

     - Что еще?

      - Угрожают отключением России от мировой платежной системы.

      - Ха! И нам как – вагонами партнерам деньги возить?

      - А вот новый список лиц, счета которых аннулируются в западных банках, и которым отныне запрещен въезд в страны Евросоюза и США.

     - Как страшно, хе-хе! Ладно, после посмотрю.

     - Владислав Альбертович, в этом списке и вы.

     - Вот как? Но у меня, к счастью, нет счетов в западных банках. И нет недвижимости за рубежом. И путешествовать я в ближайшее время не собирался. И вообще, включение моей скромной особы в этот список воспринимаю, как признание своих заслуг перед Россией.

     Владислав сказал это и резко замолчал, вспомнил про Веру. Он не видел ее уже много лет, но согревала сама мысль, что в любой момент он может сорваться и полететь к ней. И вот – теперь эта мечта стала недосягаемой.

     - Можешь идти. Вопросов к тебе нет. У меня много работы.

     - Владислав Альбертович, и еще…

     - Что еще?

      - Президент ждет вас сегодня в семь вечера у себя.

     - Хорошо. Буду. Спасибо… А что там Коротков? Его уже выпустили из заключения?

     - Да, но… Его опять задержали…

     - В чем дело?

     - Не успел выйти, как был замечен в подземном переходе, раздающим листовки экстремистского содержания.

     - Как? Сам раздавал? Лично?

     - Лично. Арестован на 15 суток.

     - Это странно… Так что ж ты молчишь?

     - Не думал, что о такой детали надо докладывать вам.

     - Ошибаешься, это важная деталь! И если ты сам не можешь отфильтровать, что важно, что нет, докладывай мне все! Слышишь? Все! Я сам буду решать, что важно, что нет!

     - Понял.

     - Иди…

     Владислав устало закрыл глаза. «Раздавал листовки… Зная, чем это ему грозит… тем не менее раздавал сам, не успев выйти из тюрьмы… Это неспроста… Что бы это значило? Я уже не понимаю, что происходит».

     Помощник вышел. Вместо него появился Злобин.

     - Здравствуйте, Иван Валерьянович! Присаживайтесь, пожалуйста. Чай? Кофе?

     - Нет, спасибо.

     - Я вас пригласил, потому что… Видите сами, какая ситуация… Пятая колонна подняла голову. Повторяется сценарий 80-х. Тогда тоже весь Запад был против нас, цена на нефть рухнула, пропаганда… Правительство сначала растерялось, затем смирилось, и тем самым позволило врагам все уничтожить, разрушить, пустить с молотка… И постаралось, по возможности, тоже нагреть на этом руки. Разница между тем временем и нашим в том, что наше правительство сдаваться  не собирается. Надо защищаться, Иван Валерьянович. Идеи есть?

     - Нуу, я, со своей стороны, всю агитацию направил на поддержание духа патриотизма, державности, на поддержку нашего президента… посредством интернета, разумеется. Мы готовим митинг. Ожидается, что выйдет порядка десяти тысяч человек – представителей нашего движения. Люди буду в красных одеждах, идти будут маршем, четкими шеренгами, чтобы, знаете ли, создать ощущение монолитности, единства, ощущение того, что эта масса – как один человек. Их движения будут синхронны – они отрабатываются на репетициях. Ритм будет отбиваться на барабанах. Возможно, по ходу движения будут создаваться пирамиды…

     - Что?

     - Пирамиды. Ну, помните, на массовых мероприятиях в 30-х годах увлекались. Разумеется, подключим профессионалов - акробатов.

     - Акробаты – это хорошо… - пробормотал Кукловод, а про себя добавил: «Митинг… Акробаты… Театр абсурда…»

     - Согласен, акробаты – это хорошо, - подхватил Злобин, - Митинг будет широко освещаться на телевидении, поэтому зрелищность будет обеспечена…

     Владислав прикрыл глаза и неожиданно подумал о том, как же он устал… Злобин продолжал увлеченно рассказывать, не сводя с него цепкого  взгляда.

     - Хорошо, занимайтесь. Вы профессионал и знаете, что делать.

     Когда Злобин вышел, Кукловод процедил сквозь зубы: «Шут, скоморох!» Следующим в кабинете появился Зубанов. Он казался возмущенным и сразу взял инициативу в свои руки.

     - Я понимаю, зачем вы пригласили меня, Владислав Альбертович. Это безобразие - то, что вытворяет загнивающий капиталистический Запад. Россия в опасности, как никогда! Мы, со своей стороны, сочли необходимым ослабить оппозиционную деятельность и критику в адрес правительства и президента. И без нас критики хватает со стороны либералов. Мы, напротив, на страницах оппозиционной прессы выступаем с разоблачением политики западных стран.

     - Я слежу за вашими выступлениями. Еще идеи, предложения есть?

     - Ну, а какие могут быть идеи? Делаем, что можем. Не считаю ситуацию такой опасной, как в 80-х. Главное, в чьих руках средства массовой информации, особенно телевидение. А СМИ все-таки в 90% отражают официальную политику. В 80-х же все СМИ отдали на откуп пятой колонне.

     - Тогда не было интернета. И телевидение, и газеты, и радио – не играют сейчас такой роли, как в 80-х. Интернет, вот что наращивает популярность! Если мы не можем закрыть доступ к интернету – хм, так ведь? или полностью подчинить себе виртуальное пространство, то мы должны наращивать наше присутствие в нем. Вы же продолжаете опираться на традиционные СМИ, действуете по-старинке.

     - Приму ваше замечание к сведению.

     - Да, примите, пожалуйста, и продолжайте в том же духе. Возникнут идеи, предложения – сразу ко мне.

     «Беззубый импотент», - пробормотал Владислав и стал морально и информационно готовиться к разговору с боссом.

     … После разговора с президентом Владислав чувствовал себя полностью разобранным. Глава государства говорил, по обыкновению, вкрадчиво, но за его вкрадчивой вежливостью чувствовался металл. Мастер пиара оправдывался почти теми же словами, что и Зубанов – работаем, все под контролем, основные средства массовой информации в наших руках, особенно, телевидение и т.п. И то, что он оправдывается, тоже злило его. Домой ехать в таком настроении не хотелось. Чтобы успокоиться и привести мысли в порядок, он решил завернуть к своим любимым куклам. Был уже поздний вечер. Охранник, привыкший к тому, что влиятельный чиновник может внезапно появиться, отвел его в большой зал. Деликатно вышел.

     Кукловод устало опустился на пол, помолчал, затем заговорил:

     - Ну, привет! Как дела?:.. А у меня неважно. Знаете, это как кукловод в театре, - Владислав всплеснул руками, шевеля пальцами, как будто к ним приделаны невидимые нити, на его лице появилась зловещая улыбка, - как кукловод, который думал, что он управляет своими куклами, что может по своему желанию веревочку перерезать у какой-нибудь неугодной куклы… И вдруг он понимает, что веревочки перепутались, и куклы пляшут сами по себе… Это из песни, кажется. Да, пляшут сами по себе и не слушаются его. И еще, некогда недооцененные мною либералы-западники, или правые, превратились в реальную угрозу, более ощутимую, чем коммунизм, который в глубокой… глубоком кризисе. Но кто бы мог подумать, что ситуация на Украине примет такой оборот? Если бы не майдан, мы бы так и жили себе спокойно, приручали и без того не опасную оппозицию… Вот тебе и русский «авось», который ты так осуждал только что в коммерсантах. И шеф тебя за то же самое укорил. Прохлопали ушами ситуацию на Украине, успокоились, что никому мы не нужны, решили, что нас оставили в покое… Тетя Маша на кухне не могла предвидеть, а ты мог и должен был предвидеть и предотвратить!.. Как я устал! Как же я устал! Голова пустая – никаких мыслей, никаких идей…

     Владислав опустил голову на сложенные на коленях руки и долго сидел в такой позе отчаяния и бессилия… Звонил телефон, он лишь устало нажимал на отбой.

     Затем встряхнулся и с беспомощной улыбкой потянулся за планшетом.

     - Вера, Вера! Как ты мне нужна, именно сейчас! Как я хочу увидеть тебя, поговорить…

     Он вышел в скайп. На экране – как обычно, красивое и безмятежное лицо его бывшей жены. Но на этот раз Владислав уловил на этом когда-то столь любимом лице выражение презрения и отчужденности.

     - Здравствуй, Вера! Можешь пообщаться? Я очень устал… Мне так нужна какая-то поддержка, что ли, моральная, душевная…

     - От меня ты ее не дождешься.

     - Вот как? Что случилось?

     - Ты еще спрашиваешь, что случилось? – в голосе Веры послышались истеричные нотки. – Да то, что мне стыдно, что ты был моим мужем! Россию все ненавидят, все! Весь мир! Все мои знакомые! И ты думаешь, мне приятно сознавать, что политика агрессии, захвата, войны – все это благодаря тебе?!

     - Ты зашорена западной пропагандой, - холодно ответил Владислав.

     - Ты хочешь сказать, что я такая дура и не понимаю, что происходит?! Ну, спасибо…

     - Мы проводим правильную политику, политику в интересах России, и я горжусь шефом – он держится, несмотря на весь ваш шакалий вой.

     - Политика в интересах России… Какой пафос! Оставь это для прессы! Со мной это не прокатит – я тебя знаю: для тебя нет ничего святого, ты человек без принципов, ты все готов продать ради собственной выгоды!

     - Моя выгода напрямую связана с Россией. Я не вижу себя в другой стране. Я хочу, чтобы дома было хорошо, чтобы меня и моих детей ожидало благополучное будущее. И мысль о том, что я формирую это будущее, что от меня во многом зависит судьба России – да, это не громкая фраза, это меня… вдохновляет.

     - На что вдохновляет, на убийство?!

     Ее вопрос хлестнул, как пощечина.

     - Какое убийство?

     - Не притворяйся, что не знаешь, ты, всезнающий! Все СМИ только и говорят об этом – час назад убит Денис Тарновский!

     - Что?! – Владислав вспомнил холеное лицо оппозиционера. Сегодня он должен был давать большое интервью на одной из либеральных радиостанций…

     - Делаешь вид, что не знаешь… Стыдно? Разве не по твоему приказу Дениса убили?

     - Пошла на …!

     Владислав выключил скайп.

     «Прощай, Вера!» -  прошептал он, и лицо его вновь приобрело обычное выражение холодной решимости. Он схватил телефон – сколько неотвеченных звонков… Набрал помощника.

     - Владислав Альбертович, с вами все в порядке? Мы не могли дозвониться до вас, не знаем, где вы…

     - Со мной все в порядке. Что там с Тарновским?

     - Убит. Прямо на Красной площади. Фото с места убийства, с трупом на фоне Кремля облетело все зарубежные СМИ.

     - Что известно?

     - После интервью зашел в ресторан, поужинал с подругой…

     - Это которая украинская модель или еще кто?

     - Она… Пошли на его квартиру… Тут его и… застрелен шестью выстрелами.

     - Девушка цела?

     - Девушку не тронули. Убийца скрылся с места преступления на машине.

     - Девушка задержана? Что говорит?

     - Да ничего – в состоянии шока.

     - Еще что?

     - Либералы подняли крик, говорят, что это чисто политическое убийство, что власть начинает расправляться с неугодными, независимыми политиками.

     - Еду!

     «Как некстати! – думал Кукловод, сбегая по лестнице.  –  Так вот почему Коротков раздавал листовки…»

                                            Действие 67

 

          … Непривычная тишина  поразила Артема. Он с трудом приоткрыл глаза – и не понял, где он. Дощатый потолок… Скосил глаза - часть дощатой стены. Свет пробивается между щелей. Повернув голову, охнул, такая сильная боль пронизала тело, на миг потерял сознание, когда очнулся и вновь открыл глаза – увидел тесный узкий сарай, в котором, кроме него, неподвижно лежало прямо на земле еще несколько мужчин в камуфляже, по-видимому, тоже раненых.

     - Эй, ребята, - шепотом позвал он, - есть тут кто живой?

     - Ну? – повернувший к нему голову оказался веснушчатым парнишкой  Сергеем. Однако теперь веснушки на его лице побелели и почти сливались с белесо-серой кожей. – Ох, Артем…

     - Серега! Слышь, мы где? Что с нами вообще?

     - Хреново, - перекосился Сергей. – В плену мы, к укропам попали… Меня в ногу ранило. Блин, болит страшно! Ох… Ты без сознания был. Я уж думал, не очнешься.

     - Кто тут еще?

     - Больше из наших никого. Все здесь ополченцы, все раненые.

     - А остальные наши как? Что случилось вообще?

     - Не знаю, не помню… без сознания был.

     - А Марьяна?

     - Не знаю, говорю же…

     Мужчина, лежащий рядом, зашевелился, приподнял голову.

     - Здорово, ребята! – прохрипел он. – И вам не повезло? Тоже попались?

     - Мы раненые, без сознания были, - обиженно возразил Сергей, моргая белесыми ресницами.

     - Да это понятно… Мы все тут раненые в разной степени… Мне вот руку перебило… Пальцы не шевелятся… Вчера мы попались с ребятами… Они нам допрос учинили… Пытают, вот что противно… - Мужчина здоровой рукой задрал рубаху. На боку была выжжена свастика. – Видали? Жгли, так что мясом паленым воняло… А Васе, - он мотнул голову в сторону тяжело и натужно, с хрипом дышащего, метавшегося без сознания мужчины, - ребра железным прутом перебили. А Витьку расстреляли… Сразу почти. Для острастки… Могли меня расстрелять… Или Васю… Так уж получилось… Не повезло… Или повезло? Его не мучили хотя бы… Так что знайте, к чему готовиться… А я уж и не надеюсь живым отсюда выбраться…

     Артем и Сергей слушали его с содроганием. Переглянулись. В глазах обоих застыл ужас.

     - Пытааать будут? Мамонька, а я боли боюсь, - как-то по-детски протянул Сергей.

     - А как вас зовут? – спросил Артем, чтобы как-то разрядить атмосферу.

     - Игорь.

     - Послушайте, Игорь… - начал было Артем, но разговор их прервали.  Снаружи послышались голоса,  они приближались, и вот дверь сарая распахнулась, впустив в сырую темноту двух мужчин в камуфляже, с автоматами.

     - Где тут новенькие? – спросил один из них, произнося слова  с южнорусским говорком.

     - А вот они, - весело отозвался второй, легонько подтолкнув ногой Сергея, который лежал ближе к двери. Парнишка громко вскрикнул.

     - Что, ватник, больно? А не фиг было в террористы идти… А вот и второй, очнулся, кажись, - указал он прикладом на Артема. – Давай, мужик, поднимайся, на выход. И ты тоже.

     Артем кое-как поднялся. Голова кружилась, шатало.

     - Да как же мне встать? Нога перебита, - начал было Сергей, но его прервали.

     - Ничего, не развалишься. Здесь тебе не госпиталь, нянчиться с тобой не будем. Выходи, или прям здесь пришьем.

     В Сергея нацелилось дуло автомата. Морщась, он с трудом поднялся, стараясь поджимать покалеченную ногу.

     - На выход! Оба! Руки за голову!

     Артем и Сергей вышли из сарая и очутились на просторном деревенском дворе, заросшем чертополохом. Солнце садилось, освещая природу красноватым мягким светом.

     - Ну, кто из вас… - военный достал российский паспорт и прочитал, - Артем Вениаминович Скорохватов?

     - Ну, я… - нехотя отозвался Артем. Обыскали, значит.

     Мужчина достал и повертел в руках бейджик.

     - Ты, стало быть, редактор, собкорр газеты «Товарищ»?

     - Я.

     - А откуда эта газета?

     - Питерская.

     - Тююю, какая птичка к нам залетела, - присвистнул военный, протягивая свои находки напарнику. Тот полистал паспорт, покрутил бейдж.

     - Н-да… Из России… Журналист, значит… Добро. Ну, и как ты, журналист, с террористами вместе оказался?

     - Что тут непонятного? Работа, - буркнул Артем, соображая, что именно это обстоятельство может спасти их всех. Главное, протянуть время. – И этот со мной, - кивнул в сторону Сергея. Собкорр наш местный, фотограф.

     - Фотограф? И где ж его техника?

     - А это ваших людей спросить надо, где наша техника, - хмуро ответил Артем. – техника, между прочим, недешевая. А, как я понял, ни мобильников, ни фотокамеры вы нам не оставили.

     - Палыч, слышал?

     - Дык… Какая техника в такой мясорубке? Скажете тоже…

     - Вот, - подхватил Артем. – А нам перед руководством отчитаться надо будет. Скажи, Серега?

     - А то! – с отчаянием обреченного подхватил игру Сергей. – Надает начальство по шапке-то!

     - Слышь, ты, Артем Скорохватов, ты радуйся вообще, что живой остался. И что документы не потерял. А то бы с вами по-другому поговорили. Уведи их. Пусть сидят покуда.

     Артема и Сергея увели обратно в сарай. Когда шаги их тюремщиков затихли, Сергей, которого била мелкая нервная дрожь, судорожно разрыдался:

     - Господи, спасибо тебе, отнес! А то я уже с жизнью попрощался… Господи, слава тебе!

     - Успокойся, Серега! – Артем с силой тряхнул его, приводя в чувство. – Радоваться будешь, когда на свободе окажешься. А сейчас – держись, не раскисай! Прорвемся…

     - Что? – поднял голову Игорь, глядя на них мутными глазами. – Что-то быстро вы.

     - Пока живем, - стараясь бодриться, весело сказал Артем. – пока спасло нас то, что я журналист. А Серега – фотограф.

    - Фотограф, фотограф, - радостно смеясь, закивал головой все еще возбужденный Сергей.

     - Так вы журналисты? – оживился Игорь, взгляд его просветлел. – Ну, может, это спасет всех нас. Может, и пытать перестанут, огласки побоятся. Дай-то Бог!

     Артем и Сергей растянулись на земляном полу, радуясь короткой передышке.

     - Надо срочно выбираться отсюда! - взволнованно прошептал Артем. – Если они наведут справки, и узнают, что газета несерьезная, нам конец… Как же там Марьянка?! Надеюсь, что живая!

                                                       Действие 68.

 

     Марьяна очнулась в просторной больничной палате, где, кроме нее находились еще люди, с отрешенным видом лежащие на своих кроватях. В два окна, крест накрест обклеенных бумагой, чтобы стекла не выбило взрывной волной, светило солнце. Доносилось беспечное пение птиц… Марьяна некоторое время мучительно соображала – почему она в больнице, что произошло? Вспомнила бой, со всех сторон ползущие на них БТРы, Виктора, бросившегося под танк, взрыв и… и больше она ничего не помнила. Резко приподняв голову, она оглядела очертания своего тела, закрытого одеялом – руки и ноги на месте, ничего не оторвало, ничего не отняли. А где Артем?! Она попыталась сесть, голова закружилась от резкого движения так, что Марьяна снова упала на подушку. Полежала, закрыв глаза. Затем вновь приподнялась и оглядела палату. Палата большая, коек много. На них лежат и мужчины, и женщины. Но вроде все незнакомые – Артема среди них нет. Дождавшись, когда в палату вошел врач, немолодой мужчина, с воспаленными от бессонных ночей и усталости глазами, она окликнула его, удивившись, насколько слабо звучит ее голос:

     - Подойдите, пожалуйста…

     Врач поспешил к ней.

     - Очнулись? Как себя чувствуете?

     - Все прекрасно… Доктор, а можно как-то узнать… я страшно волнуюсь… как наши… и что вообще случилось… я же ничего не знаю… и я здесь не одна, с моим… мужчиной… Артем Скорохватов… о нем что-то известно?!

     - Не волнуйтесь. Сейчас я вам расскажу все, что знаю. Очевидно, в результате взрыва вас контузило, вы потеряли сознание, и ваши товарищи вынесли вас. Вот. И доставили сюда. Опасности нет. Еще несколько дней, и вы будете в норме, - он попытался улыбнуться, но улыбка получилась вымученная.

     - То есть, со мной ничего серьезного?

     - Ничего. Поправляйтесь.

     - А другие?

     - Не владею информацией. Многих ранили. Они здесь. Город, главное, отстояли. Страшно представить, что было бы, если бы силовики сюда вошли. Рассказывают, что когда они в захваченные города, или в деревни, заходят… Ой, ладно… - он прикрыл глаза рукой. – вам нельзя волноваться. Все позади. Поправитесь, и лучше вам уехать из нашего кошмара. Домой.

     - А Артем Скорохватов? Не помните? Поступал такой?

     - Нет. Такой не поступал, - доктор отвел взгляд.

     - Вы что-то знаете про него? Его убили?

     - Ничего не знаю. Не слышал о таком. Слушайте, вот когда зайдут вас  навестить – тогда и спросите.

     Навестили Марьяну только к концу дня. Пришли Тимур, Юрий, Вера. Кудрявая толстушка принесла вареники с щавелем и первый вопрос, который она задала, был:

     - Тебя хоть покормили?

     - Пока нет… Да я и не хочу – голова болит, тошнит… Я сплю целый день.

     - И не покормят! – убежденно заявила Вера. – Потому что нечем! На вот, ешь, пока горяченькие… Как ты?

     - Все в порядке.

     Вера с интересом оглядела ее, точно видела впервые.

     - Ишь ты, какая отчаянная, а с виду и не подумаешь, такая худенькая, скромная.

     Марьяна приподнялась на локте:

     - Спасибо вам, ребята. Ну, рассказывайте. Что там случилось? Где Артем?

     - Ешь, а то не будем рассказывать, - пряча глаза, сказала Вера.

     - Ты-то как? – спросил Юрий, как показалось Марьяне, уклончиво.

     - Юра, что с Артемом? – настойчиво повторила Марьяна. – Убили?!

     - Нет… Вернее, не знаем, - Юрий прямо посмотрел ей в глаза. – Потерялся Артем.

     - Ффу… ну, хоть какая-то надежда… Я уж было испугалась… Что значит – потерялся? Что вообще было?

     - Разорвало прямо возле вас. Хотели к вам, думаем, если кто живой остался – помощь нужна, да не могли пробиться – БТРы отрезать нас стали. Ничего, отогнали укропов. Много техники  нам досталось, почти целехонькой, отремонтируем – и можно воевать. Так вот. Тебя притащил Андрей. Как дотащил – непонятно. Сам тут же сознание потерял. Ранен он, в плечо. Сквозное. Чуть не в сердце. Тут лежит. В соседней палате. Мы, как только просвет появился, кинулись туда, где вы были, а никого уже нет… Думаем, перед отступлением укропы их с собой забрали.

     - Ужас! Что же теперь будет? Убьют их?

     - Не думаю… Если при Артеме был российский паспорт, то попытаются обменять.

     - Ты, главное, поправляйся, - вставил слово Тимур. – а мы будем узнавать. Как только появится информация – сообщим сразу.

     - Доктор сказал, - продолжил Юрий, - что через несколько дней ты уже на ногах будешь. Так вот, через неделю как раз  машина в Россию пойдет. Так что можешь домой ехать.

     - Ну уж нет! – тряхнула головой Марьяна. – без Артем я никуда! Буду здесь, с вами. Буду искать его.

     - А если… - Юрий нахмурился. – А если долго искать придется?

     - Сколько потребуется.

     - Ну, смотри сама.

     - Ты Богородице молись, - шепнула, пригнувшись к ней, Вера. – Вот увидишь – поможет! Когда никто из людей помочь не может – ей молись!

     - Хорошо, хорошо… Остальные-то  как – все живы?

      - Живы-то живы, но многие ранены, - сказал Юрий. – Многим требуется длительное лечение. А у нас лекарства кончаются.

     - Ужас, да? – возмутилась Вера. - Ведь, кроме раненых, есть же тяжелые больные, онкологические, диабетики…

     - Да, - тяжело вздохнул Юрий. - Знаете, я понял, как это – жить одним днем. Да вот так – когда не знаешь, будешь ты завтра или тебя уже не будет. И это не образное выражение. Когда сегодня лекарства есть – а завтра их не будет. Когда сегодня есть хлеб, а завтра… Кстати, про хлеб. Недавно еще мы  покупали его в магазине. Бывает, даже выбрасывали вместе с мусором. А теперь для многих наших людей, для большинства, он стал главной, даже единственной, пищей. Укроповская армия целенаправленно разрушает любую инфраструктуру – водопровод, магазины, аптеки, больницу... Единственная пекарня перестала работать - в нее попал снаряд. И теперь хлеб к нам возят  под обстрелом. За этот хлеб жизнями платят ребята наши, ополченцы. А укроповские истребители бомбят мирных людей именно тогда, когда они приходят получить привезенный ополченцами хлеб, или воду. Сегодня утром снарядом убило пожилую женщину, а девочке - сем лет ребенку - оторвало ногу. Она вместе с мамой пришла за хлебушком. Девочку привезли в эту больницу без сознания. Мама – молодая девчонка – плакала и говорила, что не знает, как она скажет дочке о том,  куда делась ее ножка, когда ребенок очнется… Но ей ничего не пришлось говорить – девочка умерла…

     - Юр, перестань, - прервала его Вера. – Зачем ты это больному человеку рассказываешь? Ей нельзя волноваться, ей поправиться нужно!

     - Пусть говорит! А что такого? Что я, не понимаю, не знаю ничего? Что – вам можно знать, а мне – нельзя? Особенная я, что ли, какая? – вскинулась Марьяна. -         Наоборот, я многое здесь поняла! Я, например, поняла, что если ты живешь, спрятавшись в своем мирке, то это не значит, что до тебя не доберутся… Думала, что всякие такие зверства, вся  дикость – остались в средневековье. Ведь сейчас 21 век! Цивилизация! Гуманизм! И знаете, что удивительно? Запад молчит… Молчит! Как будто ничего не происходит! – Марьяна хотела говорить дальше, но расплакалась.

     - Марьяна, перестань, не зацикливайся на этом. У тебя крыша съедет.

     - Ну как же не зацикливаться, когда скоро все это и у нас, в России, будет?!  Если, конечно,  сейчас отпор не дать… Поэтому рассказывайте! Вся информация, которая у вас есть – все сообщайте! Я хочу понимать, на что они способны и чего от них ждать.

     - Понимать-то понимай, а раскисать нельзя.

     - Да, - тряхнула головой Марьяна, - да… Не раскисать!

     - Давайте поговорим о чем-нибудь веселом, - предложила Вера, глаза которой были полны слез.

     - Давайте о веселом, - с сарказмом подхватил Юрий. - Представьте, мне рассказали, что в города, оставленные ополченцами, возят экскурсии. Наверно, тем, кто смотрит на нас со стороны, очень весело. Это – прекрасное развлечение, за него можно и деньги заплатить.

     - Как - экскурсии?

     - А вот так. Для желающих попробовать экстрима. Как правило, это пресыщенные иностранцы. Их привозят в разбомбленный город, и они позируют на фоне сгоревших, уничтоженных снарядами домов. Еще на фоне  растерянных, несчастных людей, которые лишились своего жилья и теперь  ночуют в подвалах,  стоят в длинных очередях за водой и хлебом. Да, фотки, наверно, получаются классные. Экзотика! Будет, что показать в благополучных странах Евросоюза.

     - А что тут удивительного? Это-то как раз и характерно для капитализма –  извлекать прибыль из всего – в том числе  из горя и страдания, - пожал плечами Тимур.

     … Через несколько дней окрепшая Марьяна решила перебраться к Вере, которая все еще жила в том доме, который так негостеприимно встретил гостей из Петербурга. Она ехала в микроавтобусе, а он мчался, подпрыгивая на ухабах изрытой снарядами дороги. Вечерело. Опасались обстрела  со стороны украинских войск. А то, что они могут сотворить, наглядно представало перед пассажирами микроавтобуса за окнами. Вот  руины чьего-то дома. Он искрошен артиллерией. Только круглая телевизионная тарелка опасливо таращит свой огромный белый глаз в  небо…  Вот расплавленный грузовик, раскисший танк, какая-то   мелкая бронетехника, разорванная в клочья. Покосившийся автобус с выбитыми стеклами – сколько людей накрыло в нем? Белая «Газель» в пулевых дырках… Возить людей в общественном транспорте стало подвигом. Каждый раз, выезжая на маршрут, никто из водителей не знает, удастся ли ему вернуться со смены… И действительно – сколько их погибло, от пуль или от разорвавшихся снарядов?.. Марьяне казалось, что ее сопровождает сладковатый трупный запах, пробивающийся в приоткрытые окна:  погибшие - кто неделю, кто – больше, лежат в машинах,  не всех собрали, не всех похоронили… Но ее жизнь продолжалась. Надо было придумывать, как жить дальше.

      

                                Действие 69.

 

    …  И потянулись для Артема тягучие дни. Каждое утро один и тот же хмурый паренек приносил им кастрюлю с жидкой перловой кашей, да ведро с водой. Артем пытался заговорить с ним, но тот на контакт не шел. Единственно, что удалось выяснить – он срочник, из Винницы.

     На второй день, едва рассвело, умер Вася, тот, что с перебитыми ребрами. Они заметили это сразу – он дышал натужно, с громким хрипом, а тут затих.

     - Вась, слышь… - потряс его за плечо Игорь. Пощупал пульс.

     - Готов? – спросил Сергей, тараща на покойника глаза, полные ужаса.

     - Да, отмучился.

     - Царство небесное… - Сергей перекрестился.

     - Хороший мужик был, - вздохнул Игорь.

     Окончание чужой жизни – молодой, полной надежд, заставило их задуматься и о своей судьбе. Что ждет их? Может, вскоре за Васей последуют и они? Почему? Ради чего?.. И как это нелепо, случайно и страшно в своей нелепости и случайности! Угрюмо молчали, пока не пришел паренек с кастрюлей и ведром. Он всегда появлялся одинаково: сначала отпирал дверь сарая, затем наводил на них дуло автомата и переводил судорожно с одного на другого.

     - Назад! К стене! Руки за голову! – повторял он, как ему, наверно, казалось, очень угрожающе. Пленники отползали к стене, лениво складывали руки на затылок. Юный вояка, убедившись, что никто из них, если даже надумает на него наброситься и убежать, не сможет быстро допрыгнуть до двери, пятился, одной рукой держа автомат, другой - неловко обнимая кастрюлю. Затем, все также с опаской следя за пленниками, переставлял кастрюлю за порог, за дужку - ведро и, отпрыгнув назад, захлопывал дверь и запирал на ключ амбарный замок. После этого, наверное, облегченно вздыхал, что ничего не произошло. Да, с таким не разговоришься…

     В это утро он появился также, однако Игорь, заложив руки за голову, кивнул на мертвого товарища:

     - Слышь, пацан, товарищ мой умер. Ты доложи начальству. Надо бы убрать. Лето. Жара. Да и вообще, похоронить надо, по-человечески. Мертвый он больше вам не враг. А мертвых это – уважать надо. Сами там будет все.

     Срочник взглянул на мертвеца с таким же ужасом, как и веснушчатый Серега. Видно, у молодых вид смерти вызывает одинаковую реакцию.

     - Доложу, - кивнул он. И впервые его жесткое лицо смягчилось.

     Пленные выудили из кастрюли утонувшие в каше ложки…

     - Мне при нем прям не полезет в горло, - кивнул в сторону мертвеца Сергей.

     - Надо поесть, нам нельзя силы терять, - возразил Артем, но больше одной ложки не смог проглотить.

     В этот момент дверь сарая отворилась, вошли – паренек, который приносил им еду и еще двое с носилками.

     - Где? – хмуро спросил один.

     - Вон.

     Пока двое вошедших укладывали тело на носилки, паренек по своему обыкновению целился в них из автомата.

     - Да чего ты все целишься-то? – не выдержал Игорь. – Боишься, что сбежим?

     - Молчать! – обрезал его срочник.

     Мужчины вынесли носилки с телом, парнишка запер за ними дверь. До сарая донесся разговор удаляющихся с носилками военных:

     - Куда его?

     - Да за блокпостом закопаем.

     - А с этими сколько валандаться будем?

     - А этих велено не трогать – начальство обменивать их будет. Среди них, слышь, журналюга москаль попался.

     - Вон оно как…

    Журналюга-то журналюга… Однако бежать надо, и чем скорее, тем лучше. Артем соображал, как. Вариант напасть на паренька он отбросил сразу – опасно, парень вооружен. Пока они на него набросятся, может – ну, хоть не всех, но кого-то из них ранить  или убить. Нет, не годится. Вступить с ним в сговор, по-видимому, бесполезно… Тогда что? Придумал – подкоп. И невольно улыбнулся – прямо как в старых фильмах. Или в романах про средневековых узников. Кто бы мог подумать, что он, офисный мальчик, будет вырван силой обстоятельств из привычной обстановки, из-за компьютера, что он повоюет и окажется в плену, в каком-то деревянном  сарае, без своего такого привычного ай-фона… и совершит подкоп! А почему бы нет? Собак, вроде, не слышно. Значит, можно скрыться незамеченными.  Земля, конечно, утрамбованная, но все же прорывать понемножку можно. Извлеченную землю – сразу распределять по всему полу, притоптывать, чтобы в глаза не бросалась, а дыру в полу прикрывать своим телом.

     И Артем начал копать. Он копал, стиснув зубы и обламывая ногти. Копал и копал, и в этом простом монотонном занятии сейчас заключался весь смысл его жизни. Ни одно дело – ни комментарии, ни бизнес-планы – не увлекало его так, как это. Пока он копал - его товарищи распределяли землю по всему полу, притоптывали и прихлопывали ее. Если он уставал, его сменял кто-то из них. Они почти не разговаривали – прислушивались, не подходит ли кто к их тюрьме, боялись, что их могут застать врасплох. Утром, до прихода паренька с едой, не работали. Ждали, прикрывая дыру в земле собой, для пущей убедительности расстелив поверх тельники. Однако паренек всегда  спешил поскорее убраться от них, и всякий раз так волновался, что  можно было быть спокойными – он ничего не заметит.

     И вот наступил день, когда образовавшийся в земляном полу проем позволял протиснуться туда не только худенькому Сереге и довольно стройному Артему, но и коренастому Игорю. И когда наступила кромешная ночь, стихли голоса военных и явственно раздался свист сверчка, решили – пора.

     Первый протиснулся Артем. Осторожно высунулся по другую сторону дощатой стены, прислушался. Тихо. Подождал, пока глаза привыкли к темноте, стал напряженно вглядываться в ночь. Ничего подозрительного. Тогда, извиваясь змеей, он окончательно выбрался из сарая. Щелкнул языком. Это был условный сигнал. Тут же послышалась возня и в дыре показалась вихрастая голова Сереги. Серега ужом проскользнул в отверстие. За ним – тяжело протиснулся Игорь. Глаза привыкли к темноте достаточно для того, чтобы разобрать – вот постройки, очевидно, здесь размещаются украинские силовики. А вот – бесконечная и такая спасительная даль, уходящая в черноту ночи. Пригнувшись, кинулись туда, как вдруг – бывает же такое, на их пути откуда ни возьмись оказался их старый знакомый, срочник. Все оказалось просто – он выходил из туалета, который стоял почти рядом  с сараем. Увидев их, малый побелел, издал горлом какой-то звук, как в кошмарном  сне, когда хочется крикнуть, но изо рта вырываются какое-то нечленораздельное сипение. Артем и Серега остолбенели. Сергей сам готов был завопить от страха и открыл уже было рот, но не растерялся единственный среди них закаленный вояка, Игорь. Он бесшумно набросился на паренька, неуловимое движение – и тот с хрипом осел на землю. Игорь знаками показал, что его нельзя оставлять тут. В самом деле – в помещении до утра его вряд ли хватятся, а если кто подойдет в сортир, то сразу же наткнется на неподвижное тело… Пришлось тащить его с собой. Это оказалось делом нелегким – тело паренька казалось страшно тяжелым, оттягивало руки, как мешок с камнями, а тащить-то его было особо некому – у Игоря рука была ранена, у Сереги – нога, так что он сам едва передвигался, а Артем, хоть и был цел, но чувствовал страшную слабость. Отойдя на безопасное расстояние, тело свалили в чахлый кустарник и кинулись в ночь.

     Рассвет застал их далеко от места их тюрьмы. С такими ранами они не смогли бы и трети пути пройти в обычной жизни, но их гнал страх смерти. Сознание, что по их следу идут хладнокровные убийцы, которые не помилуют их, если поймают, удесятерял силы. Каждый чувствовал затылком нацеленное дуло автомата, и вполне осязаемую дрожь от  воображаемой пули. Усталость одолевала страшная, но остановиться, чтобы укрыться, было негде – степь да степь кругом… Но вот впереди показались постройки. Когда подошли поближе, разглядели, что это что-то типа длинного здания фермы, разрушенное, покинутое людьми.

     - Я больше не могу! – взмолился Сергей. – Ребята, давайте в этих развалинах спрячемся, переждем.

     - А если там засада? – возразил Игорь.- Так, все пригибаемся и короткой перебежкой…

     Рассредоточились и, чуть не ползком, двинулись к руинам, таинственно взиравшим на них черными глазницами окон. Однако ферма действительно оказалась необитаема. Беглецы благополучно вошли внутрь, обошли одинокие немые помещения и, облюбовав местечко у оконного проема, откуда хорошо просматривалась местность, без сил повалились на пол.

     - Всем вместе не спать, - распоряжался Игорь. – Один кто-то должен за местностью наблюдать. А то уснем – и бери нас, тепленьких.

     - Нас и так возьмут тепленьких, - возразил Серега. – Что мы сделать сможем? Оружия нет, раны…

     - Разговоры отставить!

     - Слышь, Игорь, - задал Артем мучивший его вопрос. – Этот парень… Обязательно было его?.. Может, просто достаточно было бы…

     - Нет! – жестко ответил Игорь. – Он на мою землю пришел убивать наших людей – стариков, ребят, женщин… И пощады ему нет! Туда ему и дорога!

     - Так ведь молоденький…

     - А по мне – хоть молодой, хоть старый.

     - Они, молодежь, зомбированы все, - продолжал Артем. – Они не виноваты.

     - Гитлеровские отморозки тоже были зомбированы. Но если бы наши деды так рассуждали, чистоплюйствовали бы да сопли распускали, никакой победы бы не было. Эх, ты, интеллигент. Ботаник.

     - Да уж, - согласился Сергей. – Молодой… а не пожалел бы ни тебя, ни меня, никого. Как он автомат-то в нас тыкал.

     - Ну, все, спать! – скомандовал Игорь. – Я на карауле. Через час сменишь меня ты, Артем. Потом Серега. И опять все по новой. По ночам передвигаться будем.

     - Так-то так, - покачал головой Сергей. – А ведь не знаем, куда идем. Я читал, что на месте плутать можно, и обратно к тому месту вернуться, откуда ушли. Я прямо, как не знаю чего, этого боюсь!

     - Будем по звездам ориентироваться, - пожал плечами Игорь. – В детстве в походы ходил? А я ходил, нас учили ориентироваться на местности. Ну, а теперь спать. Куда-нибудь да придем. Люди кругом, а не только звери двуногие.

     - Давайте помолимся, чтобы Бог нас сохранил, - смущенно предложил Сергей.

     - На Бога надейся, а сам – что? Не плошай! То-то! – усмехнулся Игорь. – Вася – тот тоже верующий был, да не уберег его Бог-то.

     - Давайте помолимся! – настойчиво повторил Сергей. – А то я прямо не усну!

     - Ну, давай, давай, - добродушно поддержал его Артем. – Только ты начинай, а я так, на подхвате буду, - молиться-то я не умею.

     - Господи, помилуй нас, грешных! – подняв глаза к закопченному потолку с дырой в голубое небо, зашептал Сергей.

     - Помилуй нас… - повторял за ним Артем.

     - Благослови и сохрани своею благодатью.

      - Благослови… Сохрани…

     Помолившись, Сергей свернулся калачиком на полу – и уснул сном младенца, даже кулачки под щеку положил. Артем растянулся рядом с ним, закрыл глаза. Усталость навалилась стопудовыми гирями, так что и под дулом автомата не поднялся бы – а сон не шел. И загадал Артем: «Господи, если ты действительно есть, во что я не верю, спаси нас, приведи к нашим. Это равносильно чуду: кругом враги – бесшумные, неуловимые, вооруженные, а мы – голодные, больные, слабые… Но если это случится, то, что мы спасемся, я поверю, что это ты, Господи, нас спас, отвел беду, вывел в безопасное место…» С этой мыслью Артем уснул.

      Когда ночь опустилась на бескрайние украинские степи, беглецы покинули свое убежище и продолжили свой путь.

    

                                   Действие 70.

 

     Из больницы Марьяна поехала к Вере. А к кому еще она могла поехать в чужом городе? Вера жила там же. Только ночевать теперь боялась в комнатах – перекочевала с постелью в подвал. «Лучше так, - говорила она,  - на полу, чем на кровати, когда не знаешь – проснешься или нет». Марьяна тоже вместе с ней стала обустраиваться  в подвале – перетащила вниз свои вещи, матрас и одеяло из комнаты.

     - Чем заниматься собираешься? – спросила Вера, как показалось Марьяне, не очень любезно, наблюдая за ее обустройством.

     - Не знаю еще… Может, тебе на кухне помогать?

     - Не надо мне помогать. Я как-то и сама справляюсь…  Чего домой не едешь?

     - Не могу...

     - Отчего ж? Все можно устроить – ездят же на ту сторону…  К кому-нибудь тебя пристроим.

     - Не могу, говорю, уехать, когда с Артемом неизвестно что.

     - Ну, с Артемом… - Вера опустила глаза. – Ты, может, никогда не узнаешь, что с Артемом… Извини, конечно... Так что, здесь  жить останешься? Нет, девонька, собирайся-ка ты домой. Дома тебя ребенок ждет. А когда Артем найдется, ну, то есть будем на лучшее надеяться, что найдется, то он к тебе вернется.

     - Нет, Вера, домой я не поеду… Пока… Я страшно скучаю по Сенечке, но… Ты скажи лучше – где может быть интернет? Надо хоть какую-то весточку о себе подать. Там ведь тоже волнуются – куда я пропала. Да и о Сенечке узнать, как он там…

     - Интернет-то? Хм… Мобильная связь почти не работает, а ты – интернет… О! В редакции есть  интернет! Точно! Газета наша – «Новое время». Продолжает выходить. Так вот, у них есть интернет – они размещают информацию, что в мире творится. А то сидим, отрезанные от всего, как котята слепые. А так хоть из газеты узнаем.

     Вера объяснила Марьяне, как добраться до редакции местной газеты, и на следующее утро она отправилась по указанному адресу. Вера напутствовала ее:

     - Держись около стен, на открытые места не выходи. Как услышишь – зззззз, сразу в ближайший подвал… Ну, подруга, удачи тебе!

     - Ты так со мной прощаешься, как будто я на войну иду.

     - А мы все здесь на войне. Выходя из дома, не знаешь, вернешься или нет. Ну, с Богом!

     Марьяна шла, стараясь держаться ближе к стенам, как учила ее Вера. Сначала было боязно, а потом, когда она увидела мамаш с колясками, бабулек с собачками, приободрилась. Город всем врагам назло жил мирной жизнью – по улицам проносились машины, люди спешили по своим делам… И так же, как в лучшие времена, пестрела разноцветная реклама.

     Марьяна добралась до места благополучно. В редакции на нее как-то успокаивающе подействовала атмосфера деловитости, собранности, вовлеченности в процесс. Журналисты вообще люди особые – они воспринимают события несколько отстраненно. Даже если  журналист увидит, что на него падает бомба или  нацеливается дуло автомата, он, по профессиональной привычке, будет составлять в уме статью или репортаж, прикидывая, сколько тонн в бомбе и какой мощности произойдет взрыв, или какой калибр автомата и сколько пуль в секунду способен он выпустить, и что испытывает  человек в минуту смертельной опасности… Вот и сейчас в редакции царила деловая суета. Кто-то клацал по клавиатуре, набирая текст, кто-то сортировал тираж… Отовсюду слышалось: «Срочно на улицу Жданова – там снаряд упал…», «Серега, дуй на Пятилеток 25, - прямое попадание в девятиэтажку, узнай, есть ли жертвы…», «На проспекте Ленина осколком убило женщину. Рядом с ней ребенок, плачет. Кто поедет?»

     Марьяна вычислила главного по тому, как он раздавал команды налево и направо, и направилась к нему.

     - Здравствуйте! Вы – редактор?

     - Ну, я… - глаза усталые, но взгляд твердый.

     - У вас здесь есть интернет?

     - Ну, пока есть, а что вы хотели?

     - Да весточку о себе подать домой. Там у меня ребенок, волнуются.

     - Вы откуда?

     - Из Питера.

     - А как вас сюда занесло – к родственникам приехали?

     - Нет. Понимаете, я приехала с товарищами – Артемом и Тимуром. Тимур сразу был настроен воевать, а мы с Артемом хотели материалы давать для нашей газеты «Товарищ».

     - Что за газета?

     - Независимая, общественно-политическая.

     - Так. И?

     - И тоже пошли с ополченцами на передовую. Сколько-то материалов удалось передать, а потом меня ранило, попала в больницу, вот, только вчера выписали, а Артем – пропал.

     - Убит?

     - Нет. Не знаю. Не нашли.

     - Понятно. Значит, вы – журналист. Коллега, - взгляд редактора смягчился.

     - Да, - кивнула Марьяна, которая до этого момента журналисткой себя не могла и помыслить.

     - Отлично! Мне вас сам Бог послал… Работы – море, а людей не хватает. Юрий, - редактор протянул ей руку.

     - Марьяна.

     - Вы готовы поработать с нами, Марьяна?

     - Только этого и хочу! – с чувством воскликнула девушка, понимая, что сотрудничество с редакцией, - единственная возможность зацепиться в осажденном городе, не чувствовать себя нахлебницей, получать вести из дома и, главное, продолжать дело Артема. – Если, конечно, смогу быть полезна…

     - О, в этом не сомневайтесь! Работу для вас найдем. А интернет – вот, садитесь за мой комп, напишите своим. Волнуются, конечно.

     Марьяна не заставила себя упрашивать – дрожащими руками набрала пароль, вошла в свою почту, бегло просмотрела входящие письма, среди которых были и от Нади: «Что с тобой??? Ты жива? Если жива, пожалуйста, хоть одно коротенькое слово!!!» - умоляла ее подруга. Марьяна коротко написала Наде, что жива, здорова, и теперь будет на связи, спросила, как у них дела.

     - Все. Я готова.

     - Ну, для начала введу вас в курс дела, чтобы вы знали, как мы работаем. Поскольку все у нас отрубило – работаем от сильного генератора. Республика нам его предоставила. На сегодняшний день мы – единственное СМИ, которое в городе осталось. А было около двадцати газет. Да, война все расставляет по своим местам… Поэтому если раньше мы маленьким тиражом выходили – пять тысяч и два раза в неделю, то сейчас тираж двадцать тысяч, выходим четыре раза, в формате А3, на четырех полосах. Печатаем на ризографе, на принтере, так что аппараты плавятся! Раздаем тираж бесплатно. Денег-то нет у людей, а информация им нужна. Не работает телевидение, радио, нет интернета… С утра такая очередь выстраивается за нашей газетой… Не видели?

    - Видела, только не поняла, за чем. Думала, за продуктами.

     - Да нет. За газетой. Информационный голод – он тоже голод. В газете мы пишем, где дают гуманитарную помощь, где можно получить продукты, где – воду, где оказывают медицинскую помощь, где можно укрыться от обстрелов. Ну, и о событиях в мире, конечно. Мы – единственный источник информации в городе… И вот вам первое задание – сейчас на улице Труда работают электрики – восстанавливают линию электропередачи, пострадавшую от снаряда. Сгоняйте туда, возьмите интервью у них. Сейчас объясню, какой материал я хотел бы увидеть… Понимаете, сейчас, в условиях блокады, обычный труд становится героическим, а работники коммунальных служб, простые работяги – героями. Потому что восстанавливают коммуникации зачастую ценой своей жизни. Когда они работают – в них целятся украинские снайперы. Стреляют и убивают рабочих. А они все равно выходят. Хотя знают, что, уходя на работу, могут и не вернуться. Надо писать о таких людях! Понятно?

     - Да. Сделаем.

     - Камеру выдам.

     - У меня своя, - Марьяна вытащила из сумочки фотоаппарат.

     - Пойдет, - кивнул Юрий.

     - Готова записать адрес и как добраться, все-таки я у вас еще слабо ориентируюсь.

     - Сами будьте осторожны – постреливают.

     - Как же тут быть осторожным? – усмехнулась Марьяна. – Это уж в кого попадут… Ничего, мне не привыкать.

     Через час Марьяна была на месте. Она увидела посреди улицы воронку во взрытом снарядом асфальте. Ее медленно объезжали автомобили. Прохожие, уже ко всему привыкшие, даже не смотрели в ту сторону. На столбе электропередачи возился мастер, удерживаясь при помощи стальных зажимов на ногах. Второй работал на земле.

     - Ребята, здорово! Бог в помощь! – Марьяна вытащила фотоаппарат. – Эй, там, наверху, улыбочку! Снято… Газета «Новое время». Давайте побеседуем…

    - Ща! Пять сек… - крикнул сверху светлоголовый парень.  Что-то доделав, он спустился. Сразу достал сигарету, закурил.

     - Ну, чего вам?

     - Пресса. Интервью у вас пришла брать, по заданию редакции.

     - Еще чего! Мы что – полководцы какие, что ли?

     - Редактор сказал – надо, значит, надо. Во-первых, как вас зовут.

     - Ну, Иван Коровин я, - нехотя представился тот, что сверху.

     - Денис Приходько, - улыбнулся работавший внизу.

     - Работы много?

     - Не то слово! Весь город обесточен. Починяем, пока световой день стоит.

     - Говорят, стреляют, вы мишень-то заметная.

     - Стреляют… У нас в бригаде двоих похоронили – когда ребята работали, тут их и…

      - Не страшно?

     - Страшно… Но – надо, кто-то же должен это делать. Да и кто в городе защищен? Накрыть может где угодно.

     - От судьбы не уйдешь, - добавил второй мастер.

     - Да. Чему быть, того не миновать. Стараемся о плохом не думать…

     Вернувшись в редакцию, Марьяна села писать. Она не знала, какой это будет материал – репортаж, очерк или заметка, не знала, как вообще должны писаться газетные статьи, она писала по наитию. Примерно через час работы она показала свое первое журналистское творение редактору:

     «Блокаду городов ЛНР и ДНР можно сравнить  с ленинградской. Может, сравнение кому-то покажется преувеличенным. Но люди Донбасса так не считают. В Ленинграде была Дорога жизни через Ладожское озеро. Здесь дорогой жизни служат лесные тропы. По ним прорываются к нам машины с гуманитарной российской помощью. Под непрерывными обстрелами доставляют нам продукты, проявляя настоящий героизм. Но первыми среди героев были и остаются работники коммунальных служб. Под пулями они восстанавливают водоснабжение, газоподачу, свет. Когда закончится война, надо обязательно увековечить память о погибших коммунальщиках. Самое рискованное – ремонтировать линии электропередачи, провода над землей. Как только бригады электриков приступают к ремонту, по ним открывают огонь украинские снайперы.  Война показала, кто есть кто. В людях открылись черты, которые дремали в спокойной мирной жизни. Взаимопомощь, взаимовыручка, героизм, стойкость проявились в сотнях примеров. Герои – не только  работники коммунальных служб: врачи наши лечат людей, оперируют раненых под бомбами, без света, без воды. Под обстрелами бесплатно перевозят людей водители маршрутных такси. Несколько человек из них погибли. Учителя учили и учат детей, ведут уроки, рискуя в любой момент стать мишенью снайпера-убийцы. Наши учителя постоянно начеку, чтобы в критический момент успеть вывести детей из-под снарядов. Жители всех городов и поселков ЛНР и ДНР рискуют жизнью, оставаясь на родной земле. Нас атакуют войска киевской хунты. А народ отвечает духовным подъемом, мужеством, сплоченностью. Такой вот особый характер у луганчан и дончан…»

     Пока редактор читал, хмуря брови, Марьяна обмирала от страха, смущения и неуверенности в себе. Куда она, со свиным-то рылом… Ну какой из нее журналист? Ни образования, ни опыта…

     - Угу, - кивнул Юрий. – Димка, материал – в печать!

     - Что – годится?

     - Да, хорошо пишешь, не казенно, штампов нет.

     Марьяна готова была взлететь от счастья.

      - Я могу отправить этот материал в нашу газету?

     - Конечно!  Пусть в России больше знают о том, что у нас происходит.

    Когда вечером она уходила домой, Юрий, подняв голову от чьей-то рукописи, крикнул строго:

     - Завтра в девять на работу!

     Домой Марьяна бежала окрыленная и почти счастливая. Если бы рядом был Артем… Как бы он удивился, как порадовался бы за нее!

     Вера едва не задушила ее, обнимая.

     - Боже мой! Как я беспокоилась! С ума сходила: девчонка ушла утром – и пропала. Не знала, что и думать, где искать… Где ты пропадала?

     - На работу устроилась! – торжествующе объявила Марьяна.

     - Да ну?! Куда?

     - В газету! Им журналисты нужны.

     - Ах, ну да, вы же с Артемом журналисты…

     - Целый день работала, дел – полно! Завтра в девять – на работу, ждут. Я сегодня…

     - А ну, давай ужинать, потом расскажешь.

     - Что, заслужила я тарелку супа?

     - Давай, давай…

     Вечером, лежа в темном подвале и слушая, как где-то вдалеке разрываются снаряды, Марьяна заговорила о наболевшем:

     - Как же я беспокоюсь об Артеме! Пыталась в редакции что-то узнать, все-таки журналисты – на передовой всяких новостей, но – нет, никто ничего не слышал…А я его отсутствие просто физически ощущаю, как заноза в сердце.

     - Ты его любишь, этого Артема?

     - Да… Вот ты спросила – и я сама себе созналась, что – да. А то не сознавалась, от себя самой скрывала.

     - Бедная ты моя, - Вера прижала Марьяну к себе.

     - Знаешь, - продолжала горячо шептать Марьяна, глядя в темноту, - я не сразу поняла это, потому что я любила одного человека… своего мужа, отца моего ребенка, но по-другому… Была страсть, ревность… Я готова была за него драться. Сейчас даже вспомнить стыдно, но я не могла иначе – я чувствовала как бы наркотическую зависимость от этого человека. Есть он рядом  – кайф, нет его – ломки… А к Артему у меня чувство не такое страстное, но какое-то более глубокое… Вот только увижу ли я его когда-нибудь?

     - А ты Богородице молишься?  

     - Молиться-то я не умею…

     - А ты крещеная?

     - Да, но… Я крестилась не потому, что верю, а просто… Я и восточными религиями увлекалась…

     - А ты  поверь. Сказано, все, что с верой попросите – исполнится.  Поэтому, когда молиться будешь – верь. И все.

     - И все?

     «Ах, если бы это было так просто»,  - скептически улыбаясь, подумала Марьяна.

     Однако верить и надеяться – это последнее, что ей оставалось. Вера уже давно спала, а Марьяна все молилась, глядя в темноту:

     - Богородица, Дева Мария, если ты есть, если ты слышишь меня, помоги! Сохрани Артема, спаси его, убереги от злых человек, от пули, от раны и смерти, и приведи его ко мне! И ничего больше не прошу. Если я ему не нужна – пусть идет дальше по жизни сам, только пусть он живет!

    

                                   Действие  71

 

          Ночь опустилась на украинские степи. Беглецы уже час были в пути. Их шатало от голода и жажды. Они едва ноги передвигали от слабости.

     - Руку не чувствую совсем, - пробормотал Игорь. – Уже и болеть перестала. Наверно, ампутируют… Если доберемся, конечно.

     - Мне уже все равно – доберемся или нет, - меланхолично ответил Артем. – Только быстрее бы уже что-то… Удивительно, как мало цены имеет человеческая жизнь на войне. И у других отобрать не жалко, и если у тебя отберут – земля не перевернется.

     - Ты брось эти мысли, - подал голос Сергей. – Уныние и отчаяние – самые страшные грехи.

     - Надо же, - усмехнулся Артем, - не убийство, не предательство, а именно уныние и отчаяние. Ну-ну…

     - Убийством и предательством ты против ближнего грешишь, а унынием и отчаянием – против себя. Ты себя этим разрушаешь.

     - Ребята, не сдаваться! – прикрикнул Игорь. – Легче всего упасть и не идти больше никуда. Нельзя сдаваться. Не сметь!

     - А куда мы вообще идем? – возразил Артем.

     - Это ты правильно спросил, - согласился Игорь. – Когда идешь – сам не знаешь куда, то тяжело… А давайте представим, что мы идем к конкретной цели. Ну, я, например, к Таньке своей иду… к жене… Вот я иду к ней, и от сознания того, что я должен дойти, силы прибавляются. Кажется, упаду – и все равно ползти буду, а ползти не смогу – лежать буду в том направлении… - обычно грубый голос Игоря смягчился. - Эх, как же она сейчас? Надеюсь, что жива, что ничего с ней не случилось. Зато если со мной что - реветь будет. Так что, хочешь не хочешь, а надо идти. А еще батяня с мамой…

     - Я вот тоже, как представлю, что к мамке иду, так легче становится, - подхватил Сергей. – Мамка, наверно, с ума сходит. Быстрее бы уже как-то весточку ей передать, что живой… Ну, а ты, Артемыч, к кому идешь?

     Артем задумался. Родители – не ждут, их уже в живых нет. Жена, если и вспоминает о нем, то с раздражением – алименты не шлет. Дочь уже, наверно, забыла о том, что есть у нее скиталец-папка… Братьев-сестер нет – один он. Друзья – не ждут. Все они остались в Ивановске. А в Питере новых друзей не нашел… А как же Марьяна? Разве она – не друг?  Мысли о ней не шли у него из головы, как ни старался он отгонять их – ему казалось, что они его отвлекают, ослабляют. Попасть в зависимость от человека – что может быть неприятнее! Но  Марьяна – это не кто-то посторонний. Уже столько пережили вместе, что ближе и не найти. Да жива ли она? Эта мысль тоже не давала ему покоя, хотя он постоянно обрывал себя – о себе думать надо. Себя бы спасти. Но сейчас страх потерять ее накрыл его с головой. Как она? Где? Это он выжил, а что с ней – неизвестно. И эта неизвестность вдруг стала для него просто физически невозможна. Скорее, скорее бежать, идти, ползти, только бы увидеть, хотя бы узнать, что жива! А если  жива, то ждет. Уж она-то ждет!

     - Да и меня ждут, - вымолвил он. – Марьяна… Помнишь, Серега, нам вместе с ней повоевать довелось?

     - Как же не помнить! – разулыбался Сергей. – Красивая! А уж тебя-то как любит!

     - Ладно ты… - проворчал Артем, неожиданно смутившись. И тут же подумал: «А что, может, и любит! Иначе зачем она поехала со мной? Оставила ребенка! Я объяснял ее поступок патриотическим порывом… Да чем только не объяснял, когда и так все было понятно. Но я обжигался не раз, я еще толком не успокоился от предательства Аси, я боялся себе признаться, что может быть... А ее слова, что отныне – вместе? Дурак ты, Темка, дурак… О-о-о, только бы вернуться!»

     И он зашагал с утроенными силами, стиснув зубы и сосредоточенно глядя перед собой. Вперед, вперед, вперед! Иди, иди, иди!

     Дальше шли молча. Каждый думал о своем. Только Сергей молился вполголоса: «Господи, помилуй нас, грешных! Помилуй нас, воинов Игоря, Артемия, Сергия… Спаси и сохрани нас своею благодатью! И благослови благополучно добраться…» Вдруг он упал, как подкошенный.

     - Серега! – Игорь и Артем присели рядом, стали щупать пульс.

     - Чего это с ним? – растерянно спросил Артем. – Шальная пуля? Ранен? Где?

     - Да нет… - обследовав Сергея, промолвил Игорь. – Цел. Обморок.

     Стали бить Серегу по щекам. Он очнулся, обвел их мутным взглядом.

     -  Ох, что это…

     - Идти можешь?

     - Нет… Да… не знаю.

     - Ну, вот что, парень, поднимайся, надо идти, потом отдохнешь, - сказал Игорь веско. – А вообще, ребята, вот что… Если есть-пить не будем, точно не дойдем.

     Сергея подхватили и не столько повели, сколько поволокли, так как сначала он безвольно болтался между их плеч, но затем взбодрился, поковылял сам.

     - Короче, - продолжал свою мысль Игорь. – заходим в ближайшую деревню и, хоть умрем, а поесть достанем.

     - Мы идем по вражеской территории, - возразил Артем. – В деревнях могут быть силовики. Напоремся, ладно если сразу пристрелят, а если пытать начнут?

     - Да, может быть и так, - согласился Игорь, - но надо рискнуть. Ты как, Серега?

     - А, на все воля Божья…

     - Что-то ты слишком набожный стал, - заметил Игорь.

     - Станешь тут, - возразил Сергей и снова затянул – «Ох, Господи, помилуй нас грешных, воинов…»

       - Ну, в деревню так в деревню, - согласился Артем.

      Сначала услышали далекий лай собак. Потом в ночи разглядели редкие огоньки – люди спали.

     - Приближаемся к населенному пункту, - оповестил их Игорь, хотя это уже и так стало понятно.

     Беглецы внутренне подобрались – кто знает, что там…

     К поселку подходили медленно, то и дело останавливались, пригибались к земле и прислушивались.  Поскольку ничего подозрительного не заметили – решились войти в село. Осторожно постучались в первую же калитку. Раздался хриплый остервенелый лай дворовой собаки. Ей тут же ответил другой, и вот уже переполошилось все собачье население.

     - Черт! – выругался Игорь. – А ну, цыц! Свои!

     В доме на миг включился свет, и сразу погас. Возможно, кто-то вглядывался в темноту, пытаясь рассмотреть, что за шум. Игорь опять постучал, уже настойчивее – все равно всех переполошили… Но никто им не открыл.

     - Не открывают… Боятся…

     - И правильно делают, - усмехнулся Артем. – Сейчас только самоубийца может открыть кому-то незнакомому, да еще среди ночи.

     - Пошли, ребята.

     Около второго дома повторилась та же история – хрипло лаял пес, а дом стоял мертвый. То же и у третьего дома… Видно, никто не хотел их впускать.  

     - Ну, что ж, сваливаем, - вздохнул Игорь.

     Из села выходили понуро, уже  не прячась. Никто не окликнул их – тишина… Там, где заканчивалась улица и начиналась степь, они увидели сельскую церковь. Ее беленые стены ярко выделялись на черном фоне ночи. Подошли ближе. Двери наглухо закрыты. Купол разворочен снарядом. Крест накренился, но выстоял. Сергей перекрестился, набожно глядя на покосившийся крест.

     - Ну, что, попытаем счастья? – Игорь поднялся на  высокое крыльцо, затарабанил в дверь. Тишина.

     - Батюшка, скорее всего, не в храме, а где-то в своем доме живет, - заметил Сергей.

     Постояли…

     - Ладно, идем отсюда, - Игорь развернулся, но в этот момент шорох изнутри заставил его замолчать. В высоких окнах, которые до этого слепыми глазницами равнодушно таращились на путников, забрезжил слабый огонек.

     - Кого Бог принес? – раздался из-за двери бодрый мужской голос.

     - Свои, открывай, братушка, - прохрипел Игорь. – Трое нас, впусти…

     - Ну, коли свои… - загремела отодвигаемая щеколда. Дверь распахнулась. На пороге стоял священник, мужчина лет сорока, с всклокоченной редкой бородой, заспанным лицом и удивительно ясными веселыми глазами. – Заходите, коли свои…

     Он впустил непрошенных гостей, зорким взглядом окинул пустынную улицу, запер дверь.

     Путники огляделись. Обычный сельский храм, с дощатым полом, сколоченными из дерева и размалеванными местными умельцами царскими вратами… С икон на них скорбно  смотрели лики святых. А сквозь развороченный купол внутрь заглядывало звездное небо. Батюшка стоял перед ними в одном трико, держа в руке свечу, слабый огонек которой они и увидели в окно. Серега тут же бухнулся перед священником на колени:

     - Благословите, батюшка.

     - Благословляю… Ну, а теперь рассказывайте, кто такие? Откуда?

     После батюшкиного благословения  Серега опять потерял сознание, рухнув навзничь.

     - Ох, что это с парнишкой? Ранен?

     - Да нет… То есть, ранен. Но обмороки у него, наверно, от голода. Ослабел. Потому мы и решились в деревню идти.

     Батюшка проворно ушел куда-то, вернулся с кружкой, поплескал на веснушчатое бледное лицо парня. Сергей приоткрыл глаза.

     - На-ка, попей, святая водичка.

     Сергей жадно припал к кружке. Игорь и Артем не сводили с него воспаленного взгляда.

     - Что, тоже пить хотите? – спросил священник.

     - Умираем. И пить, и есть хотим… Уже несколько дней без воды и без еды. Раз только ручей встретился, да росу по утрам слизывали.

     - Да откуда вы? Кто такие?

     - Ополченцы, - неохотно ответил Игорь, зорко вглядываясь в священника – как отнесется к такому признанию?

     - Ну, значит, действительно свои, - кивнул священник. – Располагайтесь, ребята. Сейчас накормлю, чем Бог послал.

     - Вы, значит, за нас… - облегченно вздохнул Игорь.

     - А за кого же мне еще быть, когда новая власть – безбожная: несмотря на то, что Богу президент притворно молится, на нашу церковь гонения устраивают. Гонят православных священников, убивают. Глава униатской церкви прямым текстом к Америке обратился – чего, дескать, оружие не поставляете… Это по-божески? А церкви разрушать – по-божески? Людей в церквях убивать? Эх, да и не только в церквях, в своих домах, на улицах… Детей, стариков, женщин… Это – по-божески? Нет, скажу, от дьявола это. Так за кого же мне быть – за сатанинскую власть? Или за людей, которые не побоялись власти этой дьявольской, встали на защиту и себя, и нас, грешных! Так что милости прошу, ребята, здесь вы будьте, как дома… Ну, соловья баснями не кормят, сейчас соображу что-нибудь…

     Через десять минут изголодавшиеся путники уминали суп с хлебом и запивали  святой водой. Батюшку звали отец Георгий. Впрочем, набожный Серега продолжал называть его «Батюшка», а неверующие Игорь и Артем – просто Гоша.

     - Как вы тут, Гош? – расспрашивал Игорь с набитым ртом.

     - Да как… Жили всегда сами по себе. До Бога – высоко, до власти – далеко… Думали, что катаклизмы все эти минуют нас… А нет… Поначалу бомбили. Страшно было… С десяток домов полностью разрушили, прямым попаданием. Люди погибли… Да и на улице прохожих косило… Храм вот пострадал – маковку снесло. Хорошо, служба только закончилась, люди уйти успели… Я к себе в дом бабулю с дедулей впустил – у них в дом снаряд попал, пока они в церкви были. Так вот, Бог отнес… Дома нет, а люди – живы. Живите у меня, говорю, а я в храме буду. Думали, стрельба эта проклятая – самое страшное. А оказалось, что еще пострашнее нас испытания ждут… После того, как село наше укры захватили, ох, как туго пришлось… Вошли батальоны «Айдара» и «Днепра», сплошь из уголовников. Ну, а для них, отморозков этих, главное, над людьми поизмываться… Девчонок изнасиловали… Мужиков наших, двадцать человек, расстреляли…

     - Да как же так?!

     - Да вот так, для острастки… Вроде как заподозрили их в симпатиях к сепаратистам… А мы – что? Мы – люди сельские, безоружные. Заступиться-то за нас некому… И теперь вот власть у нас украинская…

     - Стучали мы, никто нам не открыл.

     - Боятся люди… Откроешь, а тебе пулю в лоб. Мы ученые.

     - Как же ты открыл?

     - А мне что? На все Божья воля… Значит, из плена убежали… Куда направляетесь?

     - В Н-ск.

     - Ну-ну… Вы, это… Отдохните у меня, сил наберитесь. Раны подлечите… А потом я вас как-нибудь по темноте выведу на блок-пост ополченцев. Это недалеко уже…

     - Не боишься, отец? Если найдут нас…

      - Не найдут. Новая власть сюда не ходит, храм не жалует. Народишко ходит, ну, да я не здесь же вас поселю… В подсобку при храме. Уюта там не обещаю, а безопасность гарантирую.

     Беглецы прожили у гостеприимного священника пять дней. В основном отсыпались, набирались сил. Отец Георгий в первый же день привел к ним местного фельдшера, заверив, что свой человек. Фельдшер осмотрел раны, в следующий раз пришел кое с какими лекарствами. На пятый день Игорь сказал батюшке, когда тот зашел покормить их:

     - Слышь, Гоша. Уходить нам надо…

     - Ну, раз считаете, что уже в состоянии, то идите. Благослови Бог! Когда выдвигаться думаете?

     - Этой ночью. Проводишь?

     - Провожу, обещал же.

     Ночью выдвинулись в полной темноте. Когда взошла луна и осветила все фантастическим призрачным светом, так что, казалось, каждую травинку можно было разглядеть, они уже были далеко от села. Шли молча. Отец Георгий казался сосредоточенным и внимательно глядел по сторонам. Сергей по своему обыкновению вполголоса молился.

     - Все время молишься? – заметил священник. – Это хорошо. Веришь, значит…

     - Да как же не верить? – шепотом возразил Сергей. – Я молился, вот к тебе и попали…

     - Это точно! Ну, а вы, ребята, что – не верующие?

     - Я крещен, а как же – не русский я, что ли, - сказал Игорь. – Но так, как Серега – нет, не верю. Вопросов у меня к Богу масса, Гоша, так-то…

     - И какие же у тебя вопросы? О чем бы ты хотел его спросить?

     - Ну, о том, например, как он допускает, чтобы на земле были войны, чтобы страдали и погибали дети, чтобы торжествовало зло…

     - Так ведь и Бог тебя о том же спросить может – как ты, Игорь, допускаешь, чтобы была война? Как ты допускаешь, чтобы торжествовало зло?

      - А что я могу сделать?

     - А Бог что может сделать? У него нет других рук, кроме твоих.

     Игорь задумался.

     - Я понял. Ты хочешь сказать, что надо не на Бога надеяться, а своими руками творить его волю, бороться со злом.

     - Я не хотел это сказать, это ты сказал. Ну, как-то так… А ты, Артем, что молчишь?

     - Да я что… - замялся Артем. – Я, как Игорь, крещеный, но не верующий, а так – дань традиции. У меня мозг плавится от всего, что со мной происходит в последнее время. Подумать только, я, офисный планктон, который никогда не любил фильмы о войне, от армии откосил, и вдруг оказался на войне, сбежал из плена… голова кругом! Я себе пообещал, ну, или Богу пообещал, все равно, что если живым выберусь из этого кошмара, то поверю, в то, что это он вывел. Таким это казалось нереальным!

     - Ну, так и сдержи обещание.

     - Если выберусь, - упрямо возразил Артем.

     - Вот и договорились, - миролюбиво согласился батюшка, - а Бог нам свидетель.

      Через некоторое время они заметили, что степь кончается. Вдали показалась темная масса лесополосы, значит, путь их вскоре пересечет дорога.

     - Дорога! – воскликнул Игорь. Священник закрутил головой, изо всех сил щурясь.

     - Вышли маленько не там, вправо забрать надо, - подытожил свои наблюдения Георгий.

     Стали забирать правее.

     - Вон он! – батюшка махнул рукой туда, где слабо мерцал огонек.

     Подходили, крадучись. Свои или не свои, а пальнуть в непрошенных гостей могут. Но вот и блок-пост. В окнах свет. На крыше висит знамя донецкой народной республики. Залегли под откос дороги. Теперь, даже если стрелять начнут, попасть трудно – откос защищает.

     - Эй! – негромко позвал Игорь.

     Тишина.

     - Эй! Там! Есть кто? – позвал он громче.

     Видимо, их услышали. Свет в окнах потух. Зато раздался скрип отпираемой двери.

     - Кто зовет?

     - Свои.

     - Кто это, свои?

     - Ополченцы мы. Нас трое и провожатый. Из плена сбежали.

     - Провожатый откуда?

     - Из Емелькино, - отозвался Георгий. – Священник я. Ребята у меня прятались.

     - Руки за голову и выходи по одному. Первый – святой отец пусть выходит.

     Отец Георгий кряхтя вылез на дорогу, заложил руки за голову, неподвижно встал.

     - Следующий пошел!

     Следующий вышел Игорь.

     - Ребят, рука не слушается, не поднять… Ну, вот она, висит, ничего в ней нет.

     - Ладно, ладно, выходи.

     За Игорем выбрался Артем, за ним – сильно хромая, Сергей.

     - Чего ты там застрял?

     - Ногу прострелили, не могу быстро. Болит.

     - Вы, трое, сюда давайте, а ты, святой отец, можешь идти, если хочешь.

     - Спасибо тебе, друг, за все!  - выразил общую благодарность Игорь.

     - Благослови вас Господь!

     Когда за ними закрылась дверь, и они поняли, что оказались среди своих, Сергей заплакал по-детски:

     - Господи, спасибо, дошли! У своих!

 

                                             Действие 72

     Павел Ветров уже несколько месяцев жил в пятизвездочном отеле Шарм-Эль-Шейха. День его начинался, как и у всех отдыхающих, с завтрака. Он плелся в ресторан, где, перепробовав все блюда шведского стола, остановился в итоге на яйцах и булочках с маслом – дежурный вариант, который он брал каждое утро. Только, в отличие от отдыхающих, он чувствовал себя узником. Они фланировали по залу расслабленные, с безмятежными лицами, которые сначала были бледные, затем покрывались приятным загаром, потом сменялись новыми бледными, и так далее… Одни уезжали, другие приезжали, только Павел превратился уже в аборигена, в местную достопримечательность для персонала. Он понимал, что бесконечно эта пренеприятная история тянутся не может, не до старости же он будет здесь жить, но ее возможный конец ужасал его. Конец представлялся ему одним – его находят-таки и… Что будет дальше – об этом думать не хотелось. Павел понимал, конечно, что ведет себя, как страус, который, как известно, прячет голову в песок. Но никакого выхода из сложившейся ситуации не видел.

     После завтрака он возвращался в свой номер, садился на террасу, включал ноутбук и бездумно плавал по волнам интернета. Так бесцельно и скучно проходило время до обеда. Он шел на обед… Разнообразие стола сначала радовало его, затем все блюда приелись, хотелось окрошки, сала с водкой, чего-то такого… Но вместо сала и окрошки приходилось съедать какой-нибудь рататуй, и запивать его пивом или вином, или вином и пивом, и так каждый день… Алкоголь, конечно, помогал отвлечься, погружал в сонное, бездумное, апатичное состояние.

     На море Павел поначалу ходил аккуратно, только оно  радовало, бодрило, развлекало… В море ему казалось, что он свободен, что он – в другой стихии, где никто не сможет достать его, ну, разве, какая-нибудь шальная акула. Но не человек. Людей он боялся больше, чем морских хищников. Затем и море надоело ему. Все чаще он шел купаться без охоты, заставляя себя, а чаще после обеда заваливался спать и на стук уборщика сонно кричал «Tomarrow!»

     Связь он держал только с Александром, который каждое утро и каждый вечер должен был оповещать его о делах компании и о том, как проявляет себя Глазурьев. Александр отписывался аккуратно, что дела идут хорошо, хотя санкции дают о себе знать, что в свое время очень кстати послушались Артема и максимально перешли на отечественных поставщиков, иначе, право, совсем бы туго пришлось… Эх, какой маркетолог был! Как в воду глядел!.. Почему был? Да вот, взял отпуск без содержания, уехал на войну в Новороссию, и исчез. Что с ним – никто не знает… Так что теперь маркетинговая активность снизилась. Маркетингом никто не занимается, кроме Кирилла, ну, да вы знаете, Кирилл – вагон, ему паровоз нужен. Да, и еще – родственница ваша, Марьяна эта, с Артемом укатила. Как? Да так… Ну, и тоже пропала… А сын ее, племянник ваш,  с соседкой  – Надя ее зовут, которая инвалид… Нет, и она ничего не знает, с ума сходит. Вот такие дела… А у вас планы какие, Павел Игоревич? Планы… Легко спросить, тяжело ответить… Нет никаких планов! Куда кривая вывезет.

     В то утро Павел получил от Александра интересное письмо, в котором тот сообщал, что объявилась Марьяна. Она в Н-ске, была ранена в бою, попала в больницу. «Ну и ну! Это та забитая девчонка, которая поздороваться боялась… В бою!» Стало как-то неуютно, а если честно, то стыдно. Девчонка пошла воевать, а он, взрослый парень, прячется, как трусливый заяц, отсиживается, как зверек, в кустах, только хвостик трясется мелкой дрожью. От кого прячется? От какого хищника? На каждого хищника найдется свой охотник. Что, слабо из жертвы перейти в охотники? Наверно, слабо… А Марьяне вот не слабо. А война-то, наверное, пострашнее мясника Глазурьева…  А когда выписалась, продолжал он читать письмо Александра – так и осталась там, в Н-ске, устроилась в газету работать, журналистом. В газету? Да какой из нее журналист! Застенчива, скованна, ни развязности журналисткой, ни боевитости… А воевать была, значит, боевитость? Ну и ну… Шлет она Наде весточки, а та эти сводки с передовой печатает в газете «Товарищ», которая, между прочим, принадлежит его сестре – она же все еще учредитель, хотя газета эта и не нужна ей. Так что не дай Бог Надя какие-нибудь экстремистские призывы напечатает, ей – ничего, а сестре нагорит, а она депутат все-таки. Впрочем, сестра тоже просекла ситуацию и срочно от газеты этой опасной открещивается – из учредителей выходит. Александра, видно, беспокоила ситуация с газетой, потому что он сообщил, что даже пытался с Надей на эту тему поговорить, чтобы она статейки-то фильтровала, или ему присылала на проверку, - нет, отказалась наотрез. Так что родственница ваша возвращаться пока не намерена, сына забросила. А об Артеме по-прежнему – ничего…

     Тени бесшумно подкрались и упали на монитор, хрустнула веточка под чьей-то вкрадчивой стопой. Павел дернулся и резко обернулся. Так и есть! Перед ним стоят три глазурьевских мордоворота. Павла обдало ознобом, хотя на улице стояла сорокоградусная жара.

     - Ну, что, чувак, отдохнул? Морду наел? Хватит жариться. Домой пора. Заждались тебя там.

     Вот все и кончилось…

 

 

 

 

                                         Действие 73

  

     - А ты, Марьяна, сгоняй вот по этому адресу, - скороговоркой отдавал поручения редактор, - там мэр наш раздает гуманитарную помощь. С тебя – интервью с мэром, фото, и информация о том, где в ближайшие дни будут открыты пункты выдачи гуманитарки, народ проинформируем.

     Гуманитарная помощь из России раздавалась у здания городской администрации. Мэр Валерий Якименко, крепкий мужчина лет сорока пяти, одетый не в костюм, как то пристало чиновнику, а в камуфляж, с открытым добрым лицом и немного смущенной улыбкой, лично присутствовал при раздаче. Уже собралась очередь человек в сто, в основном стариков, женщин, некоторые привели с собой детей – время такое, что страшно расставаться, выйдя из дома, не знаешь – вернешься ли, а если вернешься – будет ли дом, а  в доме те, кого ты оставил, на время или навсегда…

     - Газета «Новое время», - представилась Марьяна, подходя к мэру. – Хотелось бы небольшое интервью.

     Они отошли в сторону. Пока мэр давал распоряжения своим помощникам, Марьяна сфотографировала очередь, момент вручения пакета с гуманитаркой. Сделала несколько снимков конкретных людей. Запечатлела хорошенькую девушку с пышным рыжим хвостом и изящной фигуркой. Девушка с кем-то оживленно говорила по телефону:

     - Мам, да тут такая очередь… Я  реально к тебе только часа через два попаду. Так что дома будь…

     - Ну, давайте побеседуем… - мэр приветливо улыбнулся Марьяне.

     - Валерий Станиславович, вид у вас уставший… Вам хоть отдохнуть-то удается?

     - Когда победим, тогда и отдыхать будем. А вообще вы правы. Засыпаю далеко за полночь. А в семь утра уже планерка. Да разве же я один так?..

     - Какие самые злободневные вопросы на планерках?

     - ЖКХ. Укропы бьют по инфраструктуре – по водопроводам, газопроводам, линиям передач… Чтобы все починить, нужны прежде всего мастеровые, люди с золотыми руками. Ну, и храбрые, конечно. Ведь пока рабочий человек ремонтирует, починяет, восстанавливает, укропы по нему стреляют. Ну, и, разумеется, насущный вопрос – помощь людям!

     - Валерий Станиславович, из чего состоит гуманитарная помощь?

     - Это строительные материалы, что очень актуально – снарядами выбило порядка 70% стекла, а зима не за горами, также повреждены крыши, стены домов… И, конечно, это продукты питания! Люди голодают. И это не преувеличение…

     - Да-да, есть информация, что несколько десятков стариков покончили с собой из-за страха голодной смерти.

     - К сожалению, такие случаи имели место. Но сейчас мы надеемся донести до каждого хотя бы частицу гуманитарного груза. В первую очередь продукты доставляются на социально-значимые объекты – это больницы, школы, детсады, дома престарелых… Посылки приходят из России не только от организаций и фондов, но и просто от людей… Неизвестная нам Бабушка Ира – она так подписалась – прислала связанные ею теплые носки… Недавно получили посылку от некого Тимофеича. А сегодня коробку от учеников пятого класса города Рязани… Шлют и спальники, и матрасы с подушками, и одежду, и игрушки, но главное, конечно, продукты! Мы начали открывать социальные столовые. Дорогие наши ветераны! Я хочу к вам обратиться. Теперь работают столовые, где каждого бесплатно накормят - нальют тарелку супа, дадут кусок хлеба. Запишите адреса, по которым открылись социальные столовые… - Мэр продиктовал адреса, сверяясь по бумаге. – Записали? Отлично! Ситуация ведь какая – Киев пенсии и зарплаты бюджетникам не платит, хотя некоторые предприятия до сих пор отчисляют туда налоги. И как быть людям? Есть у нас благородные предприниматели, вывешивают на входе в свой магазин такие объявления: «Дорогие наши бабушки и дедушки! Заходите, берите продукты бесплатно!» Да, именно в трудные времена происходит объединение людей… Когда я захожу в городскую больницу и вижу раненых солдат, я понимаю, они люди военные, но когда я вижу искалеченного ребенка, бабушку с оторванной рукой… Понимаете, власть хочет нас сломать. Отсюда и провокации, и уничтожение мирного населения. Целятся-то куда? Вот, постойте, у меня список объектов, в которые попали снаряды: Школа искусств №1, детские сады «Незабудка» и «Подснежник», экономико-технический колледж, школы №23 и 45, плавательный бассейн «Дельфин»… Ну, что это? И вот еще что запишите…

     - Валерий Станиславович, вы бы продиктовали, где и когда будет выдаваться гуманитарная помощь.

     - Да, конечно. Но лучше я вам список дам. Вот, нарочно для встречи с вами подготовил…

     И тут Марьяна услышала громкий визг шин. Оторвавшись от своих записей, она взглянула в ту сторону и увидела, как из-за угла на большой скорости вывернула машина – мусоровоз, из нее высунулся мужчина в форме ополченца, вскинул автомат и на полном ходу принялся поливать свинцовым дождем по ходу движения машины: первые снаряды скосили людей в очереди за гуманитаркой, раздались нечеловеческие крики боли и ужаса, люди попадали на землю, далее автоматная очередь прошлась по остановке общественного транспорта… Марьяна видела, как подъезжавший к остановке голубой троллейбус остановился, лобовое стекло искрошилось мелкими осколками, люди, подбегавшие к остановке, упали, да так и остались лежать… Привыкшая к быстрой реакции в боях, она инстинктивно, еще толком не поняв, что происходит, плашмя упала на землю. Мэр упал тоже. Когда машина скрылась за углом, Марьяна резко вскочила. Упавшие люди тоже стали подниматься. Но несколько десятков так и остались лежать на земле – в очереди, на остановке.

     - Валерий Станиславович! – она потянула мэра за руку, но его неподвижность напугала ее. – Боже мой! Вы ранены? Сейчас я помогу вам…

     Она осторожно повернула мэра на спину… Сомнений не было – Валерий Станиславович был убит. Но как? Он же стоял рядом с ней. Упала она, и он упал через секунду… Получается, что он упал не для того, чтобы спастись, а упал, потому что в него попали… И еще получается, что если бы она замешкалась буквально на секунду, с ней произошло бы то же самое… В обычной жизни, возможно, эта мысль натолкнула бы ее на философские умствования, но на войне она привыкла, что смерть ходит рядом, может пройти в сантиметре, а может и достать, как повезет…

     - Эй, сюда! – закричала она.

     Из здания выбежали люди. Кто-то бросился к убитым в очереди, кто-то – к лежащему на земле мэру…

     - Девушка, с вами все в порядке?

     - Да.

     Поняв, что уже ничем не сможет помочь Валерию Станиславовичу, Марьяна, как потерянная, медленно пошла вдоль очереди за гуманитарной помощью, которая превратилась в хаос из лежащих и сидящих окровавленных людей… Душераздирающие крики, от которых тошно стало на душе, и  ярость захлестнула так, что в глазах потемнело.

     - Сволочи! – что было сил, крикнула Марьяна в ту сторону, куда скрылась машина. – Сскоты!

     Однако в русском языке не было слов, чтобы выразить ее состояние – гнев, отчаяние, ненависть, дикое желание ответить тем же – бить, убивать, кромсать этих нелюдей, только что хладнокровно расстрелявших людей и укативших безнаказанно.      Марьяна остановилась над девушкой с рыжим пышным хвостом, которая еще минуту назад разговаривала по мобильнику. Она лежала в неудобной позе, неловко раскинув руки, рядом – телефон. На лице, забрызганном кровью, странный покой… Марьяна, давясь слезами, сфотографировала ее. Теперь у нее есть снимок этой девушки за миг до смерти, и после…

     Она не помнила, как добралась до редакции, где  застала страшный переполох. Кто бежал куда-то, кто, напротив, сидел, глядя перед собой неподвижными глазами, кто кричал что-то в телефонную трубку, кто лихорадочно бил по клавиатуре. Среди всей этой суеты возвышалась фигура редактора Юрия, махавшего рукой с зажатым в ней блокнотом, как всегда, спокойно отдающего распоряжения. Появление Марьяны вызвало фурор. Все бросились к ней, окружили.

     - Живая?

     - С тобой все нормально?

     - Ты была там?...

     - Что случилось вообще?

     - Была, - спокойно подтвердила Марьяна. – Юрий, интервью с мэром записала, адреса социальных столовых – тоже. Список выдачи гуманирки – вот он.

     И, протягивая список, она заметила, что нижняя часть его пропитана кровью.

     - Кровь… Ты не ранена?

     - Это не моя… Со мной все в порядке. Повезло.

     - Так ты была там в тот момент, когда кто-то расстрелял очередь?

     - Да. Это была явная провокация. Стреляли из машины-мусоровоза, люди в форме ополченцев.

     - Поступила информация, что такие же провокации  случились и в других местах. И тоже есть жертвы.

     - А мэр наш, Станиславыч? Правду говорят, что погиб?

     - Да. Я рядом стояла… Все при мне случилось… Я была последняя, с кем он говорил… Это ужас, конечно! Тогда я и испугаться-то не успела… Только сейчас доходит… Кошмар…

     - Может, тебе успокоительного? Эй, Наташа, что у нас в аптечке есть?

     - Не надо, я человек привычный… Воевала…

     - Отдашь материал кому-нибудь? Или сама напишешь?

     - Конечно, сама.

     - А ты сможешь? Может, тебе отдохнуть все-таки?

     - Смогу, смогу…

     Марьяна села к компьютеру и, набирая текст, слушала, как Юрий давал распоряжения:

     - Дима, подготовь некролог про Валерия Станиславовича… Мужик, конечно, замечательный был… Главное, завтра большой материал выходит о буднях мэрии… Уже не прочитает. Эх… Рома, с тебя статья о том, как себя вести, когда начинаются обстрелы, ну, где лучше прятаться, на улице, в помещении… давай, давай! Наташа, ты, как врач, напиши о первой помощи при ранениях.

     - А репертуар театров? Открытие новой экспозиции в городском музее?

     - Обязательно! Пусть люди видят, что жизнь продолжается, что нас не сломать…

     Через час Марьяна показала материал Юрию. Он пробежал глазами – годится, отдавай в печать. И, помедлив:

     - Марьяна, я хочу тебе еще одно задание дать на сегодня… Ты как?

     - Давай, чего уж там.

     - В городскую больницу наши ребята с блок-поста доставили трех раненых. Говорят, из плена сбежали. Сходи, поспрашивай у них, как удалось убежать, что там в плену, как пережили…

     Марьяна почувствовала, как сердце оборвалось и ухнуло булыжником куда-то вниз, сглотнула.

     - Да, конечно. Это в завтрашний?

     - Да нет… Для завтрашнего и без того материала – во. Возьми интервью и домой топай. С тебя на сегодня хватит.

     До больницы Марьяна добежала почти бегом. Неужели?.. Но она отгоняла предчувствия, разочарование стало бы слишком тяжелым. Вспомнив совет Веры молиться, она повторяла вполголоса, задыхаясь от быстрой ходьбы: «Богородица, помоги, пусть произойдет чудо…»

     Войдя в сопровождении врача в палату к трем бывшим пленникам, она закричала и, метнувшись к сидящему на кровати Артему, обняла его так, что готова была вжаться в него, раствориться в нем.

 

                                                 Действие 74.

 

     - Артем, все-таки живой!

     - А я тут всю больницу на уши поднял, про тебя спрашивал. Говорят – а, это та журналистка, что в нашей газете работает. Нет, говорю, она не журналистка… Тогда, говорят, не знаем…

     - Да нет, это и правда я, я  на самом деле работаю в местной газете… Артем, что у тебя за ранение? Это серьезно?

     - Нет… контузило. Попал в плен. Все нормально.

     - Знал бы ты, что я пережила, как я волновалась!

     - А я?

     - Больше я тебя ни на минуту не отпущу, даже не надейся… Буду здесь, в больнице ночевать, ночные дежурства нести, чтобы они мне возле тебя остаться разрешили… Мне не верится, что это не сон… Мне кажется, что ты растаешь.

     - Не нужно ночевать в больнице. Лучше я сам уйду. Я нормально себя чувствую… Илья Иванович, - обратился он  к врачу, - отпустите, а на мое место положите кого-нибудь, кто больше в лечении нуждается.

     - Ну, как скажете, - улыбнулся врач.

     - А теперь, - официальным тоном произнесла Марьяна, -  у меня задание от газеты взять интервью у бывших пленных.

     Она деловито достала блокнот с ручкой.

     - Диктофона в местной газете нет? – пошутил Артем.

     - Мне сподручнее так… Ну, рассказывайте…

     Через час Артем и Марьяна медленно шли домой, говорили и не могли наговориться.

     Вера была потрясена возвращением Артема.

     - Божечки! Я уж и не думала, что опять с тобой свижусь! – и, обратившись к Марьяне, - Молилась?

     - Да.

     - Вот видишь! А что я говорила?

     Затем, критически разглядев Артема, Вера задала свой фирменный вопрос:

      - Голодный, поди?

     - Да нет, спасибо.

     - Нет… Я же вижу, как исхудал, кожа да кости.

     - Так это мы из плена выбирались. Голодали.

     - Так я и вижу. Давай в столовку. У меня сегодня супчик капустный.

     Под вечер, когда стали раскладывать матрасы в подвале, Вера, задумчиво наблюдая за Артемом и Марьяной, которые глаз не могли отвести друг от друга, вдруг смущенно заявила:

     - Ой, а я вас сегодня покидаю – обещала к подружке зайти. Да там и заночую.

     И Вера, собрав кое-какие вещи, ушла, загадочно улыбаясь.

     - Вижу, ты подружилась с ней, - сказал Артем, чтобы скрыть возникшую неловкость.

     - Да, - с готовностью подхватила Марьяна. – Она замечательная девчонка! Представь, у нее парень погиб в ополчении. Родители погибли в поселке – прятались в погребе от бомбежек, так их там и завалило… И она не сломилась, по-прежнему веселая, позитивная, всем старается настроение поднять. Никогда не жалуется. Да и вообще не любит о себе говорить, больше о других людях старается.

     - Но это не дело, что она вот так убежала на ночь глядя, - сказал Артем. – Я предлагаю вот что… Подыскать жилье, где мы могли бы жить вместе, никого не стесняя.

     - Да, это правильно.

     - Завтра я бы хотел вместе с тобой выйти на работу в эту твою газету. Думаю, и для меня там дело найдется.

     - А как же! У нас лишние руки – на вес золота. Особенно профессионалов не хватает, таких, как ты.

     - А в нашу газету статьи пересылаешь?

     - Каждый день.

     Марьяна и Артем разговаривали до глубокой ночи. Сначала, пока в подвал проникал сквозь щель в потолке слабый свет уходящего дня, они сидели друг  против друга, вглядываясь в лица, ловя взгляды и стараясь проникнуть в душу. Но когда совсем стемнело, так что в подвал опустилась чернильная темнота, они придвинулись друг к другу, все чаще стали замолкать, думая каждый о своем. Тишина. До них доносилась только сонная трель сверчка, она успокаивала, умиротворяла. Они взялись за руки. Затем как-то в одном порыве потянулись друг к другу, два изголодавшихся по любви человека. Тишину разорвали взрывы – опять начали бомбить. Сверчок умолк. Ощущение того, что жизнь – хрупкая вещь, такая же призрачная, как трель сверчка, и может оборваться в любой момент, как оборвалась его песня, обостряло чувства…

     Лежа в темном подвале, слушая звуки взрывов, они молчали. Наконец Марьяна прошептала:

     - Бомбят… Завтра в редакции скажут, сколько жертв было.

     - Как странно… Для нас в эту ночь началась новая жизнь, а для кого-то закончилась… Знаешь, что, Марьяна, я хочу обвенчаться.

     - Что? – она взволнованно приподнялась, пытаясь сквозь темноту разглядеть его лицо.

     - Как тебе объяснить? Мы попали в такое место, где есть черное и белое, добро и зло, где есть только настоящее, и нет места ничему фальшивому… Непонятно?

     - Не очень.

     - Так вот, я хочу, чтобы наших отношений не коснулась никакая пошлость. Хочу приподнять наши отношения, освятить их… теперь понятно?

     - Теперь понятно.

     - Тогда спи. Завтра – работа.

     На следующее утро они  вдвоем пришли в редакцию.

     - Юрий, вот тот человек, о котором я тебе говорила, которого искала. И нашла благодаря тебе: он – один из пленных, в больнице. Ну, у которых я интервью брала.

     - Вот как? Поздравляю. Радует, что в жизни случается что-то неожиданно хорошее, а не только неожиданно плохое.

     Мужчины пожали друг другу руки.

     - Юрий, а можно его к нам? Он пишет покруче, чем я.

     - Конечно! Ну, во-первых, ваша Марьяна – тоже очень хороший журналист.

     - Я рад!

     - Если и вы также хорошо пишете, нам повезло… Может, в таком случае вы и напишете очерк о вашем побеге из плена? Как говорится, из первых рук. Марьян, ты не против отдать коллеге тему?

     - Я – за, лучше, чем он, я не напишу.

     - В таком случае – за работу.

     Вечером зашли в храм, тот самый, с проломленным куполом, в котором батюшка приютил людей, потерявших свои дома. Их количество прибавилось. В основном пожилые люди, они сидели и лежали на расстеленных матрасах, рядом с некоторыми лежал уцелевший скарб. На этих несчастных людей печально взирали лики святых с икон. Ощущение призрачности, нереальности происходящего создавало трепещущее мерцание свечей. Священник вышел к ним, вглядываясь в их лица. Узнал.

     - А! Помню вас, помню… давно не заходили к нам.

     - Мы за это время повоевать успели, - объяснил Артем, - в плен попасть, убежать из плена с Божьей помощью… И вот, теперь мы опять здесь… Благословите, батюшка.

     Священник благословил преклонившего колени Артема, добродушно заметил:

     - Помогло, значит, благословение-то мое… Живой.

     - Я тогда как почувствовал что-то, - сказал Артем. – А сейчас мы по делу…

     Священник вгляделся в их лица, расплылся в улыбке:

     - У вас ко мне только одно может быть дело – обвенчаться. Угадал?

     - Угадали.

     - Вы, конечно, не в браке.

     - Не в браке… И неизвестно, когда официально распишемся – паспорт мой у укропов остался. Вернемся домой – все восстанавливать придется.

     - Ну, учитывая военное время, пойду навстречу.

       Необычная это была свадьба…

       В воскресенье  подъехали к храму к окончанию литургии. Израненный храм  встретил их колокольным звоном. Марьяна вышла из машины, придерживая подол длинноватого для нее подвенечного платья, которое выпросила у своей знакомой Вера. Конечно, Веру  пригласили  на церемонию в качестве свидетельницы. Артем был в комуфляже – другого костюма для него не нашлось. Впрочем, почти все мужчины ходили в военной форме. Война… Свидетелем со стороны жениха пригласили Сергея, который нарочно ради такого случая отпросился из больницы, хотя еще заметно прихрамывал. Зато и многолюдная же оказалась эта свадьба – все жители храма, в основном пожилые люди, лишившиеся своего жилья, застенчиво скатали свои коврики и  постели, заткнули по углам свой уцелевший скарб, и торжественно выстроились, оставив для молодых лишь узкий проход. В проломленный купол заглядывало небо – безоблачное и голубое. Ну, как тут было не вспомнить, что браки заключаются на небесах?..

 

                                   Действие  75.

 

          

       …  Как только было объявлено перемирие, решили вернуться домой. Отвоевались. Пока…

         А дома – мир, непривычно…

         Врачи посоветовали Артему подлечиться. И он лег в больницу.

         Марьяна принесла ему ноутбук с выходом в интернет, так что он был в курсе всех новостей.

     В тот день, уже накануне выписки, он, как обычно, лежал, стараясь поудобнее пристроить ноутбук, заходил на разные сайты, писал комментарии.

     - Артем, к тебе гости! – сообщил сосед по палате, заходя из коридора. И через минуту в палате появилась Марьяна, катившая инвалидную коляску.

     - Надин! – воскликнул удивленный Артем. – Привет! Вот уж не ожидал… Как тебе удалось добраться?

     - Привет, герой! Да как… Понятное дело, у нас инвалидам куда-то податься – беда. Вот, помогла Марьяна. Вызвали социальное такси, меня кое-как погрузили, да и привезли. Мне давно не терпелось тебя повидать. Навестить болящего в больнице – это ж святое дело. И потом, знаю я, каково это – в больнице лежать. Тоска… Каждая мелочь – уже событие.

     - Твой приход – не мелочь, а на самом деле событие. А вообще мне тосковать некогда.

     - Другого ответа не ожидала. Знаю, чем занимаешься. С удовольствием читаю твои комментарии. А у меня для тебя сюрприз – вот. – Надин вытащила несколько номеров газет. – Это твоя газета. Последние номера, которые выходили, когда ты уже в больнице лежал, а мы с Марьяной оставшийся материал печатали, плюс новости от ваших товарищей.

     - Спасибо, конечно, только я все ваши материалы и сверстанный макет в электронном виде читал.

     - Да это понятно! Но тут – живая газета! На, ребятам в палате раздашь…

     - Я думаю, надо развиваться – пора от бумажной версии переходить к информационному порталу.

     - Это опять полностью зарыться в интернете? Я против. Газета нужна! В первую очередь тем, кто не дружит с интернетом. Да, представь, в наше время еще есть такие.  И еще, благодаря этой газете я почувствовала себя нужной. Лежу, не выпуская телефона из рук, тут же – ноутбук. Постоянно звонки, сообщения… Кто ругает, кто хвалит, многие ободрить хотят, помощь предлагают, присылают статьи, заметки, стихи… Жизнь кипит! Раздатчики приходят за номерами…

     - Хорошо. Бумажную газету можно и оставить.

     - Ну, как ты? Что врачи говорят?

     - Скоро выпишут. Да и вообще – дешево отделался.  Главное - живой!

     - Главное, не на коляске!

     - Марьяна, как дела на работе?

     - Да как?  Все так же! – ответила Марьяна. –  Как будто и не было ничего. Продвигаю бизнес нашего дорогого Пашки. А сам он – в бегах.

     - До сих пор?

     - До сих пор. Но, как ни странно, без него все идет своим ходом, так что – есть он, нет его, все равно… Все в рабочем порядке. А вот тебя не хватает.

     - Эх, как бы я разгулялся на работе! Ведь дождался, как в воду глядел – не было бы счастья, да несчастье помогло. Не было бы санкций – не удалось бы заняться импортозамещением и поддержать отечественного производителя… 

     В этот момент в палате появился лечащий врач Артема. Он казался взволнованным.

     - К вам посетитель. Ожидает в ординаторской.

     - Что еще за новость? Кто?

     Врач сделал загадочное лицо.

     - Важный посетитель.

     - Важный? – нахмурился Артем. – Ничего,  подождет. Эти люди для меня важнее. Или вот что – пусть сюда идет. Важный, не важный – не помешает.

     - Он прибыл для конфиденциальной беседы.

     - Что за черт!?..

     - Да ладно, иди, - сказала Марьяна. – Мы подождем.

     - Я постараюсь побыстрее, - виновато пообещал Артем и последовал за доктором.

     Тот распахнул дверь в ординаторскую. Артем вошел, вгляделся в таинственного посетителя.

     - Ну, здравствуйте, Артем Вениаминович.

     - Ба! Это вы, Владислав Альбертович! Приветствую, очень рад! Неожиданно, неожиданно, - пожали друг другу руки. Артем присел на диван рядом с неожиданным  гостем.

     На этот раз Владислав  не подбирал образ, он чувствовал, что теперь это ни к чему, ни к чему всякая фальшь – разговор должен быть совершенно откровенным. На нем был его обычный черный костюм, сидевший безукоризненно и элегантно. Только лицо выдавало озабоченность, усталость. Он выдавил светскую улыбку,  достал пакет, в которой оказалась бутылка дорогого вина, копченое мясо, икра, фрукты, и что-то еще – аппетитно пахнувшее, в нарядных обертках.

     - Это вам. Подкрепите свое здоровье и скорее поправляйтесь.

     - Спасибо, - усмехнулся Артем, изучив содержимое пакета. – Только  меня и так закормили.

     - Ничего, примите и от меня тоже, - добродушно улыбался Кукловод. – Тем более, что поголодать пришлось… наслышан.

     - Чему обязан?

     - Да вот, решил навестить вас. Как же иначе? Вы – герой, Артем Вениаминович. Следил за вашей деятельностью и в ополчении, и по выпуску газеты. И сейчас, по комментариям, и по вашему блогу. Вашей активности, энергии можно только позавидовать.

     - Ну, скажете тоже – герой… Вот товарищ наш, который под танк с гранатой бросился – вот он герой. А я – что?...

     - Не скажите! То, что вы ранены в боях за отечество, за русскую идею – как же это не геройство!

     - Иначе не мог… Однако, вы же не только за тем пришли, чтобы передачку мне передать и комплименты сказать?

     - Не только.

     - Ну, так я вас слушаю. Извините, что, может быть, гоню лошадей, но у меня гости – женщины.

     - Да и мне, к сожалению, особо некогда. Я, Артем Вениаминович, с прежним предложением – о сотрудничестве. Очень хотелось бы, чтобы такой человек, как вы, оказался на нашей стороне.

     - На вашей – это на чьей?

     - На стороне отечества, государства, нашего президента. Теперь вы понимаете, кто – истинный враг России, и с какой стороны он наступает?

     - Понимаю. Это все та же пресловутая пятая колонна, либералы-западники, готовые предать Россию ради западных ценностей, за цацки западные, за возможность безнаказанной распущенности, - это они на данный момент представляют главную опасность. Это я понимаю. И Украина это наглядно показала.

     - Получается, что у нас с вами – один враг. Мы с вами одинаково представляем опасность и готовы бороться  с ней. Впрочем, вы уже вступили в борьбу – явную, с оружием в руках. Я тоже веду войну, но не такую явную, войну исподтишка, войну тайную. Но мне нужны помощники. Предлагаю объединиться.

     - Политические и социальные взгляды у нас с вами разные, вот что!

     - Так и пусть себе будут разные! Сейчас не время для подобных разногласий. Сейчас необходимо объединиться и дать отпор этой самой пятой колонне! А уж потом, когда враг будет побежден, разойдемся, каждый в соответствии со своими убеждениями. Но, думаю, не скоро это будет.

     - Я вижу, что сейчас такое время, как в Советском Союзе в конце 80-х, - задумчиво произнес Артем. -  Запад тогда давил и сейчас давит, тогда цель была – уничтожить Советский Союз, сейчас – Россию.

     - Правильно. Я понимаю, что вы – коммунист, но поймите – коммунистическое движение в глубоком кризисе. Революции завтра не ожидается. А вот опасность развала России – это реально. Надо мобилизоваться. Война. Информационная война. Война за души.

     - Война между землей и небом, между добром и злом, а поле битвы – душа, - улыбнулся Артем.

     - Ишь, как заговорили… Вы, случайно, в Бога не уверовали там?

     - Уверовал… Только не случайно. Случайного ничего нет в жизни. Все – для чего-то.

     - Какое философское направление наша беседа принимает, - тонко улыбнулся Владислав. – Поймите, Артем, один – в поле не воин. Вот вы – что вы можете сделать?… Писать в блогах для кучки таких же интересующихся политикой, или издавать крохотным тиражом, на последние деньги, газету? Вы, да эта калека – вот и вся ваша команда! И сколько таких, которые только и могут, что ворчать в блогах да на форумах?

     - Делаем, что можем… - Артем отвернулся и задумчиво стал смотреть в окно, впрочем, ничего не видя, так как крепко задумался: «Он прав! Правые… Левые… Был я и там, и там… Все это – балаган, театр абсурда… А война – она вот, настоящая… И враг – настоящий… А мы все свое – направо, налево? Прямо! Прямо надо! Прямо и напролом!»

     - … Делаете, что можете? – донесся до него бархатный голос Кукловода. - А я вам предлагаю делать то, что реально нужно! Пока мы с вами дискутируем,  на Донбассе происходит вот что…

     Владислав вывел на планшете видео и протянул Артему:

     - Вот, смотрите…

     На экране перед Артемом дрожа, сменяли друга кадры любительской съемки: сваленные вповалку трупы, в том числе детские, разрушенные  дома, сожженные автомобили,  обгоревшие православные храмы…

     - Это не сороковые роковые, - продолжал Владислав, - это наше – наше время! А вот, посмотрите-ка, интересное видео: православный батюшка, он вышел защищать свой храм с иконкой в руках… Расстрелян карателями! Кстати, вы слышали, что украинские националисты хотят уничтожить всех «москальских священников», а храмы захватить?

     - Зачем вы мне это показываете? Я и так всего этого насмотрелся… И думаю, что знаю обстановку  не хуже вас.

     - Напомнить хочу, что под угрозой весь русский мир, под угрозой Россия! Враг уже на подступах: Новороссия – это порог нашего дома!  Враг уже на пороге! И внутри нашего дома есть такие, кто ждет не дождется, когда можно распахнуть дверь и впустить этого врага.  А мы с вами, вместо того, чтобы объединиться, собрать  для отпора всех наших единомышленников, спорим о том, какие взгляды более правильные, какой строй должен быть, когда-нибудь… Ну, это все равно, что, видя горящий дом, мы, вместо того, чтобы тушить пожар, будем спорить, какой в нем должен быть  интерьер!..

     Артем сидел, обхватив голову руками.

     - Послушайте, Артем, вы за Россию, и я за Россию. Это наш дом и ни вы, ни я никуда не поедем – ни в какие лондоны, ни в какие оффшоры. Вы хотели революцию, я не хотел революцию, но об этом мы дискутировали, когда не было явной опасности. И, надеюсь, еще подискутируем… Но сейчас опасность с другой стороны. Она – реальная. А революция – это пока вещь нереальная. Вот вы поехали на Донбасс, чтобы совершить революцию. Вам казалось, что стоит чуть-чуть поднажать – и… Так ведь?

     - Так.

     - Вы общались с людьми и как – увидели, какие настроения у людей? Люди – за Россию, за русский мир, им главное, чтобы им дали спокойно жить, и никаких революций им не надо.

     - Да, это так. Коммунистические идеи не находят понимания. Главное, отстоять свою национальную и духовную независимость.

     - Вот и я говорю – сейчас опасность с другой стороны. Сейчас стоит вопрос – быть России или не быть, социалистической ли, капиталистической или еще какой… И мне нужна помощь. Видите ли, прессинг усиливается. Пятая колонна осмелела, так как чувствует поддержку Запада. А еще это убийство Тарновского! Они ни перед чем не останавливаются. Идут на любые провокации. Даже на убийство. Пятая колонна настолько осмелела, что во всеуслышание заявляет, что кровь Тарновского – на манжетах президента! Его дочь интервью раздает, где прямо говорит, что убийца ее отца – глава государства! Вся эта клевета подхватывается, разносится по нашим либеральным и западным СМИ…

     - Тарновский – давно уже политический труп. Стареющий, импозантный мужчина, любитель молоденьких шлюх, который болтал больше, чтобы имидж оппозиционера поддержать, да деньги Запада отработать.

     - Это понятно. Убит именно потому, что не нужен стал. Зато стал хорошим поводом.

     - Логичнее было бы убить Короткова. Он – настоящий лидер либеральной оппозиции.

     - Вот именно – настоящий лидер, он им еще пригодится.  Хотя не исключено, что была борьба мнений – того, или другого? Или – или? Не зря он, выйдя из тюрьмы, сразу в переход побежал листовки раздавать… Что-то знал? Или догадывался? В любом случае, он себя обезопасил, и тем, кто замыслил убийство, ничего не оставалось, как довольствоваться Тарновским.

     - Логично. И сейчас он смело заявляет, что вина лежит на президенте, потому что президенту это выгодно – физически устранить опасного оппозиционера.

     - Ох, уж и опасный, ну, тявкал из-за угла…

     - Как вообще идет расследование?

     - Трудно. Исполнители, как вы знаете, пойманы, а заказчиков в таких преступлениях, как правило, редко находят.

     -  Я тоже прикидывал и так, и эдак, кому это может быть выгодно. И пришел к мысли, что это выгодно Западу. Столько денег вкладывают в расшатывание нашего государства, а расшатать не могут! А денежки идут. Вот и решили перейти к радикальным методам. Возможно, они действительно не могли определиться, кого выгоднее устранить – Короткова или Тарновского? Возможно, Коротков действительно что-то знал, и потому и поспешил вернуться обратно в тюрьму. Тогда уже понятно стало – устранять надо Тарновского. И именно накануне митинга правых, чтобы шумихи больше было. Подруга его наверняка  была соучастницей. Завербовали ее на Украине. Там это проще было сделать – здесь могли заметить.

     - Почему вы думаете, что она была замешана?

     - Когда в Дениса стреляли,  в этот момент параллельно двигалась уборочная машина, заслоняя от камер момент убийства. Значит, машина крутилась поблизости неслучайно. А откуда организаторы убийства могли знать, что Денис с девушкой двинутся именно в эту сторону, именно пешком, а не на такси. Хотя шел дождь, то есть погода к прогулкам не располагала. Значит, миссия девушки была - направить Тарновского именно по этому маршруту – «ах, дорогой, давай пройдемся», и так далее. Моя версия не нова: в сети много приколов на эту тему: «Приглашается модель для прогулок с Чубайсом. Оплата по результатам прогулок»… Или: «Ярослав (это уже к Короткову) не желаешь ли прогуляться?». Далее. Вызывает вопросы хладнокровное поведение девушки. На камерах видеонаблюдения видно, что в момент убийства она не бросается к любовнику, чтобы оказать ему помощь, проверить, жив ли… Она подходит к водителю уборочной машины и спокойно обсуждает с ним что-то. Что? А ее объяснение, что она не запомнила ни преступника, ни машины, ничего, так как находилась в состоянии шока?.. Что-то незаметно было шока-то. Преступник же под прикрытием этой   машины заскакивает в автомобиль, поджидавший поблизости – и уезжает. После этого Коротков смело обвиняет в убийстве президента. Словно чувствует мощную поддержку. И президент молчит… За клевету никого не привлекают. Получается, что главу государства может оклеветать всякий. У меня вообще сложилось впечатление, что власть растеряна. Такие обвинения в адрес президента – на них надо реагировать, но власть не реагирует. Почему? Обвинят в том, что демократию и свободу слова зажимает? Так уже во всем обвинили, в чем можно. Кажется, уже понятно, что защищаться и оправдываться – это стратегия поражения. Наступать надо!

     - Вы правы, некоторая растерянность есть, уж слишком быстро, как снежный ком, нарастают события. Реагировать надо молниеносно. Мы же сначала перевариваем, прикидываем, что да как… Пока раздумываем, новый вызов. Поэтому мне, Артем, и  нужны помощники. Такие, как вы… В общем, я все сказал. Повторяться не буду И мне действительно некогда. Итак, ваше решение, Артем Вениаминович?

     - Я вот как скажу, чтобы у нас не было недопонимания… Я по-прежнему считаю, что президент – капиталист, который защищает интересы финансовой олигархии. Этим он мне не симпатичен. Не могу простить ему также то, что он кинул Донбасс. Люди на него понадеялись, поверили его риторике, что своих не бросаем, пример Крыма их вдохновил… А он – струсил. Испугался осуждения Запада. Ну, и, возможно, присоединение Донбасса не показалось ему выгодным с точки зрения экономики. Крым – маленький. Его еще можно переварить. А девятимиллионный Донбасс – это как большое европейское государство. И его пришлось бы содержать.  Донбасский уголь нужен Украине, России он не нужен, тем более, что у нас есть еще Кузбасс.  Потому и кинули Донбасс. И оказалось, что это – ошибка. Сколько людей погибло! Все  разрушено… А оценил ли Запад этот реверанс? Нет. Обвиняет Россию, что она воюет с Украиной на Донбассе… В общем, на отношение к нам Запада слив Новороссии никак не повлиял. Как были мы без вины виноватые, так и остаемся… Все это меня возмущает, но… Президент мог бы пойти на поводу у Запада, как сделали это его предшественники. Он мог сдать Россию. Запад его на руках носил бы, как Горбачева, наградами осыпал бы… Олигархам на сдачу России было бы наплевать, так как они – над-элита, они – люди без национальности, представители транснационалного капитала. А народ… Народу с помощью СМИ можно было бы представить дело так, как нужно. И поверили бы! Народ нынче пассивный. Поесть, да купить что-то – вот интересы подавляющего большинства.

     - Почему же, по-вашему, президент не сдает Россию?

     - Не знаю… Может, совесть, порядочность? Понимание ответственности? Нежелание выглядеть в глазах потомков предателем? В общем, пока он держится и не сдается, ну, пусть он трусит, пытается угодить и вашим, и нашим, лебезит перед западниками… Но не сдается же! Я – с ним.

     - Отлично!

     - Но! Я по-прежнему за революцию. Потому что революция – это обновление, оздоровление, это стремление к более справедливому социальному строю… Я не отказываюсь от своих юношеских идеалов. Просто я вижу, что на данном этапе – другие вызовы, другая, более реальная, опасность. Поэтому надо справиться с этой опасностью, а революцию… отложим на завтра.

         - То есть, вы – со мной?

         - На этом этапе – с вами.

         - Я рад! У меня есть кое-какие соображения…

         - Да и у меня есть идеи.

         - Я в этом не сомневался! Но я бы не хотел обсуждать их здесь. Значит, следующий наш разговор состоится после вашей выписки.

 

                                      Действие  76.

 

     Павел, под конвоем доставленный в Питер, с содроганием ждал дня визита к Глазурьеву – на ковер, как нашкодивший и пойманный за шкирку щенок. И вот этот день наступил.  Павел в сопровождении юриста и двух телохранителей подъехал к логову этого хищника - его офису.  Их встретил начальник службы безопасности, проводил  до кабинета шефа.

     - Прошу!

     Войдя, Павел обнаружил ту же компанию, которая в свое время встречала его отца:  во главе стола восседал Глазурьев, по одну сторону сидели – его юрист и два телохранителя. Павел со своей командой заняли места по другую сторону стола. Глазурьев внимательно присмотрелся к своей новой жертве – худенький, чернявый, интеллигентный, в костюмчике, с галстучком, на носу – очки. С виду – типичный ботаник. Узенькие плечи опущены, личико бледное и растерянное, вид – как у потрепанного кошкой воробья. Ну-ну, боится - это хорошо…

     - Рад видеть тебя, сынок. Мы с твоим отцом были, как это говорится, заклятые друзья. Я очень уважал его. Но – дружба дружбой, а деньги врозь. Согласен?

     - Да.

     - А ты совсем не похож на Игоря. Я даже несколько растерялся, когда ты вошел. Ты совсем другой.

     - Я – в мать.

     - Слышал и про мать. Достойнейшая женщина! Избрать путь служения Господу… Это не всем по силам.

     - Да.

     - Одобряю. Я ведь и сам – верующий. В Израиле был неоднократно, паломничал по святым местам. А это вот, - демонстрация креста, - с Афона.

     - Очень интересно.

     - А ты верующий?

     - Да.

     - И это правильно, сынок…  Предлагаю помянуть твоего отца.

     -  Благодарю.

     Глазурьев нажал кнопку вызова секретарши. Через минуту она появилась с подносом, на котором стояли стопки, закуска в виде буженины и лимона,  и бутылка дорогого коньяка.

     - Коньяк хороший – из Франции… Ну, как говорится, пусть земля будет пухом… Давайте, не чокаясь…

     Выпили. Закусили.

     - Давай и братца твоего помянем. Вишь, все про вас знаю… Эк не повезло тебе, дружок… Сочувствую.

     Опять выпили, закусили. Глазурьев нажал кнопку. Секретарша бесшумно забрала поднос с рюмками и исчезла.

     - Ты, насколько я знаю, не так давно диплом получил? – Глазурьев продолжал прощупывать Ветрова-младшего колючими глазками.

     - Да, я закончил  факультет финансов и экономики СПбГУ.

     - Серьезное образование… Вот оно – новое поколение! Это мы с твоим отцом – без образования, на своем горбу, методом проб и ошибок.

     - Но папа закончил политехнический…

     - Батя-то твой посмелее был. А ты, что ж это, бегать решил от меня?

     - Я не бегал. Я вынужден был срочно сменить обстановку. От горя… И ваши… люди… так бесцеремонно…

     - Потому что я дело пытаю, а ты от дела лытаешь! – голос Глазурьева, только что разливавшийся сиропом, вдруг приобрел властность и жесткость. – Так что хватит лясы точить, давай  серьезно разговаривать.  Бизнес ваш у нас под колпаком. Надеюсь, твой юрист ввел тебя в курс дела.

    - Да, я в курсе.

    - Дело твое безнадежное. Ты это понимаешь?

     - Понимаю.

     - Очень хорошо! Брыкаться будешь, как батя?

     - Не буду.

     - Да ты молодцом! Понятлив. Правильно – чего брыкаться? Только меня злить. А я думаю, ты понимаешь, что меня лучше не злить?

    - Понимаю.

    - Вот именно! Не зли меня, сынок. А  я, глядишь, тебя не оставлю, должность экономиста предложу, с таким-то образованием. Нам профессионалы нужны.

     - Спасибо.

     - То-то же… Сейчас готов подписать?

     - Сейчас? Нет.

     - Ну, опять двадцать пять… Или юрист твой опять на аудите настаивает?

     - Мы ни на чем не настаиваем, - возразил Владимир Петрович. – Но, если вы говорите, что документ готов – могу я с ним ознакомиться?

     - Разумеется… Дай ему договор, - обратился Глазурьев к своему юристу.

     Тот протянул  договор. Павел и Владимир склонились над ним, изучая.

     - Ну, что? – нетерпеливо спросил Глазурьев. – Долго будете ломаться, как девочки перед сексом? Время – деньги, господа.

     - Можем мы посоветоваться? Пара минут, не выходя из вашего кабинета.

     - Советуйтесь, только побыстрее.

     Павел и Владимир отошли в сторону и несколько минут шептались, затем вернулись на свои места.

     - Мы, разумеется, полностью в вашей власти, - заговорил Владимир, - но у нас тоже есть одно условие. И, поскольку вы безоговорочно забираете бизнес моего клиента, я прошу вас уступить ему хотя бы в деталях подписания этого договора. Чтобы человек мог сохранить лицо перед коллегами своего отца. Иначе получается, что он как будто на поклон к вам приехал – доставлен чуть ли не под конвоем, да еще и отцовский бизнес на блюдечке с голубой каемочкой вам привез.

     - Что вы предлагаете?

     - Внести в договор пункт о том, что вы предоставляете Ветрову Павлу Игоревичу должность финансового директора в вашей компании. Как вы только что сами предложили. Предложение прекрасное, но оно высказано в устной форме, а хотелось бы закрепить его документально.

     - Я такую высокую должность не предлагал, но – ладно, внесем, чего уж там. Это все?

     - Оклад! – выпалил Павел.

     - Что – оклад?

     - В договоре обязательно указать размер оклада. Меня не устроит, если вы мне положите какую-нибудь жалкую тридцатку.

     - Да я, парень, вообще могу тебя на работу не брать. Твой бизнес и так у меня в руках. Брякнул по простоте душевной – а вы уже и ухватились.

     - Тем не менее, - Павел выглядел взволнованно, руки у него дрожали.

     - Ну, положим семьдесят, устроит?

     - Сто.

     - Ну, это слишком…

     - Девяносто.

     - Ну, восемьдесят еще куда ни шло. Но это – мое последнее слово. – Глазурьев с неудовольствием заворочался в кресле. А парень-то – совсем дурак. Какой наивный! Неужели он не понимает, что на другой же день полетит под зад пинком? Ха, нужен он ему в должности финансового директора! Нет, отец был не такой простак… Впрочем, что взять с этого ботаника? Рос на всем готовеньком, жизни не знает.

     - Внести в договор пункт – с окладом восемьдесят тысяч рублей ежемесячно, - сказал Владимир.

     - Ну, хорошо, хорошо. Это все условия?

     - Нет. Предлагаем подписать договор  завтра, в двенадцать, на нашей территории. Опять нам на поклон к вам ехать – я вас умоляю! Пощадите чувства моего клиента.

     - За таким лакомым куском я готов и сам подъехать, не гордый, в отличие от молодого человека, - засмеялся Глазурьев. – Эх, молодежь, молодежь! Амбиций много…

     Он добродушно взглянул на Павла – тот сидел поникший, опустив плечи.

     - Далее…

     - Еще и далее? С каким пафосом вы свое отступление-то обставляете…

     - Тем не менее. Вы приедете один.

     - Один? Это еще зачем? – Глазурьев насторожился.

     - А зачем нам много народу? Юрист ваш  передаст вам готовый договор. Мы больше ничего менять в нем не будем, значит,  юрист будет не нужен. А что касается секьюрити… Ваше вторжение будет выглядеть как захват. Или вы нас боитесь?

     Глазурьев посмотрел на Павла и Владимира – молодые люди интеллигентной внешности, в костюмах, очках – гнилые интеллигенты. Ему ли их бояться?

     - Да нет, не боюсь, как ни странно, не боюсь таких страшных мальчиков! – он опять засмеялся. То, что они так хорохорятся - проиграли, но стараются сохранить остатки достоинства, - забавляло его. Ребячество, одно слово! Взглянул на своих телохранителей – они тоже улыбались краем губ, и вообще, все как-то расслабились, всеобщее напряжение спало. – Еще условия? Давайте, пока я добрый.

     - Больше условий нет.

     - Ну, наконец-то! Тогда завтра в двенадцать я к вам заскочу, и смотрите – без фокусов.

     - А этот вариант договора мы с собой заберем. Можно?

     - Можно. Отчего ж нельзя? Хотя зачем он вам? Завтра все равно другой вариант привезу.

     - И тем не менее. Наша юридическая служба должна его изучить.

     - Изучайте, ребятки, изучайте, вдруг зацепку какую найдете. Хе, хе…

     На другой день ровно в двенадцать Глазурьев с договором подмышкой стоял у ресепшен. Девушка в рубашке стального цвета, сером жилете и узкой юбке встретила его с дежурной любезностью.

     - Добрый день! – пропела она. – Вы к кому?

     - К шефу вашему, Павлу… э, Игоревичу, - добродушно ответил Глазурьев. Со вчерашнего дня его не покидало хорошее настроение. Как легко он обвел вокруг пальца этого молокососа!

     - А как вас представить?

     - Глазурьев.

     - Вам назначено время?

     - Да, милая, да! – он начинал терять терпение. Еще ни разу не приходилось ему торчать в предбаннике. Ну, Пашенька! Сам обделался, так и меня напоследок унизить хочешь? Добро. Дядя Глазурьев добрый…- Да! Назначено! В двенадцать!

     Девушка невозмутимо набрала номер телефона.

     - Павел Игоревич, к вам… Как вас? Глазурьев… Хорошо… Идемте, я провожу вас в переговорную.

     Девушка, виляя бедрами, вышла из-за ресепшена. Пройдя метра три, она завернула – короткий коридорчик упирался в дверь. Девушка гостеприимно распахнула ее – заходите. Павел Игоревич сейчас подойдет. Чай? Кофе?... Нет, спасибо, я ненадолго.

     Глазурьев очутился в типичной переговорной – стол с креслами вокруг, дипломы на стенах. Ничего лишнего. Он сел, нетерпеливо забарабанил по столу пальцами. Через несколько минут вошли Павел, его юрист и двое телохранителей.

     - О, как торжественно! А дуболомы эти зачем? Я-то один приехал. Или ты так боишься меня?

     - Боюсь, - откровенно произнес Павел. – Очень боюсь.

     - Ну, что ты… Будешь умницей, никто тебя не тронет.

     Глазурьев разложил на столе листы договора.

     - Вот договорчик. Моя подпись и печать уже стоят. Осталось ваши получить.

     Павел и Владимир сели за стол рядом с ним, принялись изучать договор. Телохранители со скучающим видом встали за их спинами.

     - Ну, что вы, ребятки? Все, как договаривались.

     - Ну, как же? – нервно возразил Павел. – А это что за подпункт?

     - Где? – Глазурьев нагнулся, вытянув шею. И получил удар по голове. На какое-то время он потерял сознание. Когда очнулся – его руки были прикованы наручниками к ручкам кресел. По лицу стекала вода. Очевидно, таким образом его хотели привести в чувство. Голова раскалывалась, в глазах пульсировали то темные, то огненные круги.

     - Ты что, щенок? На кого руку поднял, знаешь? – прошипел Глазурьев.

     - Знаю, - уверенно заявил Павел. Он преобразился – вместо забитого тихони Глазурьев увидел парня с жестким и презрительным выражением надменного лица. Черные глаза смотрели пристально и зорко. Очки за ненадобностью валялись на столе.

     - Знаю! На убийцу и подонка!

     - На убийцу?! Ты говори, да не заговаривайся! За базар-то отвечать придется!

     - Вот ты мне и ответишь за все! Ты – убийца! Я знаю, что это ты отца убил.

     - А если и так, то что?! – в бешенстве выкрикнул Глазурьев. – Много крови ваша семейка мне попортила! Я и до тебя, щенок, доберусь, вот только выйду отсюда!

     - Ничего ты уже не сделаешь, потому что отсюда ты живой не выйдешь.

     Глазурьев в отчаянии дернулся – наручники держали крепко. Попробовал брыкаться – оказалось, что ноги его туго привязаны к ножкам кресла.

     - Но это же не по-божески, парень, из-за бизнеса человека порешить.

     - Но ты же из-за своего гребаного бизнеса моего отца порешил, гнида?! – прошипел Павел.

     Глазурьев хотел крикнуть, но вместо крика его горло, поднатужившись, исторгло птичий писк. Как в кошмарном сне – когда хочется крикнуть, но не можешь, несмотря на все потуги. Эта неудачная попытка оказалась чревата - секьюрити быстро и профессионально забили в рот ему кляп. Глазурьев мог только мычать, чувствуя свою полную беспомощность.

     - Время – деньги! – отчеканил Павел. – А потому давай покончим по-быстрому. Хочешь выйти отсюда живым?

     Глазурьев замотал головой. Конечно, они его в итоге не тронут. Кишка тонка. Наглый мальчишка этот Пашка Ветров – он его недооценил, но не убийца же. Так, в Робин Гуда решил поиграть. Романтик! Недаром же в политику полез. Ну, конечно, он просто хочет его на испуг взять! Надо обмануть его бдительность, притвориться испуганным и соглашаться на все! А там – только бы выбраться отсюда!

     - Хочешь – и прекрасно! – продолжал Павел. – В таком случае вот тебе наш договор. Будешь подписывать?

     Глазурьев закивал головой и скосил глаз на правую руку – как подписывать-то? Рука пристегнута. Павел кивнул – один из секьюрити отцепил его руку. Глазурьев молниеносным движением хотел выхватить пистолет, но его рука оказалась перехвачена. Павел со снисходительной усмешкой достал его пистолет из кармана своего пиджака. Так. Обыскали, значит…

     - Будешь подписывать? Или все-таки предпочтешь через Неву в залив сплавиться?

     Глазурьев опять судорожно закивал. Ладно, подпишет он, чего они там ему приготовили. Главное – вырваться поживу-поздорову! А там можно аннулировать этот договор, так как подписал он его под воздействием шантажа.

     - Подписывай! Так, умница…  Печать?

     - Вот его печать, - Владимир ловко пропечатал договор.

     Глазурьев аж застонал.

     - Печать вашу мы с образца вашего же договора сняли. Теперь ты понял, для чего он был нам нужен? Печать – не проблема. Ее можно за углом за сто рублей заказать. А вот подпись желательно натуральную. Чтобы все чисто было. А теперь еще и вот это подпиши. Уже без печати. Только подпись.

   Глазурьев подписал. Его правую руку тотчас же опять приковали к подлокотнику. Ох, только бы выбраться…

    - А теперь послушай, что ты подписал. Сначала договор. Читай, Володя.

     Юрист прочитал договор, в котором говорилось, что он, Глазурьев, находясь в здравом уме и твердой памяти, передает свой бизнес Ветрову Павлу Игоревичу, а тот этот бизнес принимает. И что отныне он, Глазурьев, снимает с себя полномочия Генерального директора и передает их Ветрову, сам же переходит на должность финансового директора с окладом восемьдесят тысяч. Глазурьев закрыл глаза и застонал. На что надеются, сопляки? Ведь доиграются! Ох, только бы вырваться отсюда…

     - Прочитай ему и второй документ, пусть знает, под чем подписался.

     Второй документ оказался серьезнее – в нем говорилось, что он, Глазурьев, мучимый совестью, сознается, что в припадке временного помешательства, вызванного  приемом наркотических препаратов, отдал приказ убить вице-губернатора Ветрова Игоря Геннадьевича. И теперь, искренне раскаиваясь, он принял решение передать свой бизнес сыну усопшего, Ветрову Павлу Игоревичу, чтобы возместить ему моральный ущерб от гибели отца. Сам же он считает свои дела на этом свете завершенными… Глазурьев вытаращил глаза и стал судорожно биться, насколько ему позволяли оковы. Теперь он уже понял, что живым он отсюда не выйдет.

     - Давайте, ребята! – продолжал командовать Павел.

     Один из телохранителей надел на руку медицинскую перчатку, достал приготовленный заранее шприц, поднес иглу к толстой вене на тыльной стороне руки Глазурьева. Несчастный проследил за движением иглы с выражением ужаса в глазах.

     - Это героин, - пояснил Павел с усмешкой. – Твоя смерть будет приятной.

     На другой день весь город всколыхнуло сообщение о том, что в своей машине найдено тело владельца торговой сети «Семейный» Глазурьева. Как установила экспертиза – смерть наступила от передозировки героина. При усопшем был найден  шприц с остатками наркотика и отпечатками пальцев покойника, что, равно как и найденный при нем документ с его личной подписью, свидетельствуют о том, что это – чистейшее самоубийство. А потому уголовное дело заводить не имеет смысла. И в этом же документе – сенсация! – содержится признание усопшего в том, что это он заказал убийство вице-губернатора Игоря Ветрова.

     В качестве свидетелей были опрошены сотрудники Глазурьева. В частности, его юрист подтвердил, что покойный испытывал к Игорю Ветрову личную неприязнь, пытался осуществить рейдерский захват его бизнеса, а, когда потерпел неудачу,  принял решение подкараулить Ветрова и убить его, о чем неоднократно высказывался в приватных беседах. Осуществив убийство Игоря Ветрова, он пытался путем шантажа отобрать бизнес у сына покойного, Павла. Напуганный молодой человек был согласен все подписать. В день, когда судмедэкпсертиза зафиксировала смерть Глазурьева, он как раз должен был подъехать к Павлу Ветрову за подписанием этого договора. Нет, в употреблении наркотиков замечен не был…

     По подозрению в убийстве Игоря Ветрова  арестовали его водителя, который показал, что, действительно, убийство было подстроено с его помощью. Его подкупили – нет, не сам Глазурьев, конечно, а его секьюрити, которые и дали ему подробные инструкции, как он должен действовать. Пока Глазурьев был жив – он молчал, теперь же, после того, как заказчик сам во всем признался, считает неразумным отпираться. И пусть следствие учтет его чистосердечное признание и готовность сотрудничать со следствием.

     В качестве свидетелей опросили и сотрудников Павла Ветрова. Сам Павел, и его юрист, показали, что действительно были готовы подписать этот договор и ждали Глазурьева у себя в офисе в двенадцать часов. Их встреча состоялась в переговорной. Однако Глазурьев представил им совсем другой договор – о намерении передать свой бизнес Ветрову Павлу, который они, в итоге, и подписали. Разумеется, их  удивило это неожиданное решение Глазурьева. Нет, ничего странного в его поведении они не заметили.

     Поскольку у покойника не было никого в целом свете – организацию его похорон любезно взял на себя Павел Ветров.

     Когда же он появился в офисе Глазурьева – в черном костюме, в сопровождении своих телохранителей, сотрудники последнего расступались перед ним, трепеща от почти суеверного страха. Разумеется, никто не верил в официальную версию о том, что Глазурьев по доброй воле передал собственный бизнес сыну своего врага и конкурента, да еще и покончил собой. Но – все предпочли промолчать и как можно приветливее встретить нового хозяина. Он внушал им почти религиозный трепет – еще бы, такой молоденький, а смог проглотить самого Глазурьева, великого и ужасного.

 

 

                                    

 

 

                                      Действие 77.

 

   Марьяна и Артем, держась за руки, поднялись по пыльной темной лестнице до самого верха, остановились перед железной дверью мансарды. Как обычно, дверь, в ожидании  посетителей, была не заперта. В прихожей горел свет. На вешалках висели  пуховики и куртки. Артем помог своей спутнице раздеться, тоже скинул свою куртку, взглянул в зеркало: высокий, хорошо одетый   мужчина, в темных волосах сверкает седина, на лбу скорбная складка, его спутница – худенькая, какая-то прозрачная, с одухотворенным лицом и огромными черными глазами.

     Из мастерской доносились голоса литераторов, смех.

     Марьяна и Артем вошли. Их появление вызвало бурю эмоций:

     - Боже, кого мы видим!

     - Мы думали, вы уже не забредете к нам!

     - Куда вы пропали?

     - Заработались, что ли?

     - Воевали.

     - В смысле?

     - В прямом.  На Донбассе.

     - Да ладно! И ты, Марьяна?..

     - И я.

     - Да как же – ты же в магазин выйти боялась!

     - Да вот так… Когда посчитала, что это надо – пришлось калаша в руки взять.

     - Вот уж от кого не ожидали…

     - Ну и зря! – заявил вдруг Гоша Молотков. – Мы, литераторы, должны быть над политикой, над войной, вообще над всем. Мы должны быть, как сторонние и независимые наблюдатели.

     - А как же – «поэтом можешь ты не быть, а гражданином быть обязан?» - возразил Артем.

     - Все понятно, - подытожил Сергей. – Сам на политике помешан, и нашу леди сюрреализма в нее втянул.

     - Честно, не втягивал! – улыбнулся Артем. – Она сама втянулась.

     - А как же не втянуться? – тряхнув кудрями, возразила Марьяна. – Муж и жена – одна сатана!

     - Как – муж и жена? Так вас поздравить можно?

     - Можно.

     - Ну и ну! Поздравляем! Ну, ребята, вы даете!

     - А у вас что нового? – спросила Марьяна, оглядывая  лица собратьев по перу, такие знакомые, и такие как бы ставшие чужими – все-таки столько не виделись, и столько всего произошло за это время…

     - Да что?.. Сергей вот книгу новую выпускает.

     - О чем?

     - Ироничная проза, как обычно. Мы в политику не лезем. Да и другим не советуем. Так ведь можно и читателя потерять. Ну, к примеру, вы стоите на стороне коммунистов, и это видно по вашим произведениям, и теряете тем самым либералов. И наоборот.

     - Не согласен, - возразил Артем. – Автор должен четко обозначать свою гражданскую позицию. А иначе получается развлекательная литература, искусство ради искусства. А дар слова дается не для того, чтобы развлекать, а для того, чтобы бороться.

     - С чем же, например, бороться? – иронично спросил Молотков.

     - Со злом, - пожал плечами Артем. – Все просто. Есть добро - и есть зло. На чьей ты стороне? Сделай выбор, только и всего. Если добро, то и служи ему, чем можешь, чем тебя Бог наделил.

     - На служении добру много не заработаешь, - возразила Оксана Петровна. – И вообще, я придерживаюсь того мнения, что талант дан человеку не для какой-то там борьбы, а для того, чтобы этим своим талантом – своим даром – денег заработать.

     - Давайте каждый останется при своем, - нахмурился Артем.

     - Давайте! Будете читать что-нибудь?

     - Я буду. 

. Марьяна, волнуясь, достала из сумочки свернутую рукопись.

     - Ребят, это повесть. Эпиграф:

     «Вся наша жизнь – театр.

       А люди в нем – актеры.

       А зрители – они на небесах.

       Вот только не помогут нам суфлеры,

     А за нескладно сыгранные роли –

     На небесах ответ держать.

     Небесный зритель судит очень строго,

     И если ты сфальшивил хоть немного,

     То может он жестоко наказать».

     …Выйдя со студии, Артем и Марьяна медленно пошли вдоль набережной. Тихо падал снег.

     - Не поняли тебя, - нарушил молчание Артем.

     - Да. Они живут в другом мире. У нас с тобой столько всего произошло, а у них все то же – те же разговоры, те же бесконечные обсуждения, что бы написать, чтобы деньги заработать, да кому продаться, чтобы издаться… Они не живут, они прячутся от всего, замкнулись в своем творческом мирке, потому и не знают, о чем писать. И потому они неинтересны.

 

                                           

    

    

                                                          Эпилог.

 

     Прощайте, уважаемая публика! Комедия окончена…  Кто-то на авансцене жизни играл в политику, кто-то – в бизнес, кто-то – в творчество, а кто-то – в любовь. А кто-то не играл, а жил  по-настоящему.

     Играть можно во все… Главное  –  не заиграться, и помнить о том, что в зале за нашей игрой внимательно и придирчиво наблюдает зритель, который по окончании спектакля или освищет, или наградит.  

     Медленно задвигается тяжелый занавес…  Fenita la komedia.